Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

Анна была уверена, что после всех вечерних событий не сможет уснуть. Но едва освободилась от корсета, набросила сорочку, сон тут же и сморил её. Пробуждение было тяжелым: немедленно в голову набежали тревожные мысли – как там Яков, удалось ли ему хоть немного поспать сегодня ночью, отыскался ли Коля, что там с Евгенией Арнольдовной, не появилось ли каких новых версий у следствия. Анна с трудом поднялась, села на пуф возле зеркала и, взяв щетку, медленно стала расчесывать запутавшиеся за ночь локоны. Монотонные движения немного её успокоили, и она положила себе не нервничать, пока не узнает всего, что произошло, пока она спала. Знакомый холодок тронул локончики у виска. Она, вздрогнув, подняла глаза – в глубине зеркала покачивался полупрозрачный дух Надежды. Горло сжали ледяные клещи. - Что ты хочешь? Скажи, кто убил тебя! – кое-как прохрипела Анна, хватаясь за горло. Надежда подняла руку и резко опустила её. С книжной полки вывалилась потрепанная книжица и, раскрывшись, упала на пол. Анна подняла книгу и прочла сверху открывшейся странички: «Что мягче пуха? – Сердце матери. Что твёрже камня? – Сердце матери». После шла иллюстрация, изображавшая женщину в греческой тунике, заслоняющую маленького ребенка, от летящих с неба смертоносных молний. На второй страничке была ещё одна картинка. На ней эта женщина уже лежала мёртвой, а рядом стоял рыдающий мальчик. Живой и невредимый. - Что это значит? – обернулась Анна, но никакого духа не было и в помине. Она задумчиво отложила книгу, силясь понять, что имела в виду Надежда, показав ей эти слова и эти картинки. Так ничего и не придумав, заплела косу, а после облачилась в платье. В этот момент в двери постучали. - Аннушка, как ты? – мама ворвалась к ней обеспокоенная, под глазами залегли тени. - Спасибо, мама, со мной всё хорошо. - А я просто глаз не сомкнула, и папа… - Что с ним? – тревожно воскликнула Анна, резко подавшись к ней. - Что-что… Тоже не спал. Ворочался, вставал, ложился опять, - Мария Тимофеевна прошлась по комнате, нервно ломая руки. - А ведь это для него очень вредно, такие переживания. Ах, ну вот зачем мы только поехали сюда. И дом весь в раздрае. Прибежала горничная, говорит, завтрак припоздает. Надо, наверное, пойти помочь Евгении. - Мама, я думаю, Евгения Арнольдовна… в общем, ты только не волнуйся, но она, возможно, под стражей. Мать круто обернулась к ней: - Что-о? То есть – как? Почему?! - Она призналась вчера в убийстве Надежды, - со вздохом подтвердила Анна. Мария Тимофеевна растерянно потопталась на месте, разводя руками: - О, боже, Женя?! Но… но этого не может быть…, - она метнулась к выходу. - Так, Анна, я пойду вниз, может, там нужна моя помощь Марье Алексеевне. - Я с тобой, мама, - вызвалась Анна. Вдвоем они вышли из комнаты. Внизу в столовой было малолюдно. Основная часть гостей уехала рано утром, остались самые близкие в надежде чем-нибудь помочь, ну или хотя бы выказать поддержку. В воздухе витало ощущение беды. Мария Тимофеевна, а за ней и Анна, раскланявшись с присутствующими, направились к сидевшей у окна Серебровой. - Марья Алексеевна, как вы? - спросила Анна. - Спасибо, Аннушка! – без улыбки откликнулась та. - Доброе утро, Мария Тимофеевна, хотя уж какое оно доброе… - Я слышала про Евгению, - понизив голос, сказала Миронова. – Не понимаю, как такое могло произойти. Но в любом случае я бы хотела помочь. Можете мною располагать в полной мере. - Благодарю вас, дорогая, вы очень добры, - кивнула та. - Но вроде сами справляемся. Я попросила Аришу распорядиться. Вот только завтрак припоздал нынче, ну вот так. - А как Сергей Евграфович? – нервно оглянулась Мария Тимофеевна. - Да не спускался ещё. Не мудрено после вчерашнего-то, - со вздохом отвечала Марья Алексеевна. – Так что он может даже не догадываться о произошедшем с Женечкой. Господи, что же она натворила, - подбородок её дрогнул, и, резко отвернувшись к окну, она прижала платок к губам. - Зачем… Будто Серж в первый раз блудил. - Марья Алексеевна, - склонилась к ней Анна, коснувшись руки, - вы не думайте о плохом. Я уверена: Евгения Арнольдовна совершенно не виновата. И скоро всё выяснится. - Спасибо вам, Анна, у вас очень доброе сердце. Но не утешайте меня, - Марья Алексеевна уже справилась с собой и, поднявшись с кресла, величественно выпрямилась. – Мы выдержим это испытание достойно. - Бабуля! – послышалось сзади. Анна обернулась: к ним подходил облаченный в небрежно наброшенный на плечи военный мундир молодой человек лет двадцати – сын Филимоновых. - Кирюша! Да когда же ты приехал? – всплеснула руками та. - Вчера ещё. Только сразу лег спать, - он склонился к руке бабушки, потом повернулся к Мироновым и щелкнул каблуками. – Честь имею, дамы. Мария Тимофеевна, Анна Викторовна, давно вас не видел. - Здравствуйте, Кирилл, - кивнула Мария Тимофеевна. – Вы так возмужали! Как служба? Говорят, делаете успехи. - Да какие там успехи? – махнул тот рукой. - При штабе нахожусь. Одно хорошо – могу отлучаться в родительский дом беспрепятственно. - Отчего же ты не появился вчера? – прищурилась Сереброва. - Ну, бабуля! Ну, пьян я был, - полушепотом отвечал Кирилл, скорчив умильную рожицу избалованного дитяти. – А матушка так не любит, когда я… подшофе. Вот я и сокрылся у себя, дабы не скандализовать общество. Анна пристально смотрела на него, и он, в конце концов, заметив это, тут же вздернул бровь, принял позу завзятого ловеласа: - Анна, а вам как бал? И фейерверк? Мои всегда устраивают нечто грандиозное. Жаль, что я не присутствовал при сем великолепии. - Неужели даже одним глазком не посмотрели? - Нет же! А, кстати, где maman? – спохватившись, огляделся он. - Что-то я её не вижу. Она же всегда на ногах ни свет ни заря. Да и позавтракать уже пора бы! Анна переглянулась с Марией Тимофеевной, и последняя, было, набрала в грудь воздуха, чтобы рассказать о случившемся. Но Сереброва, опередив её, поднялась и отвела Кирилла в сторону, где, видимо, и обсказала ему всё в подробностях о вчерашнем несчастье. Тот отшатнулся с возгласом, потом закрыл лицо руками. Марья Алексеевна утешающе гладила его по плечу. Анна продолжала наблюдать за ним, и Кирилл, видимо, почувствовал это. Он оторвал руки от лица и бросил на неё взгляд украдкой – в глазах была настороженность. - Анна, - послышалось сзади. Анна, вздрогнув, обернулась. - Папа! - она подошла, пристально вглядываясь в его лицо, и качнула головой. - Вижу, плохо спали. - Милый ты мой доктор, - приобнял её за плечи отец. - А ты как? - Было бы совсем хорошо, если бы не это ужасное несчастье, - сокрушенно вздохнула Анна, потом строго заявила. - Ну, вот что, папа, я как врач приказываю вам: как только это всё закончится, вы с мамой немедленно уезжаете в Кисловодск. Ну, или куда захотите. Ваше сердце настоятельно требует отдыха. Так что отложите свои дела, тем более, кажется, ничего срочного у вас нет. Вот и поезжайте. - Да как же ничего срочного. Вот, госпоже Филимоновой настоятельно требуется моя помощь как адвоката. - Ничего ей не потребуется, - отмахнулась Анна. - Она в этом убийстве невиновна. - Что значит невиновна? – откликнулся отец. - Твой Штольман ведь задержал её и допрашивал. - Ну, она ведь призналась, и что ему оставалось делать? - Да, что касается Штольмана. Я... вот что хотел, - замялся отец и сконфуженно покашлял. - Ты уж прости меня. - За что, папа? - нахмурилась Анна. - Я... с этим шкафом... подумал, бог знает, что. Заподозрил, что там... Неважно. - Папа, - ахнула Анна, - ты подумал, что я скрываю... - Ну... да, признаю, - обреченно развел отец руками и прищурился. - Но ведь... кто-то всё же там был? - Был, - кивнула Анна. - Коля. Сын управляющего. - К-кто...? - Папа, это мальчик. И теперь он пропал. Его напугала горничная, Лиза. - Ах, вот оно что! Да, вот, кстати, и наш доблестный полицейский со своей свитой, - кивнул отец куда-то за спину Анны. Она обернулась. Улыбка непроизвольно тронула её губы, она немедленно позабыла обо всём. - Виктор Иванович, - учтиво поклонился Штольман, подходя к ним. - Анна Викторовна, - он склонился к её руке с поцелуем. - Доброе утро, Яков Платоныч, - ответила ему Анна, потом сказала отцу. – Papa, мне необходимо поговорить с господином Штольманом об этом деле. Вы позволите? Отец нахмурился и неопределенно качнул головой. Анна предпочла воспринять это, как знак согласия и отошла в сторону. Штольман, поклонившись Миронову – за ней. - Вы совсем потеряли осмотрительность, Аня, - в его тихом голосе сквозила нежность. - Как вы? – поинтересовалась Анна. - Ничего нового? Коля не отыскался? Тот покачал головой. Серьезность её тона стерла улыбку с его губ. - Вы что-то узнали? - от расслабленной нежности не осталось и следа, и Анна ответила: - Яков Платоныч, вчера вечером здесь, в доме, было еще одно лицо, которое отсутствовало на празднике и ускользнуло от внимания вашей полицейской команды. - И что же это за лицо? - нахмурился Штольман. - Это Кирилл Филимонов, - Анна кивнула в ту сторону, где, свесив взлохмаченную голову, стоял сын хозяев дома и напряженно слушал то, что ему тихо говорила Марья Алексеевна. – Он приехал поздно, по его словам, в изрядном подпитии. И якобы, чтобы не огорчать родителей, поднялся в свою комнату и лёг спать. На бале его не было, и фейерверка он не видел. Кроме того… Анна не успела более ничего сказать: в этот момент в дверях появилась Ариадна и провозгласила: - Господа, стол накрыт, извольте разделить с нами завтрак. **************** За столом висело гнетущее молчание, прерываемое только позвякиванием столовых приборов и тихим перешептыванием трапезничавших. Штольман оказался сидящим наискосок от Анны, и взгляд его постоянно останавливался на ней. Она чувствовала тепло его глаз и отвечала ему. Подле Анны сидел мрачный и невыспавшийся Клюев, не склонный к беседам с кем бы то ни было нынешним утром. Ариадна, сидевшая во главе стола, бросала на него пристальные взоры, но тот словно бы этого не замечал. Один лишь Кирилл, хоть и был угрюм, но ел с ожесточенным аппетитом, непрестанно просил подлить вина. После завтрака все разбрелись по комнатам, кто-то вышел в сад, кто-то ушел в библиотеку. Клюев, переговорив со Штольманом, подошел к Анне. - Вынужден уехать теперь, Анна Викторовна. У меня сегодня неотложные дела. А вы... - Я останусь, Андрей Петрович. Весь дом в смятении, и здесь нужна наша с мамой помощь. А вы поезжайте, если нужно. И, - склонилась она к нему, - спасибо за то, что вчера проводили меня. - Я помог вам? - лицо его озарилось улыбкой. - Да, благодарю. А теперь позвольте попрощаться, - Анна протянула ему руку, которую тот пожал. - Я, пожалуй, уеду тихо, - воровато оглянулся тот. - Не люблю долгих проводов. Так что вы меня не выдавайте. Анна понимающе улыбнулась и кивнула. После развернулась и вскрикнула, едва не столкнувшись с неслышно подошедшим к ней сзади Штольманом. - Яков Платоныч, вы меня напугали, - тихо рассмеялась она. - Не хотел, простите, - наклонил тот голову с подчеркнутой вежливостью. - Вы сердиты на меня за что-то? - склонила она голову - в глазах сквозило лукавство. - Вы ошибаетесь, - покачал тот головой и невольно улыбнулся. - Яков Платоныч, Яков Платоныч. Я вас слишком хорошо знаю. А между тем, я хотела с вами поделиться важной информацией. Но если вам угодно преисполняться ревности, не смею вам мешать, - иронично подняла она брови. И не ошиблась. Всякий намёк на какую бы то, ни было ревность, исчез – перед ней вновь был собранный, как пружина, её сыщик, и она мысленно поздравила себя с верной тактикой, как можно привести в чувство её возлюбленного ревнивца. - Когда нас прервали перед завтраком, я хотела вам рассказать, что нынче утром ко мне приходила Надежда. И она…, - Анна закусила губу, потом, озарившись догадкой, воскликнула. - Ну, конечно! Яков Платоныч, мне кажется, я поняла, что именно она мне хотела сказать. - И что же? – поторопил её Штольман. Анна повела рукой, вспоминая: - Упала книга и раскрылась на страничке, где были такие строчки: «Что мягче пуха? – Сердце матери. Что тверже камня? – Сердце матери». И еще были две иллюстрации, на которых мать заслоняет своего ребенка от беды. - И что это означает? - Евгения Арнольдовна – мать! Она защищает сына! Штольман в сомнении покачал головой: - Как-то это выглядит… не слишком убедительно. Но в одном вы правы, я должен допросить этого юношу - Кирилла Филимонова. Он сделал еле заметный, совсем крошечный шажок к ней и, помолчав, сказал: - Как мне хочется говорить с вами не только о делах. После круто развернулся и ушел туда, где стоял Кирилл. Тот вскинул на подошедшего полицмейстера взгляд, в котором плеснулся испуг, немедленно сменившийся бравадой и вызовом. Они негромко о чем-то поговорили, потом Кирилл пожал плечами и удалился вслед за Штольманом. Анна проводила их взглядом, после решительно направилась к вошедшей сейчас в гостиную Ариадне.