Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

Анна сидела на софе, уронив руки на колени. Всё, произошедшее за последний час, настолько измотало, опустошило её, что она и двинуться не могла. Когда уводили Филимонова, Штольман от дверей вернулся к ней и с тревогой вгляделся в её бледное лицо, она в ответ лишь слабо взмахнула рукой: дескать, не беспокойтесь за меня, ступайте к своим делам. Он помедлил, после положил ладонь на её холодные, безвольно лежавшие на коленях пальцы, чуть пожал и ушел. Тошнота вдруг подступила к горлу, неизвестно, отчего именно. То ли от той чудовищной немыслимой обыденности смерти, которая оборвала две молодые жизни, и ничего более нельзя изменить. Никогда нельзя изменить. То ли от той мерзости жизни, что она увидела в быстро сменявшихся перед внутренним взором картинах, где была и плачущая, совсем юная девушка, почти девочка, которую грубо вертели чужие похотливые руки, где было и отвращение к себе, к телу своему, что уж давно не принадлежало обладательнице его, где было очерствение души и желание выместить ярость и злобу на этот проклятый мир, на эту искореженную жизнь на ни в чем не повинном мальчугане, который, - это было видно! – рос в любви, в ласке, и который расплачивался за то, что ей не досталось в полной мере этой любви, этой ласки, а потом ненависть и гнев, копившиеся в сердце стало можно изливать на мужа, который виновен был лишь в том, что так безоглядно влюбился, потерял голову от неё. Анне ужасно захотелось омыть слезами всё, что она ощущала сейчас внутри. И она была так благодарна, что её оставили, наконец, в покое, дали возможность побыть одной, развеять мрак от всего увиденного, прочувствованного, пережитого. Но недолго она оставалась в одиночестве. И в этом тоже чувствовалась трогательная забота: Яков Платоныч, видимо, распорядился, чтобы за ней присмотрели. И только она собралась всласть поплакать, двери распахнулись, и в гостиную вбежала Мария Тимофеевна. - Аннушка, девочка моя, да что же… как так! – Она опустилась перед Анной на колена, с болью вглядываясь в её глаза. - Я же ничего не знала, мне только что передали, что ты здесь! Тебе плохо? Она гладила холодные руки дочери и говорила, говорила: - Женечку... Евгению Арнольдовну совершенно оправдали! Но каков подлец этот Серж! Господи, что я говорю, ты и сама все знаешь! Как же досталось тебе, Аннушка. Как же мне хочется оградить тебя от всего этого. Анна попыталась улыбнуться в ответ на мамину заботу и желание защитить: улыбка вышла кривоватая, дрожащая, неловкая, и Мария Тимофеевна заторопилась: - Идем, идем отсюда, я провожу тебя в твою комнату. Полежишь, отдохнешь, а потом поедем домой, и всё станет хорошо. Увещевала она дочь прямо как маленькую. От этого снова к горлу подступал комок. Плакать при маме совсем не хотелось, совсем переполошится. Лучше она потом, после. когда останется одна. Анна, глубоко вздохнув, нехотя поднялась и покачнулась. В дверях возник Виктор Иванович и тоже бросился к ним. - Анна, опять всё то же...! - напористо начал он, но жена строго оборвала: - Виктор, не сейчас. Просто помоги проводить Аннушку наверх. Тот хмыкнул непримиримо, но, разглядев, что в лице у дочери не было ни кровиночки, крепко подхватил ту под руку и медленно повел к двери. Мария Тимофеевна шла следом. В комнате Анна опустилась на покрывало, мать развернула плед и укрыла её. Виктор Иванович стоял чуть поодаль и хмуро покусывал ус, потом, когда дочь устроилась, он мрачно заявил: - Нынче же вечером мы уедем. Достаточно с нас развлечений. Анна приподняла голову и слабо прошептала: - Папа, я бы хотела остаться. - Нет, мы..! – громыхнул Миронов, и вновь Мария Тимофеевна всплеснула руками: - Витя, ты же видишь, как она слаба! Придет в себя, тогда и уедем. Идём, - она буквально выпроводила его за дверь, сама оглянулась и быстро перекрестила дочь. Это было последнее, что видела Анна перед тем, как впасть в дремотное оцепенение. *************** Проспала она до самого вечера безо всяких сновидений и, резко пробудившись, медленно села на постели. К ней, по-видимому, заходили: возле кровати на маленьком столике стояла чашка чаю, уже остывшего сейчас, но она с удовольствием выпила его. Потом спустила ноги на ковер и подошла к зеркалу: волосы растрепались, платье измято, всё тело затекло. Она прошлась по комнате, разминая мышцы, потом дернула сонетку. Спустя несколько минут пришла молоденькая горничная. - Отдохнули, барышня? Как раз к ужину проснулись. Она захлопотала над Анной, приводя в порядок прическу и помогая переодеться. Потом, сделав книксен, так же быстро убежала. Анна еще раз посмотрела на себя в зеркало: вид отдохнувший, на щеках появился румянец, - удовлетворенно кивнула и отправилась вниз. В гостиной было малолюдно. У окна, отвернувшись от всех, стоял, понурив голову, Кирилл, держа в руках скорее по привычке, но такой не нужный сейчас бокал с шампанским. У камина расположились в креслах, о чем-то переговариваясь, Мария Тимофеевна и Виктор Иванович. При виде неё мама широко и облегченно улыбнулась и сделала движение к ней, но её опередила Сереброва: - Анна, наконец-то! Матушка твоя сказала, что ты отдыхаешь. Как ты теперь, дитя моё? - Благодарю, мне легче, - кивнула с искренней улыбкой Анна. – Я хорошо отдохнула. И за чай спасибо. - Сереброва прищурилась в недоумении, и Анна пояснила. – У постели чашка чая стояла. Принёс кто-то. - Женечка распорядилась, - кивнула та и прижала руки к груди. - Как же я благодарна тебе за всё, милая. - Да что я? Это наши полицейские вели следствие. - Э, нет, - прищурилась Марья Алексеевна. – Я уж всё знаю, от меня не скроешь. Женечку избавила от такой беды. Она ж, голубка моя, решила, что шалопай наш Надежду-то убил. И вот, кинулась защищать. А того не рассчитала, что душегуб может сызнова убить. Тьфу на него, - в сердцах сказала. - Экий негодяй! - Как Евгения Арнольдовна? – спросила Анна, чуть поморщившись сочувственно. - Держится, - качнула головой Сереброва. Как ни странно, в голосе её звучало некое подобие гордости за племянницу. Потом со вздохом пробормотала. – Что за напасть на наш дом свалилась… - Папа хотел уехать сегодня, но, - Анна взяла её за руку, - если я нужна, вы можете мною распоряжаться. Полностью. - Да полно, Аннушка! – замахала та руками. – Тебе и так досталось. Ты поезжай, поезжай. Только, - она внимательно вгляделась в лицо Анны, на котором, едва заметное, проскользнуло разочарование, - если уж сама захочешь тут побыть, я возражать не стану. Буду очень и очень рада. О, вот и хозяйка наша, - прервала она себя, и Анна обернулась, проследив за её взглядом. В дверях показалась Евгения Арнольдовна. Была она как всегда элегантна, голову держала высоко. Если бы не бледность, которую она постаралась скрыть румянами, ничто бы в её облике не напоминало о произошедшем. Она обвела присутствующих взглядом, задержалась на Анне и решительно двинулась к ней, протягивая руки навстречу. - Анна, я… я хотела сказать, спасибо вам. Анна, вы… вы такое сделали, что… Подбородок её чуть дрогнул, но она сдержалась и улыбнулась вымученно, потом отпустила руки Анны, которые пожимала, вкладывая в этот жест всю признательность, что не могла выразить словами. - О, а вот и наши герои, - негромко заметила Сереброва. У Анны заколотилось сердце. И, даже не оборачиваясь, она уже знала: в гостиной появился Яков Платонович. В этот момент скрипнули двери столовой, и лакей проговорил: - Ужин подан. Евгения Арнольдовна обратилась ко всем присутствующим безо всякой торжественности: - Давайте отужинаем, господа. Прошу вас. Сама она оперлась на руку сына, который подошел к ней и с нежностью необычайной заглянул в глаза матери. Она лишь кивнула коротко и нежно похлопала по его протянутой руке: дескать, ничего, ничего. Виктор Иванович бросил на Анну настороженный взгляд и вслед за женой направился в столовую. Анна же приблизилась к Штольману уже у дверей, намеренно чуть задержавшись. И получилось, что вошли они вместе. Он лишь успел шепнуть: - Рад видеть, что вам уже лучше. А она только молча улыбнулась в ответ, опираясь на предложенную им руку. *************** За ужином все старались говорить о чем угодно, лишь бы не касаться опасной темы. Филимонова в сопровождении полицейских уже отправили в арестантском возке в полицию, Штольман же с Коробейниковым остались отужинать, приняв настоятельную просьбу Евгении Арнольдовны. В столовую, чуть запоздав, прибежала Ариадна и, оценив обстановку, со вздохом уселась подле Коробейникова. Горевала она об отсутствии приличествующей её запросам компании недолго и по привычке стала щебетать и кокетничать с Антоном Андреевичем, тот охотно поддерживал её, был мил и обходителен, уж это он умел. Яков Платонович же находился так близко к ней, что она чувствовала тепло, исходившее от него. Как же ей всегда хорошо и спокойно рядом с ним. Она так сосредоточилась на своих ощущениях от его близости, что совершенно потеряла нить разговора и только почувствовав, что на неё все смотрят, очнулась: - Да? - Мы говорили о том, что нам стоит уехать после ужина, - повторила Мария Тимофеевна, настороженно глядя на них со Штольманом. – Мы и так уже злоупотребили гостеприимством дорогой Евгении Арнольдовны. - Я вам очень признательна, что вы остались на эти дни, - склонила голову Филимонова, в голосе её звучала неподдельная искренность. – Задерживать вас было бы с моей стороны верхом неблагодарности. - Но может быть я нужна здесь, мама? – Анна перевела взгляд на хозяйку дома, и та ласково улыбнулась в ответ. - Анна, мы всё же должны ехать, - не глядя на неё, заявил отец, крутя в пальцах тонконогий бокал. – Ты утомлена. У меня довольно дел запланировано на завтра. Так что… Штольман чуть кашлянул и сообщил Филимоновой: - Мы тоже вас покинем. Следственные действия завершены. Кроме одного дела: вашей сбежавшей с украшениями служанки… Лизы. Но ориентировки по ней уже разосланы по всем постоялым дворам, вокзалам, почтовым станциям. Так что не думаю, что она сможет скрываться долго. При этих его словах сердце у Анны упало, она быстро наклонила голову к тарелке и, вцепившись в бокал с лимонадом, выпила одним духом почти половину – только чтобы не показать присутствующим своего разочарования. Но, похоже, не всех за столом ей удалось обмануть. Она вдруг заметила, как пристально на неё смотрит Марья Алексеевна, от которой не укрылось её разочарование планами её родных. - Может, вы останетесь? Да и куда спешить? Нынче поздно уже, - негромко предложила Сереброва, пожимая плечами. - А завтра можно и уехать. Сегодня поиграем в карты, послушаем музыку. Оставайтесь, Виктор Иванович. Уж больно тягостно на душе. Мария Тимофеевна встрепенулась: - А и вправду, Виктор! Стоит поддержать наших друзей. А завтра с утра пораньше встанем и отправимся в путь посветлу. - Ну… как скажешь, - сдался Миронов, бросив на неё короткий взгляд. Мария Тимофеевна засияла в ответ и кивнула своей приятельнице, которая тоже облегченно разулыбалась. - А вы как, Яков Платоныч? Антон Андреич? – прищурившись, обратилась к ним Сереброва. – Составите партию в карты? - Я с удовольствием сыграл бы в шахматы, если позволите, - с охотой вызвался Коробейников. Виктор Иванович кивнул ему, принимая предложение. - А вы что скажете? – обратилась она к Штольману. – Распишем по маленькой? - Увы, я пас. В карты совсем не играю, - с сожалением отвечал Штольман. - Что так? - изумилась Марья Алексеевна. - Так уж сложилось. И он обменялся короткими взглядами с Анной. - Неужели не расскажете? - не отставала Сереброва. - Думаю, была какая-то романтическая история, связанная с этим. - Нет, я вас разочарую: всё прозаично. Просто однажды сыграл очень важную игру, на кону которой была жизнь и смерть. После этого гневить судьбу не желаю. - Но тогда выиграли? - Тогда - да, - усмехнулся он. Анна посматривала на него сбоку, прошлое проступало в её голове сквозь дымку прошедших лет. Похищение. Маленькая избушка в лесной глуши. Нежинская. Счастливое появление Штольмана. Крепкие его руки. Биение его сердца так близко и так слаженно с её сердцем... А она снова тогда разобиделась на него, глупая девчонка. Хоть и видела, что бросился он именно к ней и сжал так крепко, что она задохнулась. К ней кинулся. Не к Нине. А ей почему-то этого было мало. Хотя куда уж больше: он так явно дал понять, кого спасал в первую очередь, о ком тревожился, из-за кого пошел на такой страшный риск - и выиграл. Выиграл их жизни. Это она потом уже узнала подробности, когда он прислал записочку, а после и сам пришел, в тайне от её родителей, к ней на свидание. Совершенно настоящее свидание! И они шли рядом в отдаленном уголке парка. Она держала его под руку, прижимаясь к его теплому и крепкому плечу. И он так ей улыбался, так улыбался. А её вдруг понесло в рассуждения о том, что она узнала про историю с карточным долгом. Ну и, конечно, невольно опять обидела его. Он вдруг решил, что она может усомниться в его честности. Ах, знать бы ей тогда, что их разделят, разведут на долгие годы обстоятельства - непреодолимые, невозможные. Не ценила каждую минуту, что он был рядом. Глупая, глупая девчонка. Штольман будто понял, о чем она сейчас думает, пристально и без улыбки глянул в глаза, задержал взгляд чуть дольше, чем следовало. В этот момент демонстративно кашлянул Виктор Иванович, и он с усилием отвел глаза. Анна тоже очнулась от наваждения и прислушалась к разговору за столом. - Антон Андреич, ну уж вы-то потешите нас сыщицкими историями? - не унималась Сереброва, переключившись на Коробейникова. - Думаю, у вас немало их скопилось за годы службы. - Многое рассказать не имею права, - солидно кивнул тот, - но пару занимательных приключений могу припомнить. - Вот и славно! А Анна нам сыграет. Ариша, покажешь ноты, какие привезла, из новых. Сереброва удовлетворенно потерла ладони и распорядилась: - Голубчик, вели кофе подавать в гостиную.