Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

Олимпиада Тимофеевна тяжело вздохнула, отвлекаясь от мыслей, и спохватилась: там же племянницы её ждут. Хотя... Ничего, подождут. Она не спеша положила в ридикюль носовой платочек, сунула туда же склянку с нюхательной солью, оглядела себя придирчиво в зеркале, поправила причёску, сняла невидимую соринку с рукава и лишь после этого степенно вышла из комнаты. Внизу же её никто, как оказалось, не ожидал. Экономка невозмутимо сообщила, что лента на выходной шляпке Олимпиады Тимофеевны совсем отпоролась, и сейчас горничная занималась её починкой. Кроме того на пальто обнаружилось пятно, да к тому же на самом видном месте. Никак нельзя с таким пятном выходить. А чтобы все в порядок привести, время требуется. Барышни потому и не стали дожидаться тётушку. Анна Викторовна еще и какого-то пациента собиралась по пути навестить. В общем, барышни прощения просили, что не дождались тётушку. Олимпиаде Тимофеевне померещилось некое злорадство в тоне Домны, но как ни искала, на лице той никакого подтверждения своим подозрениям она не заметила. Хотела отчитать, как следует, экономку, но отчего-то не стала. Махнула рукой и велела тёплый плед подать да чаю на террасу. В Затонск она собиралась быстро и второго пальто с собой не захватила. Да и шляпка для выхода в город была тоже одна. Хотела здесь обновки справить, да всё не собралась. День разгулялся на диво, и Липа уютно устроилась на открытой террасе, завернувшись в плед и снова погружаясь в мысли. Ничего-то из её планов на пребывание в доме сестры пока не выходило. Да и Маша настоятельно просила особо не вмешиваться в дела домашние. Прислуга, дескать свое дело хорошо знает. Впрочем так всё и выходило. Экономка только кивала в ответ на все распоряжения Липы, но делала всё по своему усмотрению. Хотя, положа руку на сердце, строжилась Липа только для острастки: чтобы знала прислуга, кто в отсутствие Мироновых отныне хозяин в доме. Хозяйка, так правильнее. Она впервые была здесь в отсутствие хозяев, потому с затаенным любопытством осматривалась в особняке и в очередной раз дивилась, как всё у Машеньки устроено ладно да разумно. И откуда только взялось у сестры эдакое умение. Была Машенька любимицей у батюшки. Уж так баловал тот свою крошку. Младшенькая, да к тому же умница и красавица. Липа соперничать с нею в этих вещах не могла. Но зато всегда уверена была, что уж, как хозяйка, она на голову превосходит младшую сестрицу. Куда уж Маше до неё! Родительский дом, где она долгие годы была полноправной хозяйкой, казался ей верхом хозяйственности и удобства. Маша же как замуж вышла, так и уехала за своим мужем в небольшой провинциальный городок, там они поселились в прелестном особняке в живописном месте и стали обустраивать свою жизнь. Приходилось признать: сестра со временем весьма в том преуспела. Наезжая частенько в Затонск, Липа диву давалась, что Маша вела дом с неизвестно откуда взявшимся умением и сноровкой. Конечно, с деньгами-то любой дурак справится с домом-то, рассуждала Липа. Хотя в тайне понимала: зять, конечно, хороший адвокат, и доход у семейства Мироновых есть и весьма неплохой. Но не шикуют уж слишком, не богачи какие несусветные. Признать же за Машей, что она и в этом её превзошла, Липа никак не могла. А всё же мечтала в глубине души, что когда-нибудь сестра признает, наконец, за ней старшинство. И вот её звездный час настал. Только что-то никак не получалось взять управление домом в свои руки. Экономка её, так выходило, никуда не допускала. Причем так ловко это делала, что и придраться к ней было нельзя. С присмотром за племянницей и вовсе всё было не так, как ожидалось. Нюша... то есть Аннушка всё пропадала целыми днями невесть где. Уходила в свою больницу ни свет ни заря, возвращалась, когда вздумается. Иногда уж такая уставшая являлась - лица на ней не было, вот как давеча. Танюшка еле довела ту до комнаты. Пришлось даже распорядиться приготовить укрепляющий отвар. Экономка тоже встревожилась состоянием барышни, потому молча выслушала распоряжения Олимпиады и сделала отвар по её проверенному рецепту. Всё собиралась Липа побеседовать строго с племянницей, внушение сделать, да не было подходящего момента. Хорошо, что с Таней Аннушка сразу сдружилась. Вот и сегодня отправились прогуляться. Жаль, что её не дождались, ну да ладно. Надо девочкам и самим посплетничать о своём девичьем, к примеру, о кавалерах. Липа же и в отношении Танюшки виды имела: присмотреться, как воспитана, да может дать ей какие полезные советы, но та только радовала. Послушна, спокойна, да рукодельница какая. Эдак ловко вчера платочек для тётки вышила - любо-дорого. И на прогулках сопровождала Олимпиаду, молча выслушивая тёткины рассуждения, и только кивала с почтительной улыбкой. Была еще мысль найти хорошего жениха Танюше. Вот её мать бы обрадовалась. Но пока что-то на ум Липе ничего не приходило, как это сделать. Всё же надо Аннушку попросить. Вон сколько приносят карточек. Явно там и билеты, и приглашения на балы да вечера в здешнем обществе. Нет, решительно тряхнула головой тётка, довольно домом заниматься, нужно и племянницам внимание уделить. Дом она, так и быть, оставит экономке. Липа задумчиво тянула чай, грея руки о чашку, изящную, тонкостенную, украшенную тонкой росписью из сплетенных зеленых веточек. Вот любит Маша красивые вещи, не отнять у неё этого. Мимо по лужайке прошёл садовник, таща за собой корзину и лопату. Липа проводила его взглядом и деловито нахмурилась: непременно надо проследить, что там этот кулёма делать собрался. Велела вчера ему два розовых куста пересадить в более светлое место, надо глянуть, исполнил ли. Она поднялась с места и замерла, прищурившись. На тропинке, ведущей от ворот, появился незнакомый господин в светло-сером летнем пальто, цилиндре в тон, и направился прямиком к особняку. Олимпиада Тимофеевна быстро оправила плед, выпрямилась и в ожидании сложила руки на животе. Господин сей чуть запнулся, увидев её, но тут же расцвёл в улыбке и взбежал на крыльцо: - Доброго дня, сударыня. Прошу прощения за вторжение. Разрешите представиться, - снял он цилиндр и коротко поклонился, - Клюев, Андрей Петрович, сосед ваш. Ну, вернее, семейства Мироновых. - Это в княжеском доме проживаете? - округлила глаза тётя Липа и со сладчайшей улыбкой представилась. - А я - Олимпиада Тимофеевна, сестра госпожи Мироновой, хозяйки этого дома. Вот, приехала присмотреть за хозяйством. А вы к ним направлялись? Напрасно прогулялись. Хозяева на днях отбыли на воды в Кисловодск. С месяц будут в отсутствии. - И Анна Викторовна? - улыбка слетела с лица гостя, а в голосе прозвучало едва скрытое разочарование. - Нет, барышня осталась дома. А вы с ней знакомы? - глаза тёти Липы цепко пробежались по гостю, подмечая и элегантный вид, и приятную на её взгляд внешность. - Да, я знаком с семейством Мироновых очень хорошо, - сосед снова заулыбался. - Вот, давно не навещал. Был в отъезде. Значит, уехали господа?. - Уехали, - подтвердила Липа. - А вы, ежели что, заходите по-соседски с визитом. Вечерами мы дома. - Благодарю за приглашение. Непременно им воспользуюсь, - вновь раскланялся Клюев и развел руками. - Что же, не буду отвлекать вас. Всего наилучшего! Он отсалютовал тростью и, развернувшись, устремился к воротам. Олимпиада смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом, потом спохватилась: надо всё же посмотреть, что там садовник собрался сделать. ************ Взобравшись в коляску и подождав, пока полицейский устроится рядом с извозчиком спиной к ним, Анна велела ехать к особняку Елеонской. Потом осторожно вытащила из мешочка металлическую коробку и, бросая опасливые взгляды на спины сидевших на облучке, вынула из петли гвоздик, откинула скобу и подняла жалобно скрипнувшую крышку. В ящичке лежала изрядная стопка мятых засаленных денежных купюр. На дне были рассыпаны мелкие монеты. Таня расширившимися глазами смотрела в ящик, потом подняла восхищенный взгляд на сестру. - Ведь и впрямь клад, - шепнула она с восторгом. - Но откуда… - Во сне увидела, - уклончиво ответила та, потом закрыла крышку и засунула коробку обратно в мешочек. - И что теперь? - А вот что. Ты помнишь, мы ездили на днях с тобой в слободку? – тихо спросила Анна. - Конечно! – оживленно кивнула Таня. – Там еще тот полицейский… Антон Андреевич у воришки мою сумочку отнял. - Глаза её при этом воспоминании мечтательно затуманились, хотя по сути ничего романтического в этом происшествии с неудавшимся ограблением, на взгляд Анны, не было. - А… да. Так вот. Там проживает одна девушка, - Анна чуть замялась, потом тряхнула головой и решительно сказала. - В беде она. Ребеночка ждет. А отец… в общем, он погиб недавно, и эта девушка совсем одна осталась. Эти деньги… - …нужно отдать ей! – шепотом воскликнула Таня. - Согласна, – кивнула Анна. - Может, прямо сейчас к ней съездить? - С таким-то кортежем? – скептически кивнула Анна. – Нет уж. Представляю, что Яков Платонович мне выскажет, - пробормотала она про себя, потом заговорщически прошептала. - Я постараюсь как-нибудь ускользнуть из-под надзора и… - Мы, - перебила её Таня и, взяв её за руку, продолжила. – Мы вместе ускользнем и вместе сходим туда. Пожалуйста. Анна в сомнении качнула головой, потом нехотя кивнула, соглашаясь. Они уже повернули к особняку графини Елеонской, как тут невдалеке показалась коляска, едущая им навстречу. В ней сидела, понурившись, Софья в темном облачении. Анна велела кучеру остановиться, встречная коляска также встала напротив них. Софья была настолько погружена в свои мысли, что не сразу поняла, что уже никуда не едет, пока её не окликнули. Она ахнула и буквально выпорхнула навстречу к Анне, та протянула к ней руки, они обнялись. Софья выглядела совсем больной, глаза припухли от пролитых слёз, а черный цвет платья делал цвет лица мраморно-белым. - Анна, вы простите, я не воспользовалась вашим приглашением приехать к вам после... того..., - прижала она ладони к груди. - Просто не смогла и шагу сделать. Вот сегодня решилась выбраться из дома, вас навестить. - Ну вот, а мы опередили, - улыбнулась Анна и повернулась к спустившейся из коляски Тане. Софья с невольным любопытством посмотрела на новое для неё лицо, а Анна представила свою спутницу: - Это моя кузина Татьяна. Приехала к нам с тётушкой погостить. Мне так хотелось вас познакомить. - И продолжила с уверенностью. - Вам ни за что нельзя оставаться одной в такое трудное время. - Анна много о вас рассказывала и только хорошее. Так что мне не терпелось с вами познакомиться, - оживленно заговорила Таня. И Софья, невольно заражаясь её добродушием, наконец, смогла улыбнуться в ответ. Улыбка вышла робкой и слабой, но Анна с тайным удовольствием видела, как начинает оживать эта несчастная девушка. - Может быть, мы вернемся и выпьем чаю, раз уж вы ко мне всё равно собирались? – предложила Софья. – Мне так хочется вас отблагодарить за вашу доброту. – Потом, увидев сидевшего в коляске и наблюдавшего за ними полицейского, тихо поинтересовалась. – А вы, я смотрю, тоже под охраной? Анна с иронической улыбкой пожала плечами. - Господин Штольман, - произнесла она, комично округлив глаза, и вышло у неё это так забавно, что сначала Таня прыснула в ответ, а потом и Софья заулыбалась. По дороге Софья тихо рассказывала, что произошло в доме после отъезда Анны. Господин полицмейстер, видя её состояние, допросы отложил на потом и только спросил, не желает ли она уехать в дом Мироновых. Но она к тому моменту едва держалась на ногах и просто не в силах была куда-либо двинуться. Тогда господин Штольман распорядился оставить усиленную охрану в особняке до утра. Хотя она была настолько оглушена случившимся, что не испытывала даже никакого страха оставаться в этом доме. Андрей Юрьевич, видя такое её состояние, вызвался задержаться до утра, чтобы её охранять. Но тут выступила вперед экономка графини, Клодет (по странной прихоти графини Елеонской вся прислуга в доме получала французские имена. Клодет была в миру Клавдией, Соланж - Серафимой, Виолет - Валентиной, Фелиси - Фёклой). Сурово поджимая губы и бросая непримиримые взгляды на Панкратова, экономка заявила, что не дело это – холостому мужчине в доме быть. И так достанет пересудов от всего случившегося. Уж пусть как хотят господа, но раз нет никого, кто бы позаботился о сироте, это сделает она. Анна слушала невеселый рассказ девушки, а сама размышляла, что, похоже, экономка поняла, кто теперь хозяйка в доме, и со всем рвением будет отныне оберегать Софью. Что и подтвердилось дальнейшим рассказом. Клодет потом препроводила девушку в её комнату и велела горничной Фелиси спать рядом с дверью в спальню. Потом чаю принесла, Софья только выпила и сразу же провалилась в сон. Они подъехали к особняку, поднялись на крыльцо. Анна велела сопровождавшему её полицейскому остаться снаружи, сама же прошла вслед за девушками в двери дома. ************ - Вы зайдите ко мне, Антон Андреич, - попросил Штольман, заглянув к нему после обеда. – Есть информация. Коробейников отложил бумаги, привел в порядок стол, стараясь не спешить. В груди ворохнулась неясная тревога. Хотя, может, Штольман и не по тому делу вызывает. Но Антон уверен был: по тому самому. Коричневый пакет всё еще лежал где-то в недрах сейфа начальника, ждал своего часа. Видимо, время пришло раскрыть, что же в нём. По привычке анализировать, строить версии Антон принялся, было, обдумывать, пытаясь предугадать, о чем может пойти речь, к чему готовиться. В голову лезли какие-то сумбурные мысли, и он, аккуратно сложив папки в несколько стопок, одернул жилет, надел сюртук и отправился в начальственный кабинет. Штольман сидел за столом и что-то писал. При появлении Антона перо отложил, а исписанный лист сунул в лежавшую тут же серую папку. - Присаживайтесь, Антон Андреич. Дело с отравительницей оформили? Тот кивнул. - Отлично. Нынче еду на доклад к губернатору. Вы принесите мне его. Тот поднялся, было, но Штольман остановил: - Это может обождать. Он поднялся из-за стола, пройдя к сейфу, вытащил тот самый пакет, уже вскрытый, водрузил его в центр стола и, потерев щеку ладонью, проговорил: - Вот, Антон Андреич, новые сведения на днях прибыли с нарочным. По нашему с вами делу. И принимает оно весьма серьезный оборот. Антон молча ждал, не сводя глаз со Штольмана, который, чуть набычившись, видно, обдумывал, как преподнести информацию. Наконец он заговорил, доставая один из листов, заполненный убористым почерком с бледными вензелями в верхней части. - То, что я сейчас скажу, является совершенно секретной информацией. Да-да, я знаю, что Вы предупреждены об особой осторожности и неразглашении сведений. Но не лишним будет всё же напомнить. Дело в том, что полковник Варфоломеев, кажется, нащупал нити, позволяющие определить, кто же является центром этой преступной сети. А именно: кто же является тем пресловутым Кромвелем, который, как вы помните, когда-то руководил всей той шпионской историей, произошедшей четыре года назад. Мало того этот же человек оказался косвенно замешан в крушении царского поезда тогда, в 88 году. Он же оказался причастен к организации "Народная воля". Он же является одним из влиятельных особ при дворе. Фамилия его вряд ли вам что-то скажет. Да это и неважно. Важно то, что измена проникла в такие слои нашей придворной элиты, что я… не берусь предсказать исход этого дела. Если победит партия, от имени которой действует Варфоломеев, тогда …тогда всё будет хорошо. Наверное. В противном же случае… В общем, я должен вас предупредить: игра становится смертельно опасной. Я влез в это дело, сами знаете, потому что опасность угрожает Анне Викторовне, - он чуть усмехнулся, - Ну и еще по своей давней привычке служить закону. Не терплю, когда закон этот подминают под свои личные цели, превращают его в то самое дышло. Так, это лирика, - прервал он сам себя. - Главное же вот что. Ваше участие в операции практически никому, кроме меня, да ещё Ульяшина, неизвестно. Сергей Фёдорович также действует секретно. Поэтому в случае провала всего дела и вы, и он сможете остаться незамешанными. Бумаги о вашем участии я уничтожу. Да в них и имен нет, только символы. Вы, надеюсь, доверяете мне? – пытливо глянул он на Коробейникова. Тот кивнул, напряженно кривя рот: - Всецело! - Что же. Далее. Вы со своей стороны обеспечьте охрану Анне Викторовне. Я также подключусь, но памятуя о том, что со мной случилось в прошлый раз, не могу ручаться, что меня не выведут из строя в самый ответственный момент. Но, не смотря на возможную мою…, - он не сказал «гибель», но Антон и так всё понял, сердце сильно защемило от той обыденности, с которой говорил о собственной смерти этот суровый сдержанный сильный человек. А Штольман продолжал, - в общем, не смотря ни на какие события, Анна Викторовна должна быть спасена, во что бы то ни стало. Иначе всё напрасно. - Яков Платонович... - Коробейников, только без древнегреческих трагедий, - поморщившись, поднял ладони Штольман. - Относитесь ко всему, как к обычной полицейской операции, во время которой возможны потери. Значит, что касается охраны Анны Викторовны. Сами знаете, барышня она своенравная и непоседливая, теперешней охраной своей тяготится, - при этих словах суровые черты лица сыщика дрогнули, он посветлел, мягкая усмешка тронула губы. Потом вновь посуровел. – Так что вы уж, Антон Андреич, не слишком доверяйте сознательности барышни Мироновой. Будьте начеку. Да и вам она больше будет доверять. Сказав это, Штольман отошел к окну и, заложив руки за спину на минуту, застыл. Потом, не оборачиваясь, глухо продолжил: - Я почему сейчас вам говорю всё это… Насторожила меня столь необычная откровенность полковника Варфоломеева. До сегодняшнего дня я обладал информацией частичной. Многое подразумевалось, но прямо сказано не было. Нынешняя же депеша настолько полно отражает данные, имеющиеся в распоряжении службы охраны государя, что…, - он обернулся и, понизив голос, закончил, - вывод мой следующий. Эта игра, в самом деле, финальная. После неё, может статься, не только царствующая фамилия рухнет, но и империя прекратит своё существование. Всё балансирует на таких чувствительных весах, что и песчинка может переломить весь ход истории. Мы с вами и есть эти самые песчинки. Таковы мои выводы, Коробейников.