Акварельно-красный

— А я сокровища нашёл, — улыбаясь, говорит Антон, щурясь и хватая Арсения за руку. — Пойдёшь? — Опять на чердак лазил? — Арсений тут же смотрит на друга, уже зная, что пойдёт без промедлений. Укрытые клочками бумаги стеклянные ёлочные шары и вправду выглядят, как сокровища. Антон тащит коробку ближе к крошечному окошку на чердаке, чтобы солнце попадало на его находку, заставляя стекло блестеть. — Красиво, — соглашается Арсений. — Теперь Новый год захотел! — А я ещё дня Ивана Купалы не дождался, какой Новый год? — Обычный и со сказкой. — Сказок в жизни не бывает, — смеётся Антон и прячет игрушки обратно на место. — Бывает, ты просто их ещё пока не встречал, — будто зная, о чём говорит, важно утверждает Арсений. — Разреши чуду быть. Антон разглядывает свой старый рисунок. Рука тянется исправить недочёты, линии слишком мягкие по контурам, слишком детские. Но одёргивает себя: на то это и детские рисунки. Даже несколько цветов есть, попытка в тени. Зарисовка, в которую он когда-то попытался вложить душу. Старый чердак в доме его дедушки. Он вспоминает моменты, разбирая рисунки. Невольно улыбка появляется на лице, доброй негой отдавая в груди. На чердаке было жарко и душно, но слишком интересно; особенно рядом с другом, которому можно показать все сокровища если не мира, то этого самого чердака. Арс верил в чудеса. А Антон, со временем, но поверил в сказки. Летние сказки. Сказки, которые так приятно вспоминать, перебирая и смакуя тёплые моменты. В руках – рисунок склонённых друг к другу деревьев. Антон помнит, очень хорошо помнит, почему захотел их нарисовать, сохранив на память. И он благодарен себе-подростку, что он делал всё это. — Здесь будет наша база, — заговорчески шепчет на ухо Арсению Антон. — Построим шалаш! — Зачем? — сонно спрашивает Арс, лениво и часто моргая, рукой по-детски стараясь потереть глаза. — Как это зачем? Понятно же! Для всего! — А, ну так понятнее, да… Арсений ещё полчаса недовольно бурчит и бормочет что-то о том, что Антон с ума сошёл. Прокрасться в его дом и разбудить в четыре утра для секретной вылазки – это только он так может. Злиться долго не получается, но для профилактики Арс обещает, что разбудит его в следующий раз тоже так рано для рыбалки. У Антона рюкзак на спине и гениальный план в голове. — Надо найти палки длинные, их заострить, ножи у меня с собой. Их вставить вот тут где-то… — Антон делает пару шагов, прикидывая на глаз. — Потом от деревьев протянуть до них покрывало. И вниз покрывало. И готово! К своим словам он достаёт ножи и те самые покрывала, неизвестно откуда взявшиеся в шкафу у бабушки. Арсений заинтересованно наблюдает за этим, одним глазом пытаясь доспать и досмотреть интересный сон про драконов, и слушает внимательно, будто что-то в силах запомнить. — Звучит просто, — резюмирует он и кивает сам себе. — Но почему в четыре утра, Тох? — Чтоб никто не смог нас выследить! — Но мы же будем и в течении дня сюда ходить, и возвращаться тоже, так что какая разница? — Ну и хрен с тобой! — фыркает Антон и начинает собирать всё добро обратно в рюкзак. — То ему не нравится, это ему нравится… Зануда. Иди, досыпай свой драгоценный сон. — Стой! Арс хватает Антона за руку и улыбается. Забирает покрывала и стелет одно на другое на траву. Кидает сверху рюкзак и, довольный, ложится сверху, используя рюкзак вместо подушки. — Ну и чего это ты? — Можно и здесь доспать. Ты хорошее место нашёл, Тох, правда. Мне нравится. Иди сюда. Неуверенно садясь рядом, Антон всё ещё дуется. В его голове мысль о постройке шалаша засела так давно и прочно, что, с трудом найдя подходящее место, где не будет слишком много высокой травы, где не будут проходить в лишний раз люди, ему хотелось воплотить мечту в жизнь здесь и сейчас. Он не спал всю ночь, ожидая, когда будет хоть немного прилично будить друга, дождался рассвета, собрал всё необходимое, а тот, отчего-то, но не понимал, как это важно. Видя, что друг улёгся на покрывала и закрыл глаза, Антон вздыхает и легонько тычет его в руку. Та сразу протягивается в его сторону. — Ложись ко мне, спать наверняка тоже хочешь, — говорит Арс, намекая взглядом на своё предплечье. — Обойдусь, — бросает Антон и отпихивает свою несостоявшуюся подушку. — И ничего я спать не хочу, с чего ты взял? — Хочешь, — улыбается парень. С закрытыми глазами на солнце щуриться не приходится, оно мягко ласкает теплом и согревает. Спираль от комаров горит совсем рядом. Рядом лес, рядом гомон птиц такой родной и приятный. Лёгкий утренний ветер проходится по коже мурашками. На прочной ткани – сухо, и как хорошо, что Арс постелил сразу два покрывала: роса гроздьями висит на траве. Срывая капли пальцами, Антон отчего-то ухмыляется. И рядом Арс. Уже настолько давно привычно рядом, что чувство спокойствия затапливает с головой. Мокрой ладонью Антон касается его запястья, надеясь вызвать негодование, но тот уже спит. — Арс? — тихо зовёт Шастун, проверяя. Тихое сопение в ответ. И от этого, почему-то, только спокойнее. Через минут десять Антон аккуратно достаёт из рюкзака под Арсом свой блокнот и карандаши. Стараясь не смотреть на друга, он зарисовывает деревья, уверенный, что это необходимо для разработки конструкции их будущего шалаша. Рисунок ему не нравится, он старается его перерисовать снова и снова, из-за чего тот в итоге становится слишком смазанным. Вздохнув, Антон переворачивает страницу. Глядя на пустой лист, он думает, что, может, его и стоит оставить таковым. Его почеркушки порой даже разобрать не могли, так зачем портить бумагу? Прикрыв глаза, Антон размышляет. Куда лучше настоящее. В настоящем Арс сопит под боком, в настоящем в конце поля угадывается аист, которому теперь надо загадывать желание. В настоящем воздух летний, пахучий, и шелест деревьев будто рассказывает сказки. И разве можно это передать на бумаге, когда он даже круги рисовать не умеет? — Вот ты спишь, а мне аисту за тебя желание загадывать, — шепчет Антон тихо, чтоб друга не разбудить. За Арса он желает, чтобы в школе не приставали, а за себя так и не придумывает. И закрывает глаза до конца. Вместо тьмы – картинки их общего лета. Великий лес, неровное поле и редкие цветы по нему, мелкие-мелкие облачка на небе и застрявшие в одежде травинки. И запаха не надо, и звука не надо, чтобы чувствовать радость от этих мыслей; и даже когда мысли плывут – чувства остаются. Он открывает глаза. В спину всё так же печёт из-за чёрной футболки, аист улетел куда-то, а под голыми пятками прохладная земля. Антон улыбается. И пусть весь мир ничего не поймёт – он сам запишет в рисунки свою жизнь. Белый лист преображается лёгкими линиями карандаша. Антон не хочет останавливаться, не хочет, это действительно важно. И он рисует. Рисует жучка, забравшегося на Арса, рисует по памяти аиста, рисунку которого загадывает: пусть его краски живут; рисует цветы и просто деревья. Рисует глаза, которые видят и понимают все его черты, каждый его не вполне удавшийся штрих. Он чувствует всё это, проводя легонько пальцами. Не кожей, но душой. Смеётся про себя. Глупо, наверное, выглядит. Но сейчас пять утра. Даже Арс – и тот спит. Мир вокруг оживает постепенно, будто лениво. Птицы поют всё громче, от солнца всё жарче. Хочется друга растормошить, пойти с ним играть, строить шалаш, есть землянику с кустов и бегать к озеру. Хочется жить и запоминать жизнь. Но вместо этого он вновь закрывает глаза и ложится на покрывала, подкладывая под голову всё так же призывно вытянутую руку Арсения. Стоит немного поспать, чтобы были силы жить эту жизнь. Будит его не Арс, как он предполагал – этот соня всё ещё гуляет у Морфея, – а забравшийся на его запястье муравей. За ним ещё один и ещё. Несколько муравьёв кружат по нему, щекочут, а Антон слишком долго просыпается, чтобы понять, что рядом подземный муравейник, жители которого пришли разбираться с новыми объектами на их территории. Парень встряхивает рукой, ещё раз и ещё, но те цепляются за волоски на ней и не спадают. Благо хоть, что не красные, а чёрные, с ними дела вести проще. Антон аккуратно другой рукой убирает насекомых и говорит им, что он – не еда. — А я бы тебя съел, — слышится сзади, и Антон оборачивается. Видит Арса с сонно-ленивой улыбкой и прищуренными глазами. — Ты же спишь. — Ты так активно барахтался рядом, что я проснулся. Боялся, что что-то пропускаю интересное, пока сплю, а ты тут всего лишь с мурашками развлекаешься. Антон фырчит и показывает язык, что кажется детским и ему самому, но ему весело это делать. Встаёт с места, тянется, наблюдая за копошением у муравейника совсем рядом. — Его надо залить чем-нибудь, — предлагает он и косится на Арса. — Может, просто в другом месте шалаш построим? — Так ты всё-таки его хочешь! — Ну да. Я тут как раз приснил парочку идей, как лучше сделать, а ещё вспомнил, что в нашем домике книжку видел про строительство. Можно поискать и взять за основу. — Ты какой-то… слишком серьёзный. — А как иначе, Тох? Как иначе? Арсений горделиво вздёргивает подбородок, будто считает себя самым умным. Антон не сомневается, что так оно и есть, поэтому спешит пощекотать его по открывшемуся горлу, чтоб не зазнавался. Тот отбивается, смеётся, пытается тоже как-то задеть и валит на траву. — Я сейчас скажу, глупость, наверное, — говорит Антон, глядя на нависающего над ним Арсения. — Это то самое? — наигранно удивившись, спрашивает Арс. — Что? — Антон не понимает искренне. — Хотел про мультик сказать. Смотрел же «Король лев»? У меня после него дикое желание как Сибма и Нала с горки скатиться. Сейчас вспомнил вдруг. — Чур я король, — тут же заявляет Арсений, тоже вдохновившись идеей, вставая с Антона и подавая ему руку. — Чур потом не целоваться, — смеётся Антон и вскакивает, не принимая помощь. — И без червяков, а то знаю я вас, королей. — Как без червяков? — восклицает Арс. — Как я рыбу ловить буду? — Короли не едят рыбу, — гнёт линию Шастун и еле сдерживает смех. — Так что обойдёшься. — Ладно, ладно, я понял, — сдаётся парень и поднимает руки ладонями вперёд. — Сдаюсь. Буду львицей. После чего Антон смеётся, наклоняясь к коленям, и не может избавиться от мысли об Арсе в виде строптивой львицы. Успокаивается, но тут же толкает друга в плечо, сразу убегая. Тот бежит за ним, выкрикнув что-то, и сон всё больше и больше сходит на нет. Обувь остается лежать у покрывал, трава всё ещё мокрая, от чего ноги теперь тоже, и земля под ними приятная. И если бы не огрубевшие за столько времени стопы, может, и больно было бы, но мелкие камушки и торчащие стебли травы уже не могут помешать. Антон знает, что Арс его не догонит, но бежит так быстро, как только может. Бежит кругами по полянке, обегая те самые редкие цветы, потому что пусть живут; проводит во время бега руками по кустарникам, радуясь вспархивающим птицам. Широко улыбается и смеётся, ведь Арс позади неустанно ворчит и ругается на него, но продолжает бежать за ним. Краски этого лета бегут вместе с ними. Антон придумывает дикий план, перестаёт бегать кругами и мчит к определённому месту. Добежав, резко останавливается и разворачивается, а Арсений ожидаемо врезается в него. Не сопротивляясь гравитации, Антон падает на спину, чувствуя ею, как в него вцепляется Арс, который, кажется, уже понял, что задумал друг. Они летят кубарем с невысокой горки, больно ударяясь о кочки, но смеются. Где-то их кусает крапива, ветки царапают руки и ноги, в голове мутнеет, но при этом исполняется маленькая мечта. Глупая мечта, на фоне которой боль уже и не такая страшная, и содранная кожа на локтях не беспокоит. — Мама меня убьёт, — растерянно говорит Арс, разглядывая самого себя со всех сторон. Одежда в грязи, волосы смешно взъерошены, тоже есть пара царапин. — А ты ко мне заходи, постираем тебя, — хихикает Антон, так и оставшись лежать на земле звездой, счастливо глядя в небо. Забрав рюкзак Антона, они приходят к его дому. Гуси взволнованно гогочут, всё ещё не привыкнув видеть Арсения, отчего Шастуну всегда смешно. Собаки подбегают к ним для обязательного обнюхивания и, как кажется, выражения недовольства, что снова гуляли без них. И ластятся, подпрыгивая к вытянутым рукам. Антон ведёт Арсения к бане через навес с курятником. Арс никогда не понимал инженерной логики его деда, который придумал это, а Антон даже не задумывался. Они проходят по дощатому мостику и заходят в предбанник. — Раздевайся, — произносит Шастун с невозмутимым лицом. — Что, прям здесь? — удивляется, тут же начиная озираться по сторонам, Арсений. — Ну можешь в саму баню зайти, но там тепло ещё с прошлой топки. Как хочешь. — Так душ же на улице… — В том-то и дело… Арсений непонимающе смотрит на Антона, Антон скучающе – на Арсения. Шастун просто не выспался и уже сам не понимает, что происходит, но ему особо и не интересно, а Попов ищет подтексты. Придумав что-то себе, проанализировав и хмыкнув, парень начинает раздеваться, всё ещё глядя в глаза другу. Стягивает майку, кинув её в пустой таз, берётся пальцами за резинку шорт. Чуть нахмурив брови, останавливается. — Ну и чего ты? — спрашивает Антон, не восхищённый зрелищем. — Вспомнил, что в душ не особо-то и хочу. — А шорты постирать? — А я не твой дед, чтоб в одних трусах потом по полю ходить! — И с чего ты взял, что на нём есть трусы, когда он там ходит? — Чего? Арс всё ещё ошарашен. По выражению его лица понятно, как он представляет Антонова деда, ходящего по огороду с косой в руках и без трусов, светя не только благородным блеском косы, но и чем похуже. — Я, пожалуй, больше к вам на грядки помогать не пойду, — бухтит Попов и снова хмурится. — Тогда и блинчики к бабушке есть не ходи, — тут же отвечает Антон, нагло улыбаясь. — Ну Антон! — Кто не работает, тот не ест! Обида и разочарование скользят по лицу юноши. Он выглядит таким презабавным сейчас, таким занятным, что даже хочется его нарисовать. Худые плечи с явной линией перехода загара у шеи, насупленное лицо с чуть вытянутыми губами и появившимися на лето веснушками. Такого только рисовать и задевать ещё больше. Антон запоминает этот момент и действительно рисует. Вот только делает он это ночью, когда они уже разошлись, и на краю листа маленькими штрихами, чтобы потом ему не казалось, что он выделил для Арса целую страницу. Потом, когда он вырастает, ему кажется, что в детстве Антон зря не посвятил Арсу целый альбом. Хотя… Все картинки лета на бумаге – все они пропитаны им. Антон пролистывает свои старые рисунки один за другим. Вспоминает, как они обливались водой из маленьких вёдер буквально целый день, потому что было жарко, как ловили шершней, которые повадились залетать в дом. Вспоминает, как нашли крохотных котят местной кошки. Котята были настолько маленькими, что глазки ещё не открылись, а пуповины всё ещё висели на некоторых. Через два дня котята исчезли, и парни надеялись, что кошка просто перепрятала их в более безопасное место. Рисунки этих котят в коробке до сих пор кажутся специально совсем неумелыми, будто Антону было страшно запечатлеть малышей, будто его рисунок мог что-то с ними сделать. На следующем листе рисунок двух собак, уложивших морды на его колени с двух сторон. Ещё был рисунок его деда в поле с косой и, как ни странно, в одежде – Антон заметил его во время небольшого дождика и решил запомнить. Рисунок бабушки, заваривающей чай из листьев малины и смородины, тоже был в альбоме. Рассматривая узнаваемые черты родных людей, Антон улыбается. Столько хорошего было на его даче, столько родного на этих картинках. Он перелистывает и видит красный. Весь лист заштрихован красным с проблесками жёлтого и оранжевого. Рисунок получился никудышным, это видно, посторонний человек и не понял бы, к чему такая схватка цветов на бумаге. Но Антон вспоминает сразу. — Арс! Не поверишь! — кричит уже на пороге в дом Шастун, стоя в дверях и нетерпеливо прыгая на месте. — Тох? — удивляется тот, выглядывая из комнаты. — Ты ж сам меня домой отправил, чтоб помочь своим с чем-то. Чего тебе? — Там люди приехали! С костром! — Костёр, думаю, они уже здесь развели, — вклинивается в разговор мать Арса с лёгкой улыбкой. — Я слышала от твоей бабушки, что сегодня должен народ подъехать, но до последнего считала это шуткой. — И в честь чего это? — не понимает Арсений. — День Ивана Купалы! — чуть ли не кричит Антон, хватая подошедшего друга за руку и вытягивая на улицу. — Дай хоть обуюсь! Антон выбегает с их двора и бежит к концу их крошечной деревни на девять домов. Там, на горке, возле креста, который поставил дед зачем-то, собралась небольшая толпа. Люди, которых он никогда не видел, в красивых нарядах и венках на головах. Краем сознания гадая, бежит ли за ним Арс, Антон вклинивается в толпу. Приезжие загадывают загадки, рассказывают легенды про праздник и читают тосты. Антон и Арсений знают все эти загадки наизусть, веселясь отвечать наперегонки, через шесть загадок словив запрет на участие. Им даже дают попробовать что-то хмельное и праздничное, взяв обещание, что они никому не расскажут. Парни очень серьёзно кивают и обещают, почему-то не замечая, что мать Арса и бабушка Антона тоже были здесь, ничего не имеющие против пары глотков. Ночью обещают костёр разжечь сильнее, а до тех пор принимаются рассказывать легенды и присказки. Антон всех их знает тоже и, не видя пока что ничего для себя интересного, отводит Арсения в сторону. — Это так здорово, — говорит он, разглядывая толпу. — Не спорю. А ещё очень красиво, — отвечает Арс, глядя в совсем другую сторону. Антон оборачивается. Сначала смотрит на Арса, на спуск с горы, на которой они стоят, а потом тут же поднимает взгляд в небо. — Вау, — только и может выдохнуть он, завороженно и восхищённо глядя на закат. Тёплые цвета красного разлились по небу со всполохами других цветов. Небо не закрывают верхушки деревьев, небо чистое и такое красивое, что Антон даже не замечает, как приоткрывает рот. Лишь слышит, как сзади него разговаривают и смеются люди, как потрескивает огонь. Чувствует запах дыма от сожённых сосновых брёвен и чувствует, как его осторожно за руку берёт Арсений. Это кажется правильно-подходящим, это кажется волшебным и таким же красивым, как всё вокруг. Акварельно-красный закат. Хочется запечатать этот момент навечно, возвращаясь к этим краскам жизни снова и снова. В сердце щемящее что-то, чему Антон не находит названий, потому что он может только чувствовать, а слова не нужны. Ему просто красиво. Ему просто тепло. Ему просто хорошо. До дрожи, до замирающей души – хорошо. — Арс, — тихо тянет Антон. — Чего ж мне так хорошо сейчас? — Это плохо разве? — Ты не понимаешь. Прям хорошо. Очень сильно хорошо. Арс улыбается и крепче сжимает его руку. Глаза от заката не отводит тоже. А Антону страшно становится: не бывает так хорошо ведь. И будто всё исчезнет, как только закат догорит. Сколько они так простояли, пока алое небо горело вместе с Антоном, он не знает. Но ничего с потемневшим небом не меняется. Небо некрасивым не бывает, Арс руку не отпускает, костёр позади, как и обещали те люди, разгорается сильнее. И всё ещё – хорошо и тепло. Их зовут обратно к костру. Говорят, что человек должен взять близкого человека за руку и прыгнуть через костёр. Антон смотрит на Арсения, с которым они руки расцепили, когда начали подходить к толпе, видит его неуверенный взгляд в свою сторону. Сам тянет ему руку, потому что ближе него никого нет. Тот её берёт и улыбается. Они разбегаются и прыгают. Дух у Антона захватывает, когда чувствует жар под собой, когда ноги касаются языков пламени. После них во все стороны – искры, и, кажется, это хороший знак, если Антон правильно помнит легенды. Арсений рядом выглядит довольным и тоже немного испуганным – обычно к кострам он близко не подходит, опасаясь огня, а сейчас прыгает вместе с ним. Знает, что Антон этого хотел безумно сильно. Темнеет после заката быстро. Самые яркие звёзды уже мерцают на небе, самые уставшие люди – расходятся по домам. Антон тоже собирается уйти от толпы, которая становилась всё пьянее, но не домой. — Идём со мной, — шепчет он на ухо Арсению, уводя в сторону дома. — Куда? — Хочешь ещё одну легенду этого дня? — Идём искать цветущий папоротник? — Лучше. Идём искать русалок. Арсений смотрит непонимающе, удивлённо, потому что таких сказок он не слышал. Антон ведёт его к озеру через свой участок, умудряясь не попасться на глаза бабушке, которая вернулась домой. Они идут в тишине, слушая гомон удаляющихся людей, кваканье лягушек и стрекотание сверчков. Даже вдали пахнет костром, даже вдали его просто видно: не зря расположились на горочке. Антону интересно, как скоро их пропажу заметят, но не особо волнуется по этому поводу. Им по пятнадцать, уже взрослые. Так, по крайней мере, он думает про себя, потому что за Арсом ещё нужен глаз да глаз. — Так понимаю, согласно этой легенде, этой ночью можно увидеть русалок? — спрашивает Арсений, когда они доходят до берега озера. Здесь прохладно и комаров тьма, а Антон уже начал раздеваться. — Только не говори, что полезешь в воду. — По легенде, — начал рассказывать Шастун, стягивая футболку, потянув её от воротника, — если голышом купаться в воде, то тебя может утянуть русалка. И самые смелые доказывали бесстрашие тем, что шли купаться. — Я о таком не слышал. — Очень редкая легенда, но мне дед об этом рассказывал! — И ты в это веришь? — Неважно, верю ли я, важно, что я доказываю своё бесстрашие! Хихикая и распаляясь, Антон стягивает трусы и с разбега входит в воду, пуская вокруг себя множество брызг. Вода прохладная, но ещё не совсем остывшая за день, тело сразу покрывается мурашками. Парень зовёт друга, который всё так же неуверенно стоит на берегу: — Давай сюда! Вода тёплая! А сам пытается скрыть лёгкую судорогу, схватившую ногу, потому что перед такими забегами надо давать телу привыкнуть к прохладе. Он видит, как Арс, помявшись ещё минуту, тоже начал стягивать одежду, бросая на траву возле одежды Антона, как входит в воду медленно. — Ой ну и врун же ты, Шастун! — кричит на него Арс, а Антон смеётся из-за этого даже слишком сильно. — И вообще, отвернись! — Зачем? — спрашивает Антон, подплывая ближе. — Плыви отсюда! — Куда? — снова спрашивает, смеясь только сильнее. — К русалкам! Арсений привыкает и идёт постепенно дальше, через минуту, задержав дыхание, окунаясь с головой. А Антона отчего-то пробивает. Он больше не смеётся и тоже ныряет. Вода мутная, тёмная, да и глаза открывать не хочется. Антон угадывает, где Арс, хватается за его плечи и притягивается ближе к нему, тут же случайно ударяясь лбами. Но от этого угадывать его место проще. Он тянется ниже и сталкивается. Попадает ровно в кончик носа своими губами, после чего целует в губы. Губы Арсения напряжены и сжаты с силой, парень начинает резко вырываться, и Антон его отпускает. — Что это было? — резко спрашивает он, когда оба выныривают вверх. — Не знаю. — Антон! — А что, с русалкой встретился? Арсений открывает рот, желая что-то сказать в ответ, но молчит. Погружается в воду до носа и смотрит на Антона из-под бровей, недовольно выпуская пузыри воздуха. Антон снова смеётся и, ложась на спину, плывёт в камыши. — Мальчики! — зовёт бабушка Антона, быстрым шагом подходя к берегу. — Вот вы где! Негодники, вы чего это тут устроили?! Почему я должна по всей деревне вас искать?! — Ну ба-а, — тянет Антон, сжимаясь. Он радуется, что заплыл в камыши и не видит, как злится бабушка. — Мы же не долго. — Быстро на берег! Антон и Арсений переглядываются, каждый из своего укрытия камышей – Арс тоже туда заплыл, как услышал крики. Обоим неловко друг перед другом, но перед бабушкой Антона пройтись без трусов – неловко вдвойне. — Может, мы позже подойдём? — пытается на пробу сказать Антон, но гнев бабушки чувствует издалека. — Не прям сильно позже, ты иди, а мы сразу за тобой! Бабушка открывает рот, чтобы что-то ответить, поругаться, но внезапно наступает на чьи-то шорты. Опускает взгляд и видит вместе с ними ещё и чьи-то трусы. Бабушка – человек простой, поэтому она смеётся. — Русалок ловите? — Как вы узнали? — удивляется Арсений, одним глазом выглядывая из-за камышей. — Генка эту байку нам всем рассказывал. Так, оборванцы! Чтоб через минуту были дома! — командирским тоном наставляет она и уходит, давая возможность смущённым и притихшим парням вылезти из воды, одеться и наперегонки рвануть по домам. Они молчат об этот друг с другом, потому что сразу чувствуют неловкость от мыслей. И Антон, вот честно, не ответит, из-за чего в тот вечер он смущался сильнее. И он просто об этом не думает. Просто бегает по двору и к лесу, забалтывая Арсения всякой чепухой, просто вспоминает костёр и закат, просто рисует русалок, которых никому не показывает. Ему даже почти кажется, что Арсений не думает обо всём этом тоже. — Выйду в поле утром с конём, — напевает Антон, коверкая слова песни на свой лад и запрыгивая Арсению на плечи. — Утром ясным тихо пойдём! — Почему ночь на утро ты поменял, а коня на меня нет? — обижается шутливо Попов, сбрасывая друга. — Потому что ничего менять не надо, — смеётся, тут же убегая на несколько шагов, Антон. — Я же был львицей! Арсений бежит за Антоном, тоже смеясь, пытается схватить его за край футболки, но тот слишком быстрый. Поле колосьями пшеницы шуршит под ногами, кузнечики будто тоже играют в догонялки, стрекоча совсем рядом, и цветочное лето живёт вместе с ними. Недостроенный шалаш в тайном месте встречает их под крышей из двух палок, они садятся на траву и дышат часто, переглядываясь. И никого рядом. И только лес близко шепчет старые легенды, которые Антон в больших количествах уже пересказал Арсению. И только желание вновь поискать русалок вместе. — Персидская больная бирюза – это как твой цвет глаз? — почему-то спрашивает Арсений, когда дыхание возвращается в норму. — Ты о чём? — Ну вот в песне так про глаза. А ты, как художник, как видишь этот цвет? Я представить не могу. — Ты же не слушаешь Любе. — Я с тобой уже которое лето. Даже не слушая, я все песни наизусть знаю. А ещё это стих Гумилёва, вообще-то, Расторгуев твой его перепел просто. — А ещё бирюза – это голубой. — Неправда. Плюс она больная, значит, позеленела. Антон смотрит на Арсения недоуменно, не понимая, почему в этой голове такие странные мысли. И смеётся с этого, лбом упираясь в его плечо. Тёплое такое, влажное немного. И затапливает странное снова чувство, снова хорошо как-то, уютно, легко. Это чувство непонятное и странное, как и сам Попов, как будто... Сердце покрывается гуашью, пахучей и яркой, по ней пальцами водит Арсений, вырисовывая своё имя. Оставаясь там навсегда. — Арс... — с улыбкой шепчет Антон, не поднимая головы. — Что? — Мы же ещё встретимся? С надеждой и усмешкой, чтобы не подумал, что он серьёзно беспокоится об этом. В этой фразе Антон пытался признаться, что ему с Арсением хорошо, именно с ним, и что хочется, очень-очень хочется, чтобы было так и дальше. — Обязательно, — уверяет Арс, приобнимая друга. Замешкавшись, тоже отворачивая голову, чтобы не смотреть, добавляет: — И встретимся, и русалок ещё потом половим. — Только потом? — помолчав, всё-таки решается спросить Антон. — А ты сейчас хочешь? — Хочу. Ответ Антона тихий, невнятный, будто сам не верит, что вообще говорит об этом. Смотрит всё ещё вниз, на траву, похожую на его глаза гораздо больше, чем какая-то там бирюза, но какая разница. Он чувствует прикосновение к своему лбу. Чёлка Арса щекочет кожу, а глаза напротив кажутся такими же неуверенными. Дёргаясь чуть вперёд, он кончиком носа касается носа Арсения, из-за чего тот смешно морщится. Так проходит минута или больше, они смотрят друг в другу глаза и молчат. Нос к носу, Арсений всё так же приобнимает Антона, и русалочьи песни звучат в головах, маня и притягивая. Губы Арсения ощущаются жутко сухими, немного колючими, потому что он не прекращал их грызть примерно никогда, но очень приятными. Особая мягкость стреляет трепетом в душу, и Антон вздрагивает, но прижимается ближе. В воде всё было расплывчато – как мог бы сказать Арсений, – а здесь и сейчас это похоже на книжки со сказками. Эфемерно будто, необычно, очень по-доброму и обязательно со счастливым концом. И нет слов о любви или симпатии. Есть только: — Мне очень хорошо сейчас. И чувства, такие же акварельно-красные, как и тот закат, с теплом разливающийся в памяти и сердце. Закрывая альбом на последних страницах с одними лишь полями и лесами, Антон закрывает и глаза. Улыбается, вспоминая всё, что хотел однажды сохранить в своих рисунках. У него получилось. Хочется сказать не «когда-то» в детстве, а «где-то», как будто детство это не время, а место. Такое счастливое, беззаботное, родное место. И где-то в детстве сказки казались такими живыми и яркими. Сжимая руку дорогого человека в своей, Антон думает, что сказки становятся реальностью, если в них верить.