***
Первые тревожные звоночки начались через некоторое время после того, как была решена проблема с адоллием. Тогда они с Като выполняли очередное несложное дело, связанное с грабежом Центрального банка. Преступники были быстро найдены, пойманы и посажены в камеры, чтобы в ближайшем будущем поучаствовать в индивидуальном допросе. Такого варианта как «освобождение» для этой шайки уже не существовало. Камбэ тогда даже не стал задавать свой фирменный вопрос о цене, отдавая жалких воришек в руки коллег. Заниматься допросом тюфяков ему хотелось меньше всего, особенно, когда рядом был такой милый и желанный Като, хоть и изрядно уставший после смехотворной погони. Они шли по коридору, перекидываясь краткими фразочками, когда в очередной раз взглянув на Хару, Дайске тут же замер, во все глаза глядя на своего любовника. Светловолосый сначала не понял, что произошли и почему богатей так испуганно на него смотрит, а потом он почувствовал на языке какой-то странный солено-металлический привкус. Из его носа ручьем текла кровь, попадая на губы, пачкая подбородок и капая на белоснежную рубашку. Это был первый раз за всю его взрослую жизнь, когда Камбе не знал, что делать.***
Потом Хару ни с того, ни с сего падает в обморок прямо во время задания. Дайске еле успел его поймать, имея возможность двигаться быстро только благодаря своему фантастическому костюму. Эврист, по приказу хозяина, тут же просканировал инспектора Като, но ничего опасного, кроме парочки синяков, нескольких царапин от кошки и явной хронической усталости не обнаружил. Камбе сразу же успокоился, мысленно списав обморок мужчины на недосып и усталость. Если бы ему кто-то тогда сказал, что в будущем такой поступок станет роковой ошибкой, он бы не поверил ни единому слову. Со дня обморока Хару как-то постепенно начал меняться: он перестал много ворчать, не реагировал также эмоционально, как и раньше, на какие-то поступки богатого детектива — начиная от оплаты преступникам за информацию, заканчивая покупкой бара, в котором Като уж очень понравилось белое вино. Он стал пить больше обезболивающих, меньше есть. Часто он ходил в полной растерянности и не понимал, что ему делать, из его руки начали падать вещи, даже если его никто не толкал и не отвлекал — Като мог просто взять папку или через несколько минут внезапно ее уронить, при этом он сам не понимал, почему так произошло. Он стал забывать какие-то важные моменты дел, иногда даже по несколько раз в день переспрашивал дату и год, который сейчас идет по календарю. Коллеги стали потихоньку высказывать свои опасения насчет молодого инспектора, но Камбе все равно считал, что это лишь усталость от перенапряжения на работе и беспокоиться здесь не о чем, пока в один из вечером не увидел Като полностью без одежды, освещенного ярким лунным светом из окна. И вот тогда в сердце Дайске начала расти паника и дикий страх, который буквально затопил весь разум, не давая рационально мыслить. Сквозь бледную светлую кожу Хару выступали тонкие ребра, на спине был виден каждый позвонок, а о тазовые кости можно было порезаться. Его некогда веселая улыбка исчезла с лица, щеки впали, а глаза словно ушли куда-то вглубь лица, делая весь общий вид инспектора еще более болезненным. Для Камбе это стало первым моментом перемен, пусковой механизм был запущен.***
Дайске не был бы собой, если бы тут же не начал искать, что происходит с мужчиной. Для начала он начал водить его в самые дорогие клиники, к самым дорогим врачам. Те лишь в недоумении смотрели на больного и не могли объяснить миллиардеру, что с ним не так. После седьмого раза очередного провального похода в клинику Хару окончательно взбесился и накричал на своего возлюбленного, чтобы тот перестал строить из себя заботливую курицу наседку, принял наконец-то, что с ним все в порядке и перестал мучить Като, водя ко всем этим докторам и тратя на него баснословные деньги. Камбе даже не успел возразить насчет того, что это лишь капля в море его богатства и что на своего любимого он готов потратить все деньги этого мира, как Хару резко начал оседать на землю, словно тяжелая бездушная кукла. Скорая приехала быстро. Камбе смог настоять, чтобы поехать вместе с мужчиной в больницу — бросить его прямо так он не мог. На вопрос, кем он является пострадавшему, Дайске без раздумий ответил «мужем». Больше вопросов у докторов не возникало. Машина скорой помощи привезла их в обычную городскую больницу, где Като, с помощью каталки, быстро доставили в реанимацию, а Дайске попросили подождать снаружи, скорее даже грубо приказав ему ждать, даже не став выслушивать лепетания миллиардера о деньгах. Его обычный вопрос «сколько?» здесь не играл никакой роли. Красный значок «не входить» над дверьми погас только через три часа. Камбе настолько был погружен в себя, что даже не заметил, как к нему подошел пожилой мужчина в специально операционном костюме. Дайске понадобилось лишь один раз глянуть в глаза врача, чтобы понять — все очень плохо. — Менингиома на третьей стадии, клетки опухоли злокачественные. Мы не можем проводить операцию по удалению, потому что возможен риск распространения метастазов с еще большей скоростью, чем есть сейчас. Злокачественные новообразования растут слишком быстро даже для третьей степени болезни. Есть большая вероятность, что будут повреждены остальные части мозга, если будет попытка хирургического удаления опухоли. Врач говорил и говорил, пытаясь разъяснить ситуацию подробно, описать причины того, почему они не делают операции, какие есть возможности задержать рост опухоли, какие рекомендации он даст и какие препараты пропишет, но для Дайске эти слова не значили ровным счетом ничего. Его Хару умирает. И это никак не изменить. Страшно видеть, как твой любимый человек буквально тает на глазах, как бледнеет его кожа, как все сильнее и сильнее выпирают острые ключицы под тонкой кожей, как растут синяки под его янтарными глазами. Волосы сбрили еще неделю назад, когда было принято решение начать химеотерапию, дабы иметь хотя бы мизерный шанс, что это поможет остановить быстрое распространение опухоли. А Хару лишь улыбался, делая вид, что все отлично и что он совершенно не переживает из-за каких-то там волос ведь «я давно думал изменить внешность, а тут такой случай подвернулся», но Камбе прекрасно видел, как дергаются края его губ, еле сдерживая рвущийся наружу плач. Конечно же, о том, что один из сотрудников полиции, да еще и бывший служащий первого отдела, попал в больницу — сразу же стало известно всем без исключения. Благо, все уже были взрослыми людьми и понимали, что, если всей гурьбой завалиться в палату к больному — выгонят их всех очень быстро и, может быть, вообще больше не разрешат приезжать к Като. Первыми приехали навестить Хару Саэки, Камей и Рё. Каждый принес какие-то гостинцы, небольшие подарки, а Саэки даже заявилась с огромной охапкой цветов, для которых тут же нашла вазу, чем сильно удивила своих коллег. Также приезжал их веселый и улыбающийся шеф, который не сказал ни слова о болезни Хару, даже не поинтересовался, чем конкретно тот болен. Он просто подарил своему подчиненному большую деревянную модель корабля, которую строил все это время, рассказал несколько новостей, поделился парочкой смешных историй и уехал, пообещав зайти еще разок. Като все также улыбался, принимал подарки от коллег и всем своим видом пытался показать, что все нормально, все хорошо, что он вовсе не болен смертельной болезнью, что он не умирает, и что совсем скоро он вернется на работу и также будет сидеть в их небольшом, но уютном офисе, ворчать, пить кофе и пересматривать гору рабочих бумаг. Его внешнее поведение для окружающих было именно таким, но внутри Хару прекрасно понимал, что этим обещаниям и фантазиям никогда больше не стать реальностью.***
Камбе почти не покидал больницу, в которой находился Като. Он взаимодействовал с докторами, оплачивал все необходимые расходы, разыскал специалиста по раковым заболеваниям, который уже сорок лет занимается изучением данной темы в медицине, связался со всеми практикующими лучшими врачами зарубежья, посетил несколько саммитов, связанных с изучением раковых клеток, но так и не смог изменить настоящее положение дел — Хару умирал, и не в его силах было что-то с этим сделать. «Деньги не смогут решить все» — теперь Дайске окончательно осознал смысл этой жуткой, но правдивой фразы.***
Химия дала свои результаты — распространение метастаз было на некоторое время замедленно, если не остановлено на совсем. Доктора не могли дать точных прогнозов насчет состояния Хару, потому что на его третьей стадии заболевания трудно даже предположить, когда состояние ухудшится или улучшится в принципе. Вероятность — 50/50, это как кидать монетку, которая выпадет либо орлом вверх, либо решкой, и других итогов просто не существует. Здесь не работала всем известная теория вероятности, которую Камбе знал еще с детства, не имели значение предсказания докторов и специальных медицинских техник, даже самочувствие самого Хару не влияло на его внутреннее состояние — часто на самой тяжелой стадии рака пациенты могли почувствовать мимолетное улучшение их плохого состояния, бывали даже случаи, что больной, пользуясь моментом, выписывался из больницы, надеясь «побыть на воле» до страшного момента, но тем же вечером его могли привезти в очень тяжелом состоянии, когда уже никакие лекарства, облучение и тому подобное не смогут помочь. Сузуэ отлично справлялась с различными обязанностями президента компании, будучи ее вице-президентом, и заменяя Дайске на различных собраниях, деловых встречах, переговорах, посещая саммиты, конференции и элитные вечеринки. Молодая девушка могла прекрасно скосить под дурочку, если ей это было нужно. Только в кругу семьи она становилась мягкой и нежной, даже при работе с братом над очередным делом, вне дома, близких друзей и родственников это была истинная наследница семьи Камбе, с стальной хваткой и хитрым умом. Она добивалась всего, чего хотела, даже не прибегая к методам Дайске. Сузуэ была такая акула бизнеса, как и ее старший брат. Хару, конечно же, не мог не беспокоиться о том, что Камбе проводит большую часть своего времени с ним вместо того, чтобы заниматься рабочими делами, решать дела компании и, напоследок, просто ловить преступников и распутывать дела, как и должен себя вести детектив города Токио*. Дайске на все эти слова лишь отмахивался словами о способностях Сузуэ и о том, что она отлично справится и без его помощи. Так прошло пару месяцев. Это были два относительно спокойных, достаточно веселых и хороших теплых месяца, когда Хару еще мог улыбаться друзьям, гулять, с оптимизмом относился к лечению и не опускал руки. Но после этого непродолжительного времени состояние Като стало резко ухудшаться. Облучение не давало никаких результатов, боли становились все сильнее, молодой детектив все чаще стал кашлять кровью, уже не мог держать в руках предметы, потому что те тут же падали из-за сильной дрожи. Хару практически не вставал, только если была сильная нужда сходить в туалет. От еды он отказывался, поэтому похудел еще сильнее, чем до этого. Ему пытались ввести пищевой зонд, чтобы хоть какие-то вещества попадали в больное тело, но от этого Като лишь сильно рвало — организм словно отказывался в принципе воспринимать пищу в любом ее проявлении — поэтому пришлось в срочном порядке отменить данную процедуру. В конце концов ему стали просто с помощью особого раствора вводить минимальную дозу витаминов и минералов для нормального функционирования организма при его нелегком состоянии. Состояние мужчины становилось все хуже и хуже, и никто не мог с этим ничего сделать, даже Дайске.***
В этот день Камбе снова скинул все свои дела на сестру и после краткого разговора с шефом их отдела, молнией кинулся в больницу, абсолютно наплевав на все правила дорожного движения, приказывая Эвристу решить эту проблему самому, путем денежной компенсации, конечно же. Что-то внутри у мужчины вопило о том, что сегодня должно что-то случиться. И нет, это не то самое «хорошее», которое наполняет тебя радостью и эйфорией от волнительного ожидания какого-то «подарка» с небес. Нет, это было то самое чувство, которое ты ни за что и никогда не захочешь испытать, особенно, если твой любимый человек находится присмерти. Камбе понадобилось около десяти минут, чтобы домчаться до больницы, где все это время находился Като, и еще меньше пяти минут, чтобы добраться до нужной палаты. Молодой миллиардер уже готов был с улыбкой встретить своего любимого, обнять его и сказать «привет», как увидел большую толпу врачей, столпившихся у койки Като, а до ушей донесся однотонный и длинный писк аппрета мониторинга сердечного ритма. Не было кратких пауз в этом звучании…это был один долгий и ужасающий звук, который нес за собой лишь одно… Дайске тут же кинулся к врачам в палату к Хару, но его быстро вывели оттуда два медбрата и не давали больше зайти в палату. Камбе сначала кричал, вырывался, вопил о том, что он здесь всем устроит взбучку, что это его Като, что он должен быть рядом с ним, но потом силы словно покинули его некогда дышащее энергией тело, и он медленно опустился на пол, все еще поддерживаемый двумя санитарами. По бледному красивому лицу текли горячие соленые слезы.***
Сердце Хару удалось запустить. Врачи уже было отчаялись спасти молодого человека, как очередной разряд дефибриллятора смог вернуть сердечный ритм пациента в норму. И все же, радоваться здесь было нечему. У Като осталось очень мало времени, даже меньше чем прогнозировали врачи. Конечно, были слезы. Они всегда есть, если дорогой и близкий тебе человек умирает, покидая тебя и уходя в другой мир, если таковой все-таки где-то существует, но, все-таки, когда все, кто дорожил и любил Хару зашли в его палату, слез на глазах ни у кого не было. Все улыбались, рассказывали смешные истории, делились какими-то впечатлениями от последних дел на работе, даже шеф продемонстрировал свою новую модель для сборки, которая теперь оказалась большим военным танком. Это был очень веселый вечер в веселой компании, который помог Като улыбнуться, впервые за долгое время. Камбе остался с любимым, когда все уже разошлись по домам. Он часто ночевал в больнице последнее время, не позволяя себе даже выйти покурить, лишь бы не оставлять Хару одного. Он до сих пор помнил тот страшный день, когда врачи еле-еле успели вернуть Като в этот мир. В тот момент писк аппрета мониторинга был равен многовековому проклятию, которое вновь обрело свою силу. Дайске готов был уже начать молиться богу, в которого никогда не верил, лишь бы его любимый человек снова был рядом, все также красиво улыбался, держал за руку и обнимал. Камбе сидел рядом с больничной койкой в мягком кресле и читал книгу, которую ему принесла одна из медсестер. Зачем и почему — он не спрашивал. Просто взял данную ему книгу и, открыв на первой странице, начал читать. Его даже не особо интересовало о чем конкретно эта книга, что там пишет в ней автор, какова вообще цель его самого в отношении прочтения этой книги. Он просто бегал глазами по строчкам, не вникая особо в текст, потому что такое бесполезное время провождения его почему-то успокаивало, чего не могли сделать даже самые сильные успокоительные из Европы. Хару лежал на койке напротив и смотрел в окно. Он уже давно не спал и даже не думал засыпать. Ему хотелось подольше посмотреть на ночное небо, которое было отлично видно из окна больницы, запомнить эти огни на тропинках в парке около больницы, плохо видимые из-за пушистых зеленых крон дерьев, хотелось в деталях отпечатать в памяти светящиеся в далее окошки города, в котором он родился и жил с самого детства, пройдя детский сад, школу, университет, а затем устроившись на сложную, но все же любимую работу. Все это хотелось записать у себя в голове как самое дорогое и прекрасное, что было в его не очень долгой, сложной, но по-настоящему счастливой жизни. — Дайске, — тихо позвал мужчина, прекрасно зная, что Камбе услышит его при любых обстоятельствах и говорить громче здесь вовсе не стоит. Брюнет тут же подорвался со своего места, оставил книгу в закрытом виде лежать на кресле, и подошел к кровати, на которой лежал его возлюбленный. — Да, Хару? — тем же шепотом спросил Камбе, беря тонкую худую руку в свою и поглаживая бледную кожу на тыльной стороне ладони. Хару всегда любил такие краткие и нежные ласки, которые вроде бы незаметны окружающему взгляду, но полностью открывают твое сердце перед партнером, показываю нежность, заботу и любовь. — Дайске…Я тебя люблю, — вдруг сказал Хару, сжимая руку детектива чуть сильнее и заглядывая прямо в серо-голубые глаза напротив. И было прекрасно видно, что он не ждал ответа, он и так все понимал по поступкам человека, находящегося рядом с ним, по его кратким словам, по его поведению, даже по его привычкам, которые резко изменились, стоило только Като стать частью личной жизни Камбе — он перестал так часто курить, стал больше проводить времени с любимым, а не на работе, научился готовить, перестал так напыщенно разбрасываться деньгами, как это было раньше. Дайске достаточно сильно изменился, если сравнивать его поведение сейчас, и когда они только-только познакомились, но Хару все равно вспоминал то время с улыбкой, потому что это было начало их долгих и сложных, но серьёзных отношений. И все же, даже несмотря на то, что ответа на свои слова Като абсолютно не ждал и не требовал, Дайске все равно, как обычно, решил поступить по своему — он наклонился к мужчине, нежно, но крепко обнял его худые плечи и тихонько, с легкой хрипотцой, прошептал на ушко: — Я знаю. И я тебя люблю…Всем сердцем. Ты мой, а я — твой. Это был последний раз, когда Хару плакал. Он сжимал в своих руках чужие рукава рубашки и, уткнувшись носом в шею Камбе, горько и тихо плакал, выливая все то, что накопилось за все эти месяцы страха и боли. Уснули они рядом, на не слишком уж широкой койке, обнимая друга друга и не желая отпускать ни на мгновение. Дайске напоследок поцеловал своего любимого в губы, желая навсегда запечатать свой след на чужих губах, и потом они оба, более менее удобно устроившись на больничной кровати, крепко уснули, греясь в объятиях друг друга.***
На следующее утро Хару не проснулся.