Перекрестки.

Все то же здание, та же просторная зала, стол, камин, кресло. На поверхности деревянного стола пепельница, забитая недокуренными сигарами, рядом кипа бумаг, пару листков которой выбивались из общей стопочки. Главным атрибутом был чайник и чашка, пар от которой в изящном танце стремился ввысь. Сегодня Сэр обеспокоен тем, что в его записях появляется новая фигура - фактор раздражения и просто выскочка. Это был Мугивара со своей командой, что влезла в его планы, в попытке порушить систему. От таких людей он привык избавляться быстро, без лишней суматохи, именно поэтому на это задание он послал Мистера 3. "...Сдохнет, но сделает, да даже если не сделает, сдохнет. У Галдино нет выбора - решил я. Чертов Мугивара с принцессой спелся, ну чтож, детишки, ваша игра не продлится долго. Соломенная выскочка, всего лишь новичок, который не сможет добраться даже до архипелага Савбоди. Этой залетной птичке пора пасть с небес в зыбучие пески... Ведь только пески успокоят душу моряка. Да и в целом теперь же принцесса сама идет ко мне в руки, снова и снова, значит, все вполне приемлемо и не мешает плану "Утопия". Хотя как же они пересеклись?" - на последнем слове ручка выскальзывает из пальцев руки, гулким звоном падения прокатываясь по стенам кабинета. Берет сигару, закуривает, прикрывая глаза, будто то невыносимая мука, а не просто воспоминания. Воспоминания о перекрестке, столкновение на котором было либо судьбой, либо наваждением. Столкновение. Удар. Падение. Он проходит мимо, даже не заметив этого. - Тварь, - зашептала та, что зачерпнула горсть земли одеждой. Эта ситуация повторялась часто, почти ежедневно и терпению пострадавшей пришел конец. - Смотри куда прешь, урод! - весь перекресток города Рейнбейс замер в одночасье. Не то, что бы она не знала, кому это говорит, просто доконало. Терять ей было нечего, Арабаста стала для нее точкой конца в путешествии за Ван Писом. Команда убита жаром пустыни, выжила лишь она. Молодая пиратка у которой был талант, но не было ни сил, ни средств, что-то продолжать. Рептилия, такой же холодный, непреступный. Желтые глаза, пропитанные сарказмом, надменностью и хитростью. Вальяжен и элегантен, не тороплив, излишне спокоен и расчетлив. К нему стараются не приближаться, по меньшей мере даже не говорить. Его спокойствие перетекало в раздражительность быстро, ибо единицы могли смотреть на него без страха и первобытного ужаса. Было две грани взглядов на него в Арабасте: восхищение и страх. Кольнуло под ребра осознание того, что какая-то малолетняя девчушка, смотрит на него так... Без страха, с усмешкой, с толикой упрека, скрытым вызовом, угрозой. Ленивым жестом смахивает с себя эти чувства, так же легко как и убрал со лба выбившуюся из прически прядь. Все вновь вернулось на свои места, не единый мускул на лице не дрогнул, лишь бровь была изогнута в вопросительном жесте. Доли секунды ожидания с его стороны, оценивающий взгляд медленно поднимающейся особы, в дешевом, тряпичном грязно-коричневого цвета балахоне. Не долго думая, он швыряет к ее ногам пару золотых монет, с грубым "Приоденься" на выдохе дыма сигары. - Купи на них манеры к образу, - усмешка сопровождалась взглядом болотного цвета глаз. Разворачивается. Уходит. Не часто можно заставить эту рептилию растеряться, но этот день наступил - сегодня. Внешне все так же как и до этой встречи, но внутри сгусток непонимания, гнева, злобы, и интереса. Интереса, что не был удовлетворен. Это чувство неудовлетворенности, незаконченности подстегивало развернуться и одернуть нахалку, но нет, для него же это под запретом, его собственно придуманным. Настроение продолжать прогулку было уничтожено на корню, внутри лишь бушевала пустынная буря, прокатывающаяся по сердцу, словно по единственному куску земли, что иссох не до конца. Песчинки этого смерча царапали плоть внутри, оставляя глубокие царапины. Затяжка, через секунды выдох, - Невыносимая, - шепотом в слух. Эти воспоминания были как водка на кровоточащую рану, сначала неприятно, жжет, а потом мелкая дрожь и онемение. ...Она сидела за барной стойкой держа в руке бокал красного вина, рядом был богатенький "папочка", что-то ей говорящий и явно распускающий руки. Минута и на лице этого изрядно выпившего "джентльмена", то самое не допитое ей вино, потом крик, ругань, я не смог остаться в стороне, когда он поднял на неё руку. Даже для меня это было дико, бить женщину, - думает он про себя сквозь пелену воспоминаний. После этого мы начали видиться чаще, без столкновений и падений. Просто разговоры за чашкой чая с бергамотом и имбирем. Умная, образованная, но молодая и неопытная. Вспыльчивая и даже излишне раздражительная, упорная и целеустремленная. Яркая, как пустынное солнце в разгар дня и такая же опаляющая жаром. Мы говорили о многом: истории, политике, подпольной индустрии, революции и правлении... Хотя даже за эти разговоры я уже знал, что она любит чай с корицей и имбирем, танцевать, книги, и что когда выпьет курит больше обычного, из цветов, только Матрикариа, пышным букетом. Что могло меня в ней зацепить? Я сам не знаю. Она словно прибрежные волны, летящие на скалы без страха и сожаления, в надежде, что скала надломится под их натиском, сточится до нужной формы. Она приходила и уходила, появлялась и исчезала, когда была необходима, хоть я нечего не рассказывал, было понятно, что ей нет нужды слушать, она просто видела. Это раздражало. - Думаешь я не вижу, что ты уничтожаешь эту страну, для того, что бы переродить ее на свой манер? Я не прошу доверия - тебе оно чуждо. Мне просто надоело копаться в твоих глазах, не молчи на меня! - она впервые повысила голос, терпеливая, развернулась и ушла. Я просто смотрел ей в след "Женщина не уходи" - было в мыслях, но не на устах. Её не было месяц, может два, я пытался не думать о ней, сосредотачивался на работе, но тщетно... Эта невыносимая достигала моих снов, где покою мне было не видать. После подобного рода заморочек уходил прогуливаться, как в одну ту самую бессонную ночь я не пересек тот самый чертов перекресток. - Манеры к образу смотрю куплены, - беспечная, саркастичная, молодая стерва. - Даже не обнимешь? Не спросишь где была? Хотя... Верно, не спросишь, - эта наглая девчонка, которой всего лишь двадцать семь, была невыносима и желанна. Её поцелуи были аромата солнца, с нотками корицы, опаляющие и сладкие. Я никогда не запоминал женщин, но эта чертовка не могла просто исчезнуть. Ей было невозможно ни напиться, ни насытится, всегда было это чувство, словно недостаточно. Её присутствие ничего не изменило в делах, но свободного времени находилось с каждым разом больше. Разговоры лишь затягивались, обрываясь лишь утренним звоном часов. С ней было комфортно, спокойно и интересно. Но даже эту Невыносимую тянет Гранд Лайн, и задерживать её я не собирался. - Он такой красивый и непредсказуемый, эти воды, как песок, такие же бескрайние и неугомонные, - непривычный скрежет в ее голосе, словно рябь на глади морской. Она вернется. Всегда возвращалась, подобно ветру, Невыносимая. ...Перекрестки начала и конца, конечности и бесконечности. Пересечение людей, их судеб, мыслей, жестов, разговоров. Разлука и начало новой встречи. Перекрестки, дороги, которые свели Шачибукая и Пиратку, разделив в последствии. Один инструмент решивший все начать и закончить, но окончательно ли?