Настоящее время — Август 2009
Золотые украшения на алом платье Гермионы переливаются в лунном свете, пока она сидит на жестком стуле в гостиной и ждет. И ждет. И ждет. Туфелька свисает с ее ноги, она покачивает ею в такт монотонно тикающим часам, которые он так ненавидит. Эта комната ей хорошо знакома, а другие — еще лучше. Квартира Драко обставлена скромно — только самое необходимое, не считая нескольких предметов для эстетики. Здесь нет ничего индивидуального, и ничего не изменилось c прошлого раза, когда она была здесь. Но что-то ощущается по-другому. Что-то. Ничего. Всё. Она не уверена. Она не могла усмирить бешеный стук сердца, чтобы это обдумать. Одно точно — она намерена выиграть битву между грозящими пролиться слезами и своей решимостью не заплакать. Она снова покачивает ногой и смотрит на стопку пергамента, лежащую перед ней на столе. Глубоко вздохнув, она задерживает дыхание и прислушивается к часам, оповещающим о начале нового часа.Прошлое: Январь 2009
— Ты ведь знаешь, что для этого существует заклинание, верно? — Конечно я знаю, что для этого существует заклинание, Малфой. Я не идиотка. — Гермиона переворачивает следующий лист пергамента и выводит свою подпись с новым дополнением к ней — Гермиона Д. Грейнджер, Глава Отдела Тайн — на сотой строке одной из многих страниц. — Мы все учили одни и те же вещи на первом курсе. — Тогда объясни мне, зачем ты держишь здесь эту чертову штуковину, разрушающую мой рассудок с каждым гребаным тиком. Маггловским артефактам не место в Отделе Тайн, Грейнджер. — Я тебя понимаю, но думаю, что они подходят сюда. Может быть, я найду им однажды другой дом. — Гермиона сдерживает улыбку. — Но в данный момент они мне очень нравятся.Настоящее время — Август 2009
Гермиона думает, что теперь тоже смогла бы возненавидеть часы, которые подарила ему несколько месяцев назад. Взмахнув палочкой, она прекращает действие удерживающего их на одном месте заклинания и с трудом останавливается, чтобы не разбить их в щепки. Она подозревает, что сможет возненавидеть что-то гораздо сильнее, чем просто глупые часы, забирающие ее рассудок с каждым «тик-так», но воздерживается от суждений, пока не увидит, кто войдет через его камин. Ни для кого не секрет, что отношения с ним были плохой идеей, но Гермиона всегда хорошо справлялась с большинством непростых ситуаций.Прошлое: Март 2009
— Исходя из опыта, я была выбрана, чтобы… — Грейнджер, это чушь собачья, и ты это знаешь. — Драко опрокидывает еще один шот. Он даже не морщится. К сожалению, Гермиона уже достаточно хорошо знакома с ним, чтобы знать — после неспешного растягивания слов скоро появится эта дурацкая усмешка. Он ещё не пьян, но определенно ощущает на себе действие огневиски. Как и она, если честно. — Ну хорошо. — Она делает глоток из своего уже почти опустевшего стакана и старается придать лицу относительно нейтральное выражение. — Раз уж ты считаешь, что знаешь лучше, расскажи, почему меня, а не тебя выбрали Главой Отдела? — А я уж думал, ты не спросишь. Звук удара его стакана о барную стойку звОнок, но не настолько, чтобы отвлечь ее от изогнувшей его губы дурацкой самодовольной усмешки.Настоящее время: Август 2009
Гермиона постукивает о подлокотник кресла ногтями, зачарованными соответствовать алому платью и удлиненными для этого вечера. В комнате ей везде видятся воспоминания. Кожаный диван стал первым. Затем последовал большой стол. Затем столешница, дверь кладовки, коридор и окно. В отсутствие особых предпочтений все в комнате послужило своему предназначению, а потом еще и еще. Единственный оставшийся нетронутым предмет — это стул, на котором она сидит и который она выбрала именно по этой особой причине. Она роняет взгляд на широкие половицы из вишневого дерева и пытается бороться с подкатывающими тяжелыми чувствами.Прошлое: Февраль 2009
При всей своей кажущейся уверенности иногда Гермиона ощущает в ней недостаток, особенно в минуты покоя, когда никого нет рядом. По крайней мере никого не бывало рядом раньше. Теперь же Малфой встраивается в каждый её рабочий час. В её возрасте, когда осталось чуть менее года до тридцатилетия, большинство женщин обладают какой-то уверенностью в отношении противоположного пола. Единственная сфера в жизни, в которой Гермиона не была впереди всех, — это понимание законов притяжения. Романтика является для нее чужеродным понятием, но секс... Секс — это тот предмет, который она знает хорошо. Длительные отношения с единственным партнером в юности оставили ее с минимальными сексуальными знаниями в пределах узкого безопасного диапазона. Но после неизбежного краха этих отношений, она научилась из этого диапазона выходить. Сексуальные отношения и чувства не являются взаимоисключающими для большинства людей, но Гермиона никогда не была свидетелем их глубокого и значимого объединения, по крайней мере до сих пор. Построение доверия — это необходимая часть успешных рабочих отношений. И она почти может убедить себя, что причиной назойливого трепета у нее в груди является просто его непосредственная близость. Малфой никогда не покидает поля ее зрения. Но если она будет по-настоящему честной с собой, он никогда не покидает ее мысли тоже. На самом деле, это ужасно. Как Невыразимец, он является ее прямым подчиненным. И, находясь в высшей по рангу должности, она не должна, ни при каких обстоятельствах, позволять себе думать о размере его рук или о том, что они могут… — Доброе утро, Грейнджер, — Малфой ставит чашку чая на край ее стола, прежде чем сесть на стул, который уже мог бы даже надписать своим именем, так часто он им пользуется. — Что? Не смотри на меня так. Чай не отравлен. — И почему я должна тебе верить? Она вдыхает аромат, улавливая в завитке пара намек на сладость. — Как ты узнал, что я… — Мы работаем вместе целую вечность, Грейнджер. И я наблюдателен, — он делает глоток своего чая, выдерживая ее взгляд. — Только потому, что у тебя теперь есть блестящая табличка, указывающая, что ты выше всех нас, не означает, что у меня есть какие-то злые намерения. Совсем наоборот, вообще-то. Она чувствует себя немного смелее и делает глоток предположительно не отравленного чая. — Я что, слышу искренние поздравления? Трудно не заметить розовые пятна, появившиеся на его бледных щеках. — Не привыкай к этому.Настоящее время: Август 2009
Слезы не текут по щекам Гермионы только благодаря силе воли. Но она начинает сомневаться в своем плане. Листы пергамента перед ней чисты и взяты с собой только для оправдания ее присутствия здесь на случай, если кто-то еще войдет в квартиру Драко через камин. Иллюзия долго не продлится, но это даст ей немного времени, чтобы быстро уйти и изменить защитные барьеры своего дома до того момента, как он успеет даже подумать последовать за ней. Хотя, в эту самую минуту, она раздумывает, последует ли он.Прошлое: Май 2009
— Меня не будет в офисе завтра, но я изменю защитные барьеры своей квартиры, чтобы у тебя была возможность войти, — как бы бесстрастно Драко себя не вел, его чувства далеки от этого. — Ты можешь занести мне завтра предложение по расширению Комнаты Ума. Гермиона даже не поднимает глаз. Она задерживает дыхание и кивает. Она никогда раньше не была в его квартире, и от одной только перспективы по спине пробегают мурашки. К сожалению, ее глупая влюбленность только и делала, что росла с каждым проходящим месяцем. Притяжение к Малфою в лучшем случае мешало, в худшем — являлось разрушительным. Ей необходимо подавить эти неправедные желания, пока она не сделала что-то, о чем будет жалеть.Настоящее время: Август 2009
Гермиона сожалеет о каждой секунде прошедшего часа. Приход сюда, ожидание, волнение. Лучше бы она никогда этого не делала.Прошлое: Май 2009
— Тебе не обязательно было все это делать. — А я-то думала, ты меня уже лучше знаешь, — это звучит слишком игриво для их обычных разговоров, но в квартире Малфоя ощущается нормальным. — Предположительные поправки сделаны на случай, если они решат сократить бюджет. Я только переместила источники финансирования и сократила некоторые вещи, как ты можешь увидеть на странице… — Пятьдесят два. Да, — он пролистывает стопку слишком быстро, чтобы успеть что-то прочесть, но она предполагает, он уже и так знает суть предложения. — Бокал вина? Ей бы не стоило говорить «да», но согласие срывается с губ раньше, чем она успевает себя остановить. Один бокал превращается в два, и когда она наливает себе третий, он касается ее спины, а она прижимается в ответ. Гермиона узнает, что у секретов есть аромат, и что она может выделить вкус его желания.Настоящее время: Август 2009
Гермиона ждет уже достаточно долго, и ей пора уходить. Она приняла решение. И стоять сейчас, опираясь на каминную полку, — это всего лишь прокрастинация. Если он до сих пор не вернулся домой, это лишь значит, что он в другом месте. От одной мысли об этом у нее все внутри сжимается. Она берет горсть Летучего пороха и замирает на секунду, чтобы кинуть последний взгляд на тускло освещенную комнату. Залитая лунным светом, она выглядит как иллюстрация в журнале: искусственная по своей природе и наполненная тишиной.Прошлое: Август 2009
Комната безмолвна, за исключением стука ее каблучков и шелеста подола платья по полу. Платье слишком замысловато по ее мнению, но Джинни настояла на его покупке в прошлом месяце. До сегодняшнего дня у нее не было повода надеть его. Золотые бусины обрамляют мерцающую красную ткань. И она зачаровала платье так, что оно плотно сидит без бретелек. Ему всегда нравилось, когда у нее открыты плечи и шея, его губы рисовали прекрасные картины на ее коже. Ее губы окрашены в цвет платья, и она выбрала несколько ювелирных украшений, чтобы подчеркнуть золотые акценты. Она надеется, что сверхусилия, которые она вложила сегодня в свой образ, не будут незамеченными. Но, зная его, вряд ли что-либо пройдет мимо его внимания. Прибыть на мероприятие так рано, что даже бар еще пуст, не предвещает ничего хорошего, но Гермиона не из тех людей, которые опаздывают куда-нибудь. В начале своей карьеры она выучила, что пунктуальность — одна из многих относительно простых вещей, с помощью которых она может завоевать уважение людей, не питающих его к ней исходя из ее достоинств. Но, надо признать, она все еще учится тонкостям социального этикета в волшебном мире. Хотя её прибытие на Министерское мероприятие заранее, кажется, не пользуется таким же почетом, как появление на собрании раньше всех. По крайней мере, на это намекает пустой бальный зал. Они не говорили об эксклюзивности их отношений и возможности встречаться с другими людьми, черт, они вообще едва говорили о чем-либо в украденные моменты встреч, когда она изучала как хорошо их тела подходят друг другу. Но так случалось снова и снова. А она ведь могла пригласить кого-то в качестве кавалера сегодня. Но это бы ощущалось как-то неправильно. Фиолетовая зубная щетка стоит на полочке в его ванной комнате, несмотря на его убеждения, что магии достаточно, а коробка с ее любимым чаем обитает в одном из кухонных шкафчиков. Он настаивает, что это для удобства, но она думает, или, скорее, надеется, что он подразумевает что-то другое. Поэтому она здесь. Одна. Сидит в баре и старается, чтобы не выглядело слишком заметно, как она смотрит на камины и ждет.Настоящее время: Август 2009
Камин пугает Гермиону, когда вдруг с ревом оживает. Порох высыпается из ее руки, и у нее перехватывает дыхание, когда Драко входит в комнату. — Гермиона, я… — Не стоит, — она сдерживает всхлип, потому что не будет плакать. Она не позволит ему увидеть ни единой слезинки. — Ты пришел слишком поздно. Он стоит на ее пути к камину, и, что ухудшает положение, порох, который бы позволил ей сбежать, рассыпан по всему ковру. — Я искал тебя, но Падма сказала, что ты рано ушла и… — Конечно я ушла рано, Драко, — она хочет, чтобы каждое слово было таким острым, что могло бы резать, но слова слабеют на пути и тяжело повисают в воздухе. — Чего еще ты ожидал? — Я ожидал, что женщина, с которой я провожу ночи на протяжении последних трех месяцев, по крайней мере, поприветствует меня и скажет Грейс привет… — Ее так зовут? — предательская слеза скользит по щеке. Она прикусывает ее изнутри, чтобы губы не дрожали. — Мне пора. — Ну нет, ты никуда не пойдешь. Ты абсолютно неверно истолковала… — Достаточно трудно неверно истолковать твою руку на ее спине, и ее глупейшую улыбку, когда она смотрела на тебя, и громкий смех, и… — ее гнев вспыхивает при возникновении образа в сознании и обжигает чувства. Проходит всего секунда, прежде чем она понимает, что сломлена. — Как ты мог… Она чувствует тепло ладони Драко, когда он вытирает слезу с ее щеки.Прошлое: Август 2009
Гермиона чувствует вспышку гнева, начиная от румянца на щеках и заканчивая стиснутой челюстью. За все то время, что она провела глядя на камины и ожидая его прибытия, она абсолютно не подготовлена к сцене, где он появляется вместе с какой-то юной стройной штучкой, буквально повисшей на его руке и внимающей каждому его слову. Она должна отвернуться, она должна заставить себя смотреть на кого-нибудь еще в этом зале, сейчас уже переполненном людьми, но не может отвести от него взгляд. Или от нее. Как и все остальные, пока эти двое обходят зал. Его рука покоится на талии девушки. Та поднимает голову и смотрит на него с восхищением. Они подходят ближе к бару, где Гермиона выпивает свой третий коктейль за полчаса, и понимает, что не готова к светской беседе, в которую он может попытаться ее вовлечь. Схватив свою бисерную сумочку, зачарованную соответствовать алому оттенку ее платья, она спешит к камину настолько быстро, насколько позволяют ее каблуки. Оглядываться назад — не вариант, потому вместо этого она считает свои шаги вперед. Один. Два. Три…Настоящее время: Август 2009
Один. Два. Три… Она считает каждый вдох, который делает в тщетной попытке успокоить свое бешено колотящееся сердце. — Гермиона… Она даже не может взглянуть на него, поэтому снова опускает глаза и пытается взять себя в руки. — Я так больше не могу, — слова едва ли громче чем шепот, но они тяжело срываются с ее языка. — Я не могу… — Гермиона, милая, пожалуйста, успокойся, — он так редко называет ее по имени, что слышать это дважды в течение столь короткого промежутка времени, кажется подарком, преподнесенным в виде обычных слогов. — Я все могу объяснить. Я даже представить не мог, что ты так расстроишься. Грейс — это младшая дочь Мурали Линдона, одного из самых влиятельных спонсоров Министерства. Он не мог прийти сегодня вечером, поэтому попросил меня ее сопровождать. У нее уходит минута, чтобы переварить информацию. Она оценивает достоверность его слов, и они, на первый взгляд, выглядят вполне правдоподобными. Но даже если это правда, сегодняшняя ночь выявила зияющую дыру в емкости ее эмоциональных возможностей. Она плохо подготовлена к беспорядку чувств, от которых внутри все сжимается. — Я… Я не узнала ее. — И именно поэтому ты мне платишь, — откидывая назад ее свисающий локон, он испытывающе смотрит ей в лицо, ища что-то, что она знает точно, что отдаст, стоит ему только попросить. — Моя работа — знать вещи, которые не нужны твоему блестящему разуму. Он недалек от истины, но ее это не устраивает. Все кажется слишком реальным. — И это еще одна причина, по которой нам не следует… — Посмотри на меня, — проходит мгновение. — Пожалуйста. Она не может удержаться, чтобы не вскинуть подбородок, хотя сразу жалеет об этом. Потому что любая вероятность, что его слова окажутся неправдой, разрушается выражением абсолютного отчаяния в его глазах. Гнев покидает ее тело с каждым выдохом. Очередная минута отсчитана тиканьем часов, прежде чем он снова проводит большим пальцем по ее щеке. Нежность его прикосновения причиняет ей боль всеми мыслимыми способами. Вероятно, она должна извиниться перед ним, но слова очень сложно связать воедино, в то время как пульс стучит в ушах так сильно, что она не может думать. Но она должна попытаться. Если бы она не смотрела на него, она могла бы усмирить слова, вырывающиеся наружу. — Я не знала, что… — Я не хотел… — Я такая глупая. Я должна была спросить и… — Я должен был предупредить заранее, но тебя не было в офисе накануне и… — Мне очень жаль… — Мне тоже. Она чувствует себя очень глупо, все еще одетая в свое платье для благотворительного вечера, и стоящая в его гостиной с текущими по щекам слезами. Она сделала то, что поклялась никогда больше не делать: сделала поспешные выводы и подумала о нем худшее. — Я должна была доверять тебе, — говорит она, поднимая руку и сжимая ладонь вокруг его запястья. — Прости меня, я думала, что… Ты знаешь, что я подумала и я… Я не должна была ничего домысливать. — Я должен был сказать тебе, — еще одно прикосновение его большого пальца к щеке заставляет ее прижаться к нему. — Я думал, это будет слишком очевидно, если я пойду прямо к тебе. Я собирался представить вас друг другу, когда мы будем проходить через бар, но ты уже ушла и… — Драко прижимается лбом к ее лбу и шепчет, — я беспокоился о тебе, Грейнджер. Гермиона прерывисто вздыхает и приподнимается на цыпочки. — Теперь я здесь. Мне жаль, что я… — Больше никаких извинений. Его губы говорят больше, чем могут сказать любые слова. Легкость, с которой они обращаются с телами друг друга, всеми уголками и изгибами, — это результат практики. Она знает сигналы его тела так же хорошо, как он знает линии ее тела. Нажим его ладоней на ее талию заставляет ее застонать. Погружение ее пальцев в его волосы заставляет его дрожать. Обхват его бедра ногой и объятие заставляет его действовать. Удар спиной от приземления на его невероятно мягкий матрас ослабляет ощущение бабочек в животе. Когда он первый раз трансгрессировал внутри своей квартиры, она была поймана врасплох. Но сейчас она уже знает, чего ожидать. Он шепчет слова восхищения с каждым поцелуем, что оставляет на ее шее. Драгоценная. Совершенная. Такая хорошая. Каждое прикосновение его губ согревает кожу, и ей не терпится прикоснуться к тем посланиям, что он оставляет в виде укусов и отметин на ее шее. Кончики его пальцев давят так сильно, что она чувствует, он оставит отметины на ее бедре, пока его рука поднимется вверх. Ткань платья сползает по бедру, но ей все равно. Она не может видеть с зажмуренными глазами. А если бы и могла, не уверена, что хочет. Говорят, что когда один орган чувств исключается, другие обостряются. Не видя, она может сузить диапазон внимания до чистых прикосновений, вкуса, запаха и звуков. Она чувствует, как он вцеловывает еще одно сладкое обещание в изгиб ее плеча. Она ощущает легкий привкус огневиски, который пляшет на ее языке и смешивается со вкусом, в котором чистейший он. Запах его одеколона витает в воздухе, когда она делает глубокий вдох. И когда он шепчет ее имя, снова касаясь зубами ее шеи, она не может больше ждать ни минуты. — Я хочу… — Я знаю, — он убеждающе целует ее, в то время как трепетание магии скользит по ее теперь обнаженной коже, и смеется ей в губы, когда она фыркает. — Не волнуйся, я не заставил его исчезнуть насовсем. Я выучил этот урок в первый раз. Еще одно прикосновение магии оставляет его в той же мере наготы. Ей все равно, даже если платье было бы разорвано в клочья. Если бы это привело к тому же результату. Пространство теплой кожи, прижимающейся к каждому дюйму ее тела, подобно касанию божественного. Она не думает, что сможет привыкнуть к тому, как учащается ее пульс, когда они вместе вот так. И она не думает, что хочет этого. Секс с Драко Малфоем сначала был навязчивой идеей, которая росла и нарывала. Она думала, что сможет буквально вытащить это из себя, но каждый малейший отрезок времени, который им удавалось украсть, заставлял ее хотеть больше. И больше. И больше. И вот они снова здесь, переплетены друг с другом так сильно, что она не уверена, кто дышит чьим воздухом в краткие мгновения между поцелуями. Она знает, что это не имеет значения. Воздух способен разделиться не больше, чем их конечности или губы. Между ними нет даже толики пространства, когда он прижимается своей грудью к ее груди и вытягивает руки над ее головой, чтобы сплести их пальцы. Между их сердцами нет никакого расстояния. Их тела выстраиваются так, как будто были составлены в схему, чтобы две половинки стали единым целым. Он входит в нее с легкостью, присущей сокровенной близости. Спина Гермионы выгибается над кроватью, и легкий сдавленный стон вырывается из ее груди. Ее руки вытянуты над головой, а ноги широко разведены, и в этот момент она открыта для него во всех смыслах. Вереница его проклятий скользит по коже ее шеи, когда он задыхается от наслаждения. Драко всегда занимается с ней сексом так, как будто это в последний раз. Меньше гонки и больше марафона, он наслаждается ее телом. Каждый толчок лишает ее всякой надежды на связность мыслей, но сейчас от нее и не требуется думать. Вместо этого она позволяет себе чувствовать. У него было время изучить сигналы ее тела, он знает что сделать, чтобы довести ее до грани безумства. Он сжимает ее сосок настолько сильно, чтобы балансировать на тонкой грани между болью и удовольствием, прежде чем поцеловать чувствительную кожу. Глубокое скольжение его члена в ее влагалище само по себе является наркотиком. Несравненный кайф от которого ее голова кружится, пока ловкие пальцы спускаются вниз по ее телу, чтобы медленно двигаться вокруг ее клитора. — Боже, Драко, я… Слова уступают место дрожащему стону, когда она разлетается под ним на миллионы осколков. Она осознает, что он говорит что-то, но звук собственного пульса заглушает всякую надежду услышать. Паря где-то между полетом и падением, она отдается волнам ощущений, омывающих ее тело. — Черт, — каждый его толчок становится сильнее, глубже, быстрее. — Черт. Черт. Черт. Гермиона может только стонать. Она обвивает его руками и впивается ногтями в гладкий изгиб его спины. Она позволяет ему наслаждаться ее податливым телом. И он делает это. Ее влагалище до сих пор пульсирует, и его член увеличился от желания. Еще один, два, три толчка, и он изливается внутри, бормоча что-то неразборчивое около ее виска. Она чувствует его дыхание на своих влажных от пота кудрях. Нет никакой неловкости в моментах, которые следуют после их близости, включая рутину очищающих чар и ленивых поцелуев. Когда он вытягивается рядом с ней, она инстинктивно поворачивается на бок, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Слишком уставшие, чтобы разговаривать, они общаются через прикосновения и засыпают до того, как часы на его каминной полке оповестят о начале нового часа.Прошлое: Июнь 2009
— Невосприимчивы к магии? — пробивает девять ударов. — Серьезно, Грейнджер? Капелька пота стекает по виску Драко как результат потраченных напрасно часа и сорока минут на попытки сдвинуть деревянную штуковину с того места, где она прикрепила ее к каминной полке. Гермионе приходится сдерживать улыбку. — Я думала, это будет хорошим подарком на день Рождения. — Ни черта ты так не думала, — выдыхает он и опускает палочку, сдаваясь. — Эй, не будь занудой. С другой стороны, они больше не будут отвлекать тебя в офисе. — Не будут. Зато они будут сводить меня с ума в моей же собственной квартире, — его злой взгляд не что иное как шутка. — Тебе очень повезло, что ты мне нравишься, Гренджер. Странный трепет в ее груди длится минуту. — Можешь ты хотя бы наложить на них заглушающие чары? — Нет, не могу. Извини, — она делает разочарованный вид. — Как ты и сказал, кажется на них не действует магия. Но у меня, возможно, есть кое-что еще для тебя. Игриво похлопав ресницами, она развязывает пояс своего пальто, позволяя ему распахнуться и показать настоящий подарок. Комплект нижнего белья глубокого изумрудно-зеленого цвета непрактичен во всех смыслах, но он ей к лицу и придает уверенность в себе. — Надеюсь, этот подарок понравится тебе больше.Настоящее время: Август 2009
— Я увольняюсь. Гермиона роняет свою кружку на каменный пол и смотрит, как ее чай разливается среди осколков. — Что, прошу прощения? — Ты слышала меня, я увольняюсь, — на лице Драко играет самодовольная ухмылка, которая означает только одно: он уверен, что выиграл в этой игре разумов, в которую они играют сегодня, взмахивая палочкой и убирая беспорядок. — Я, наконец-то, открепил эту чертову штуковину и возвращаю ее. Я подам заявление об отставке… — Нет. Ты этого не сделаешь, — она скрещивает руки на груди и смотрит на него свысока, игнорируя факт, что присутствие часов на ее столе делает это больше похожим на расставание, чем на отставку. Что на самом деле глупо. С самого начала их отношения не были чем-то официальным. Гнев закипает в ее венах. — Невероятно! Ты действительно думаешь, что можешь просто прийти и уволиться? Ты — Невыразимец, Малфой, и… — Теперь я Малфой, не так ли? — он чеканит шаги, пока не оказывается перед ней. Вытянув руку, он заправляет её локон ей за ухо. — А прошлой ночью я был Драко. — Мы на работе, и это крайне непрофессионально — упоминать наш… наши… — Я же сказал, я увольняюсь. Осознание приходит, и она выдыхает. — Ты серьезно? — Я не могу работать с тобой, Грейнджер, — следующий шаг приносит его в ее личное пространство, и она облокачивается спиной на стол, чтобы унять дрожь в руках. — Я не могу быть так близко к тебе и не хотеть… Он уверенно обводит пальцем синяк, который она замаскировала ранее утром. Драко делает шаг назад и прочищает горло. — Я думаю, это будет в наших общих интересах, если я уволюсь. В любом случае я не нуждаюсь в деньгах. Кроме того я начинаю ненавидеть тайны, — он замолкает и выдерживает ее взгляд. — Мое заявление будет у тебя на столе сегодня днем. Гермиона слишком потрясена, и не шевелится целую минуту, пока он поворачивается и направляется к двери. — Драко, я …- она даже не знает, что сказать, когда он оглядывается. Но ее рот формулирует слова, которые ее мозг сформулировать не был готов. — Что это значит для… для нас? В мгновение ока он снова перед ней. Скользя пальцами по линии скулы, он приподнимает ее подбородок. — Я не могу быть твоей тайной, Грейнджер, — его глаза вглядываются в ее лицо в поисках чего-то неизвестного, прежде чем он прижимает свои губы к ее губам в нежном поцелуе. — Это решение, которое должна принять ты. Потянуться к нему, чтобы поцеловать, легче, чем выразить свои намерения словами. Ее руки сжимают его плечи, когда он притягивает ее тело вплотную к себе. Пылкость каждого его движения говорит больше, чем когда-либо, и Гермиона надеется, что ее действия тоже говорят громче слов. Но она знает, что ему нужно словесное подтверждение, поэтому отстраняется ровно настолько, чтобы прошептать: — Больше никаких тайн. Когда часы начинают отбивать новый час, прежде чем она успевает снова его поцеловать, он накладывает самые быстрые заглушающие чары, которое она когда-либо видела. Он удивляет ее, когда говорит с тихим смехом: — При одном условии. — Да? — Эти дурацкие часы никогда, ни при каких обстоятельствах, не должны покидать этот офис. Теперь, когда мне не нужно больше тут находиться, я думаю, что ты была права, их место именно здесь. И хотя она больше не слышит отсчета нового часа, когда прикасается своими губами к его губам, она знает, что это точка начала всего.