Запах.
Первое, что запоминается при посещении «Роял-флеша». Едкий запах табака, алкоголя и женских духов, который впитался в мебель и стены так сильно, что уже вряд ли когда-нибудь мог выветриться. Затем шла музыка. Громкое гипнотизирующее диско, из-за которого сложно было различать голоса. И напоследок неоновый свет, больше сгущающий мрак, нежели освещающий хоть что-то и режущий глаза своими ядовитыми цветами. Нужно всего эти три вещи, чтобы вытянуть восприятие человека из реальности, заставить его расслабиться и позволить спустить здесь все свои деньги в собственное наслаждение. Это заставляет возвращаться сюда снова и снова. Отвратительное и в то же время прекрасное место, где всегда обитают люди, презирающие закон и все, что с ним связано. Контрабанда, наркотики, проституция — то, чем они жили. Это их мир, которым правят сильнейшие, и в этом мире никогда не настанет покой — мир, настолько пропитанный болью, что люди перестают видеть границы своих желаний, становятся животными, до пены у рта ищущими свой райский сад. И многие из этих людей — извращенцы.
Каноничный образ практически любого криминального босса — стакан виски в одной руке, сигара — в другой и, в лучшем и самом желаемом случае, женщина или две по обе стороны. Вульгарно одетая и ровно настолько же ведущая себя. Но подобным могли похвастаться криминальные авторитеты, заинтересованные исключительно в материальной выгоде. А с бандами Даун-Таун все было несколько иначе.
Дверь подпольного бара открылась реще обычного, едва ли не с ноги, отвлекая Артура своей неповторимой манерой от глотка приятно режущего горло напитка. «Уже вернулась?» — подумалось ему. Буквально через секунду-другую от парадного входа через весь зал, усеянный столиками и несколькими бильярдными столами, промчалась девчонка с темным каре прямо до спины блондина, почти запрыгивая на того и моментально обхватывая руками.
— Черт, Лили!
Кажется, ему никогда не удастся сделать глоток раньше, чем она успеет преодолеть все расстояние. Или хотя бы не позволить этим драгоценным граммам пролиться на стол. Артур мог поклясться, что если бы столешницу бара не протирали, из слоев пролитого им здесь алкоголя во время таких вот бросков можно было бы выпилить и залакировать новую.
— Ну что? — возмутилась девчушка. — Мне нельзя выразить радость?
Фредерик попустительски хмыкнул, пока Лили усаживалась на соседнее место. Действительно, кто хоть раз в жизни приветствовал его так, как это делала она? Невольно всплывала приятная мысль о нужности для кого-то. Кому такое не было бы приятно? Вот именно, что никому, и Лили прекрасно об этом знала. И то очень даже лаконично могло бы объяснить кличку, которая не так давно вышла за пределы банды Артура.
— Ты сегодня рано, Минни.
Бармен приветливо улыбнулся, протирая единственный стакан со старой гравировкой, предназначавшийся юной леди, которой в присутствии Артура не позволялось выпивать ничего из алкогольного. Да и вне присутствия, собственно, тоже.
— Ну, знаете, некоторые обстоятельства просто вынуждают пренебрегать устоями.
— Сбежала с контрольной, — пояснил Вуки, закинув полупустой рюкзак со школьными принадлежностями на соседний от Лили стул.
— Снова? — Артур порицательно вскинул бровь. — И что скажет дядя, когда узнает?
— С каких пор тебя волнует мнение моего дяди насчет моей жизни?
Лили с напускной элегантностью закинули одну ножку на другую и подперла ладонями подбородок, напоминая блондину своей миловидной улыбкой о том, что когда он брал ее в «сексуальное рабство», его мало волновало, сколько ей лет и что скажет ее родня. Вот только сколько бы шуток она ни отпускала ни во время, ни после главенства Артура над бандой, фактически он никогда ее не насиловал. Ни разу.
Чем не потеха завести себе личную игрушку в виде девочки-подростка: юная, невинная и неопытная. Индивидуальная куколка, собачка, просто идеальный способ хорошо провести время. Для извращенца вроде Фредерика так точно. Еще около года назад ему и разницы не было, с кем развлекаться, главное, чтобы помладше и посимпатичнее. В идеале, несовершеннолетний, а мальчик или девочка — на самом деле не так важно. Лили оказалась из тех девочек, с которыми наиграться за один раз было просто невозможно, да и не то, чтобы она была против, так как в силу своей невинной внешности и совершенно непонятных целей после позволения всевозможных игр со своим телом она заставляла играть уже по своим правилам.
Мужчины много говорят, когда им хорошо, а еще им многое можно внушить во время этого разговора — примерно так изъяснилась Лили где-то на четвертую ночь их развлечений, когда Артур совершенно не задумываясь задал вопрос, словно сошедший с экранизации натянутого романа: «Почему с тобой так хорошо?» Ответу он так и не придал значения, так как притом был вдребезги пьяным, да и к моменту отрезвления не сказать, что многое прояснилось.
Одно из немногого, что удалось заметить Фредерику, так это то, что после ночи с одноразовой игрушкой, буквально сразу же после использования, человека хотелось выбросить, как ненужную вещь. С Лили же все было как-то по-другому. Специально она то делала или получалось у нее инстинктивно, но эта девочка заставляла привязываться к себе. Например, чертовски сильно запоминалась то, как она прикасалась к волосам, когда Артур лежал обессиленный. Ему-то уже до чертиков было, что она там делала, пока он отдыхал, а ее пальцы тем временем скользили от его лица к телу, вызывая совсем другие приятные ощущения, нежели испытывало тело несколькими минутами ранее.
— Больно было?
— Чего?
Палец уткнулся в старый шрам на боку, оставшийся после ножевого ранения. И так было каждый раз: сначала вопрос, затем «мне жаль», «тебе было тяжело», «ты сильнее, чем может показаться» — и вот, ты уже особенный. Для нее, для себя, для всех остальных. Так и казалось. После этого сложно сопротивляться, потому как симулятивное доверие уже выдавало все тайны через пьяный язык. А она выслушивала все. Улыбалась, когда Артур отпускал совершенно нелепые шутки, и сидела с видом верного пса, когда он до слез в глазах жаловался на несправедливость, паршивость жизни или на самого себя. После этого ручки с непривычный Фредерику нежностью могли прикоснуться к нему всего на секунду и то случайно, но этой секунды вполне хватало, чтобы запомнить ее, потому как прикосновения девочки так или иначе отличались от рук прожженной шлюхи.
Этим Лили Рут и отличалась. Приспосабливаемостью. Она невероятно быстро училась: манере речи, поведению и, самое приятное, доставлять необходимое удовольствие.
— Хорошее воображение и наблюдательность, — так она ответила, когда приближенные Артура сделали ей комплимент по поводу того, как быстро она влилась в их компанию.
А людей с быстрой приспосабливаемостью чаще всего называли одним словом — крысой. Такие, как правило, быстро приходили и так же быстро уходили. По разным причинам, но приход был всегда по одной — узнать все, что нужно. Однако обзывать настолько милую девочку подобным оскорблением просто язык не поворачивался, поэтому местные придумали вариант получше. Минни Маус. Очаровательная подружка главного героя — отличное описание для девочки, связавшейся с боссом банды. В честь этого однажды Артур где-то откопал для нее красное платье в белый горошек, ставшее для нее самым любимым. А вот образ босса в лиловой рубашке с закатанными рукавами и приличными часами на запястье укоренил мнение Лили о том, что у Фредерика, в общем-то, было неплохое чувство стиля, которое, к ее сожалению, он не всегда слушал.
Экзотику развлекаловке добавляла родословная Лили — наполовину азиатка. Глаза с полуклассическим разрезом и темной радужкой, практически сливавшиеся с цветом зрачка, в темной комнате казались бездонными дырами, порой чем-то совсем бездушным, каким становился ее взгляд всего на пару секунд, а после она просила уже самого Артура закрыть глаза. Не раз в голове возникала мысль, что она возьми да и пырни его ножом, пока он не видит. Но этого так и не происходило. Вместо реализации его пессимистичных воображений она укладывала свои маленькие ладошки поверх его глаз и рассказывала что-нибудь. Иногда это были рассказы, похожие на психологические трюки с представлением себя в другом месте, приятном и беззаботном. А иногда это была одна и та же история. Сказка или что-то вроде того — Артур так и не разобрался. Но именно она всегда оказывала на него наибольший эффект.
— …иногда даже не знаешь, что нужно делать или кем тебе быть и где ты… но внезапно вот оно, прямо перед тобой, яркое и живое, терпеливо ждет тебя… точно такое, как в твоих мечтах.
На этом моменте Лили, как правило, открывала мужчине глаза. Его взгляд уже тогда был глубоким, задумчивым, максимально погруженным в себя, а она тепло улыбалась. То яркое и живое, о котором она рассказывала, начинало ассоциироваться с ней самой. И вот, встретишь ее где-нибудь в переулке после школы или застанешь за разговором с кем-нибудь, а она выглядит такой жизнелюбивой, что невольно хочется улыбнуться.
Ну куда такой девочке вести криминальный образ жизни? Полное несоответствие вида и желаний. Ей бы ходить с подружками по магазинам да мальчиков обсуждать, а она тянется к пистолету или ножу. Не ради убийств или острых ощущений, просто интересно пострелять и научиться раскладной нож вертеть совсем как Артур. Быть может, чтобы наконец показать задирам-хулиганам, что с ней не стоит связываться: о них Фредерику рассказал Вуки, подбиравший ее после школы. То и стало окончательной причиной.
— Да хватит его наглаживать, держи крепче!
Огнестрельное оружие оказалось куда тяжелее, чем представлялось, когда из него стрелял Артур. А стрелок из него был отменный, будто в глазах был встроенный прицел: ему достаточно было просто вытащить пистолет, как рука твердо наводилась на цель. И секунды не требовалось, чтобы убедиться, что она на мушке.
— Вот так?
Разумеется, нет… Хотя Минни и держала оружие двумя руками, оно тряслось в дрожащих от тяжести руках как осиновый лист. Фредерику достаточно быстро надоело объяснять на словах, их уже было просто не подобрать, и он твердой хваткой подравнял позицию со стороны сам.
— Выше надо, на уровне глаз. И смотри вот сюда, — мужчина ткнул пальцем в бугорок на конце дула.
Лили пыталась настроиться, пока Артур помогал держать оружие ровно. А когда настало время ей самой удержать пистолет, она попыталась выстрелить в граффити на кирпичной стене, в центр буквы «О». Само собой она попала совсем не туда, куда рассчитывала.
— Через целик тоже нужно смотреть.
— А раньше нельзя было сказать?! И что за целик вообще?
Стрелять Лили так и не научилась: получалось пятьдесят на пятьдесят, а в случае передряги это был слишком маленький процент, да и не была она официальным членом банды, потому носить с собой пистолет — себе дороже. А вот с ножом дела обстояли лучше…
— Хватит уже.
…хотя без порезов тоже не обходилось. Стоило мужчине обронить слово, как лезвие задело подушечку тонкого пальца и оттуда проступила капелька крови, тут же оказавшаяся у девочки во рту.
— Покажи еще разок!
— Отвали, Лили, — устало пробурчал Артур уже дома, пока девчонка до последнего игралась с холодным оружием на кровати.
— Ну же, прошу! Последний раз!
На сегодня… Пришлось повертеть верный нож-бабочку по пальцам снова, при условии, что после этого они сразу же лягут спать. Ловкий флиппинг удавалось проворачивать даже в выжатом состоянии — движения пальцев были доведены до автоматизма: рукоять раскладывается на две части, оттуда по инерции выскакивает лезвие, пара движений — и все снова в сложенном состоянии. То, что давалось Артуру с такой легкостью, вызывало у Лили целую волну восторга. Было нечто такое в том, что обычное для одного человека было чем-то удивительно для другого. Это и заставляло чувствовать себя неподражаемым.
— Где ты так научился?
— Захочешь жить — и не такому научишься, — мужчина усмехнулся своим мыслям, тут же озвученным вслух. — А ты, скорее, без пальцев останешься.
Шутка казалась Фредерику смешной ровно до того дня, когда на пороге «Роял-флеша» появился блондин в компании главаря одной из мелких банд Даун-Тауна. По всей видимости, бывшего.
— Ты здесь главный? — ему даже не потребовалось расспрашивать местных, чтобы понять, кем тут являлся Артур.
— Чего тебе?
Два изумруда сверкали так хищно, словно у дикого кота. Совсем юный, не намного старше самой Лили. Схожая и в то же время совершенно другая аура. Будто огонь встретился со льдом — дикость против амбиций. Зеленые глаза излучали вызов, голубые — его принятие. Немой диалог с напряженным сгустившимся воздухом вокруг заставлял мышцы содрогаться микросудорогами.
— Артур…
— Расслабься. Я ненадолго.
Тяжелая мужская рука легла на головку Лили и легонько встрепенула ей волосы, как лелеют зверушку или младшую сестру. «Не уходи», — это он ожидал услышать, вот только она совсем не то хотела сказать.
Ненадолго не вышло. Артур не возвращался дольше, чем было возможно даже при самом затяжном бое, и в следующий раз, когда Минни увидела его, бинты на руке уже скрывали наложенные на онемевшие пальцы швы. Можно было поблагодарить судьбу за то, что ей не посчастливилось увидеть кровавого зрелища: судя по шрамам после снятия, если остальные пальцы висели на остатках мяса, то указательный и того держался на одной коже после знакомства с ножом Эша. По итогу рабочая рука была в ауте какое-то время, а потому удержать даже любимый бокал виски не удавалось довольно долго. И можно было бы сказать, что Лили приходилось помогать Артуру, по сути, частично так и получалось, но вот совсем недолго.
Банда, территория, уважение, честь. Вместе с чувствительностью пальцев правой руки Артур потерял все. И Лили в том числе. Второе условие его пребывания в новой банде Эша после позволения остаться заключалось в ее неприкосновенности, основанное на личных психотравмах Линкса. И при его поставлении бывший босс едва не лишился пальцев на другой руке. При всей оставшейся на тот момент уверенности в себе Фредерик мог бы сказать, что опекунство нового босса над девочкой мало могло помешать ему контактировать с ней, будь у той желание. А его-то как раз больше не было…
Преданность, которую он увидел в ее угольных глазках, когда она смотрела на Эша, была настолько искренней, что все те ее взгляды на самого Артура, которые он воспринимал как непоколебимую верность, показались не более, чем актерской игрой. Юный, красивый, харизматичный и более умный Линкс быстро забрал все внимание как Минни, так и практически всего старого состава банды. И вот, Артур больше не такой особенный, каким ощущал себя ранее. И не особенный вовсе…
Пополнение приближенных к боссу в виде Алекса и других ребят также стало частью новой жизни Лили. Новые друзья, новая семья. Появился даже крошка Скип, которому взбрело в голову ограбить Бонса: Эш и позволил малышу остаться и даже присвоил звание маленького информатора. Среди толпы взрослых людей Лили и Скип воспринимались примерно одинаково, это их и сплотило. Несмотря на свой невеликий возраст, опыта у Скипа в добывании информации было достаточно, и Лили не упустила возможность научиться всему, что он знал, а позже уже самостоятельно совершенствовать и совмещать ее собственные навыки.
Видел Эш в этих ребятах себя, сверстников по духу или просто самых доверенных лиц, так или иначе они были единственными в банде, кто знал про Гриффина. Нередко они оставались, чтобы приглядывать за ним, Лили, ко всему прочему, пришлось втянуться в непосредственный уход. Сложно было похвастаться опытом квалифицированной сиделки, так как порой процесс был крайне неприятным. Однако все это стоило того, чтобы помочь Эшу. Разумеется, обаятельный и невероятно сообразительный лидер не мог не привлечь внимание единственной девушки в банде. У него было все, что нужно, чтобы завоевать уважение не только подчиненных, но и сердце шестнадцатилетней девочки.
К предмету симпатии всегда тянет коснуться. Философия описала эту часть человеческой психологии достаточно романтичной фразой: «Любовь — это желание прикасаться». Как иронично, что Эш был готов назвать проявлением любви что угодно, только не это. При перебинтовывании ран, просто ненароком в баре или даже проходя мимо. Прикосновения Лили не были похожи на грубую даже при всей старательной нежности мужскую хватку какого-нибудь старого извращенца, в которой никогда не было ни капли заботы. Но каждый раз, когда тонкие пальчики хоть немного дотрагивались, его начинало выворачивать наизнанку, а одно возвращенное из детства воспоминание влекло за собой другое. Никакие убеждение о безвозмездной опеке не могли заставить Эша позволить Лили притрагиваться. От этого ему самому было почти так же обидно до горечи во рту, как и Рут. Но бороться с этим не было и шанса, совсем никаких сил.
Одиночество, которое настигло Артура вместе с приходом Эша, было очень странным. И все же было одиночеством. Он больше не сидел в кругу подчиненных, которые бы слушали его приказы, и не был в праве держать рядом Лили. Сложно было сказать, что она забыла о нем напрочь: бывало так, что она подходила передать поручение Эша или даже спросить, как идут дела. На существенную часть из ее вопросов он отвечал одинаково: «Не твое дело» — даже если речь шла об обязанностях перед бандой. Гнетущее отчаяние породило ненависть в первую очередь к Линксу. О Лили же не хотелось думать и вовсе: очевидное предательство, стоило появиться кому-то получше, однако и мысль не поворачивалась принять это окончательно. Смирение вообще не было в числе его возможностей, и искать удачу, чтобы все вернуть, не пришлось — Дино Гольцине нашел его сам.
Отец всей американской мафии имел более чем достаточное влияние, чтобы уже через неделю подстроить все необходимое для ареста Эша и одновременно с тем избавиться от надоедливого Марвина. Босс оказался за решеткой, и Артуру ничего не стоило вернуть себе главенство. Однако на этот раз сидеть с приобретенным ровно он не планировал. Репутация мафии достаточно быстро сделала свое дело: все банды Даун-Тауна были подмяты под одного человека и стали единым целым — одной самой крупной группировкой в Нью-Йорке. И Фредерик Артур стал ее лидером.
— Ну и? — бокал с виски стукнулся о барную стойку громче обычного. Лили вздрогнула. — Нагреваем место у того, кто главнее? И вот, главный снова я. Решила, что пригретое местечко еще не остыло?
— Артур, я…
— Я даже знать не хочу, с чего ты решила так поступить, — Фредерик уставился в собственное сморщенное злобой отражение за полками со спиртным. — Крыса есть крыса. И всегда ей будет.
— ДА ПОШЕЛ ТЫ! — закричала Лили во все горло. Она сжала кулаки, зажмурила глаза и даже поддалась вперед, тратя на эти три слова весь запас воздуха в легких, из-за чего вдыхать пришлось оперативно и очень громко. — Я же была просто игрушкой! С чего тебе принимать все так близко к сердцу?!
Действительно… с чего он так близко все принял? Они изначально были друг другу никем, никем и останутся.
Лили развернулась, чтобы выбежать и никогда больше не возвращаться в «Роял-флеш», как и прошипел ей Артур, но он же сразу приказал обратное. Нет, так просто он ее не отпустит. Крысы не понимают помилования, их надо карать в напутствие всем остальным. Как можно было наказать маленькую мерзавку? Прострелить ногу, отрезать пальцы? Не-ет, этого всего будет недостаточно. Он хотел, чтобы она запомнила на всю жизнь, что связываться с Фредериком Артуром себе дороже.
— Отпусти меня! Пусти! — пищала девочка, совсем как визгливая мышь, стуча маленьким кулаком по медвежьей лапе Артура, намертво схватившей ее за запястье и тащившей в место, куда раньше она была готова прибежать сама.
Его квартира была для нее домом, укромным место, мышиной норкой. Та же квартира дяди, вечно разъезжавшего по командировкам, казалась ей одинокой, холодной и всегда темной. Но сейчас Лили многое бы отдала, чтобы оказаться там, а не здесь.
Артур бросил ее на кровать, и пока девочка поднималась, стянул с себя куртку и навалился на Лили сам. Ей никогда не приходилось отбиваться от кого-то, кто хотел овладеть ею силой. Ее научили, что лучше уж предложить «защиту» и попросить быть помягче, чем остаться с синяками и разорванным нутром. Так она всегда и делала, так почему сейчас не получалось? Почему тот, кому она доверяла больше всех, сейчас был готов изнасиловать ее ради мести?
Тонкие ручки Лили, способные поместиться в одной ладони Артура, поддались, как полуржавый упрямый рычаг, и уместились над головой девочки. Дело оставалось за малым, но… почему она вдруг сдалась? Послушно, хоть и неохотно лежала под ним, а секунду назад была готова выцарапать лицо. Да с чего бы Фредерику об этом думать? Лили повернула голову в сторону, а все темное каре закрыло ее кукольное личико. О нет, она должна смотреть ему в глаза, видеть каждую секунду, пока он будет иметь ее. Навсегда запомнит. Так, что ни один мужик больше никогда не сможет там появиться. Грубая мужская рука прошлась по волосам девочки, убирая те с лица, а затем у Артура непроизвольно приоткрылся рот.
Она плакала. Молча, закусив губы, смотря на дверь ванной. Он никогда раньше не видел ее слез. Никогда не обижал так сильно, разве что до многодневного молчания и надутых губ. Никогда не делал ей больно намеренно ни физически, ни морально. Потому что никогда не хотел этого. Он никогда не надругался над ней, что бы там ни говорили в банде…
И теперь он ощущал себя еще большим предателем, чем была она.
Все тот же едкий запах «Роял-флеша», тот же состав банды, прежний босс и его прежняя игрушка. Все вернулось на свои места. Кроме доверия. Лили, как и раньше, поселилась у Артура, по-прежнему уходила со школы в компании преданного Вуки, все так же собирала для банды информацию. И только за неимением одной маленькой составляющей все это казалось совсем другим. Чужим и ненужным.
Лили перестала рассказывать Артуру сказки на ночь. Перестала разговаривать с ним в баре. Она была рядом, но обращалась с боссом как воздухом, пока он не заговорит с ней по делу сам. А он точно так же не замечал ее под своим боком. Упорное взаимное игнорирование до необходимости превратилось в норму и периодически заставляло Вуки чувствовать себя не в своей тарелке. Все равно что жить в одном доме с поссорившимися женатиками. И чем больше они оба молчали, тем невыносимее это становилось. «Уж лучше бы ссорились», — думалось не только ему.
Раз уж поводов для разговора у Лили поубавилось, она нередко сидела за барной стойкой со своим вишневым соком и безмолвно натирала края бокала. Об Эше думает. Ну, конечно. О ком же еще? И определенно однажды снова предаст ради него. Просто ждет удобного случая. Тогда зачем держать ее так близко? Давать лишнюю возможность подставить себя под нож? Если бы Артур сам знал ответ. «Я просто буду готов, — думал он, пока Лили разговаривали с Вуки, мирно посапывала рядом или поправляла его запонки в доме Гольцине, — это все временно. Привыкать не собираюсь».
Все вернулось в норму, вот только… пальцы все еще страшно болели. Бывало, Артур вздрагивал по ночам, чувствуя, как холодное лезвие рассекает мышцы. Это были те редкие случаи, когда, подскочив на кровати, он удосуживался прежнего беспокойства Лили. Хотя то сложно было сравнивать с действительно прежней заботой. Она всего лишь спрашивала, что ему снилось, а он…
— Ничего, спи уже.
…отвечал всегда одинаково холодно.
Она-то засыпала уже через минуту, а Артур продолжал протирать взглядом дырки в стенах, в окнах. В Лили. Кошмары возвращали к тем эмоциям, которые охватывали его до прихода Эша. И тогда, казалось, он отвечал на свой самый актуальный вопрос: зачем ему Лили теперь? И только для того, чтобы на утро снова о нем забыть.
Если бы он только знал, что нет ничего более постоянного, чем что-либо временное.
Они были друг другу никем только потому, что не было даже близко подходящего слова, чтобы описать их отношения. Любовники? Слишком много лишнего было для этого. Босс и его пассия? Тоже не то. Может, дело было в двукратной разнице в возрасте? Наверное, Артуру было трудно воспринимать ее как полноценного партнера, она ведь еще ребенок. И игрушкой назвать было нельзя. Для такого звания он чересчур хорошо к ней относился, последняя ссора была тому доказательством.
Он все еще был зол на Лили, но чем больше думал о ее предательстве, тем больше прививал себе мысль, что в том была виновата не она, а Эш. Это он отнял у Фредерика банду, честь, пальцы. И ее наивный детский разум. Это он сбил ее с пути. Это он забрал ее. И пока Эш жив, Лили о нем не забудет, как и сам Артур. Исчезновения из поля зрения было недостаточно, этот человек должен был исчезнуть из этого мира для полного покоя. Да, точно! Вот и ответ. Плевать, что Гольцине души в нем не чаял, Артур, в отличие от пацана, был верным и послушным — то, что нужно для мафии. Об Эше быстро забудется, нужно только убрать с дороги. Однако…
— Артур?
— М? — неохотно отозвался он с края кровати. Черт, все-таки разбудил.
— Ты куда-то собрался?
Он сидел полностью одетый, а рядом расположилась куртка с меховым капюшоном.
— Прогуляться.
Что за отговорка? Лили же не глупая, чтобы поверить в эту чушь. Но она только-только проснулась и еще ничего не соображала. Артур всегда говорил, чтобы она закрыла рот и спала дальше, сказал и теперь. А ведь обычно она понимала эти оборванные диалоги, вот только сейчас впервые не стала слушаться. Не до конца вылезая из-под совместно нагретого места под одеялом, девочка просунула руки ему за плечи, обняла за шею и навалилась, как на подушку.
— Не уходи никуда, — заспанным, тонким и таким беспорочным голосом неровно проговорила она, едва ли понимая, куда он действительно собирался.
— С чего бы?
— М-м-м… потому что Хэллоуин.
Точно, у нее ведь сегодня день рождения. Прямо в Хэллоуин. Вот так совпадение. Он и забыл совсем, почему иногда называл ее чертенком. Маленьким, проворным, хитрым фамильяром Дьявола. Как раз подстать ему. Бесстыжая крохотная мышка, и навсегда ей останется.
— Деньги оставлю на столе, — Артур помог сонно свисавшим ручкам сползти с его плеч окончательно. — Сходишь с друзьями куда-нибудь или купишь себе какую-нибудь хрень.
— Ты надолго?
Артур задержался у самой двери.
— Скоро вернусь, — ответил он после паузы, прекрасно зная о том, что Лили уже давно выучила эту его повадку собираться с силами даже перед самой качественной ложью.
Идиот… знал же, что у нее не было друзей.
***
Фредерик Артур ненавидел ложь. Нет ничего неуважительнее лжи и предательства. Поэтому он врал себе изо дня в день. О том, что он лучшая и незаменимая пешка; о том, что у него есть принципы; о том, что ничего не чувствовал к Лили.
Фредерик Артур ненавидел Эша Линкса. За то, что все это у него было. За то, как парень почти в два раза младше него с такой легкостью добивался уважения, признания и статуса. Пока не было Эша, Артур оставался лучшим вариантом, и его это устраивало. Есть кто-то лучше тебя? Убери его с дороги. Самым мерзким и нечестным способом, но остаться должен только ты.
Фредерик Артур всей своей душой презирал Эша Линкса за то, что никаким грязным способом это было не исправить. Он ненавидел его за то, что устал от него убегать.
— ФРЕДЕРИК!
«Лили…»
Это был ее голос. Прямо по ту сторону моста с железными путями, с ограждения которого он только что сорвался. Голос, который рассказывал ему сказки на ночь и пел свою бесконечную песню в ритм его снов. Он подходил им, как родной ключик — с идеальной гармонией.
Это были ее глаза в небе, к которому он тянулся, пока падал. Ее карие глаза цвета молочного шоколада, которые так ярко горели, когда она видела его при параде в доме Гольцине, такого нарядного и с зализанными волосами. Тогда Лили захотела себе платье под образ этому костюму. Водиться с Гольцине, значит, иметь много денег, почему бы и не раскошелиться? При условии, что это будет платье, в котором он поведет ее на день рождение, а еще на выпускной.
— И к алтарю? — кокетливо, как всегда в своем репертуаре играла она плечиками и улыбкой.
— Рано тебе еще. Подрасти ты сначала.
— Зануда, — надулась она и отвернулась. — Ну а подрасту? Тогда что?
— Вот подрастешь и посмотрим.
Она считала, что он просто убегал от ответа. А он знал: когда она подрастет, у него уже будет все, о чем только можно мечтать. И у нее тоже.
Это были ее руки. Шелково-нежные, как прикосновение ветра, дрожь лепестков под его дуновение и трепет волн, с которым она прикоснулась к его застывшему окровавленному лицу, как когда-то делала каждую ночь.
— И в чем смысл этой твоей сказки?
— В том, что однажды ты встретишь то, что тебе нужно. То, ради чего не позволишь себя убить.
— Тупость какая.
— Сам ты тупость, — высунула Лили язык и сморщилась, будто под нос ей подсунули нечто зловонное. — Вот будешь умирать, и вспомнишь мои слова.
— Последним, о чем я подумаю, будешь ты, мышка.
Лили окинула Артура взглядом, собираясь съязвить, когда, открыв рот, поняла, что он только что сказал. В его сжатых губах покоилась сигарета, от которой в танце с ветром струился дым под лучами закатного солнца, на которое он смотрел, как на черную дыру, пустую и бесконечную, каким был его взгляд в тот момент.
— Вы, взрослые, вечно какую-нибудь ерунду ни с того ни с сего скажете, — надула она щеки, не отдавая себе отчета, что они налились краской.
Лили ждала, что он усмехнется и станет тем Артуром, каким она его знала, вредным боссом банды с костлявым чувством юмора, но он молча вынул сигарету и потушил ее о пепельницу, покоящуюся где-то под рукой на подоконнике, на котором они распластались. Он так ничего и не ответил, и Лили ненароком подумала, что сказанное им было слишком вдумчивой вещью для шуток.
Фредерик Артур не был красавцем, как Эш. Не имел спортивного телосложения или хоть что-то особенно привлекательное. Если бы пришлось оставить его в клубе, шансов на знакомство с приличной женщиной можно было и не считать. У него выпирали скулы, как у ходячего скелета, несмотря на то, что тощим его нельзя было назвать, да и проворные пальцы ушли недалеко. Морщины под глазами вообще были отдельным произведением Пикассо.
Но Лили считала его идеальным.
Она никогда не говорила об этом, но очень любила голубоглазых блондинов, как Артур. Глаза цвета полуденного неба выдавали всю красоту его не так давно ушедшей юности, а также историю о том, как совсем молодому парню пришлось в свое время рано повзрослеть. Она намеренно злила его или ошибалась, чтобы он порицательно выгнул бровь в своем стиле, как она любила. Телосложение не было идеальным, однако то, как одежда обволакивала его тело, нравилось Лили. Фредерик был бандитом, но где-то в крови у него определенно таилась предрасположенность к деловым костюмам. Хотя это и не отменяло того, как она любила сидеть напротив него пьяного, без футболки и тяжело дышащего от охмеления. Нравилась его брутальная черно-красная татуировка на левом предплечье, особенно когда он по той или иной причине напрягал мышцы. Ей нравилось, как порой в баре, выпивая в одиночестве, он манерно подставлял кисть под щеку и заполнял свой бокал алкоголем, легонько улыбаясь чему-то своему или так же тихо тоскуя. У Эша Линкса было все из этого, но ничего точно такого же.
Фредерик Артур не был честным бандитом, не носил в себе неповторимую харизму и не заслуживал благородного отношения к своей персоне. И все же Лили любила его. Таким, каким он был.
А он не соврал.
Она была последним, что мелькнуло у него в мыслях перед тем, как все потухло.
