Не сбылось

Прошел уже не один год после Аннигиляции Солнца, а сны о том, чего не вернуть, нет-нет, да и приходили. И Цзинь Гуанъяо просыпался на смятых простынях, чувствуя, как жаркая волна охватывает всё тело. Мысли о минутах счастья, таких мимолетных и скоротечных, горчили – так от любого, самого сладкого вина, в конце остается горьковатый привкус. Вэнь Жохань. Любовник? Враг?.. * Десять лет назад* …Увидев, что глава ордена Вэнь отвлекся, отдавая приказы слугам, Мэн Яо достал из рукава небольшой украшенный вышивкой мешочек и взял оттуда желтоватый шарик. Горько-сладкий вкус конфеты с капелькой дурмана немного успокаивал. Переливы оранжевых и багряных оттенков стали казаться мягче – словно в тумане. Зрелище того, как слуги уносят из тайных покоев мертвое тело, не вызывало никакого отклика в душе. Мэн Яо вместе с главой ордена Вэнь пытал приглашенного адепта, которого заподозрили в помощи бунтовщикам. Более того, именно Мэн Яо изобрел инструменты, которыми был убит несчастный. И это тоже не было страшно. Привычно. Отец так и говорил: «Люди привыкают ко всему. Ты должен стать для Вэнь Жоханя незаменимым. Должен выведать о нем всё, вплоть до самых сокровенных мелочей. Если ты хочешь, чтобы тебя приняли в орден, ты привыкнешь». В его интонациях звучал намек: «Привыкла же и твоя мать к своему ремеслу!». О, да. К ремеслу привыкают. Мэн Яо знал, сколько куртизанок нуждаются в волшебных конфетах – с детства помогал целительнице, жившей при веселом доме, варить сироп и растирать порошок. Дурман притупляет переживания. Помогает улыбаться, когда на душе скребут кошки, и не терзаться угрызениями совести за поступки, которых иначе себе не простил бы. Вот и сейчас. Мэн Яо немного знал парня, которого только что унесли слуги. Фа Линь часто бывал в Цинхе. Но мысли об этом, и о том, что погиб мальчишка, которому жить бы и жить, и о своей вине в случившемся, текли плавно, как прохладная речная вода, не затрагивая сердца. Мэн Яо вздрогнул, почувствовав легкое прикосновение кончиками пальцев к щеке и услышав глубокий, вкрадчивый голос: - У тебя кровь на лице. - Правда? Я не заметил… - Мэн Яо чуть склонил голову набок, подставляясь под прикосновение. Изображал спокойствие, не позволяя себе задумываться о том, что чувствует сам. Отвращение? Страх? Или ему всё же приятно? Вэнь Жохань уже не раз дотрагивался до него, будто случайно. Стирал капельки крови с его лица после часов, проведенных в пыточной. Стряхивал пылинку с рукава. Поправлял заколку и слегка касался волос. Взгляды украдкой – их мог бы не заметить кто-то, не знакомый с изнанкой жизни, но Мэн Яо давно научился отличать просто любопытство от заинтересованности и желания. Ему хотелось думать, что он ошибся. Конечно же, он полезен главе ордена только как помощник, изобретатель. А остальное – просто игра воображения. Покидая «дом цветов», Мэн Яо думал о том, чтобы исполнить мечту матери, добиться уважения и признания отца. И даже себе не хотел признаваться, что не только шел за славой и богатством, но и бежал от судьбы, которая ждала всех детей, рожденных и выросших в доме утех. Прислуживая куртизанкам, он видел похоть в глазах их посетителей, непристойные жесты и прикосновения, слышал вольные разговоры и пошлые шуточки, а, становясь старше, всё чаще прятался от подвыпивших гостей, которые смеялись – «Какой симпатичный мальчик!» и пытались поймать его, ущипнуть, пощупать, скользнуть под его ханьфу потными ладонями. Всего, чего он насмотрелся, хватило, чтобы испытывать отвращение к «игре тучки и дождя». Но Мэн Яо помнил слова хозяйки веселого дома: «Да будет тебе известно, в постели самые сокровенные тайны часто перестают быть таковыми. Любовные победы располагают к откровенности. Знал бы ты, сколько секретов сильные мира сего разбалтывают, сами того не замечая – заигрывая с хорошенькой служанкой, хвастаясь своими подвигами перед танцовщицей, изливая душу дорогой куртизанке. Если ты научишься доставлять удовольствие любовнику и внимательно слушать его после утех, в твоих руках окажется оружие, мало чем уступающее мечу. Твоя матушка, мой мальчик, слишком порывиста и доверчива, не повторяй ее ошибок. Видишь, до чего довела ее любовь к знатному мужчине? Сила не у того, кто любит, а у того, кто позволяет себя любить». Матушка была против, чтобы госпожа Шу учила А-Яо искусству уединенных покоев даже в теории, но возразить хозяйке не могла. Никто не мог перечить этой красивой и властной женщине, которой, казалось, не коснулась беспощадная рука времени. И как знать – может, ее наука ему еще не раз пригодится. Мэн Яо держался спокойно, чуть отстраненно. «Сколько секретов сильные мира сего выдают случайно, сами». Что же, если, став любовником Вэнь Жоханя, он узнает что-то полезное для глав четырех великих кланов – пусть будет так. Это не самая большая жертва ради победы. Он сможет притвориться, изобразить страсть, а после исподволь направить разговор. И он мило улыбался, поддерживая легкий разговор ни о чем, отвечая на прикосновения такими же мимолетными касаниями – и так день за днем. Вэнь Жохань не раз звал его поужинать вместе, и Мэн Яо приходил, но не чувствовал вкуса еды, по чуть-чуть пил вино, пытаясь казаться беззаботным… и раз эти встречи продолжались, он, наверное, удачно играл свою роль. В темных глазах Вэнь Жоханя мерцали алые искры… или это игра света? Багряным сверкали рубины и гранаты в украшениях, вплетенных в черные, как вороново крыло, густые локоны. Когда его тонкие губы изгибались в едва заметной улыбке, его бледное лицо, похожее на маску, на миг будто озаряло солнечное сияние. Мэн Яо боялся признаться самому себе, что ему нравится видеть эту улыбку, хочется говорить вещи, приятные главе ордена Вэнь или забавляющие его. В один из таких вечеров, аккуратно отставив пустую чашу в сторону, Мэн Яо уже поднялся, склонился в глубоком поклоне и собрался попрощаться, но Вэнь Жохань остановил его: - Подожди, А-Яо. Поможешь мне расплести прическу? - Как прикажет мой господин, - согласился Мэн Яо, следуя за ним в спальню. По телу пробежала дрожь. Конечно же, ясно, что последует за этим приглашением. Мэн Яо ступал мягко, неслышно, и мысленно повторял, как молитву: «Притворяться – изображать восторг – думать о том, ради чего всё это – дождаться момента, когда он проговорится». Лучше было бы взять конфету с дурманом, но запас недавно закончился. Как не вовремя! Вэнь Жохань сидел на постели. Мэн Яо вынул одну заколку, другую, выплел цепочки с драгоценными камнями… перебирать темные, гладкие пряди, от которых веяло неуловимым, чуть резковатым ароматом, было приятно. Под руками чувствовалось тепло. Хорошо вот так – не спешить, расчесывать аккуратно, медленно, почти лаская. Стало даже жаль, когда пришла пора остановиться и отложить гребень. Мэн Яо застыл, настороженно выжидая. Вэнь Жохань обернулся медленно, грациозно, словно хищник. С легкой насмешкой спросил: - Отчего ты так смотришь на меня, А-Яо? Неужели боишься? – и коснулся его губ легким, почти невесомым поцелуем. Забыв обо всем, что знал из книг, из разговоров и поучений опытных куртизанок, Мэн Яо отвечал неуверенно, робко. Тепло и ласка были неожиданно приятны. - Не боюсь, повелитель, - прошептал он, переведя дыхание. – Просто я еще ни с кем не… не играл в весенние игры. Если совсем переступить через страх и сомнения он не мог, лучшим выходом было признать хотя бы часть правды. И играть, и льстить: - А-Яо будет рад провести первую ночь с вами. Совершенство красоты моего повелителя подобно свету солнца… Он аккуратными движениями раздевал Вэнь Жоханя, оглаживая светлую кожу, под которой чувствовались крепкие, упругие мышцы. Чуть потер пальцем темное пятнышко на плече, похожее на след то ли от укуса, то ли от ожога. Игриво спросил: - Это от раны в бою? - Нет, оборотень укусил. Тварь попалась крупная и ядовитая, а я в четырнадцать лет был горячий, самоуверенный, неосторожный. На первой охоте рвался вперед, старших не слушал, - беззаботно признался Вэнь Жохань. Его ладони скользили по телу Мэн Яо медленно, раздевая неспешно, касаясь лишь слегка. Вовсе не похоже на те грубые тисканья, щипки и шлепки, от которых хотелось бежать на край света. Эту ласку наоборот, хотелось продлить. Принимать тепло, отвечать на поцелуи, прижиматься теснее… лежать в объятиях, и чувствовать себя не беззащитным, а наоборот – будто в магическом кругу, хранящем от всех бед. Лишь иллюзия. Мэн Яо помнил часы, проведенные в подземелье и настойчивость, с которой Вэнь Жохань выжимал из каждой жертвы все признания, до последнего слова. Стоило очередному несчастному лишиться чувств, его обливали водой, силой вливали в рот эликсир, ненадолго восстанавливающий силы, и пытка продолжалась снова. Пламя сменялось ледяным холодом. Щипцы, иглы, ножи, плети с разнообразными наконечниками, измененные лекарские инструменты – в ход шло всё. Вэнь Жохань смеялся, когда Мэн Яо рассказывал ему, какими петлями и ножницами пользовалась повивальная бабка, помогавшая обитательницам «дома цветов» вытравить нежеланный плод. И позволил изучить свитки из тайника, в которых шла речь о ритуалах, позволяющих мужчине зачать ребенка. В одном из пленных Мэн Яо узнал заклинателя, любившего издеваться над девушками и юношами из публичного дома. На нем-то и предложил сначала опробовать ритуал, а после вытравить плод. Вэнь Жохань назвал это остроумной шуткой: «Господин Хо обожал пользоваться услугами продавщиц весны, пусть теперь побудет в другой роли. Интересно, сколько изголодавшихся по плотским утехам вояк он сможет пропустить через себя?». И теперь было так странно, что мужчина, наблюдавший за страданиями жертвы и извлечением частей плода из утробы, будто за веселым представлением, способен на нежность и чуткость, которых Яо еще ни от кого в своей жизни не знал. Вэнь Жохань не торопил его. Как будто достаточно было бы, даже если бы в эту ночь не произошло ничего, кроме ласк и поцелуев. И Мэн Яо сам отвечал на его прикосновения, пылая его пламенем. Уже не боялся, когда влажные и скользкие от масла пальцы раскрывали его хризантему… сам подавался навстречу, хотел большего. Как будто под влиянием чар… хотя нет, чары он бы распознал. Горечь подступила наутро, когда Мэн Яо лежал, прижавшись к еще дремлющему любовнику. «А ведь мама тоже была очарована главой клана Цзинь, ей казалось, что его нежность – это навсегда… и Сы-Сы сияла от счастья, когда проводила ночи с господином Ду, а он быстро о ней забыл… те, у кого есть золото и власть, не привязываются к своим игрушкам». Он больше всего боялся повторить судьбу матери. * Случались дни, когда Цзинь Гуанъяо думал, не ошибся ли тогда, выбрав служить отцу и союзу Аннигиляции солнца? Он рисковал собой, он предал человека, с которым, вопреки всему, пережил столько счастливых дней и ночей. И что получил взамен? Насмешки в лицо, сплетни за спиной. Выбрав Вэнь Жоханя, он мог бы со временем получить право носить фамилию клана – заслужил же это Сжигающий ядра… мог бы добиться власти, чтобы навсегда заставить умолкнуть всех подлецов с их грязными намеками. А если бы нет? Подняться на вершину нелегко, зато упасть с нее можно в один миг. Яо помнил, что первый советник Цишань Вэнь умер в том же самом подземелье для пыток, ведь имел неосторожность резко высказаться о стратегических «талантах» второго молодого господина Вэнь. Одна ошибка, и привязанность могла бы обернуться ненавистью. И все же до сих пор, проходя мимо лавок со сладостями и замечая особенно красивые коробочки с пирожными с дурианом, Цзинь Гуанъяо доставал кошелек, чтобы купить, и лишь потом вспоминал, что не переносит дуриан. И все же иногда, перед рассветом, в полудреме, он протягивал руку поправить шелковистую прядь и нежно коснуться шрама на плече… но чувствовал лишь пустоту.