«Боюсь, что так. А ты почему не спишь?»
«Встал воды попить».«С телефоном?»
«Что поделать? В такое время живём». Может, ему тоже сходить за водой? Или за молоком с мёдом. Говорят, помогает заснуть. Можно ещё Ксюшину «Засыпай-ку» выпить. Эффект плацебо, между прочим, тоже эффект. Миша начал раздумывать над оригинальным ответом, но Серёжа отправил ещё одно сообщение. «Если серьёзно, то хотел убедиться, что ты спишь. И не зря». Миша не смог сдержать улыбки. Серёжа по общему признанию был мастером непринуждённых бесед, эдаким массовиком-затейником в масштабах группы из пяти человек. Он инициировал, развлекал, шутил, разряжал обстановку. В пределах разумного, конечно. Его врождённый оптимизм помогал остальным арийцам на протяжении — страшно подумать — почти двух десятков лет. Миша не был исключением. Правда, Серёжино желание поддержать, помочь влиться в коллектив превратилось в желание заботиться и быть всегда рядом и в горе, и в радости. Миша сейчас не видел лица Серёжи, но отчётливо представил, как тот хмурится и покачивает головой. Были бы они сейчас вместе — заснули бы в обнимку. Миша всегда хорошо засыпал в объятиях, особенно если это были объятия Серёжи. Миша, в теории, мог бы сейчас обнять Аню, но это… было совершенно другое. Да и устала она сегодня, нечего её будить под утро. Серёжа и Аня принадлежали разным мирам, которые Миша создал у себя в голове: работе с её непредсказуемостью и дому, где всё было «как всегда».Когда Серёжа приходил к ним на праздники и как ни в чём не бывало беседовал с Аней, у Миши случался когнитивный диссонанс, хоть он и был рад, что два самых дорогих ему человека ладят. «Я Ане пожалуюсь, если ты не начнёшь спать нормально». Ну вот, началось. По интонации Миша с лёгкостью определял, серьёзен Серёжа или просто шутит, но по одному лишь сообщению было непонятно. Миша всё же надеялся, что это всего лишь угроза ради угрозы, не влекущая за собой ничего. Он не выдержит, если ещё и Аня начнёт его жалеть, — сразу же забьётся в угол и расплачется. Ладно, не расплачется, но будет терзать себя глупым чувством вины за то, что получает поддержку и не может дать её в ответ, хотя она сейчас всем нужна. Кому-то даже больше. Нет, его жалеть не нужно. Он умрёт от передозировки теплом и заботой, которых не заслуживает. Бессонница — это не так уж и плохо. Стресс, если так подумать, тоже. Временные трудности. Миша и не через такое проходил.«Я это не контролирую, к сожалению».
«Я знаю, Миш. Ты хотя бы на балкон выходи свежим воздухом подышать. Или пару кругов вокруг дома сделай…»«Ага, возьму Сонину плюшевую собаку — и в путь. Типа, гуляю с собакой, всё по закону».
«Вот, это правильный настрой, позитивный». После этого сообщения Серёжа вышел из сети. Миша, стараясь не разбудить Аню и девочек в соседней комнате, всё-таки вышел на кухню за «Засыпай-кой». Молоко, оказывается, закончилось. Потягивая молочную кашу из трубочки, Миша принялся дочитывать одну из книг, которую ему порекомендовала Рита. Миша в бесчисленном множестве литературы терялся, а вот Рита всегда знала, кому и какую книжицу посоветовать. Золотая женщина. Когда дело уже близилось к эпилогу, Мише высветилось уведомление. «Ну что, прошёлся?» Так он хотел, чтобы Миша прямо сейчас встал, оделся и вышел на мороз? А жареных гвоздей, как говорится?..«Нет, книгу читаю. Днём проветрюсь».
«Тьфу-ты. Так и знал. Спускайся давай».«Я сейчас всех разбужу».
«Спускайся, говорю. Иначе я поднимусь и разбужу всех сам звонком в дверь». Миша несколько раз прочёл сообщение, чтобы удостовериться в том, что он всё правильно понял. Не может быть!.. Он вскочил со стула и прижался лицом к оконному пластику, чтобы разглядеть не только парковку у дома, но и подъезд. Чёртов козырёк всё равно закрывал обзор, и Миша плюнул на это дело. Несколько минут он собирал по тёмной комнате одежду, обувался и искал ключи. Всё это требовалось делать без звука, поэтому получалось медленно. Если Серёжи там нет, то Миша к нему поедет и… что-нибудь сделает. Он ещё не придумал. Серёжа спас себя от такой незавидной участи, потому что стоял возле скамейки и носком ботинка дробил тонкую корочку замёрзшей за ночь лужи. Серёжа. Не с фотографий в мессенджере, а настоящий, трёхмерный. Миша, не раздумывая, сделал то, чего так хотел последние пару часов: обнял его. — Ну вот. А ты спускаться не хотел, — усмехнулся Серёжа, обнимая Мишу в ответ. — Ты идиот. Какого чёрта вообще? Даже через несколько слоёв одежды Миша ощущал биение чужого сердца. Всё-таки не мираж, не плод больной фантазии. Всё-таки не уснул Миша за столом после «Засыпай-ки». Слишком уж реально Серёжа выглядел, ещё и носом от холода хлюпал весьма правдоподобно. Миша уже и забыл каково это — стоять вот так, обвив руками Серёжину талию, и думать лишь о том, какой он, Серёжа, замечательный. — Надо было оставить тебя чахнуть, а, цветочек аленький? — Но не подрываться же в пять утра… Ты хоть пропуск сделал? — Сделал, конечно, — Серёжа фыркнул. — И вообще, для тебя я доступен двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Может быть, даже больше. Миша смутился и сильнее вжался лицом в Серёжино плечо, чтобы не было видно ни миллиметра его покрасневшего лица. Действительно, цветочек аленький. — У тебя уши красные. Замёрз? Да если бы! — Нормально всё. Ты тёплый, — пробубнил Миша. Голос предательски дрожал, но не от холода, а очень даже наоборот. Умел же Серёжа сказать что-нибудь такое, отчего у Миши в животе всё переворачивалось и теплело в груди. И как ему выразить свою благодарность? Как показать, что он счастлив видеть Серёжу, счастлив покинуть ставшие ненавистными родные стены? Его даже на элементарное «спасибо» сейчас не хватит. В горле словно ком застрял. Миша так ничего и не сказал, только взял Серёжу за руку — роскошь, которую он себе не мог позволить на улице при свете дня. Сейчас же вся улица, окутанная мраком, принадлежала только им двоим, и можно было не стесняться. Миша, наверное, мог бы даже… — Серёж. — Ты чего? Уже устал? Миша мотнул головой и всё-таки поднял на Серёжу взгляд. В сизых глазах напротив плескалось то невыразимое, что они оба чувствовали друг к другу. Не просто любовь, не просто нежность, не просто привязанность. Что-то на совсем другом уровне познания, существующее лишь для них двоих, а потому не имеющее названия. И Миша решился. Плевать, если мимо них пройдёт какая-нибудь старушка, спешащая на первый автобус, или дворник, у которого начался рабочий день. Мишины руки оказались на холодных Серёжиных щеках, губы коснулись губ.Миша делал это сотни раз, но после относительно долгого перерыва этот поцелуй всё равно ощущался по-особенному. Как первый шаг к возвращению в нормальную, привычную для них обоих рутину. Серёжа, кажется, даже не удивился. Он мгновенно ответил на поцелуй, по обыкновению перехватывая инициативу, и Миша на несколько мгновений потерял связь с реальностью. Для него не существовало ничего, кроме Серёжи, его губ и языка. — Я так понимаю, это твоя благодарность? — Серёжа ласково улыбнулся, когда они оторвались друг от друга. — Если что, существует слово «спасибо». — «Спасибо» — слишком мелкая благодарность тому, кто приехал чёрт знает куда в такую рань, — и Миша снова приник к губам Серёжи, но на этот раз лишь на секунду. И ещё раз. И ещё. — Ты меня так скоро высосешь всего, — Серёжа, тем не менее, и не думал уворачиваться от смазанных поцелуев. — Может, всё-таки пройдёмся? — Будем ходить вокруг дома? — Думаю, вокруг двора пройтись нам тоже никто не запретит. Заодно узнаем, где заканчиваются твои законные сто метров. — И как? Только не говори мне, что взял линейку. — Ты меня обижаешь! Какая, блин, линейка? Я ж не дурак. Миша засмеялся. Да уж, глупость сказал. Кому в голову взбредёт таким заниматься, да ещё и в пять утра? — Непрактично это, линейкой сто метров отмерять, — продолжил Серёжа, когда они двинулись в путь. — Это ж какая должна быть линейка тогда? — Да-да, я понял. Шутка не удалась. — Я зато взял самую большую рулетку. Купил, вот, недавно для ремонта…