***
Тетрадь лежит в крепко сомкнутых ладонях. Потолок, стены и мебель сливаются в единое месиво, на затворке сознания слышен голос взволнованной сестры. Крепкие руки держат за плечи, обнимают со спины и аккуратно покачиваются в медленном такте, убаюкивая. Слезы обжигают слизистую, раздражают кожу щек, стекают к подбородку и падают на грудь. «…из страха, что все меня оставят». Боже, нет, нет, нет… «…отравляю жизнь других собой». Не отравляешь. Ты не отравляешь жизнь своих близких, ты пытаешься становиться лучше с каждым днем, ты лечишься, ты идешь вперед, несмотря на тяжелое ментальное состояние. «Я ожидаю всего, чтобы боль ударила по мне изо всех сил и наконец отпустила». «Не заслуживаю тебя… Я бы хотел… быть твоим возлюбленным, иметь право на это». — Боже… — Хенджин шепчет, не в силах привычно говорить, — он заслуживает всего самого лучшего на свете, Феликс заслуживает целого мира… Господи, Феликс, мой прекрасный, мой самый невероятный на свете… Хенджин задыхается. Тяжелый, похожий на астматический, вдох. Хрипы норовятся разорвать стены и весь этаж в клочья, выбить окна и стереть с лица земли поместье Хванов. Минхо расстегивает верхние пуговицы чужой рубашки, прижимает голову Хенджина к своему плечу и просит его дышать. Пальцы мороя неожиданно пылают — мальчик во время панической атаки не контролирует силы стихий. От перенапряжения по рукам расползаются шрамы, эпидермис разрывается, открывая вид на тонкие нити капилляров. Йеджи тянется к руке брата в попытке подавить приступ с помощью своей магии. — Говори с ним, — Рюджин слегка встряхивает Минхо за плечи, — давай, пусть дышит под счет, мы рядом, всё будет в порядке. Всё будет в порядке. В порядке. — Феликс заслуживает всего хорошего, — Ли гладит Хенджина по голове, — И ты тоже заслуживаешь. Я понимаю сомнения в ваших чудесных головах… Но мы — это мы, слышишь? Мы никого не заставляем быть рядом, так же, как и никто не должен находиться с нами. Но мы всё равно все есть друг у друга. Не потому что должны, а потому что любим, и каждый по-своему. Нам не надо брать ответственность за чужие чувства, выбирать за других и тем более принимать решения за других — заслуживаем ли мы наших близких или нет. Феликс очень боялся открыться, боялся раниться, потому что тень прошлого всё еще наступала на его пятки. Возможно, ему нужно было больше времени, чтобы рассказать обо всём. Но, к сожалению, его лишили времени, столь драгоценной и быстро ускользающей вещи. — Неужели… я как-то навредил ему… — Хенджин выдавливает из себя с новым протяжным выдохом, — поэтому Феликс побоялся открыться мне?.. Неужели он посчитал игнорировать свои проблемы и сконцентрировался только на моих? Господи, что я наделал… — Дыши, давай, глубокий медленный вдох, — Минхо удерживает друга в ровном положении, — как уже написал Феликс, твоей вины ни в чем нет, и он абсолютно прав. Здесь ничьей вины нет, ни твоей, ни Феликса. К сожалению, любовь к себе не приобретается за счет появления любимого человека. Это невероятно долгий, многолетний процесс. Не думай, что два сломанных человека не могут быть вместе по причине своей сломанности — всё это чушь, полная нелепость. Когда сломанные люди собирают себя по частям и склеивают вновь, поддерживая друг друга и проходя терапию, то никакая сломанность не явится помехой. Отношения — это тоже долгий процесс. Процесс узнавания друг друга. Конечно, было бы чудесно, если бы все люди всегда говорили словами через рот обо всём, что их волнует. Но иногда сомнения сильнее, и я бы предпочел не винить никого за это. Потому что мы все иногда в чем-то сомневаемся, что обязательно необходимо разбирать с психотерапевтом. Терапия — это очень длительный и тернистый путь со всеми своими взлетами и падениями. Но я благодарен за каждый шаг. — Тернистый путь… — одними губами произносит Хенджин, — Per aspera ad astra? Минхо издает облегченный смешок и едва заметно кивает. — Ко всем звездам небосвода. Йеджи отпускает ладони брата, уже не искрящиеся огнем. Рюджин просит Джисона принести воды, поднимается с пола вместе с девушкой и сажает ее на кровать. Белки глаз близнецов одинаково воспаленные, красные. Рюджин переглядывается с Минхо и молчаливо кивает, доставая из сумок пакетики с кровью. Третья паническая атака за сутки, и в этот раз — неконтролируемый всплеск стихий. «Подобное не случалось уже давно… Я надеялась, что больше никогда не повторится». Год назад, после казни Чана, Хенджин вернулся из морга в общежитие. Привычная обстановка, запахи, тепло, мятая пижама лучшего друга — всё мгновенно перемешалось в сознании, случился приступ, во время которого мальчик поджег комнату, а затем затопил ее до краев. Так как определенная стихия не преобладает над остальными тремя, каждый сильный всплеск энергии несет за собой последствия в виде повреждений — тело не выдерживает, эпидермис, дерма и кровеносные сосуды лопаются, создавая глубокие порезы. Йеджи обладает силой земли, как и Тэхен, поэтому из ближайших мороев только они вдвоем могут помочь Хенджину успокоить магию, в особенности энергию огня. — Наш вылет в Амстердам через три часа, — в комнату забегает Лиа, — мы впервые действуем без разрешения королевы и членов королевского двора. Королева отдает приказ на поиски пропавших лишь в том случае, если они считаются живыми. Именно живыми — стригои к этому понятию не относятся. Поэтому за все годы никто и не пытался найти Сану, Чонгука и многих других обратившихся мороев. Ребята решают действовать сообща, за спиной вампирского правительства. Искать стригоев всё равно, что иголку в стоге сена — невероятно тяжело и по некоторым расчётам бессмысленно — ещё никто не обращался обратно в свой прежний облик. Никто, кроме Дмитрия Беликова, дампира, которого вернула к жизни Лиса Драгомир — обладательница стихией Духа. Энергией, способной лечить многие болезни и воскрешать из мертвых. Сила черпается из здоровья её носителя — мороя, после лечения или воскрешения ухудшается как физическое, так и ментальное состояние. Поэтому целительством стихией Духа не пользуются и о ее носителях не распространяются. Тэхен не знает точного ответа, зачем они затеяли авантюру с поиском и поимкой Феликса, с меньшей вероятностью Саны и почти невозможной — Чонгука. Какой итог для этих троих? Камеры в подземельях вампирской тюрьмы? Смерть от кольев, чтобы исключить вечные страдания? — Мы подумаем о будущем, когда перестанем избегать проблем и столкнемся с нашими бывшими друзьями, — Намджун успокаивающе гладит Тэхена по спине, — Рано или поздно это должно было случиться. Распри между многотысячной армией стригоев Чонгука и вампирами должны прекратиться, потому что страдают и погибают многие невинные люди.***
Солнце режет людские глаза, и вместо тепла зияет дыра абсолютной пустоты. Вакуум, выжженный руками стригойского рода. Самолет блестит под яркими лучами, что не греют, а прожигают насквозь. Хенджин не может понять, в какой момент чувства спрятались глубоко в сердце, явно намечаясь плотной пробкой вырваться наружу в лице новой панической атаки, приступа тревожности или всплеска стихий. Несмотря на десятки сеансов мальчик так и не позволил эмоциям появляться своим чередом, а мнимое постоянное спокойствие временно несет за собой крах состояния, от которого заплакать можно при виде чайной ложки, упавшей со стола. Феликс. Самый невероятный на свете человек. Яркие глаза, ямочки на щеках, самая любимая улыбка на свете. Нежные прикосновения, мягкие поглаживания. Желание слиться воедино и дарить тепло. Дарить, дарить, дарить бесконечно, целовать любимые губы и слышать тихий смех. Воспоминания такие близкие и далекие, Феликс то приближается, то растворяется в воздухе рассудка, словно мальчика никогда не существовало. Плечи сводит судорогой. Хенджин обхватывает себя руками, тяжело сглатывает слюну в попытке подавить крик. Сердце ноет, скручивается в клубке сосудов и пытается вырваться наружу. Больно, невыносимо жжет в груди, мальчик подносит к зубам крепко сжатый кулак и кусает. Проявляются белые линии, затем цвет сменяется на фиолетовый. Боль ударяет по сознанию, Хенджин со стоном размыкает зубы, выпускает руку и смотрит на оставленные следы. Вновь. Вновь не позволяет себе проявить эмоции, зарывает их внутри и выпускает через физический вред себе. Минхо возвращается на место со спиртовыми салфетками — одна фаланга Хенджина прокусана до крови. Морой начинает плакать, оборачивается по сторонам в надежде, что Тэхен ничего не заметил. Заметил. Услышал стон боли, и необязательно для этого использовать вампирский усиленный слух. Молодой человек ничего не говорит, передает подушку через сиденья салона самолета и произносит одними губами: «Пожалуйста, поспи до посадки». Тэхен знает, что после селфхарма наступает период разъедающего чувства вины, и это последнее, что можно желать Хенджину, особенно при нынешних обстоятельствах. «Мы обязательно разберем всё вместе с психотерапевтом, как только выберемся из войны». — Когда ты и Чимин вернулись из поместья Чон… я очень испугался, увидев тебя бледным, — Намджун в очередной раз передает железосодержащие таблетки, — я спрашивал тогда и спрошу сейчас: как ты? Тэхен нервно улыбается, заламывает пальцы и кладет голову рядом сидящему Чимину на плечо. — Всё ещё никак не могу принять, что Гук скрывал свое больное сердце от нас, — во рту мгновенно пересыхает, — проблема в том, что он, выбрав вечную жизнь, убил в себе человека. Боялся смерти настолько сильно, что в итоге к ней и пришел. Сейчас от него остались физическое тело и часть разума, которая не была связана с чувствами. Нервная система работает на маленький процент, что делает Гука похожим на ходячего мертвеца. — Всё это верно, — тихий голос с соседних сидений, — только ты так и не ответил, в порядке ли ты? Тэхен вновь усмехается, прикрывая ладонью влажные глаза. — Нет, Джуни, не в порядке. И не знаю, смогу ли когда-нибудь быть в порядке. Но пока вы все рядом со мной, я обещаю держаться изо всех оставшихся сил. Самолет приземляется в Амстердаме вечером по местному времени. Лиа выбегает вперед всех, опускает центы в первом ближайшем таксофоне и набирает номер Чонина. Никто не использует свои телефоны, мобильники выключены с целью предотвратить отслеживание. — Рядом с аэропортом много дампиров, — раздается голос Чонина, — надеюсь, вы одеты во что-то светлое и нейтральное, а не в черные смокинги и пальто, иначе вас распознают все, начиная от королевского двора и заканчивая стригоями. Не забудьте о масках в связи с ковидными ограничениями, без них вас заберет полиция. Я перехвачу вас в центре, на площади Дам. Буду под желтым зонтиком с надписью: «Долой мнимую демократию». Прятаться у всех на виду — лучший способ из всех. И мой любимый. Самое известное и важное место столицы Нидерландов — площадь Дам. На ней проводится множество мероприятий и всегда большое количество людей, среди которых можно затеряться и остаться незамеченными. В западной части площади находится музей восковых фигур мадам Тюссо, напротив которого парень под желтым зонтиком хватает Хенджина под локоть и отводит в сторону, краем глаза замечая, как остальные следуют за ними. — Bonjour mon chéri, — Чонин смеется сквозь медицинскую маску, — не виделись год, словно целую вечность. Хотелось бы когда-нибудь встретиться не при военных обстоятельствах. Хенджин чувствует, как под чужой ладонью плавится кожа — старый друг от восторга пробуждает стихию огня, согревая руку Хвана. — Обязательно прогуляемся как-нибудь все вместе вдоль Рейна, Нини, — парень улыбается в ответ, — со стаканчиками твоего любимого пряничного латте. Молодым людям удается остаться незамеченными и пробраться в двухуровневую квартиру в центре Амстердама. В гостиной всех встречает Чанбин, одетый лишь в шелковый халат. От встречи с бывшим одноклассником Минхо прыскает в ладонь и в ту же секунду обнимает его, хлопая по спине. Ребята потеряли связь друг с другом в первые недели после выпуска из Академии Святого Владимира. Лиа нервно осматривает первый этаж квартиры: бежевая и белая мебель, широкий холодильник, встроенный в шкаф, с большой морозильной камерой для пакетиков с кровью. Место, явно обустроенное под вкусы Чонина и Чанбина. Девушка кусает губы, бросает взгляд на лестницу, ведущую на второй этаж, что не остается незамеченным. — Балкон, — Чонин понимает эмоциональное состояние подруги, — направо по коридору первая прозрачная дверь. Не споткнись на лестнице, полы скользкие. Лиа только сейчас замечает, как же сильно дрожит. Поворачивается к Сынмину, коротко целует его и слышит в ответ уверенное: «Всё будет в порядке. Я тебе верю и доверяю». Тэхен проходит вглубь гостиной и опускается на диван одновременно с Чонином. Ребята отправляются на кухню, следуя предложению Чанбина поесть и восполнить силы: кому-то достаются пакетики с первой и третьей положительной, другим же — большие порции мяса с тушеными овощами. Небо за окном темнеет, черные тучи перекрывают ясную голубую бесконечность. Тэхен замечает, как его руки бледнеют и мелко трясутся. Впервые за последнее время осознает, что дышать становится всё сложнее и сложнее. — Я правда… — смотрит едва ли собранно на Чонина, — правда не понимаю, что творю сейчас. Я импульсивно поднял детей и рванул на другой материк в поисках стригоев, против которых не решает пойти главная королева и весь королевский двор. Ощущение, что все мои действия бессмысленные и ни к чему не приведут. — Не уверен, что это так, — Чонин улыбается и пожимает плечами, — если получится поймать Чонгука, его приспешников и Феликса, паренька, недавно обращенного в стригоя, там и нахождение осиного гнезда не за горами. Того, кто на протяжении многих лет ворует мороев, как Сану, например. Чонгук стоит на вершине айсберга… но вот кто айсберг? Тэхен щурится в непонимании. — Осиного гнезда? Ты имеешь в виду главного стригоя, появившегося уже после войны, в которой участвовали Лиса Драгомир, Роза Хэзевей и Дмитрий Беликов? — Верно, — Чонин протягивает Тэхену пакетик с первой положительной, — твои действия не бессмысленные, — оборачивается в сторону кухни и смотрит на Хенджина, просящего Минхо и Джисона есть побольше мяса, — думаю, ты и сам понимаешь, что я имею в виду. Или хотя бы догадываешься. Необязательно быть гением, чтобы почувствовать стихию. Твой план может спасти чью-то жизнь и вернуть то, что было отнято. За окном видна площадь Дам, где с каждой минутой появляется все больше и больше людей на вечернем фестивале. Лиа поднимается по лестнице на второй этаж, слышит музыку и выдыхает — иногда звуки способны успокоить тревогу. Коридор оказывается небольшой — двери в несколько комнат с левой стороны и узкая дорожка к балкону с правой стороны. Дыхание перехватывает в миг. Лиа сглатывает тяжелый ком и медленно делает шаг навстречу высокой тени, отбрасываемой благодаря уличным ярким фонарям. Дверь на балкон открыта, и на перила, чуть наклонившись вперед, опирается девушка, чьи волосы развеваются на вечернем морозном ветре. Руки на мгновение немеют. В голове поднимается ураган, переворачивает полки, державшихся так долго на тонких нитях, что готовы были порваться в любой момент. «Я всегда буду рядом, что бы ни случилось». «Я очень тебя люблю, Джису. Люблю сильнее всех на свете, и вряд ли это когда-нибудь изменится». А затем разбивающее вдребезги: «Я… так больше не могу. Давай расстанемся и забудем всё, что было между нами». Лиа останавливается за спиной девушки, не решаясь ступить на плитку широкого балкона. Воспоминания разрывают сознание на части, превращают в труху, невидимую человеческим глазом пыль. Не стоило давать друг другу ложных обещаний на далекое будущее, если не получалось жить «здесь и сейчас». Мурашки пробегают по коже. Юна слышит тихие шаги, замирающее дыхание и короткий всхлип за спиной. Девушка медленно поворачивается, сталкиваясь взглядом с бывшей возлюбленной. Возлюбленной, от которой сбежала. — Здравствуй, — Юна улыбается, словно стирая год игнорирования и отсутствия, — выглядишь невероятно. Лиа понимает, что могла бы очень долго и муторно беседовать с Чонином, упросить его вытянуть информацию из сестры, лишь бы не видеться с Юной. Не сталкиваться с ней никогда в жизни после расставания. Могла. Но не сделала. Боль прорезает сердце. Джису отводит взгляд прямиком на площадь Дам, разглядывает очертания музея восковых фигур и нервно заламывает пальцы. Глупо отрицать — несмотря на пережитое тяжелое расставание, хотелось всем нутром увидеть Юну и задать единственный вопрос: «Почему всё сложилось именно так?» — Пожалуйста, — Лиа прикрывает глаза, — давай не будем отнимать друг у друга время… Пожалуйста, расскажи, что ты знаешь о местонахождении Саны. Прошу тебя, это очень важно. — Лиа, — Юна чувствует, как в горле бьется отчаяние, — присядь со мной, пожалуйста. Я обещаю, что всё расскажу. Знаю, что времени у вас совершенно нет, но… пожалуйста. Джису растирает пальцами виски, переносицу и веки. Всё тело дрожит, в животе эмоции распускаются тревожными бабочками. Бабочками, которых быть не должно. Чем сильнее тревога, тем громче кричит организм человека: «Опасность! Ваши отношения и чувства разрушат вас!», что и случилось с девочками год назад. Лиа садится рядом с Юной на лавочку, всё также избегая зрительного контакта. План сдерживать поток чувств с треском проваливается. — Пока вы добирались сюда, я связалась со всеми, с кем могла, — Юна взволнованно зачесывает волосы за ухо, — Сана вышла на связь полчаса назад, буквально за пару минут до вашего прихода. Она сейчас во Франции, в Париже. У меня не хватило времени спросить, с ней ли Чонгук и ваш друг Феликс, разговор вышел менее чем на пятьдесят секунд. — Сана… согласилась на встречу с кем-то из нас? — С Момо, — Юна кивает несколько раз в знак согласия, — завтра, когда будет уже темно, после восьми вечера во втором округе Парижа, ночной клуб Flamme Infernale. Можете добраться до Франции утренним скорым поездом, ехать всего лишь три с половиной часа. Лиа наконец поднимает взгляд и встречается с потерянной Юной. Обкусанные губы, нервно трясущиеся ладони, подрагивающие плечи — всё выдает высокий уровень переживания. — Спасибо… спасибо тебе большое, что помогла мне… Несмотря на то, что тебе противно находиться рядом со мной. — Кто тебе это сказал? — Юна хотела бы возмутиться, но не может себе позволить после всего произошедшего в прошлом, — Я всегда рада помочь тебе с любым вопросом. Всегда. Джису становится дурно за считанные секунды. Живот скручивает, девушка в шаге от того, что ее стошнит прямо на бордовую плитку балкона её старого друга. — Напомню, что ты ушла от меня, а не я оставила тебя наедине со своими мыслями и демонами без каких-либо объяснений. Юна оглядывает Лию, её безымянный палец левой руки, замечает тонкое золотое кольцо и болезненно улыбается. Сейчас говорить о произошедшем можно, в отличие от школьного периода, когда было необходимо обо всем молчать. — Твоя мама попросила меня отступить, — Юна пожимает плечами, — сказала, раз я люблю тебя, то должна понять всю серьезность ситуации — ты и ни о чем не ведавший Сынмин должны были вступить в брак ради экономической и политической выгоды. Семьи увидели в вашем браке единственный способ выбраться из мучений. Я не могла рассказать раньше по просьбе твоей матери во избежание неисполнения плана. С каждым новым словом, произнесенным Юной, глаза Лии расширяются всё сильнее и сильнее. Слизистую прожигает слезами, Джису видит перед собой лишь размытую картинку, смутное очертание девушки напротив. Быть не может… Такого просто не может быть. — Но я и Сынмин… — Любите друг друга, — горько дополняет Юна, — знаю. Я рада, что ты полюбила кого-то еще, и этим человеком оказался Сынмин. Вряд ли существуют гетеро мужчины лучше него. Лиа не понимает. Оглядывает лицо бывшей возлюбленной, ее горячие ладони на своих, пальцы, успевшие переплестись друг с другом. Юна, как и ее брат, обладает режущей прямолинейностью. Даже разбивая сердце, подбирает искрометные слова и выражения, а при просьбе соврать лжет метко и разрушительно. — Боже, мне так жаль, — Джису произносит сквозь слезы, заикаясь, и чувствует, как чужие руки выпутываются из сцепленных замочков и обнимают девушку за плечи, — мне правда очень сильно жаль, что тебя втянули в политические разборки и ты вынудила себя покончить с нами. — Всё в порядке, — Юна притягивает ее к себе, — главное, что ваш союз действительно вышел стоящим. Таких случаев с любовью, как у тебя и Сынмина, один на миллион. Он же поддерживает тебя во всем? Лиа кивает в ответ и вытирает слезы тыльной стороной ладони, натянув предварительно кусочек ткани на запястье. — Всё могло быть иначе, — Ким говорит, заикаясь из-за постоянных всхлипов, — если бы мы просто поговорили обо всём словами через рот. Ты не имела право решать за меня, что я должна чувствовать, о чем должна думать и лучше ли мне без тебя. Потому что не лучше. Я сломалась настолько сильно, что смогла себя собрать по частям лишь только благодаря поддержке Сынмина. — Могло бы быть иначе, — соглашается Юна, — но я была недостаточно смелой, чтобы поговорить о таких серьёзных вещах. Мне жаль, дорогая, что так всё сложилось. Искренне жаль. Мир постепенно перестает переворачиваться с каждой секундой вновь и вновь.