Кровавое золото

Золото Вадима иногда отклонялось от заданного курса, когда хотело поэкспериментировать. Однажды, восемнадцатилетний Алтан, на протяжении месяца гулял с одной студенткой медицинского вуза, которую подцепил на вечеринке в клубе — Лерой Макаровой. Они были похожи на романтичную пару из фильмов: делали вместе уроки, тихо трахались в спальне, ходили по его резиденции за руку. Однажды Вадима уже оставляли, это было давно и по службе. Но здесь он не намеревался упускать то, что стало одной единственной перманентной вещью в его экосистеме. В полнейшей тишине, свойственной наемнику, он попал под обеденный стол Дагбаева, когда тот заканчивал с распитием чаев и совершил его первый шаг во взрослую и осознанную жизнь. С тех пор, когда они ругаются, Алтан видит это единственным странным способ примирения, потому что пай мальчик получает все привелегии, и ему не важны трудозатраты других. Стоит ли говорить, что с Лерой, после такого то, ничего не получилось? Благо, разошлись они мирно, без скандалов, которых Алтан так не любил, а собственный телохранитель окончательно проник в сердце юноши, деля пространство разве что с цветами и золотыми цацками. — Алтан? — Мм? — тянет Дагбаев, глубоко затягиваясь паром со вкусом мяты, прикрывая глаза от удовольствия. — Ты держишь меня только из-за собственных целей? — иногда даже на такую груду мышц, как Вадим, находило волнение. Конечно, очевидно, что с его помощью парень удовлетворял некоторые свои желания, но было ли место хоть каким-то искренним чувствам в ещё совсем юной головушке, недавно пережившей столько боли? Алтан затягивается паром со вкусом мяты в одной из своих любимых кальянных, где он снимал комнату. На удивление, в подобном он не был неженкой. Любил находиться среди простых смертных в общественном заведении, пусть его и могли узнать. У принца есть право расслабиться где и когда захочет. Ему претил запах дыма дома, потому что он напоминал ему о гари после взрыва. О том, как он не мог выползти из-под обломков, а ноги всё сплющивало и сдавливало, а легкие наполнял едкий пар. Поэтому только в форточку, либо на улице, но никак не в четырех стенах. Нельзя снова оказаться в капкане. Вопрос Вадима ставит его в ступор. Наверное, Дагбаев младший может в могилу свести кого угодно своим поведением, что он и пытается сделать, лишь бы не давать ответа на заданный вопрос. Слышится хруст позвонков, словно один за другим, маленькая Годзилла достается свои хрящи наружу. Идеально прямая спина, расслабленные тонкие щенки, и пепелящий взгляд, который смотрит на Вадима, сидящего напротив. Он был похож на пожар, который разгорался по всему Питеру в течении нескольких лет из-за одного психопата-маньяка. Это пламя жгло, пока Алтан не решается произнести вслух, томным, низким голосом: — Ты нанят моей матерью, твой контракт может закончится в любой момент, когда пожелаешь уйти. А сердце делает все больше перестуков за раз, ожидая дальнейшей реакции, ведь оно сейчас выпрыгнет из груди наружу, через горло, продирая гортань. — Но я спрашиваю у тебя не про контракт. — наверное, будь Дракон чуть менее пьян, он бы сразу свернул разговор, не желая дальше искушать судьбу. Однажды, когда старший слишком достал Дагбаева, тот даже схватился за нож, угрожая вполне реально оставить несколько отверстий в теле Вадима. К сожалению, тот прекрасно знал, что темноволосый на это способен. — Я спрашиваю про твои чувства. И… Пока что я не собираюсь уходить. Я хочу знать, что ты чувствуешь ко мне. — Что я чувствую? — вторит Алтан, думая, что же будет, если он соврёт, а что если скажет правду. Взвешивал плюсы и минусы обоих вариантов, пытался даже тут найти выгоду для себя, пока блондин терпеливо ждал, крутя в руках ключи от машины. — Я чувствую, что ты боишься. — Алтан, пожалуйста… Я думаю, что влюблён в тебя. — Ты влюблен в идею, которую взрастил у себя в голове, Вадим. Твоя жизнь ничего не представляет как что-то, кроме выполнения черных поручений. Её границы исчезли, как ты вернулся разбитым щенком после своего последнего задания в Сирии. Мать рассказала мне, откуда у тебя этот шрам. Внезапный кашель прерывает монолог, потому что у Дагбаева резко пересыхает горло. Он делает хлебок из бокала, стоящего на столе и вновь возвращает свой взгляд на мишень. — Ты контузило, потому что рядом взорвалась бомба. Лицо порезало в одном месте, зато затронуло шею. Горло порезало осколками почти до основания и лишь только благодаря моей семье ты жив. Моя семья — это идея, Вадим. Бредовая фантазия, которая якобы спасла тебе жизнь. На самом деле дед пожертвовал в больницу денег ради публичной показухи. Потому что иногда нужно давать плебеям глоток воды и еды. И в этой больнице был ты, маленький и беззащитный, белоснежный и разрезанный на куски, словно стейк, который я съел на обед. Ты попал на аукцион невиданной щедрости, который в дальнейшем проявился в убогой жалости моей матери, которая приставила тебя ко мне. Так что это не любовь, это твоя фантазия. Дагбаев договаривает последние слова, держа нож у горла Дракона. Он сверкает клинком, смотря пронзительно в зрачки наемника, пытаясь провести свой взор куда-то вдаль, вглубь черной бездны зрачков. Но сердце нервно делает кульбиты, и если посчитать пульс младшего по пульсирующим шишкам на шее, тело всё скажет за него. Дракон кривит улыбку, хрустит пальцами, но взгляда от этой кровавой пучины глаз Алтана не отводит. Да, сейчас он загнанный в угол зверь, но готовый наброситься на охотника, чтоб хоть попытаться спасти свою жизнь. — Знаешь, почему я ещё здесь? — немного хрипло начинает он, не думая смачивать горло даже обычной водой. Пусть Алтан знает, до чего он может довести старшего. — Ты такой же зависимый от меня. Увидел во мне папку, которого у тебя и не было вовсе. Думаешь, я не замечал? Сейчас ты научился это контролировать, более или менее, но я то помню тебя подростком, золотце. Я помню, как ты ревел в моё плечо, когда на охоте, на которую ты так умолял сводить тебя, убегала дичь, а ещё больше рыдал, видя, как очередной олень испускает дух. Да Фрейд с тебя свои книги писал. — улыбка сменяется несколько злобным оскалом. Дагбаев задел его своим высказыванием, не было смысла спорить, а блондин, как настоящий обиженный ребёнок, не придумал ничего лучше, как обвинить его в ответ. Мысль о собственной тупости приходит так же быстро, как пуля, выпущенная опытным стрелком, прилетает в черепушку. Ощущения, к слову, может быть даже похожи. Было очевидно, что предложение, высказанное Вадимом, было неверным. Плевать хотел темноволосый на какую-то отцовскую фигуру, был человек, который значил для парня намного больше. Который и свёл, если так можно сказать, их. — Хуйню сморозил, согласен. — цокает старший, ударяя себя рукой по лбу. У Алтана в тот момент дергается край губы. Это происходит непроизвольно, но после слов Вадима он тянет этот край вверх, оголяя белый клык. Их словесные игры с Вадимом были новшеством, лучше модели ООН в том университете, где он провел богом забытые 4 года. Особенно, если они начинались на публике, при других служащих. После этого хотелось либо вмазать ему по лицу, хлопнув так, что из глаз полетят игры. Либо поцеловать своего оппонента, так, как было свойственно Алтану — страстно, страстно и сказочно. Короче, все это всегда перетекало в тихий (нет) секс, потому что кровь бурлила, а молодой крови нужно было куда-то выливать свой пар. И тогда, в дыму, он пустил клубу пара в лицо наёмнику. Дагбаев знал, что это бесило, но ему было так сладостно: мучение от того, что приносит разрушение легким. Идеальная комбинация. Он проводит языком по оголившимся зубам, как обычно, тихо наклоняется к Дракону и шепчет: — Мальчик, текилы нам принеси, надо выпить стопку перед поездкой домой. — Я не твой официант. — рычит Вадим, начиная раздражаться. — Конечно нет. Ты мой пёсик. Вот тебе слегка подуй на мордочку — ты сразу беситься начинаешь. — с неизменной усмешкой на губах Алтан тянет руку к лицу старшего и слегка поглаживает его щёку, но только слегка, совсем недолго, после чего трепет того по волосам, а потом откидывается спиной на мягкие подушки, прекрасно понимая, что выпить ему точно принесут. Дагбаев обещание своё сдерживает. После стопки сразу поднимается с удобного дивана, хоть и хотелось провести на нем остаток жизни, и выходит из заведения, даже не оборачиваясь, чтоб проверить, идет ли наёмник за ним. Он и так чувствовал тяжёлое, но тёплое дыхание на шее и юркий взгляд, который оценивал любую потенциальную опасность. Даже после таких ссор, если их вообще можно назвать ссорами, блондин продолжал выполнять свою основную работу. — Знаешь, ты выглядел таким агрессивным после моих слов про собаку… Я даже немного возбудился. Может, стоит наконец-то проверить и эту машину на прочность?