Исступление

      Всю неделю Фёдор приходит домой уставший, без каких-либо сил. Дазая настораживает такое поведение, но лезть в дела своего возлюбленного — себе дороже.       — Осаму, я дома, — мужчина проходит в небольшой коридор, попутно снимая с себя сапоги.       Дазай мгновенно выбегает из комнаты в растянутой домашней футболке, которую когда-то ему отдал Достоевский.       — Снимай плащ, я повешу, — мужчина устало передаёт предмет одежды в руки Осаму, проходя в свою комнату.       Демон садится на стул, придвигаясь ближе к столу, для своего удобства. Дверь он закрывает только в случае, когда работы у него слишком много, чтобы никто не входил в комнату и не беспокоил.       — Может тебе чай сделать? — кричит из кухни Осаму. Мужчина игнорирует, погруженный в своё занятие. Дазаю такое не нравится, а потому он нарушает все правила, поставленные Фёдором, и заходит в комнату без разрешения.       Демон поднимает на него взгляд фиолетовых глаз, не сулящий ничего хорошего.       — Осаму, тебе повторить правила? — парень игнорирует, подходя ближе к мужчине и уваживаясь на его колено.       — Я так соскучился, — после этих слов Фёдор не может злиться на своего любовника, и Дазай это прекрасно понимает. И пользуется.       Достоевский вздыхает, нащупывая рукой пачку сигарет на столе, не отрывая глаз от монитора компьютера.       — Ты ведь знаешь, что я не люблю запах сигарет, — Осаму аккуратно берёт мужчину за шею, утыкая в своё плечо, нежно поглаживая чёрные волосы.       Фёдор на пределе. Ещё секунда, и он схватит парня за волосы и вышвырнет в коридор, как какую-то шавку. Он не любит, когда его отвлекают от работы.       Осаму чувствует, что Достоевскому ситуация не нравится. Встаёт с нагретых колен, громко, показушно цокая языком, и уходит в свою комнату. Обычно таким способом он пытается заставить своего мужчину чувствовать вину, но Фёдору такое не знакомо. Он продолжает писать отчёты, не обращая внимания на очень недовольные шаги по квартире, которые так и норовят отвлечь его.       Дазай — человек цели. Если сейчас он хочет добиться заслуженного к себе внимания — он это сделает. Любым путём, не задумываясь о последствиях, которые могут того вовсе не стоить.       Он приоткрывает дверь комнаты так, чтобы оставалась маленькая щёлочка для глаза. Наблюдает за сосредоточенным Фёдором. Дазай всегда находил в нём что-то сексуальное, когда тот был занят своими делами.       Осаму быстро распахивает дверь, пользуясь секундным замешательством Фёдора, и проскальзывает под стол, сдирая на коленках кожу в кровь, но это его сейчас ни капли не волновало.       Стол в комнате у Достоевского без задней стенки, то есть человек может с лёгкостью залезть туда с другой стороны, что и делает Дазай.       — Осаму, ты что творишь? — Фёдор пытается отодвинуться дальше, не давая Дазаю контроль над ситуацией, но упирается в спинку компьютерного кресла.       — Хочу поднять своему папочке настроение, — Фёдор одаривает парня неодобрительным взглядом, но, как только встречается с его горящими от желания глазами, даёт Дазаю волю, проигрывая ему этот раунд.       — Если не удовлетворишь — пущу на шапку. Докажи, что ты не зря отвлёк меня, — он дергается, стоит руке Осаму лечь на бедро, совсем близко к паху. Дазай видит, как дергается его кадык и победно улыбается. Мышцы под рукой тут же напрагяются, стоит ему провести по ним вверх вниз. Повторяет действие второй рукой, буквально цепляясь за его ноги.       Сейчас всё внимание Дазая сосредоточено на расстегивании молнии его брюк и на том, что находится под ними. Он играет, сжимая уже твёрдую плоть через брюки. Слышит, как Фёдор с шумом втягивает воздух. Это подстегивает действовать более решительно, пальцы начинают пробираться к молнии, но поза мужчины не совсем удобная.       Достоевский замечает, что действия прекратились и сталкивается с просящим взглядом снизу. Фёдор придвигается ближе к столу, слегка сползая по креслу вниз, чтобы Осаму было удобно. Чтобы у Осаму было больше доступа. Чтобы Осаму закончил свою игру, раз такой смелый, не боится проявлять в нём настоящего демона.       — Хочешь его? — мокрая от предэякулята головка упирается в тонкие губы, повторяя их контур.       — Пожалуйста…       Достоевский трясущимися руками расстегивает ширинку, после чего резко хватает парня за щеки.       — Хорошенько поработай, — разведя немного его ноги врозь, Осаму жадно приникает губами к возбужденному члену, погружая в рот и снова выпуская, пока руки ласкают и дразнят яички.       Проворный язык парня не пропускает ни одного сантиметра, задерживается немного, чтобы дать возможность своему возлюбленному перевести дыхание. Но хриплый сладостный стон удовольствия срывается с губ Фёдора, и Осаму снова и снова проводит языком от основания до головки, перемещаясь так, как ему хочется, и желая довести демона до исступления. Ощущая близость своего извержения, Достоевский отталкивает от себя Дазая, шумно захватывая ртом воздух.       — В чём дело?       — Встань с колен и обопрись ладонями о стол, — два раза повторять не надо — через пару секунд Осаму выполнил просьбу.       Длинная футболка задралась, отчего Фёдору открылся прекрасный вид на ягодицы. Посчитав, что нельзя терять такой шанс, он шлепнул парня, выбивая из того хриплый стон.       — Будь хорошим мальчиком, не двигай головой, — Достоевский берёт Осаму за шею, фиксируя её в одном положении. Снимает ремень со своих брюк, наматывая на нежную кожу, на глаз фиксирует пряжку.       — Не туго? — обеспокоенно спрашивает, с трудом просовывая пальцы между кожей. Осаму неопределенно мотает головой, больше имеет в виду «нет», просто потому, что из-за обилия чувств не может сказать точно, но свободно дышать не совсем получается. — Я надеюсь, ты готовился. Потому что я тебя готовить не буду.       — Готовился. Всё сам, как всегда.       — Будет больно — говори, — после этих слов Фёдор мощным толчком входит внутрь, толкаясь бёдрами в тёплую дырку. Пальчики на ногах Осаму подгибаются от удовольствия, стоять становится слишком тяжело. Вырвавшееся дазаевское «ах!», Фёдор хотел бы записать на диктофон и прослушивать примерно вечность.       У Осаму перед глазами звёздочки замелькали. В ушах зазвенело, Фёдор ускорился, сбиваясь с темпа. Пальцы Достоевского грубо сжались на горле парня, прямо над импровизированным ошейником.              Достоевский всегда чувствует предоргазменное состояние своего возлюбленного. На его вопросы «Как ты это предугадываешь?!» мужчина лишь смеётся, аргументируя это тем, что он читает Дазая и его желания, как интересную книгу. В этот раз угадать было так же легко.       — Ты решил, что можешь кончить без моего приказа? — Фёдор говорил поразительно спокойно, с интересом рассматривал шею Дазая и свой ремень на ней. Достоевский замедлил движения. Для того, чтобы кончить, этого было слишком мало. Хотелось, чтобы член входил и выходил, двигался в бешеном ритме, но новый поставленный ритм больше дразнил, нежели приносил удовольствие. — Я хочу, чтобы ты умолял. Сейчас.       — Я хочу кончить от вашего члена, Господин, мне так это нужно.       — Хороший мальчик, — сделав ещё несколько рваных толчков, Дазай кончил, и с его губ сорвался совершенно прекрасный громкий звук — не то стон, не то всхлип.       Достоевский кончает через несколько толчков с гортанным стоном, зажав кожу Дазая на ключице между зубами, но боли он уже не ощущает. Эмоции слишком интенсивные.       — И почему мы раньше так не делали…       — Если захочешь повторить, то я убью тебя. Без шуток.