Соглашение

      — Эй! Драко-о…       Драко разлепил тяжелые веки.       — Привет, — Гермиона улыбнулась. На бледном лице четко выделялись встревоженные глаза.       — Привет, — Драко с трудом ворочал языком. Он попробовал пошевелиться, и тело отдало неприятным гудением. — Что произошло? — он вязко сглотнул. Во рту была Сахара.       — Вот, — Гермиона поднесла к его рту специальную кружку.       — Спасибо, — он немного отпил.       Она поставила поильник на тумбочку и тяжело вздохнула.       — У тебя оказалась аллергия на рицин. Помимо прямого токсического воздействия, вещество что-то сделало с твоей кровью, изменило состав…       — С кровью?..       — Да, — она кивнула. — Сейчас все в порядке. Как ты себя чувствуешь? — она внимательно всматривалась в его лицо.       — Вроде нормально. Немного дезориентирован.       — Я так испугалась! — она нашла его ладонь под одеялом и крепко сжала.       Драко слабо, но ехидно улыбнулся.       — Чтобы почувствовать твое беспокойство, нужно всего лишь попасть в больничное крыло?       — Эй! — она легонько пихнула его в плечо кулачком.       — Давно я в отключке?       — Пару часов.       — Почему ты здесь?       Она замялась.       — Ну… был небольшой скандал…       — Ты и Долиш? — понимающе усмехнулся Драко.       — Это было ужасно! И неправильно! Преподаватель не должен так себя вести!       — И все это ты высказала старухе?       — Директору Макгонагалл, — Гермиона поджала губы. — Да! И я напишу жалобу в Министерство, если потребуется! Да он самый натуральный садист!       — И что было дальше?       Гермиона мигом растеряла всю браваду.       — Меня отстранили от занятий до конца дня, — буркнула она насуплено.       Драко захохотал.       — Прости меня, Грейнджер. С моим появлением в твоей жизни все пошло кувырком.       — Да ты что? Прекрати! Это профессор Долиш во всем виноват, и только он!       — И Астория, — подсказал Драко.       — И Астория! — горячо поддержала Гермиона.       — Все кроме меня?       — Все кроме тебя, — она улыбнулась.       — Спасибо, Грейнджер, — они помолчали. — Долго мне здесь торчать?       — Минимум до завтра.       — М-м-м, ночевка в лазарете. Не хочешь присоединиться?       — Малфой! Ты чуть не умер!       — Ну не умер же. Меня нужно утешить, я несчастненький.       — Несчастненький?       — Да, я бедняжечка.       — Бедненький маленький Драко?       — Да!       — Кхм! Мистер Малфой! Вы очнулись… — в лазарете появилась мадам Помфри.

* * *

      Малфой уснул, и Гермиона, оставив его заботам мадам Помфри, отправилась в библиотеку. Ей хотелось отвлечься. Она не знала, чем может помочь ему здесь и сейчас, но ее натура требовала каких-то активных действий.       Сегодня последним занятием был урок Алхимии, и Гермиона планировала поговорить с профессором Пиритсом о Лапласе. Не прямо, конечно, но углубиться в тему гомункулов больше, чем при подготовке эссе. Но, как назло, именно сегодня ее отстранили!       Хотя тут была и другая проблема — вся эпопея с Лапласом началась в этом году. И именно в этом году всемирно известный теоретик Алхимии живет и работает в Хогвартсе. Что наводит на определенные мысли и подозрения. И если предположить, что Лаплас настоящий, то он может иметь отношение к Пиритсу. Причем самое прямое! Но тогда — когда зайдет разговор — профессор сразу же заподозрит, что Гермионе что-то известно… И непонятно, что тогда вообще произойдет и как будут развиваться события.       Правда, теперь, если учесть, что ее на сегодня отстранили от занятий, то и разговора никакого не получится…       Гермиона задумалась. Хотя — почему нет? То, что ей нельзя посещать занятия, вовсе не означает, что она не может поговорить с кем-то из преподавателей!       Окрыленная этой мыслью, Гермиона дождалась приближения времени окончания урока и отправилась к кабинету Алхимии.       Это была просторная аудитория, расположенная в Южной Башне. Вдоль всех стен тянулись полки, разделенные на небольшие секции, на которых хранились разнообразные горные породы, образцы веществ и колбы со всеми стадиями процесса трансмутации, замороженные стазисом. Кабинет самого профессора Пиритса прилегал к аудитории, скрываясь за дверной панелью, на которой с удивительной достоверностью были нарисованы продолжения полочек с образцами.       За десять минут до окончания занятия Гермиона уже мялась у дверей кабинета. Ее раздирали неприятные чувства и мысли. Она недоумевала: как же это так всегда получается, что еще накануне — буквально вчера — все было нормально, ее жизнь была простой и приятной, и тут — бум! — сегодня все в одночасье полетело кувырком.       По трезвому размышлению, она понимала, что основная проблема и корень всего — это предубеждения против Драко. И это не сиюминутная реакция, а застарелый страх, обнажающий глубинные процессы всего того ужаса, что пережило общество за последние годы. Реакция на те проблемы, которые магическая Британия не захотела решать в свое время, замалчивая и игнорируя… Делая вид, что проблема шовинизма не касается никого прямо и лично, а лишь зудит где-то на периферии сознания раздражающим фоновым шумом.       Но игнорирование не привело ни к чему хорошему… Ведь проблема-то была! В основе. А с развитием магловского мира лишь усугубилась, множа ужас консервативного волшебного общества перед пришельцами из магловского мира.       И вот сейчас — не происходит ли то же самое, только теперь перекос в другую сторону? Вместо того, чтобы увидеть корень проблемы, которая никуда не исчезла, и разбираться с истоками агрессии, а по сути — страхом перед инакостью и прогрессом, теперь общество консолидировалось вокруг осуждения бывших Пожирателей смерти, мажа всех одной краской. Поднимая на знамена каждого виновного и причастного, имитируя бурную деятельность, будто бы решая проблему, но не зная, по сути, что же с ней делать на самом-то деле.       Что люди знали про самого Драко? Даже то, что он был противным злым ребенком — маленьким засранцем, знали лишь немногие, те, кто был рядом. Для всей Магической Британии он просто самый младший Пожиратель Смерти, сын Люциуса, племянник Беллатрикс. Он — лишь имя в списке. Повод позлорадствовать над очередной неудачей богачей Малфоев.       Это предубеждение было как некое отдельное явление, существующий и явный феномен, но до сих пор Гермиона не задумывалась об этом. А ведь с этим придется жить, что-то менять в общественном мнении, что-то доказывать и объяснять.       Гермиона задумалась. Она простила Драко. Она даже в какой-то степени восхищалась им. Тем, что он смог отвергнуть все навязанные ему с детства догмы и авторитеты.       Иногда у нее проскальзывала трусливая мыслишка — а не приспособленчество ли это? Просто такой талант быть согласным с любым контекстом, окружающим тебя. Но она гнала подобные мысли от себя, с каждым днем убеждаясь в обратном — он был не таким. Она видела, что на самом деле он твердый и стойкий. Просто ему оказалось сложнее найти то, ради чего на самом деле стоит сражаться. Сложнее далось понимание того, с кем и с чем должно быть это сражение.       Это она знала, что такое хорошо и что такое плохо с самого детства, понимая это на глубинном уровне, росла в любви и заботе. Это ее устремления и порывы пестовали, развивая и поощряя любознательность. У него все было иначе.       Наверное.       Вообще — они не разговаривали о детстве. Вообще о прошлом. Это было своего рода табу. Договором, пактом о ненападении. Гермиона задумалась: а не выйдет ли им боком это замалчивание темы прошлого?.. Избегание этого разговора…       Меж тем прозвучал звонок окончания занятия, и дверь открылась, выпуская студентов в коридор.       — Грейнджер, ты нас ждешь? — поинтересовался Блейз, выходя. Он осмотрел Гермиону с ног до головы и слегка встревожился. — Как Драко?       — Э-э-э нет… я не… Он — нормально. Спит, — она собралась с мыслями. — Я к профессору Пиритсу.       Блейз прищурился.       — Хочешь рассказать про Лапласа?       — Нет, конечно!       — Тогда зачем ты здесь? — Блейз насмешливо прищурился, а Гермиона вздернула нос.       — Он может что-то знать.       — Чего ты хочешь, Грейнджер? — устало спросил Блейз.       — Убедиться, что все это безопасно.       Блейз закатил глаза.       — Грейнджер, ты не можешь просто это оставить?       — Нет, не могу!       Блейз смотрел на ее воинственно сведенные брови. Он пожевал губами, сдерживая какие-то слова, и кивнул.       — Понятно. Что ж, удачи.       Гермиона кивнула и развернулась к двери. Она сделала глубокий вдох, расправила юбку и, постучавшись в дверь, вошла внутрь.       Пиритс находился в дальнем конце кабинета и перебирал какие-то свитки на своем столе.       Гермиона кашлянула.       Профессор поднял голову и обернулся.       — Мисс Грейнджер, не видел вас сегодня на занятии, — он приподнял бровь.       — Да, сэр… М-меня отстранили от занятий.       — Я наслышан. Не ожидал подобного от вас.       Гермиона тяжело сглотнула.       — Сэр, я бы хотела поговорить с вами…       — Да, я помню, что вы уже пытались не так давно. Это по поводу вашего исследования?       — Нет, профессор, это касается темы, которую я исследовала в эссе.       Он нахмурился.       — Дайте припомнить, — и после непродолжительного молчания: — Гомункулы?       — Да, сэр.       — Что же вас интересует? Насколько я помню, вы блестяще осветили тему… Провели проработку большого количества источников.       — Да, сэр, спасибо. Я изучила всю доступную здесь литературу, но меня до сих пор мучает вопрос — возможно ли создать гомункула?.. На самом деле…       Он приспустил очки по носу и, слегка наклонив голову вперед, посмотрел Гермионе прямо в глаза.       — Уж не собрались ли вы пойти этим путем, мисс Грейнджер?       Гермиона покраснела. Она не могла открыть истинные причины своего интереса, но и откровенно врать преподавателю ей не хотелось.       — Я думала о чем-то подобном… — постаралась вывернуться она.       — Так-так-так, — Пиритс взглянул на Гермиону как-то по-новому, оценивающе. — Вы должны понимать, мисс Грейнджер, что алхимия — это образ жизни, образ мыслей, если хотите… И вам вряд ли удастся совмещать обычную жизнь — карьеру или… семью — с алхимией. Это особый путь.       — Я-ясно… Спасибо, сэр… Но так далеко я не загадывала, а лишь хотела прояснить насчет гомункулов.       — Что ж! В трудах Плиния Рододендросского, которые вы, разумеется, не найдете в школьной библиотеке, упоминается о человеке — философе и друге Плиния, произошедшего из «адских огневищ и серы зловонной». В среде алхимиков есть те, кто считает, что этот «друг» был гомункулом…       Гермиона ахнула.       — Но как же?.. Есть доказательства?..       — С ними всегда непросто, мисс Грейнджер… Особенно, когда человек хочет поверить в то, во что он хочет верить. Для приверженцев этой версии достаточно было того факта, что Плиний жил в одно время и в одном городе с величайшим алхимиком той эпохи — Арсением Эриусом. Косвенно об этом человеке упоминается в поэме неизвестного автора «Сказание об Амальгаме», где одушевляются все этапы Делания, разыгрывая средневековую трагедию. Так вот, там упоминается Эриус и «человек, что был воссоздан, призревая естество». Для многих это — доказательства… — он развел руками.       — Если это возможно, почему нет официального подтверждения? Живых гомункулов, в конце концов!       — Ну-ну, мисс Грейнджер, не будьте столь наивны. Алхимия — это не магловская наука с публикациями и премиями. Это интуитивный индивидуальный поиск волшебника, вступившего на этот путь.       — Но как можно спрятать живого человека? Пусть и маленького! И зачем…       Пиритс пожал плечами и вернул очки на их привычное место.       — Кто знает, мисс Грейнджер? А прятать кого-то не так и трудно — существуют карлики, дети, эльфы и гномы. Можно выдавать гомункула за кого угодно из них. Возможно, этим существам тоже хочется обычной жизни.       — А вы… — Гермиона запнулась. Вопрос был самонадеянным, но должен был прозвучать логично и закономерно в свете их разговора. — А вы пытались создать гомункулуса когда-нибудь, профессор Пиритс?       Тот развел руками и грустно улыбнулся.       — Увы, мисс Грейнджер, мой интерес всегда был сосредоточен на поиске Философского камня и процессах трансмутации. Так что, отвечая на ваш вопрос, я честно отвечаю: «нет!»       Он перевел взгляд на свой стол и поправил стопку бумаг.       — У вас остались еще какие-то вопросы, мисс Грейнджер?       — Думаю, что нет. Спасибо, профессор Пиритс.       Гермиона помедлила, прежде чем выйти из кабинета. Она взглянула на профессора, прикидывая — можно ли ему доверять. Несмотря на очевидные совпадения событий, профессор не выглядел как человек, что-то скрывающий или подозревающий в чем-то ее.       Гермиона прислушалась к себе. Внутренний голос говорил, что Пиритс ни при чем. Оставался однако открытым вопрос — насколько можно этому голосу доверять…