Влюбись в меня, пожалуйста

— Привет, — приподнимается на носочках она, прижимая телефон к уху и глубоко вздыхая. — Привет, — выдыхает он, перебирая журналы в стопке. — Ну, что, как время провел? — Хорошо, ай, не царапай ты мои ноги! — Кот мешается? — Ага. Для него это был один из тысячи обычных звонков, которые она делала ему, но не для нее. Для неё каждая их болтовня была совершенно уникальной. Особенной. И когда она стала так зависима от этих скромных рандеву? Кажется, это началось недавно, но вот уже второй год она исправно пишет ему с утра и, получая ответ лишь вечером, или через пару дней, выгорает дотла и собирает свою душу заново, чтобы мгновенно ответить на его бессмысленное сообщение. Кому-то хотелось бы быть к ней ближе, но она — зависима, зависима тем, для кого она уже безвкусна. Следит за его действиями, видит мелочи и самоуничтожается, когда он обращает своё внимание не ей. Нет, это не зависимость. Простая симпатия, так? Но вот приходит время, и она понимает, что это все не то. Однобокая привязанность и не более. Он не влюблён…так может забыть его? Если это возможно… — Привет! — кричит он в трубку, запыхаясь в бегу. — П-привет, — отвечает она через пару секунд молчания. — Как ты? Я думал…мне сказали ты была совсем плоха, что случилось? Почему ты не сказала мне? — Нет-нет, — она внезапно прерывается и в трубке слышен глухой кашель и болезненные стоны. — Я в… — Хочешь сказать «я в порядке»? — впервые она слышит, как он злится. — Да скажи ты мне уже правду! Ты больна? — Больна… — снова этот ужасный, глухой кашель, её тихий плач, исполненный боли, всхлипы. Молчание. — Эй! Что такое? Молчание длится слишком долго. Он перебирает телефон в потных ладонях и набирает полную грудь воздуха. — Влюбись в меня, пожалуйста, я устала терпеть эту боль, — шепчет она в трубку, и на экран телефона выпадает окровавленный лепесток орхидеи. Связь прерывается окончательно, и он слышит, как кровь стучит в его висках, а сердце бешено бьётся в груди. Немного потряхивает. И он шокирован. Сражен наповал. Спустя пару дней он узнает, что ей стало лучше, и что ее выписали из больницы. Не медля и минуты, он бежит к её дому. Она медленно открывает дверь, видя его, испуганного и всполошенного, в глазке. — Эм, что такое? — спрашивает она, опираясь плечом о дверной косяк, но он внезапно бросается на неё, заключая в крепкие объятия. — Оу, Боже, ха-ха, я тоже скучала, — смеется она, хмуря брови в непонимании. — Я…сказала бы ты мне раньше, — бормочет он, внюхиваясь в аромат её волос, с ещё не выветрившимся запахом больницы. — А, ты об этом, мне стало лучше. Не помню ничего, мы с тобой о чем-то говорили, пока я была в больнице? Он отстраняется от неё и смотрит в её глубокие глаза. — Ты…говорила, что влюблена в меня. Это ханахаки, да? Она заметно смущается и опускает взгляд в пол. По ее лицу заходили желваки, но она быстро успокоилась, принимая привычную для себя гримасу равнодушия. — Знаешь, я просто поняла, что это того не стоит. Я не могу умереть из-за какой-то неразделенной любви. Не имею права, ведь это так низко, да? Я подумала о своих близких. Оно того не стоит, ведь цена завышена. Она смотрит в его глаза с некой отстраненностью и алчностью. Будто…ненавидит. — Это меня и спасло. Я разлюбила тебя в самый последний момент. Дверь перед ним закрылась с громким хлопком, а он остался на пороге, не в силах произнести и слова. Идя по тротуару, устеленному сланцем, он не может собрать мысли воедино, пока кое-что не заставит его встрепенуться. Заливаясь густым кашлем, он прислоняет ладонь ко рту и сгибается в три погибели, чувствуя, как задыхается. А когда кашель прекращается, он смотрит на свою ладонь и видит окровавленный лепесток розы. В тот день она не разлюбила его. Её спасли ответные чувства.