Клятва на огне

      Не оборачиваться. Бежать прочь, как можно дальше. Он думал, что сможет выдержать, останется с ней до конца, но от осознания того, что он сделал, во что превратил девушку, которая была ему дорога, у Шото чуть сердце не остановилось.       Обгоревшая дочерна кожа, запах паленой плоти – он все это чувствовала и продолжал видеть, а истошный женский крик все еще стоял у него в ушах. После той встречи с Наги, когда Нацуо похитили, Шото день и ночь думал, как ей помочь, и каждый раз приходил к выводу, что другого выхода, кроме огненной пытки, нет. Очищение огнем. Он не мог просить о подобном отца. У самого голова шла кругом при одной мысли собственноручно сжечь Наги.       Но он это сделал. Готовился морально, однако… Однако это ни разу не могло сравниться с ужасом увиденного. Тело, которое лежало на асфальте в россыпи пепла, ничем не напоминало Наги. О том, что парень не убил ее, он понял по едва уловимому движению пальцев девушки. Она даже не могла издать ни звука… Шото понимал, что должен был проверить, действительно ли ее сердце бьется, но поверженный в ужас разум приказал ему бежать прочь.       Прочь от содеянного. Какой же он идиот! Что он наделал?! Он ее убил… убил сам! Вот этими руками!       Только крик ужаса застрял глубоко в горле. Обескураженный произошедшим, Шото и сам толком не понял, как его только ноги донесли до поля битвы с Шигараки. Он ощущал, как в груди нарастает давление, его охватывало непонятное чувство, словно вокруг плясали черти. Странная вязкая аура цеплялась за руки, липла к голове. Парень мог оправдать это лишь помутнением рассудка.       Что сделано, то сделано. Он отчаянно цеплялся за обещание Наги, что все будет в порядке. Несмотря на ужас, который предстанет перед его взором. Но…       Но когда Шото думал, что сумел взять себя в руки и задушить вопящую панику… на сцену явилась проблема, которую он вообще не ожидал встретить.       – Что такое? Вы потеряли дар речи? Правда?.. – смотря с откровенным пренебрежением на своих родственников, Тоя не постеснялся приправить слова сарказмом. – Я знаю, что личико мое сейчас не такое, как было раньше… Но я был уверен, что моя семья сумела бы догадаться.       Шото плохо помнил Тою, но все же помнил, и человек, представший перед ними, ничуть не напоминал его брата. С каждым новым словом он заливался безумным смехом, наслаждался опустошающим ужасом, который испытывал их отец. Ненависть, которую он чувствовал к Старателю, копилась все эти годы, отравляла его, погружая во тьму. Шото пугала не столько мысль, что его старший брат оказался жив. Он в ужасе касался мысли, что им оказался тот самый Даби из Лиги злодеев.       – Когда ты взглянул своим ребятишкам в глаза, ты, наконец-таки, стал чувствовать теплые и пушистые семейные узы?! Ты наверняка думал «пока я продолжаю стоять лицом к будущему, я могу быть лучше»! Я знаю, что ты сейчас дар речи потерял, поэтому вот тебе ответ! Прошлое никогда не умрет! – сорвался на крик Тоя. – Что посеешь, то и пожнешь! Так что, давай спляшем, ты и я, Тодороки Энджи! Танец со своим сыном, здесь, в аду!       Окутав себя голубым пламенем, парень шагнул навстречу и коварно улыбнулся, добавив:       – Даже интересно, сможешь ты по мне ударить или нет? Даже если попытаешься, вряд ли тебе позволят!       Не сразу Шото сообразил, к чему была эта фраза. Если Тоя имел в виду Наги, то он не почувствовал, как их связь исчезла? Или же…       От мысли, что ему не удалось избавить девушку от мучительных уз, Шото едва не потерял равновесие. Нет, нельзя о таком думать, вообще нельзя ни о чем думать, кроме противника! Сейчас это не его брат, это злодей из Лиги, поэтому, как бы страшно ни было, он должен бороться. Несмотря на ужас, несмотря на слезы, стоящие в глазах.       – Отец, он приближается! Защити Мидорию и остальных, мы с Хадо будем сражаться! Обо всем остальном будешь переживать потом! Двигайся! Ты должен защитить их!       Даби приближался, но его атаку предотвратил Бест Джинс. Прочные волокна оплели противника, а также гигантского монстра, но против огня они оказались бессильны. Голубое зарево сжигало все на своем пути, хлестало так, что сметало прочь любого, кто осмеливался подойти ближе. Хадо исчезла в необузданном вихре под раскатистый смех Тои.       – Ты только глянь, Старатель! Еще один ребенок со светлым будущем сгорел!       Оглядевшись, Шото понял, что от отца не придется ожидать поддержки, его выбил из колеи один лишь факт, что Тоя жив и пришел по его душу. Поэтому, собравшись с духом, он бросился вперед. Пусть его старший брат обратился настоящим демоном, он сможет выстоять против жара его пламени, он обязан! Но это не простой огонь, такое чувство, что от Тои исходило безумие в ярких лучах, и противостоять ему было невозможно.       Кожу жгло от пламени, а душу – от слов брата. Его только радовала возможность задеть за живое Старателя, и если тому цена окажется жизнь Нацуо или Фуюми – ему будет все равно. Но первый удар Тоя нанес по Наги. Отобрал ее, словно вещь, заставил страдать, подавил волю и наверняка искренне радовался. За такое… за то, что Тоя хотел убить Нацуо и морально уничтожал Наги… он его никогда не простит!       Только рыжее пламя уступало по силе голубому, Тоя, не раздумывая, притянул Шото к себе и обнял, заключив в огненный капкан. Сказать, что было жарко, ничего не сказать – пламя противника лизало кожу, оставляя красные отметины, и как бы парень ни пытался сопротивляться или высвободиться, усилив причуду, ничего не выходило.       – Бедный Шото… Никакого веселья тебе, – прошептал ему на ухо Тоя, – только боль.       – Но… ты же… тоже горишь!       – Серьезно, это просто великолепно, что ты вырос таким добрым человеком. Вообще удивительно, как рядом с таким монстром, как наш отец, вообще могли вырасти добрые люди? Даже Наги, которая изначально его ненавидела, смогла стать доброй… Это, конечно, сыграло с ней злую шутку. Доброта ее и погубила. Если бы она с самого начала присоединилась бы к сестре, то смогла бы помочь убить Старателя. Может, это и к лучшему? Ты только посмотри на это лицо… – обернувшись к Энджи Тодороки, зашипел Тоя. – Он сейчас вот-вот увидит, как его шедевральная марионеточка сгорит и умрет в пламени…       Боль брала верх, тело уже горело не просто в образной метаморфозе. Но что-то не давало Шото покоя. Он уже не слушал бредни Тои, в груди разрасталось теплое чувство, которое и пьянило, и настораживало. Мрачная дымка, которая не видна глазом, но ощущалась сердцем. Ему срочно нужно уйти, срочно уйти прочь!       – Шото, после того как ты сгоришь!..       Выслушивать его крики Шото не стал. На него накатил столь внезапный страх, что он вложил максимум сил, вырвавшись из смертельных объятий брата. Оттолкнулся буквально на расстояние вытянутой руки. Но этого хватило, чтобы избежать куда более серьезных увечий, иначе бы под мощью удара он отлетел бы прочь вместе с противником.       Она двигалась с такой скоростью, что ее появление Шото заметил в последний миг перед нападением. Он не столько увидел, что это Наги, сколько почувствовал, поскольку ее внешний вид пугал с непривычки. Монстр, которым она когда-то обратилась ЮЭЙ, по слова Старателя также напал и на них с Ястребом, когда Даби сжег девушку и перенял себе связь. Но сейчас Наги изменилась неполностью. Ее кожа покрылась черным покровом, сквозь который проглядывали пульсирующие рыжим пламенем трещины, на пальцах блестели длинные когти, конечности удлинились. А взгляд…       – Наги…       Звук собственного имени словно хлыст, ударивший по бедру, спровоцировал ее сорваться с места и стрелой полететь на противника. Оправившись от атаки, Тоя едва успел закрыться руками и пламенем, однако Наги применяла физическую силу, вновь повалив противника.       – Какого хера ты творишь?!       Сплюнув кровь, Тоя в ярости выбросил перед собой руки, накрыв Наги волной пламени, жар которого Шото чувствовал даже со своего места. Голубизна слепила, он практически не видел девушку, что заставило его испугаться и броситься вперед на помощь. Эмоции ослепили его не хуже пламени противника, поэтому, заметив стремительное движение с его стороны, Тоя сменил направление атаки и обрушил огонь на брата.       Пусть и запоздало, но Шото готовился принять удар, а также боль от соприкосновения с пламенем. Но тень, выпрыгнувшая из ослепительного зарева, оттолкнула его прочь и повалила на землю, прикрывая собой. Он ничего не смог поделать, воздух раскалился настолько, что пришлось зажмуриться и перестать дышать. Единственное, что парню удалось сделать, это закрыть их с Наги тонким щитом изо льда.       Все же, она жива, она действительно жива… Боже, он не убил ее. Не убил…       Когда Тоя убрал пламя, Наги практически в тот же миг выпрямилась, но покачнулась и припала на колено. Невооруженным взглядом было понятно, что сил у нее практически не осталось, она словно ничего не видела перед собой, ориентировалась на слух и осязание. Дым поднимался с ее кожи серыми облачками, а из груди вырывалось тяжелое и медленное дыхание, напоминающее рычание. Неспешно обернувшись к противнику, Наги сощурила налитые кровью глаза и оскалилась.       – Наги, нет, – схватив девушку за руку, Шото испугался того, что следующее столкновение с противником она не переживет.       – Я убью его, – даже не предприняв попытку освободиться, Наги тем не менее не переставала рычать. Словно для нее все вокруг исчезло.       – Да ладно… ха… хахахаха! – раскатистый смех Тои звучал неожиданно радостно, он без злости или разочарование смотрел на Наги, наоборот, в его взгляде открыто читался восторг. – Когда вы успели? Кто это был? Старатель?.. Нет, иначе бы она защищала его… Господи боже, Шото, я такого от тебя не ожидал. Собственноручно сжечь дорогого тебе человека, чтобы спасти… Это потрясающе! Я правда восхищен! Я…       Реакция Тои заставила Шото растеряться и ослабить хватку, а вот на Наги его слова подействовали, как красная тряпка на быка. Она вырвалась за долю секунды и бросилась в атаку, действуя с невероятной скоростью, но ожидаемо наткнулась на стену голубого пламени. Его жар достиг парня, хотя он находился достаточно далеко. У него уже не осталось сил противостоять атакам, но видя, как Наги бездумно бросается в пекло, Шото заставлял себя держаться до последнего.       Он спас Наги не для того, чтобы ее убили. Однако тяжесть пережитого сражения неумолимо давила на плечи, голова тяжелела и дышать становилось трудно. Собрав послание силы, Шото бросила на брата, когда девушка заставила его обернуться к нему спиной. Возможно, будь у них больше сил и времени, им бы удалось одолеть Тою, но последнее, что они увидели в этой битве, это голубая вспышка, ударившая им в лицо.

***

      Пламя, беспощадно сжигающее плоть, слизывающее кожу и шлифующее кости, казалось, проникало до мыслей. Стирало не только символы на спине, но и отчаяние. Очищение огнем. Через агонию и крик.       Испуганно открыв глаза, вздрогнула, но на большее оказалась неспособна. Тело парализовало от страха, сердце бешено стучало в груди, его удары отдавали в виски, сотрясали легкие. Секунду назад я чувствовала жуткую боль, которая оказалась дурным воспоминанием. Но тело переполнял адреналин, поэтому шумное дыхание сотрясало непривычную тишину в больничной палате.       Больничной палате?       Белые стены и потолок, за окном темно, а воздух пахнет стерильностью. Осматривая комнату, подмечая мелкие детали: от капельницы до жесткого хлопкового покрывала, постепенно успокаивалась. Было страшно, но в то же время я не могла не отметить легкость, о которой давно забыла. Чувство безопасности.       Да только я с трудом помнила, что произошло до того, как очнуться здесь. Судя по вьетнамским флешбекам сгорания в огне, могу предположить, что Даби теперь не мой хозяин. Последнее, что приходит в голову, это поездка на спине Гигантомахии, а потом – белый лист. Тело ныло и зудело, раны под бинтами чесались, а кости ломило при попытке просто принять сидячее положение. Но капельница здорово выручила, предыдущее пробуждение после трансформации связи было не таким приятным.       Если я в больнице, то сбежала от Лиги злодеев, и сестра уже не властна надо мной. В противном случае я тоже могла оказаться в больнице, но в куда более отвратительном состоянии с разодранной взрывом спиной.       Даже не верится, что получилось вырваться из капкана семейных уз. Но надолго ли? Ясно одно – пока Аямэ на свободе, покоя мне не будет, она не простит меня за побег, теперь я для нее враг. Только я не чувствовала ни злости, ни отвращения к сестре, а, скорее, глубокую печаль.       Аккуратно вытащив иглу капельницы из руки, спустилась с койки и, надев заранее кем-то подготовленные тапочки, направилась к выходу. В больничной пижаме было прохладно, но после огненных плясок это даже к лучшему. Тело ломило, я то и дело покачивалась из стороны в сторону, но смогла покинуть палату. Нужно хотя бы врачей найти, чтобы понять ситуацию, но как только я открыла дверь, увидела до боли неприятную картину.       Мужчина и женщина в классических пиджаках, разумеется, ничем не взывающие подозрение, отвлеклись от разговора и перевели на меня серьезные взгляды. Они стояли точно напротив двери, поэтому долгие секунды мы не спускали друг с друга глаз, находясь в напряженной тишине.       – Вы кто? – напросился очевидный вопрос. – И почему тянитесь к оружию?       – Нет причин для паники.       – Это я тут паникую?       – Мы из комитета безопасности, наши имена вам ничего не дадут, Юмемия-сан. Мы здесь для обеспечения вашей безопасности.       Врет, как дышит, и это чертовски злило, так что, выразив крайнюю степень подозрительности, я одарила людей пренебрежительным взглядом. Не удивительно, что комитет безопасности подослал ко мне своих псов, только далеко не ради моей безопасности.       – Говорите сразу, вы здесь для того, чтобы я не сбежала?       – Мы понимаем, что вы являетесь жертвой обстоятельств, – перехватила инициативу в разговоре женщина, – однако, до нас дошли сведения, что вы принимали участие в рейдах Лиги и устраняли конкурентов вашей сестры. Под устранением я имею в виду далеко не мирные переговоры, если понимаете, о чем я.       Значит, они знают об убийствах. А учитывая, что я уже совершеннолетняя, можно сказать, что вляпалась я не по-детски. Принуждали меня к преступлениям или нет, для комитета безопасности я в первую очередь бомба замедленного действия, и разве что установившаяся связь с Шото спасла от…       Связь с Шото?       Осознание данного факта заставило меня замереть вкопанным столбом, от удивления глаза на лоб полезли. За мгновение ока воспоминания вернулись на место, вся вереница событий от горения в пламени до ярости, что душила меня во время боя с Даби. Я это вроде помнила, но не осознавала, а теперь, когда дымка в голове рассеялась… Будто вышла в поле, а на километры вокруг морозный воздух и пустота.       И все же что-то указывало путь, теплое чувство, словно внутренний компас. Обернувшись к левой части коридора, я прислушалась к интуиции и сделала шаг вперед. А второй, увы, не смогла сделать, поскольку мужчина в черном костюме нагло преградил дорогу. Цокот каблуков позади подсказал, что женщина заградила путь к отступлению.       – Вернитесь в палату, Юмемия-сан.       – Я не собираюсь покидать госпиталь, – одарив собеседника мрачным взглядом, я постаралась сохранять спокойствие. Но раздражение так и рвалось наружу. – Я просто хочу навестить друга.       – У нас приказ, поэтому…       – Поэтому вы заставите меня? – сжав кулак и покрыв пальцы защитным покровом, я угрожающе сощурила глаза. – Устроите перестрелку в госпитале? Серьезно?       – Это предупреждение?       – Я хочу навестить друга. Или, если вам этого недостаточно, своего нового хозяина. Я чувствую, что он здесь, и, если вы знаете о моей причуде, я не наврежу ему.       – Вы можете покинуть госпиталь только при разрешении комитета безопасности, до этого любая попытка уйти будет расцениваться как побег и нарушение закона. Это я, надеюсь, понятно?       – Более чем, – огрызнулась я в ответ.       Раздражает. Хотя, это меньшее из зол, меня могли сразу отправить в Тартар без разбирательств, поэтому не стоит лишний раз огрызаться. Где же моя прекрасная способность строить из себя добропорядочную милую героиню? Улыбчивую и умеющую разрешать конфликты? Сгорела в огне, причем дважды.       Ощущение хозяина на расстоянии довольно удобная вещь, но каждый воспринимался по-разному. Старатель напоминал ослепительный свет маяка, который направлял во тьме. Даби горел обжигающим… холодом. А Шото, наоборот, казался мне теплым лучом солнца, который в итоге привел меня к палате в дальнем конце коридора.       Остановившись у двери, я обернулась и отметила, что псы комитета безопасности остались стоять у моей палаты, однако пристально наблюдали за мной. Отвратительное чувство. Постучав в дверь ради приличия, я поспешила скрыться от липких взглядов этих голодных волков. Запоздало сообразила, что Шото мог спать, я понятия не имела, сколько сейчас времени. Но даже если сейчас три часа ночи, я уж лучше посижу в кресле или на полу разлягусь, но ни за что не вернусь к этим людям.       – Кто это?       В палате было сумрачно, единственный источник света находился на улице, поэтому мои глаза не сразу привыкли к полумраку. И, похоже, я действительно разбудила Шото.       – Это я, прости, что помешала.       – Наги? – тут же приободрился парень. – Это… ты в порядке?       Мягкой поступью приблизившись к койке, я заставила парня тут же оторваться от подушки и присесть, но его организму этот трюк не пришелся по душе. Скривившись, Шото схватился за голову.       – Ты лучше себя побереги, – решив, что тащить кресло не вариант, я присела на край кровати и улыбнулась, хотя на душе кошки скреблись. С одной стороны, Шото с растрепанными волосами выглядел очень мило, однако количество пластырей и бинтов на его теле пугало. – Ты в порядке?       – Да, насколько возможно. Просто пара ссадин.       – Пара ссадин? – не поверила я. – Нас как кур на гриле поджарили, а ты говоришь, что все в порядке.       – Я… прости. Я не хотел… причинять тебе боль.       Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить – он говорил не о сражении с Даби, а об установлении связи. Одно лишь упоминание об этом заставило парня помрачнеть и отвести взгляд. Я буквально чувствовала его угрызения совести. Поэтому, взяв его руку и мягко сжав в своей, уверенно заверила:       – Ты спас меня, Шото. Это мне стоит извиняться, что заставила тебе пережить такое.       – Но это не сравнится с тем, что ты испытала. Сгореть заживо…       – Такова природа моей причуды. Жестокая причуда. Но лучше так, чем на всю жизнь остаться калекой от взрыва. Так что… давай не будем больше поднимать эту тему. Я понимаю, что тебя мучает совесть из-за того, что пришлось причинить мне боль. А я не хочу лишний раз вспоминать об этом кошмаре.       – Я никому не позволю больше сделать такое с тобой. Ни за что.       О серьезности намерений говорила усилившаяся хватка парня, а также ожесточившийся взгляд. Страшно подумать, сколь грозным ты станешь, когда еще подрастешь. Хотя, индустрия героев заставляла детей взрослеть намного раньше. Мое детство, похоже, кончилось в десять лет… или вовсе никогда не начиналось.       – Когда тебя выписывают? – прервал напряженную паузу парень.       – Когда комитет безопасности решит, что со мной делать. Они поставили двух охранников смотреть за мной. Не хотели даже из палаты выпускать… Все же, я сделала довольно много ужасных вещей, пока была с Лигой.       – Но ты действовала не по собственной воле, у тебя не было выбора.       – Выбор был. Умереть, например.       – Наги…       – Но это правда. Я пытаюсь рассудить, как они. К тому же мне уже не будет снисхождения, я же ведь теперь совершеннолетняя.       – И что с того? Это причина делать из тебя преступника?       Такой меня видит общество, и этого не отнять. Лишь сейчас, побывав в шкуре злодея, пусть и принудительно, я поняла, что происхождение действительно играет большую роль. Ярлык тебе дается при рождении. Как бы ты ни пытался исправиться, одно неверное движение, и тебе конец. Будь на моем месте герой или студент ЮЭЙ с безупречной репутацией, любой одноклассник Шото, ему бы выказали сожаления, безоговорочно объявив жертвой. От Тартара меня спас храбрый поступок Шото. Может, он и воспринимал это, как ужасный грех, который будет изводить его долгие месяцы, на деле подобная жестокость оказалась для меня единственным спасением.       Уж не знаю, что за люди сидят в комитете безопасности, но если искупление по средству сжигания заживо в их понимании недостаточное наказание… Да пусть они лесом идут.       – Гадать об этом не стоит, – высвободив руку, я не удержалась и пригладила волосы парня, надеясь придать прическе аккуратный вид. – Я рада, что с тобой все хорошо… насколько это возможно. Лучше тебе сил набираться, а то ввалилась я посреди ночи.       – Ну, сейчас поздний вечер. Ты останешься?       Вот и как отказать, когда на тебя смотрят такими милыми молящими глазами? Хитрюга. Да и, честно говоря, вновь сталкиваться с этими ребятами из комитета безопасности отчаянно не хотелось, поэтому, улыбнувшись, даже спорить не стала.       Койка заскрипела от одной только попытки взобраться на нее, но она выдержала испытание и позволила мне прилечь рядом с парнем. Места, чтобы развернуться, оказалось впритык, пришлось лечь на бок, поэтому наши с Шото лица разделяли считанные сантиметры. Его теплое тихое дыхание щекотало кожу, пусть в комнате и царил полумрак, я отчетливо видела выражение его лица, с какой мольбой во взгляде он смотрел на меня.       – Что?       – Что?       – Что ты на меня так смотришь?       Он протянул руку и накрыл ладонью мою щеку. От теплого прикосновения меня наполнило чувство уюта и спокойствия. Закрыв глаза, я была готова раствориться в этой нежной, легкой ласке.       – Я просто рад, что ты здесь, – прошептал парень, очертя большим пальцем контур моих губ. – Я могу поцеловать тебя?       Ухмыльнувшись, игриво уточнила:       – А если скажу «нет», что ты будешь делать?       Маленькая провокация ничуть не смутила Шото и не изменила в настрое, он помедлил мгновение, прежде чем податься вперед и поцеловать. Так осторожно и мягко, словно боясь, что малейшее движение оставит на мне трещины, как на хрустальной вазе. Честно говоря, действительно хотелось заплакать от счастья, в последний раз я чувствовала столь нежные чувства довольно давно. Поэтому, как голодный волк, хотела попробовать как можно больше и углубила поцелуй. Шото ничуть не удивился, а словно надеялся на большее, но когда попытался развернуть меня на спину и залезть сверху, скривился и болезненно зашипел.       – В порядке, говоришь? – одарила я парня недовольным взглядом. – Давай, ложись, ты сейчас развалишься.       – Я в порядке. Просто резко поднялся.       – Угу, – не поверив услышанному, я заставила Шото лечь на койку, и судя по облегчению на его лице, раны действительно его беспокоили. Но когда я поднялась, он вдруг схватил меня за руку. – Ты чего?       – Останься. Я хочу, чтобы ты осталась.       Удивительно, как ему удавалось сочетать повелительный тон с мольбой, это и будоражило, и умиляло. Пришлось немного извертеться, чтобы залезть под одеяло, и я думала приобнять парня, но он отодвинулся и заставил меня лечь на бок, чтобы самому заточить меня в объятия. И, признаться, сила и чувственность, с которыми Шото прижал меня к себе, немного испугали. Я чувствовала спиной, как быстро бьется его сердце, как горячее дыхание щекотало шею. Казалось, он боялся, что кто-то отнимет меня и больше не вернет, мы никогда не увидимся.       – Как ты… как ты себя чувствуешь? Я имею в виду не физически, а… то, что Даби оказался твоим старшим братом?       Вопрос довольно щекотливый, но не спросить об этом я не могла, хотя понимала, что ответ будет далеко не радостным.       – Я в замешательстве. Я помню его, но мы с ним мало общались в детстве. Ты знала, что это он?       – Догадалась, хоть и были сомнения. Но это многое объясняло, например, почему он так тесно сотрудничал с моей сестрой, почему так хотел заполучить меня. По факту его не столь интересовала возможность обладать цербером, сколько причинить боль Старателю. Не знаю, правда, получилось ли… На мой взгляд, куда сильнее это задело тебя. Если не сказать, что только тебя.       Помолчав немного, Шото напряженно выдохнул и неуверенно произнес:       – Может, это и не видно, но отец беспокоился. Он… пытается измениться, наладить с нами отношения. Я верю, что он искренне желает этого. Честно говоря, я тоже, но я никогда не смогу простить его, а уж тем более забыть то, как он измывался над мамой, как игнорировал Нацуо и Фуюми. Он до последнего не понимал, что обязан и перед тобой. Нацуо так и сказал ему в лицо, что ему следует подумать и о тебе, извиниться перед тобой.       – Если Старатель начнет передо мной извиняться, я, скорее, испугаюсь, мне даже представить это сложно.       – Появление Тои… точнее, осознание, что он жив, и стал… таким, какой он есть сейчас, еще сильнее повлияло на него.       – Дети, оказавшиеся без семьи, наедине с жестоким миром, наполнены ненавистью.       Фраза спонтанно пришла в голову и явно застала парня врасплох.       – Ну, я к тому, что Даби… Тоя и Аямэ очень похожи, возможно, это также помогло им найти общий язык. Пробыв это время с ними, пообщавшись с сестрой, увидев, какой она стала… Первое время мне было больно от того, как она со мной обращалась, и я была близка к тому, чтобы возненавидеть ее. Но… даже после того, что она со мной сделала, я не могу ненавидеть ее, мне ее жаль.       – Но она хотела тебя калекой сделать. Она фактически отдала тебя Лиге злодеев.       – Я… могу ошибаться, – зажавшись и крепче обняв руку парня, лежавшую у меня на груди, я привела в порядок мысли, прежде чем озвучить их. – Семья Юмемия строго придерживалась традиций, внутренних правил. Мою маму отдали отцу в знак мира между Юмемия и ее кланом, словно вещь, ценное приобретение. Отец… любил нас, своих детей, но в какой-то степени он держал любовь в ежовых рукавицах, первостепенно заботясь о клане. Главой должен был стать Якуши, мой младший брат, поэтому он был любимцем отца, я помню, как он радовался его рождению. Меня, как единственного цербера, готовили к участи… ну, скажем так, ценного козыря, товара, черт его знает. Поэтому мама больше всего жалела меня, она понимала, как сложно мне придется, через какой ужас я пройду, поэтому очень много времени проводила со мной и баловала. И так вышло, что Аямэ…       Помолчав, я даже не знала, как лучше продолжить, потому что могла и ошибаться в догадках. В какой-то степени хотелось умолкнуть, однако, начав мысль, нужно ее закончить. И Шото словно почувствовал мою растерянность, погладил меня по руке.       – Аямэ, старший ребенок в семье, отец возлагал на нее много задач, растил, как главу, но явно не хотел передавать бразды правления. Он воспитывал Аямэ, как опору для Якуши, и она очень старалась, и теперь я понимаю, как ей было тяжело. Она вкладывалась в семью, беспрекословно исполняла все задачи и трудилась, но в итоге… отец видел лишь своего сына, а мама заботилась и уделяла больше времени мне. Аямэ жаждала быть любимой, хотела заслужить уважение и признание родителей. Для нее клан был превыше всего, поэтому она подавляла зависть и злость. И после того, как Старатель сжег нашу семью, для Аямэ предстала цель – восстановить клан, вернуть меня. У нее в голове не укладывается, как я могу идти против семьи… Она любит меня, потому что так надо, но и понимает, что я стала предателем. Она сделала все, чтобы заслужить одобрение родителей: несмотря на события десятилетней давности, она возродила Юмемия из пепла. И для этого ей пришлось продать свою душу Все-за-Одного, стать частью Лиги злодеев.        – Ты оправдываешь ее?       Чего-чего, а такого вопроса я не ожидала услышать. По интонации поняла, что логика рассуждения не пришлась по вкусу Шото, мне стало неловко и в то же время обидно.       – Я хочу сказать, что понимаю Аямэ.       – Она оставила у тебя на спине бомбу, продала Лиге злодеев. Я такого не могу понять. Ничто не может оправдывать насилие, особенно насилие над близкими тебе людьми.       Ясно. Сколько бы я ни пыталась объяснить чувства, Шото будет проецировать их на свою семью. Быть может, он прав, и я подхватила вариацию стокгольмского синдрома, цепляясь за призрачный образ семьи из прошлого. Но я действительно понимаю чувства Аямэ. Сейчас, отпустив ненависть и предрассудки, понимаю, почему она обозлилась на меня, ведь ее воспитывали с единой целью – стать опорой для клана Юмемия. Она не была ни любимой дочерью отца, ни матери.       – Все это время, которое тебя не было с нами, я не знал, что мне делать. Мне было страшно, и в то же время я не мог позволить себе показывать это. Я отказывался даже представлять, что будет, если ты погибнешь… Ты ведь… тоже моя семья, Наги.       Мне бы хотелось спокойно отреагировать на услышанные слово, но я невольно сжала руку парня и крепче обняла ее. Семья, да? Как мне это понимать? Я не знала, что ответить, и мое молчание могло быть обидным, и в царящем полумраке не удастся спрятаться.       – Я хочу сказать, ты дорога мне. Я… привык к тебе, и не могу представить жизнь без тебя, ведь ты всегда была рядом.       – Шото… пожалуйста, скажи уже прямо, не ходи вокруг да около, ты меня сейчас запутаешь.       – Но я говорю то, о чем думаю, – несколько растерянно констатировал парень. – Ты для меня также дорога, как Нацуо и Фуюми. Я также не могу представить, что будет, если кто-то из них погибнет, это слишком тяжело.       – Ты… нет, нет, – замотала я головой, пытаясь выбросить из головы неудачную мысль, которая и смешила, и пугала, и вводила в еще больший ступор. – Не важно.       – Что?       – Нет, я не хочу слышать ответ. Забудь.       – Теперь мне любопытно. Я не понимаю.       – Просто… ты так говоришь, – зажмурившись, я мысленно перекрестилась, – словно воспринимаешь меня, как свою сестру. А это… ну…       – А что в этом плохого?       Ох, мама…       – Ну… давай подумаем вместе, – обернувшись, чтобы поймать искренне недоумевающий взгляд Шото, я все же дала ему шанс одуматься, однако святая наивность так и не поняла подвох. – Ты вот тоже постоянно лезешь к своей сестре обниматься? И целоваться?       – Нет, конечно, – замешкался Шото, а затем, похоже, на него снизошло озарение. – А-а… о-о. Я… понял.       Осознав, что сравнивать мягкое и теплое не лучший вариант, он, более чем уверена, смутился, опустил взгляд и, уткнувшись лбом мне в затылок, притянул меня ближе.       – Прости, я не то имел в виду. Вот и зачем ты это сказала…       Стало забавно, я не отказала себе в удовольствии тихо засмеяться, чем сильнее задела Шото. Он редко смущался, и в такие моменты выглядел невероятно мило. Но обратная сторона таких провокаций не всегда заключалось в смиренном принятии, она словно дразнила парня. Он недовольно и шумно дышал мне в затылок, и это еще можно было простить, но когда его рука перестала спокойно лежать у моей груди, а начала поглаживать ее и спускаться ниже, я напряглась.       – Ты, кажется, помирал.       – Ну…       – Шото, если не ты помрешь, то я. Ты и так едва сесть можешь, так что хватит препираться, лучше поспи. Собирать тебя по кусочкам завтра не хочется.       – Сама же первая начала.       Обернувшись, я недовольно нахмурилась, пусть и не выражая искренней агрессии.       – Слушай старших, спи. А то еще на шум прибегут эти ребята из комитета, хочешь внезапных зрителей?       Помолчав секунду, парень подметил как ни в чем небывало:       – Ты на старушку похожа, когда начинаешь причитать. Это к слову.       – А вот это обидно, малолетка ты моя.       – Я тебя младше на четыре года, это небольшая разница.       – Но ощутимая, как я вижу.       – Верно. Ты же боишься, что мы развалимся.       – Ты с каких пор стал таким дерзким?       – Не знаю, не замечал, – с легкой улыбкой подметил Шото, крепче обняв меня со спины и поцеловав в макушку.       Вот уж не припомню, чтобы он научился так остро и быстро метаться сарказмом, на него это совсем не похоже. Вероятно, я оказываю на парня не лучшее влияние, но отказаться от него я уже не в состоянии. Даже если легкая эйфория влюбленности сойдет на нет, в отношениях останется прочный фундамент. В одном Шото прав, мы почти как семья, и даже если нас не ждет совместное будущее, я сделаю все, чтобы он был счастлив. Дело даже не столько в установившейся связи, из-за которой меня переполняло тепло и спокойствие рядом с парнем. Он достаточно настрадался.       Сон забрал нас практически моментально, даже не знаю, кто раньше отключился. Тело словно жидким свинцом накачали, из глубокой дремы я вынырнула только под утро. Еще не открыв глаза поняла, что за окном уже взошло солнце, от лежания в одной позе затекла рука, плечо сводило, а из-за полученных в битве увечий ныли мышцы и кости.       Попытавшись лечь на спину, чуть не заплакала от боли. Да уж, утром та еще проблема подняться с кровати, я даже, кажется, так ужасно себя не чувствовала, когда проснулась ночью. Шото, по обыкновению, спал без задних ног, мои попытки улечься поудобнее ничуть не потревожили его. Точнее, он недовольно замычал и перевернулся на другой бок. Видимо, тут действительно только я грозилась развалиться на части.       Присев, принялась растирать глаза в попытке окончательно проснуться.       – Доброе утро.       Пусть приветствие и прозвучало добродушно и тихо, от неожиданности меня не просто передернуло, я аж взвизгнула. А затем чуть не застонала, когда по телу прошелся болезненный спазм.       Удивительная вещь – несмотря на крепкий сон, реакция у Шото оказалась отменная, он тут же подскочил, приняв сидячее положение. Но, как и я, скривившись, согнулся пополам от нахлынувшей боли в мышцах.       – Ой, прошу прощения, недумала вас так напугать. Вы просто так мило лежали, не хотела вас будить.       – Мама?.. Ты что тут делаешь? Я думал, ты ушла вчера.       Ма?.. Мама.. ааа… ооо…       Сколько лет я уже не видела Рей Тодороки? Наверное, с тех пор как ее положили в больницу, я ее практически и не помнила. Женщина с мягкими чертами лица, добрым взглядом, от нее исходила чистая легкая энергетика, которую я часто замечала за Нацуо.       – Да, но я не могла не навестить тебя еще раз. Врачи меня отпустили, я себя уже хорошо чувствую.       – А… сколько сейчас время? – растерянно поинтересовался Шото.       – Где-то за девять. Извините, что не разбудила, я была немного удивлена, увидев вас вместе. Вы настолько дружны?       – Ну… мы…       – Наги моя девушка.       Что, прям вот так, сразу?! И с такой спокойной физиономией?! А как же попытки отвертеться, сказать, что чем мы ближе, тем быстрее восполняются мои силы и тому подобное? И это озадаченное выражение, с которым Рей посмотрела на нас, просто сводило с ума. Я уже и не помню, когда в последний раз чувствовала такую неловкость, можно мне провалиться сквозь землю?! Шото, будь ты неладен!       – Оу, вот как… – неловко улыбнувшись, Рей добавила: – Извини, если прозвучит бестактно, но ты же ведь старше его на несколько лет, и… он же несовершеннолетний.       – Ну… да, но мы… это… как бы… начали встречаться, когда я тоже была несовершеннолетней. Я… я понимаю, это…       Боже, дай мне сил хотя бы мысль выразить спокойно, у меня язык заплетался от волнения, сразу после сна и с такими вопросами я не готова бороться. Прям чувствовала, как краска заливает щеки, от неловкости так и тянуло спрятать глаза.       – Мам, все нормально, – в отличие от меня, Шото говорил с непоколебимой уверенностью и спокойствием. Он накрыл мою руку своей, пытаясь поддержать и успокоить. – Наги не та, какой ты ее помнишь в детстве, она ни за что не причинит нам вреда, тем более мне. Я ведь стал ее хозяином.       – Э-э, хозяином?       Я едва сдержалась, чтобы не пробить ладонью лицо, но от тяжкого вздоха не устояла, поэтому уточнила:       – Моя причуда – цербер. Раньше хозяином причуды был Старатель, теперь стал Шото.       – Сложно у вас все, – протянула Рей, а затем невинно улыбнулась: – Просто я думала, что ты с Нацуо найдешь быстрее общий язык, вы же почти одного возраста.       – Вот как…       Типа она думала, что я буду девушкой Нацуо, а не Шото? Это единственное, что ее волнует на мой счет?! И почему я продолжаю чувствовать себя такой ущемленной?       – Тебе действительно не стоило приходить, со мной все в порядке, – переключил внимание на другую тему Шото. – Сегодня меня выпишут, и я вернусь домой. Или в ЮЭЙ. После всего, что случилось… надо, чтобы кто-то был с Фуюми и Нацуо.       – Твой отец сказал то же самое. Но ему, как и тебе, надо восстановиться. Нам всем надо…       Настроение женщины моментально ухудшилось, она с тоской потупила взгляд, и причина тому была на поверхности. У этой причины я ходила на коротком поводке по меньшей мере несколько месяцев. Не представляю, что испытывала Рей. Сын, которого она считала погибшим, явился мрачной тенью Лиги злодеев, желая обрушить на головы родственников свою ненависть.       Даже представить не могу, насколько ей тяжело.       Напряженная пауза, опустившаяся в палате, казалось, никого не смущала, все были погружены в свои мысли. Поэтому внезапно открывшаяся дверь застала нас врасплох, я даже вздрогнула от неожиданности. Нервы уже никуда не годятся.       – Рэй? Эм… прости, не думал, что ты здесь, я…       И, видимо, меня тоже Старатель не думал здесь увидеть. «Здесь» это на одной с его сыном койке под одеялом, а еще держащихся за руку. У меня за долю секунды вся жизнь пробежала перед глазами, почувствовала себя вором, которого поймали с поличным. А вот недоумение во взгляде мужчины пусть и медленно, но довольно решительно сменялось шоком, а затем и злостью. Не совсем поняла, что именно его так разгневало, пока не вспомнила все те фразочки про переписку со своим парнем и то, как я ему отправляю нюдсы.       С одной стороны, меня могли порвать два красавца из комитета безопасности, если вздумаю эвакуировать свою задницу в окно. Степень злости Старателя была прекрасно видна по тому, как напряглось его лицо, аж жилки на лбу выступили, но вместо того, чтобы хоть что-то сказать, он просто… вышел и захлопнул за собой дверь.       Возможно, где-то я все же прогадала и мне суждено умереть медленной и мучительной смертью.