Как вылюбить яд

Чëрная Вдова надевает белое только на похороны своих жертв. Еë очаг холоден и затянут паутиной, по которой она скользит изящной балериной, выжидая, соблазняя... И безжалостно наводя прицел. Еë драгоценные камни – рубины брызнувшей крови. Еë любовь – смерть... И лишь Смерть способна еë полюбить.

***

      Она оторопело пялится на свои ладони, затянутые в полупрозрачное белое кружево перчаток. За спиной гомон весëлых голосов, чьи-то пальцы сноровисто касаются еë волос, подëргивая, приглаживая и творя нечто немыслимое и непривычное. Что-то со звоном разбивается, и Вдова вздрагивает, слыша окрик стоявшего позади неё и звонкий заливистый смех, в котором нет ни капли сожаления: "Твоя винтовка цела, не убивай меня! Это всего лишь один из подарков... По звуку похоже на вазу... Или сервиз... Но какая разница, тут же ещë куча подарков!".       Трейсер?.. Это определëнно шутка какого-то яда, распылëнного в пространстве, потому что такого просто не может быть... Это не может происходить с ней. Эта просторная светлая комната так отличается от её покоев на базе... В распахнутые окна ветерок доносит ароматы свежей выпечки и благоухание цветов. Ей вспоминается Париж, но не тот, в котором Вдове доводилось завершать свои мрачные миссии. Это Париж из полустёртых воспоминаний, который очень-очень редко ей снится... Так редко, что иногда ей кажется, что его никогда не существовало.       Вдова поднимает взгляд: напротив неë сидит до странного знакомая девушка, бледная и взволнованная, с высоким пучком, в который чья-то рука мастерски воткнула шпильки-бутоны и украсила россыпью жемчуга. Алые губы кажутся единственным ярким пятном в белизне одежд: стрелок Блэквотча обращает внимание на изящный вырез отделанного кружевом белого платья, короткий рукав которого лишь немного прикрывает плечо. Такая нехарактерная для неë одежда... В еë ремесле она слишком неудобна и непрактична. Униформа куда комфортнее... И, конечно, никаких украшений, особенно таких, как на шее этой знакомой незнакомки: кулон на золотой цепочке может оказаться очень вероломным. Но что странно... Она помнила этот кулон. Давным-давно Амели Лакруа сняла его со своей шеи и убрала далеко-далеко, спрятала память о своей прошлой жизни, к которой нет возврата. Образ, который некогда принадлежал ей, безнадёжно и грубо вытравлен. Откуда же...       Она протягивает руку и слегка подаëтся вперëд; пальцы натыкаются на зеркальную преграду, и Вдова замирает, сражëнная догадкой, что эта незнакомая дама в белом – она сама.       – Сомбра снова здесь... Ты можешь посидеть хоть минутку спокойно? – в зеркале появляется отражение смуглянки, очень недовольной такой несвоевременной активностью. – Мы же договорились, что больше никаких гонок! Ну, по крайней мере сегодня... И, я надеюсь, во время вашего медового месяца тоже!       – Мед... Медового месяца? – Лакруа почти ощущает, как нервные окончания встают дыбом. Виски сжимает, будто на голову натягивают стальной обруч, и снайпер болезненно морщится, отворачиваясь от зеркала и поворачиваясь к Сомбре.       "Медового месяца с кем?" – вопрос остаëтся незаданным, потому что еë окружают "дозорные", в кои-то веки сменившие униформы на подходящие случаю наряды. Вдова видит тех, с кем никогда не могла представить даже околодружеское времяпрепровождение, тех, в кого беспощадно направляла свои выстрелы и кого так коварно заманивала в свои ловушки... Чёрная Вдова никогда не испытывает страха, да. Но отчаяние от непонимания происходящего - вполне.       – Ориса, где фата? – Трейсер выныривает то тут, то там, по всей видимости, поправляя подол платья. Вдова может только обескураженно внимать происходящему, которое всë ещё кажется сном. Но эта боль... Эта боль слишком реальна, чтобы быть частью сна.       Ей надо проснуться.       – Я уже здесь! – услужливо отзывается Ориса, продвигаясь в комнату спиной вперëд, чтобы не наступить невзначай на длинную фату, при виде которой у Лакруа холодеет всë внутри.       – Я что... Я замуж выхожу, что ли? – хрипло произносит она, и внезапно воцаряется тишина.       Потеснив девушек, вперëд выдвигается Ангел, касается ладонями еë щëк и осторожно поворачивает голову Амели из стороны в сторону, пристально всматриваясь в еë лицо.       – Кажется нормальной, – наконец констатирует лекарь, и Вдова раздражëнно морщится.       – Я не сошла с ума, – резко фыркнув, она отстраняется, касаясь пальцами ноющего виска. – Просто... Просто голова болит.       Ангел и Мойра обмениваются странными взглядами. Амели подозрительно щурится на мистический дуэт, но чья-то цепкая ладошка крепко сжимает еë за запястье. Ханна выглядит так решительно, что Вдова выдавливает из себя только озадаченное "о-о-о".       – Я не понимаю, тут кто-нибудь из вас вообще следит за временем? – возмущëнный голосок Дивы ввинчивается в уши, добавляя мигрени пару градусов. – Жених там уже извëлся!       "У меня ещё и жених есть! И я... В платье! Свадебном!" – Лакруа хочется присесть и забиться в угол, чтобы там напичкать себя таблетками, но Сон весьма негативно относится к еë паузам и стремительно конвоирует к двери.       – Фата, фата! – Ангел заполошно всплескивает руками, и Ориса торопливо принимается разворачиваться, но фата исчезает из еë стальных рук, перехваченная Трейсер.       – Что бы вы без меня делали, – Окстон, с самодовольной улыбкой приглаживая ворот своего жëлтого пиджака, аккуратно крепит фату к причëске Амели и осторожно прикрывает ею лицо болезненно напряжëнной Вдовы, которая, кажется, так и готова укусить при одном неверном движении.       – Мы уже опаздываем, – раздосадовано ноет Сон, поглядывая на наручные часы. – И что теперь делать...       – Успокоиться, – Симметра картинно открывает дверь, за которой мерцает голубоватое зеркало установленного портала. – Я предвидела нечто подобное и решила позаботиться... Так, на всякий случай.       Индианка белозубо улыбается, в своëм золотистом сари напоминая Лакруа сытого питона, который всë ещё опасен, но пока добродушен.       Ещё один элемент серии "этого просто не может быть".       – И... Где я окажусь?       – О, максимально близко.