поздней осенью

      темнеет рано. порывы ветра гнут деревья под окном, холодным светом мигает фонарь, то загораясь на пару секунд, то угасая вновь — проблемы с линией передачи из-за бури уже который день.       тошинори поджигает свечи — того и гляди, электричество снова пропадёт. слева слышится шорох, и он поворачивает голову, пристально смотря на мидорию, который уже третий час вчитывается в конспекты настолько сосредоточенно, что это вызывает непреодолимое желание эти конспекты отобрать и куда-нибудь спрятать. уж кому, как ни яги знать, сколько тренировок сегодня было в юэй — изуку просто не мог не устать. это видно по его глазам, будто он собирается уснуть прямо здесь и сейчас.       — не хочешь взять перерыв? — тихий шёпот где-то над ухом.       — нет, я почти закончил! — упрямо качает головой изуку. — мне совсем немного осталось, ещё минут пятнадцать, правда!       устают в последнее время все. только тяжелее становятся тренировки и объёмнее лекции, а дожди льют каждый день. по вечерам тошинори заваривает чай с мёдом и имбирём — мидория подметит, что такой умеет делать только он, — и почти в тишине они сидят на кухне, каждый со своими делами — конспекты или отчёты, не так важно. это слишком уютно, хоть и холодно всё-таки, даже если укрыться одним пледом на двоих. изуку кладёт голову яги на плечо, бездумно треплет пшеничные волосы, одновременно делая пометки в записях. тошинори с тёплой усмешкой целует его в макушку, чувствуя себя спокойно, как никогда.       отчёты давно осточертели и мелкий текст рябит перед глазами. свечи успели расплавиться наполовину, чай остыл и небо совсем чёрное, только молнии сверкают где-то вдалеке. завтра, думает всемогущий, с утра будет накрапывать противный мелкий дождь, и всё вокруг будет сероватых оттенков. так уже всю последнюю неделю, и он серьёзно начинает полагать, что это выходки какого-нибудь злодея.       хотя, какой бы паршивой ни была погода на улице, солнце всегда рядом с тошинори. солнце приходит на перемену в комнату отдыха, чтобы поболтать и рассказать яги о своем дне, и смущается, думая, что слишком много говорит. солнце по вечерам засыпает у него на плече, солнце улыбается так тепло, что невозможно не улыбнуться в ответ.       вокруг этого солнца — почти вся его жизнь теперь, и это эгоистично, совсем непривычно и необыденно, но почему-то до ужаса правильно, будто так должно было быть всегда — и теперь ему хочется светить для него в ответ. ярче, чем символ мира, теплее, чем когда-либо в своей жизни. не для всей планеты — просто для того, чтобы мидория продолжал улыбаться на своем пути.       тошинори совсем не удивляется, находя в доме мелочи, принадлежащие изуку. зубная щётка у раковины, забытые блокноты и ручки, чужие футболки на полках его шкафа. хоть это и не так заметно, но кажется, мидория оставил тут часть своей души, точно зная — в этом доме его всегда будут ждать.       яги задумчиво крутит в руках карандаш, понимая, что сможет закончить с отчётами только завтра, в субботу. субботы хороши тем, что можно спать почти до полудня, и весь день не выходить из дома в этот поганый дождь. он даже думает, что стоило бы приготовить что-то сложнее яичницы завтра или, может, заказать доставку на дом и посмотреть какой-нибудь из любимых фильмов… только если мидория не придумает что-нибудь интереснее. тошинори, впрочем, больше всего хотелось бы, чтобы тот, наконец, отдохнул от бешеного ритма студенческой жизни. раз уж сам изуку постоянно заботится о других и почти ничуть о себе, это стоит делать хоть кому-то другому. яги иногда переживает, что не очень хорошо справляется, сдает позиции и того, что он делает, недостаточно…       (мидория думает о себе примерно в том же ключе)       но, как бы то ни было, тошинори убеждает изуку, что он уже выложился достаточно и заслуживает отдыха, а в ответ тот раз за разом оттаскивает яги от какого-то нездорового объёма бумаг. один из маленьких элементов заботы, без которой повседневная рутина почему-то теряет свой смысл.       так проходят недели и дни, часто почти одинаковые, разве что холодает все сильнее.       перебирая в памяти события последнего месяца, тошинори перестает думать о времени и упускает из внимания то, что мидория успевает заснуть на его плече, так, видимо, и не закончив конспект. маркер-выделитель валяется где-то на полу, предложение в тетради обрывается на полуслове. он всë же не решается разбудить изуку, вместо этого осторожно поднимая его на руки вместе с пледом и относя в спальню. дом не очень большой и от комнаты до комнаты идти всего шагов десять. накрыв мидорию одеялом и убедившись, что он не замерзнет, тошинори возвращается на кухню, чтобы убрать в раковину кружки, стараясь сильно не шуметь, и потушить свечи. он смотрит в темноту за окном, почему-то чувствуя непонятную спокойную радость, кажущуюся неуместной среди всех событий этой осени, но всё же подходящую моменту. и, если повезёт, конечно, таких тихих дней будет больше — пусть они и рутинные, полные самой обычной негероической повседневности.       уже минут через пять он тоже забирается под одеяло, прислушивается к шуму дождя и пару минут с лёгкой улыбкой на лице наблюдает за тем, как мидория чуть хмурится во сне, прежде чем тоже заснуть, аккуратно накрывая его ладонь своей.       суббота обещает быть очень спокойной.