ID работы: 11142724

€₭0#0₥₦₭₳

Джен
G
Завершён
1
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
1 Нравится 0 Отзывы 0 В сборник Скачать

€₭0#0₥₦₭₳, полный текст

Настройки текста
Примечания:
PS Обещаю не материться, как Невзоров /предупреждение: если вы не я (а вы, должно быть, говорите о себе «я»), то руки уберите. Или лапы (и зубы), Ярра, убери, это не твоя тетрадь. Если не хотите убрать руки, глаза уберите./ /PPS Я подумал и всё-таки хочу, чтобы кто-то это прочёл. Довершил мой позор, так сказать. Поэтому оставлю тетрадь там (то есть тут), куда положил в первый раз. Милости прошу!/ Дорогая (14 р.) тетрадь! Я завёл тебя, потому что у меня возникли (с моего зловольного согласия) некоторые трудности, с которыми мне не справиться без того, чтобы выговориться. А говорю я не сам с собой, нет, я говорю с тобой, тетрадь. Наверное, я выговорюсь единожды, да так и брошу на четвёртой-седьмой странице, всегда так делаю, в общем-то. Но в любом случае мне это необходимо, хотя бы чтобы перечитывать и вносить никому не нужные правки… Какие трудности я себе создал? Я сейчас расскажу, и это будет звучать, как монолог Горлума, а может, хуже, потому что Горлум симпатичный, вообще-то. Но мне стесняться нечего: себя стесняться – на нудистский пляж не ходить. Ближе к делу, я очень намеренно отвлекаюсь от сути. Суть в том, что я сижу в темноте и пишу это. Я очень боюсь темноты в этой квартире №46, очень. Но я сижу и пишу это в темноте, светя экраном телефона на тетрадь, потому что я коплю деньги, и счёт за электричество должен быть минимален, обязан быть. А деньги я коплю, чтобы мой друг поступил в институт в городе Санкт-Петербург. Он будет там учиться на платном. Вот и всё, вот и тройка, семёрка, туз. Просто оставлять его приспосабливаться к жизни в радиоактивном скотомогильнике я не собираюсь, и всё тут. Я сижу в темноте, и мне страшно. Чтобы не было так страшно, займусь цифрами. Равносильно позволю цифрам заняться мной. Равномерная нудная арифметика отвлекает от ощущения взгляда за спиной, голода и того, что волосы грязные. Когда это закончится (а я не знаю, когда это закончится, потому что в первый год я не работаю, мне нет 18, первый год учёбы в институте ему я работать не дам, и, ах, да, на общежитие его обречь тоже не очень хочется, как и себя на дистанционное выселение родителями из квартиры), когда это закончится, я распрощаюсь с экономией, это точно. Меня тошнит от моего нынешнего образа жизни. Легко быть шлюхой, когда ты римская императрица, а попробуй быть римскою императрицей, когда ты шлюха. Я живу так, как если бы скупой рыцарь (возможно, сэр Эбенизер Скрудж) был спартанцем и делил дом с Цветаевой в 20-е годы. Я не жалуюсь (я жалуюсь ещё как! здесь и сейчас, первый и последний раз), только потому что это не прихоть, а осознанное, обдуманное решение, цель и, главное, мой друг. Равномерная арифметика, говорите? Хорошо. В ЛЭТИ семестр – это 89 500, ГУАП – 90 000, Политех – 95 000, ПГУПС – 101 900 (как ни странно). В Промтех он пройдёт на бюджет, однозначно. Год соответственно: 179 000, 180 000, 190 000 и 203 800. Минимум, что я должен суметь отложить, это 90 000, за 9 месяцев, считайте, каждый месяц по 10 000. Звучит неплохо, дешевле, чем моя замечательная (без иронии, правда, чудесная) школа. Но в то же время это 334 р/ден, что звучит уже гораздо хуже. Лучше пусть остаётся 10 000 р/мес. Следующий семестр можно брать в рассрочку по крайней мере в ЛЭТИ. Да и время пройдёт. В следующем году я пойду работать. 20 000 рассчитываю получать, например, в колл-центре. Будет ещё труднее, чем сейчас, взглянем трезво. Ещё через год он пойдёт работать. Но это далеко. А пока – я сижу в темноте. Пока у меня получается откладывать. Сначала я просто беру 10 000, запрещаю себе к ним прикасаться, а в конце месяца добавляю остатки. У меня есть отдельная тетрадь учёта, потом, может, присобачу её сюда степлером и спрячу этого франкенштейна туда, куда не заползёт червь моей памяти. Я не хочу более вдаваться в цифры, я ненавижу цифры (с математикой у меня всё отлично, кстати!), я проклинаю цифры. (Рассказ Кинга «Н.», ага, тоже мне, только не Н., а П. или W., то есть я). Но 1, 9 и 4 складываются в 194, которые ехидно посоветовали ему поступать в этом Богом брошенном регионе, обозвали его лохом и сообщили, что мама была права. 4 превращается в 13 (китайская демонология!), вычитается из 100 и заявляет, что Я не знаю ЛИТЕРАТУРЫ. Проще поверить в то, что я шестиногая фиолетовая гиена с полуострова Индостан. 48 сообщает, что оно не 50, и морально убивает человека. (Я опять про его ЕГЭ, да. А ещё физику он пересдаст). 1, 6, 2 и снова 1 становятся моей СПбГУшненькой стипендией, а потом моментально превращаются в 586, потому что я покупаю проездной. А вычесанные какой-то бабкой из лобка 2 и четыре нолика (за халупу, чья себестоимость уже стала меньше этой суммы) не позволяют человеку заселиться даже в Рыбацком. Поэтому жми num lk, и долой цифры! (Но написанные на великих бумажках цифры, благодаря которым он будет учиться в Северной столице, множатся в картонной коробочке из-под батареи почившего в бозе компьютера и натужно ржут над моим бессилием). /Совершенству нет предела – Слабость воли, слабость тела Мы искореним; поможем Уподобить стали кожу./ И музыка, музыка, музыка… Врачевание моих неправильных мозгов. Я не сошёл с ума, я всегда так думаю и разговариваю, потому что говорю то, что думаю. И думаю, что говорю. По большей части. Особенно в этой парализующей обезоруживающей темноте. Мне трудно. А кому сейчас легко, правда, Дмитрий Анатольевич? Собака. На ней я не экономлю. Потому что это мои дела и моё решение. Она ни в чём не виновата. Она ест Royal Canin столько, сколько ей вздумается. Она (к своему ярому неудовольствию) регулярно посещает грумера. И моется регулярно собачьим шампунем с ароматом печенья. И тёплой водой. И не из ковшика, а под душем. Она ест лакомки и получает игрушки на праздники, хотя к консенсусу о том, что есть праздник, мы так и не пришли. Она разговляется рыбой, птицей, мясом, творогом, фруктами и кашей привычного ей премиум-класса. У неё есть целая корзина лакомок и ворох одежды, которую она не носит. Мне с трудом удаётся отводить глаза от ценников, когда я выбираю ей лакомки. Я без ворчания меняю пелёнки, которые она иезуитски загаживает, и стираю её диваны, подстилки, полотенца и пледы ровно тогда, когда она их заблюёт, а не раз в месяц. Она сейчас спит где-то в темноте. Мне страшно, но я не бужу её. Она заслуживает, просто потому что она есть. Ей легко. Меня это радует. Я вообще часто радуюсь. Сидя в темноте и поджимая ноги, самому трудно поверить, да. Я улыбаюсь утром в понедельник и желаю доброго утра. (Я ненавижу раннее вставание пуще розог). И я не сдаюсь. Нельзя сказать на все 100%, но, в общем, это так. Есть смешная история, являющаяся прямым прологом этой и доказательством того, что я не сдаюсь и своей голой задницей пугаю ежей, вопреки приговорке. (В аллегорическом смысле, разумеется). Настало время офигительных историй. Я нёс его документы в ПГУПС. (Он сидел фактически под замком в своём доме). Сначала я распечатал их, потом подделал его подпись раз десять, не считал. Ладно, распечатали. Несу в институт (нашёл его, этот Путей Сообщения, и сам не потерялся, что для меня великое сподвижничество). Принёс, посидел в очереди, подумал о какой-то дури, пришёл, излагаю. Принять не имеют права, у меня нет доверенности, мне ж 17. Либо с нотариусом, либо почтой. Надо было отступить, но я себя знаю. Я перешёл дорогу, буквально дорогу, зашёл в отделение почты и отправил документы экспресс-заказным. Почтой. Через дорогу. Бывает, да. Смекалка и настойчивость в данном случае больше похожи на идиотизм и зацикленность, но что есть, то есть. Почтальоны отнеслись с пониманием, не посмеялись. Почтальон спросила меня, пойду ли я с ней, раз такой случай. Я сначала отказался, но потом и правда решил пойти с ней, зашёл в институт, переговорив с той самой представительницей приёмной комиссии, что так, мол, и так, теперь всё по закону. Посмеялась, удивилась. А он, кстати, прошёл у них на бюджет, но оригиналы принести так и не смог. Жаль. Началась эта история с накоплением денег и 2020-м годом Крысы. Стальной Крысы. Я Стальная Крыса, как по Гаррисону. („You can be a Steel Rat“). Я сказал ему, что он будет учиться в Питере, не помрёт в этом проклятом регионе, пусть сдаёт физику, а деньги будут. И да, сейчас он ещё там, но белого флага с нашей с ним стороны миру явлено не было. Прорвёмся. Исходя из своего опыта, я это умею. Прорываться, как овчарка-убийца через сёдзи. А ещё я умею ждать. Может быть, в очереди на границе с Финляндией я как раз-таки буду злиться и то мять в руках, то бросать на сиденье электронную книгу, но я беру хороший разгон ожиданий на дальние расстояния. Например, этот год я жду и терплю экономию. 2019—2020, 9 с гаком месяцев, да. Четыре года я ждал, когда мозговая пытка кончится. Собаку я ждал с двух лет (когда сказал первое слово «собака») до восьми. Ждать, когда я уеду в Европу, минимум лет семь. С 2014 я жду, когда попаду на концерт Otto Dix. 6 лет, долгих-долгих. Треть своей жизни я жду ОД, подумать только. Жаль, не две трети, хотя я бы не выдержал. Кстати, и ещё подожду. Потому что, повторюсь, я не знаю, когда смогу перестать экономить. К чему я это говорю? Ну, я говорю себе: ты умеешь ждать, ты умеешь идти к своей цели, помнишь, маленький осёл, карабкался по лестнице, отталкивал всех и карабкался, САМ, хоть и без особого успеха (от тогдашнего падения у меня надкостница отслоилась, я молодец, ага!). Успех пришёл позже, когда я попробовал ту же схему в школе. Я должен напоминать себе это. Потому что концерт стоит 3000—18 000. Книга Драу стоит 2000—7000. Атрибутика их всех стоит дорого. Увидеть Драу стоит времени, усилий и его времени, между прочим. Сила воли стоит мне психических травм. Институт стоит 90 000. Друг — бесценен. Ну что, выгляжу безнадёжным романтиком? Дружба, Байрон, Шиллер и всё такое? Ха! Я тот ещё циник. (Не из Мариенгофа). Напомнить? В искусстве ради друзей убивали полчища врагов («Илиада» или «Наруто»), находили способ воскрешения из мёртвых («Сказание о Гильгамеше и Энкиду» или «Точка возврата»), расставались с любимой (Э. А. По или «Бандитский Петербург») или другие какие-то подвиги совершали. Что делаю я? Моюсь из ковшика, вру родителям. Не то, не то. Чисто постскриптум: если я убью полчища врагов (допустим, доведу до смерти своими некомпетентностью и равнодушием), воскрешу мертвецов (лишь бы тот колдун вуду в Интернете не оказался шарлатаном), расстанусь с любимой (воображаемой) или другой какой подвиг совершу (в пьяном и голом виде переплыву Неву-матушку), это не поможет, в отличие от ковшика и вранья. А что ещё я делаю? Хочется ли писать это? Нет, не хочется, но придётся, потому что потом от этого будет легче. И Ломоносов сказал, что «вдохновение – это та девка, которую всегда изнасиловать можно». Сейчас трудно, честно. (Надеюсь, он хотя бы не догадывается, что мне трудно. Пусть сдаёт физику, пусть не забивает голову, глупенький). Я признаюсь в этом и распыляю из баллончика тысячи четыре слов, только чтобы опорожнить душу и пережить эти галеры. Представить, что это балет, и станцевать в нём очень скупого не очень-рыцаря. (Со стеклом в пуантах). Я написал себе сценарий, выбрал роль, выучил текст (твердить с утра: «Это твоё осознанное решение. Ты хочешь его вытащить»), теперь действия. Какие? Хм. Всё, что было сказано до этого абзаца, выделенного $, и всё, что будет сказано после, как бы теория. И она так же отличается от практики, как электронный учебник по оказанию первой помощи, где нарисованы счастливые покалеченные молодые люди, от реальных избитых гопников, матерящихся и корчащихся в крови, моче и рвоте. Итак. $ Сначала небольшое отступление: я не верю в то, что пишу. Я неосознанно считал это игрой. Но это не игра, никакого левел-апа. И, если устанешь, не захлопнешь крышку ноутбука. А длится неделями, месяцами… Я знал, что это не игра. И именно настолько. Но всё-таки я играю. Как? Блюду аскезу, яка гадость. Утро аскета начинается с молитвы, и ею же сопровождается день. Моя молитва имеет форму мотивирующих фраз в повелительном наклонении в стиле «встань!», «не ешь больше одного бутерброда!», «не хнычь!» и «помни о трёхстах тридцати четырёх рублях!». Я встаю и не застилаю кровать, ласкаю свою сонную зверюгу и иду мыться. Как Буковски. Моюсь ледяной водой из тазика в полутьме, из-за чего возникают ассоциации со школой прислуги, в которой училась Джейн Эйр. (Я вообще перестал быть мажором и живу как слуга, вплоть до того, что меняю постельное бельё и мою посуду. Я дал отказ домработнице, надеюсь, у неё не возникла дыра в бюджете. Что же, я слуга своего решения, слуга своей силы воли). Одеваюсь. Я теперь ношу рубашку не один день, а два. А свитер – четыре. Омерзительно. Представляю себя спившимся кинопродюсером, они так ходят. Завтрак. Кормлю кусечку. Ем. За едой труднее всего, потому что хочется есть. Хочешь съесть сыр – отрежь кусочек и съешь с хлебом. Хочешь съесть икры – перехочешь. Как в долбаных, долбаных (почему я пообещал не материться?!), долбаных, долбаных Нидерландах – да простит меня зелёный семирукий амстердамский бог счастья!! Мне не повезло. Я люблю бри-де-мо, еловый джем и кальмаров в вине. Я люблю чилийское вино, наконец. Я ем овсянку. Она дешёвая. Брат отца очень скуп, а я похож на него внешне. Боюсь, что, если слишком часто буду есть эти сопли (овсянка, сэр!), стану его двойником. Пока я всего лишь его дублёр и не торгую вином в Португалии (хорошо, там ведь адски жарко). Яйца ем всмятку, потому что так их можно засунуть в рот без соуса тартар и не переблеваться. И да, варить в два раза быстрей, плита-то электрическая. Пью чай, кофе или тэффи (напиток собственного изобретения, куда выливается и чай, и кофе, и всё остальное, если его немного осталось). Ем мало сладостей (две печеньки или маленький йогуртик) и много таблеток, потому что на них захочешь – не сэкономишь, увы, спасибо, генетика! Иногда я ем бутерброд из хлеба и хлеба. Насыщного. Это так невкусно. Можно класть овсянку на хлеб, кстати. Так они поглотятся быстрее. Я представляю себе, что ем мусс из проросших злаков или итальянские галеты, или другую какую-то еду из моего славного прошлого. Иногда мне начинает казаться, что под действием мозга вкус действительно меняется. Это сила гипноза или эскапистское безумие? Не стремлюсь разобраться в этом. И ставлю размораживать мясо, потому что два дня в неделю я позволяю себе его есть и её кормить. (И ещё есть два дня, отведённые под птицу или рыбу, потому что я мясоед и умирать пока не хочу). А я описываю понедельник. Одеваюсь, выхожу, включаю себе аудиокнигу или свои же надиктованные голосом Коровьева конспекты, потому что вот без этого я совсем не могу. Это малозатратно. Еду до метро (на самокате, какая маршрутка?), потом еду в метро, потом еду на троллейбусе, потому что у меня по проездному неограниченные поездки. Университет. Я учусь на прекрасном (правда, здоровском!) еврейском факультете. (Через три года пойду на матлингвистику, что нужно для карьеры, а не для души, и евреев предавать очень не хочется, особенно господ Асланова и Гершовича). Так вот. Евреи не экономят, они просто живут рационально, не по-иван-дурацки. Экономлю я. Пишу вот таким вот мелким полупечатным почерком в каждой клетке, даже идиш. По сути, у меня нет почерка, каждый день он различный, но всегда уродливый и неразборчивый. Лекции интересные. Я забываю про картонную коробочку от батареи мёртвого компьютера, про голод и про рубашку. Мировоззрение Мишны и Талмуда, спасибо. В универе я ем в столовой (невкусно, опять спасает воображение: да, я ем их жирные котлеты так, как лорды ели дикую козлятину в произведениях В. Скотта, хотя за столом не рыгаю), ещё мою руки в своё удовольствие с утра и после каждой пары. Потом еду домой, погружаясь либо в мысли, либо в книги, либо в конспекты. Дома темно, зато тепло (хоть квартира и большая, отопление включено в стоимость). Раздеваюсь, ставлю мерзкую еду готовиться (как правило, основное блюдо – это картошка или каша, всё-таки), играю с собакой. Потом представляю себя мальчиком-индусом с опахалом и иду делать жутко выбешивающие меня вещи, как то: развешивать бельё, выносить мусор, гладить рубашку и пр. Это всё в темноте и под книгу, музыку, конспекты, мысли. Ем ужин, отвечаю на СМС и почту, если таковые имеются (или игнорирую их). Умываюсь. После еды это на втором месте по сложности. Темно, таз, холодная вода, мочалка-губка, разведённое мыло. Это называется Katzenwasche, и я бы назвал это не способом купания, а лёгкой пыткой. Я мою волосы раз в три или четыре (если смогу выдержать) дня. Не в два. И Katzenwasche принимаю раз в два дня, а не каждый день. Тошнотворно. Есть ещё кое-какие способы экономии ресурсов в ванной, но я предпочитаю не говорить об этом. Представляю, что живу в средневековой Европе после взятия радикальными исламистами Иерусалима (1244, вроде). Повторяю конспекты. Делаю рефераты. Посещаю онлайн-курсы. А ещё я пишу. Не знаю, где нахожу время, но нахожу. На коленках, между парами, в метро, на ночь, по выходным, на кухне… Ноосфера позволяет мне не экономить хоть время. До того, кстати, как эта репетиция пенсии без гражданства закончится, времени у меня ой как много. Я иногда хожу по магазинам. Самым бюджетным. Не «Глобус гурмэ», «Азбука вкуса» и «Ме́тро», а «Пятёрочка», «Перекрёсток», Коломяжский рынок и тот алкашиный ларёк неподалёку от моего дома. Только со списком, только дешёвое, желательно по акции. Одежду, технику, спиртное, прихоти в магазинах игнорирую. Представляю себя Эзопом, который купил только язык. Кроме магазинов редко куда выбираюсь. Вывожу мою псю на променад раз в сколько-то дней (я сторонник того, чтобы собаки гадили столько, сколько хочется, и тогда, когда хочется, т. е. дома в лоток). Себя на променад не вывожу, прячусь. Не надо смотреть на небритую сутулость в чёрной обёртке. Обещал себе ходить на бесплатные фесты, но их не густо. Делаю вид, что я нелегальный эмигрант, судя по морде, из Польши. Культурная жизнь ограничивается тем, что я изучаю культуру (еврейскую) и живу в культурной столице. Пытаюсь интегрироваться в культуру. Издательства меня гоняют: я маленький, мрачный (но грамотный!) псих. Услуги репетитора по русскому к ЕГЭ не нужны (400 рэ), стихи берут только студенты СПбГИКа (50—250 рэ). Раз в году, ага. Я продавал их дёшево и грубо. Я не святой. Мои стихи, как неразменный рубль. Всегда со мной. Стихи… Я умудряюсь думать о стихах, об искусстве, о возвышенном, живя так, как живу сейчас. Я опустился? Да, наверное. Я ем из кастрюли и развожу мыло в бутылке. В институте я создаю видимость и, как мне кажется, неплохо. Когда чувствую себя слишком бедным, достаю из кармана свои 70 тыс. IOS‘а, чтобы посмотреть время и вспомнить о трёх с половиной квартирах. И всё-таки я опустился. Про Сонечку Мармеладову все знали не то, что она кормит семью, а то, что она проститутка. Моей надёжей и опорой служит настойчиво равнодушное отношение к чужому мнению. Только внутренний голос напоминает о копании в субпродуктах и криво заштопанной майке. А потом напоминает о Гиппиус, несравненном Тилле и собственных „Vetus Res“ и «Франкрайхен». Публикуюсь? Ха! Вяло. В Сети. Выживу? Конечно, я же ведьмак. Меня так просто не возьмёшь. Жалею о взваленной ноше? Нет. Совсем. Прикладываю усилия? Ну, я экономлю. И сижу в темноте. $ Глупо, однако я не зря рассказал всё это: мне стало смешно, и липкий пронизывающий страх темноты разомкнул свои птичьи лапки на моей глотке. У меня полно фобий, как у короля ужасов из штата Мэн. В частности, темноты я боюсь до физической боли, до слёз, до истерии. Я боюсь периодически навещающих меня галлюцинаций. В темноте им есть, что сказать. В темноте я становлюсь маленьким. Я не борюсь со страхом темноты, я отдаю себя ему на растерзание. И мне просто жутко. «У меня нет рта, а я хочу кричать». Я засыпаю в темноте от усталости. В темноте моя кровать превращается в дыбу. Мне часто снится, что уже июнь, белые ночи, или что он уже поступил, и больше не нужно столько денег, и можно включить свет. Я просыпаюсь включить свет, а темнота, огромная, лежит у меня на груди и поблёскивает глазками. Нет, что-то определённо есть там, в темноте. Делай со мной, что хочешь, тьма, а он всё равно поступит. За что мне это? Ну, во-первых, если подсчитать мои злые дела и помыслы, надо благодарить высшие силы за то, что я ещё не превратился в соляной столб или общественный туалет. А это, так, малая толи́ка. И то своими руками. Во-вторых, за то, что я сильнее этого всего. Я сильнее, поэтому нарываюсь на большее. Без соперника и невзгод даже как-то неинтересно. В-третьих, неверная постановка вопроса. Не «за что», а «ради чего». Ради того, чтобы мой друг поступил в институт здесь, конечно. Вопрос отвечен, нет смысла ныть. Не поможет. Помогает то, что… Я плачу́. Я не расплачиваюсь за своё решение, ничуть (я ни разу не пожалел! ни секунды), я плачу. Я взял в кредит справедливость (как минимум, справедливость по отношению к моему другу) и теперь плачу взносы. Я ли? Наверное, страдаю-то я. И никто больше. Свои ли деньги? Ну, как сказать. Родители перечисляют мне средства, они думают, я ем мясо и езжу на такси. (Они думают, я ем и езжу. Ха!) Конечно, деньги их. Они богаты, кстати. А мне ещё нет 18. Мне не стыдно. Ни разу. Моя мораль – добиться своего. Это не очень нравственная мораль, зато действенная. Я не оправдываюсь и не сожалею. Всё хорошо, честно. Я хочу услышать живой голос Драу (безумно хочу!), я хочу есть хоть чуточку больше, я хочу включить свет, я хочу принять горячую ванну. Но всё пока под контролем. Я ещё не вооружённый грабитель и не тайский шлюх, я чуть-чуть нищий студент. У меня алый айфон Xr. Его зовут Rasmus 4 Blütig. Всё пока очень хорошо. Я пла́чу. В этом труднее всего признаться. Я пишу это только при условии, что никто не будет читать. Я всегда говорил, что, когда заплачу и/или скажу об этом кому-нибудь, меня можно будет стрелять. Я плакал. Я говорю об этом тебе, тетрадь. Но морально я не готов к тому, чтобы меня стреляли. В первый раз я заплакал в ноябре. Я пришёл из института, покормил сявочку, поиграл с ней. Приготовил картошку, съел с кефиром. Было темно. Я разделся, набрал в таз холодной воды, взял Среднюю Медведицу (ковшик для мытья), сел в ванну на колени и начал мыть волосы. Сидел задницей на пятках в позе поклонения тазу. Я вымыл волосы. Спина у меня осталась сухая. А потом я заплакал. Нет, я не рыдал, я, в общем, держал себя в руках. Просто слёзы лились и лились мне в колени. А дальше ничего не было. Я домылся, собрал сумку, выпил лишний стакан воды и лёг спать. На час позже, чем планировал. И больше ни слова. А зачем я это пишу? Просто, если я это не напишу, не изложу сейчас, то потом оно отложится где-то в закоулках моего сознания и будет приходить и душить меня время от времени, и я заплачу ещё раз. Лучше сейчас признаться в своей слабости. Лучше кому-то это прочитать, чтобы довершить моё растаптывание. Лучше, когда я буду считать, что всесилен, знаменит и вёрток как чёрт, я буду вспоминать, как лежал в темноте в ванне с мокрой холодной головой и сухой неприятной спиной и плакал, беззвучно содрогаясь своим кривым флейтопозвоночником. Нет, я не был сломан, хотя по виду не скажешь. Я как засохший мятный пряник: очень гадкий, можно покусать, покрошить края, окунуть в кипяток, отломить пару кусочков, но сердцевину не сломать никак, ничем и никогда. Но это лирика. А я бываю ужасно слабым, и в этом надо признаться. Уж лучше так, чем делать вид, что ничего не было. Не было ничего. Был Аватар Саи Баба. Было 100/100 по русскому и математике. Была французская оккупация Рура в 23-ем… А сложностей никаких не было. 1) Я просто обрезал тупыми ножницами свою зону комфорта. 2) А Бэллу Бородкину расстреляли, знаете? 3) Я коплю деньги, чтобы он мог поступить. 4) Чай обязан быть кипящим, зубная паста – мятной, таблетки – горькими, как слёзы зомби. («Форма жизни», книга, там было про это). Абсурд, правда? Утверждения 1—4. Когда у меня был грипп (была метель, колючие такие микроскопические боеголовки задувало ветром за шиворот), голова соображала не совсем туда, и я поделился этими мыслями с медсестрой в медпункте, куда явился, собственно, за «Нурофеном». Она сочла это бредом, но занурофенила меня знатно, молодец. Ну так правда, бред, да? Можно было куда разумнее. Надо было давно сдаться, а лучше было вообще не влезать в чужие проблемы. Если кому-то меня жалко, если даже мне, не дай бог, себя будет жалко, то в любом случае никто не смеет осуждать его за что-либо. Ни за ЕГЭ, ни за что! Это моё решение. Если кто-то из родственников (я необщительный человек) узнает о том, как я сохраняю деньги и для чего, они посмеются таким унизительным снисходительным смехом. Или будут при мне его чихвостить по партийной линии, так что у меня кровь прильёт к щекам. К чёрту! Если человеку по жизни дана узкая доска над стройкой, чтобы идти, и она кончилась, и он падает, кто будет его осуждать, а?! Что «надо было»? Кашу кушать?! Если вы не всегда поступали так, как «надо было», то и заткнитесь, а если всегда и всё делали как «надо было», то имейте снисхождение. Лучше меня ешьте за то, что я, идиот, «на безрыбье», дойная корова и т.д. и т.п., вылезаю из предписанного мне личного авто и иду на эту метафорическую стройку подставлять лестницу к метафорической же доске. Действительно смешно, зато честно. Когда его мать узнает, откуда он взял деньги на институт (а она узнает!), ох, как она будет смеяться. Не услышать бы мне! Но его нужно вытащить. Я знаю, что говорю. Если мне придётся самому прыгнуть в яму с тёплым дерьмом, в которую его затолкали, что ж, придётся. Буду делать это столько, сколько нужно. «Надо было»! Captain Obvious, сэр, конечно, мне надо было сказать: «Сдал бы ЕГЭ хотя б на 200!», или «Не ной», или «Звони, если что!» Но мне плевать, что такое поступить адекватно, логично, правильно. Понятия относительные! Я поступаю так, как считаю нужным. Я сижу в темноте. А он будет учиться в институте.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.