***
Он едва ли стих, когда в дверях гостевой спальни появилась Сынён в более подходящем лету коротком черном топе и больших, золотистых кольцах в ушах. Ранее спадавшие с плеч длинные волосы девушка собрала в высокий хвост, на место удобных штанов пришли джинсы, и теперь вся она выглядела так, словно собралась в клуб. Или только оттуда пришла — это уже было как посмотреть. Чимин теперь послушно сидел на диване, сцепив руки на коленях в замок, смотрел телевизор. Когда Сынён ушла «просто накинуть футболку», он сразу понял, что можно было со спокойной душой сходить в магазин за соджу, прикупить курочки по дороге, помочь бабуле пройти через дорогу, и даже заскочить покормить бродячих котят за двором, потому что даже так, вернувшись домой, он бы только услышал приглушенное из спальни: «минуточку, я сейчас!» Но вместо этого он просто расставил по местам подушки на диване в гостиной, включил телевизор и сел ждать, эти же подушки бесстыже смяв. На улице было слишком жарко, у Чимина пот тек ручьем, и выходить куда-то в такую погоду настроения не было от слова «вообще». А еще по ящику крутили какую-то новую дораму. Жутко интересную на самом деле — Мун Гаён, да еще и в таком шикарном платье, Чимин узнал бы из тысячи, и про дораму эту ему уже рассказывали, опять-таки — жутко интересную. Он даже засмотрелся немного и начал по-тихоньку вникать в происходящее, хоть и серия это была далеко не первая. Но Чимин сидел смирно, смотрел, и удивлялся. Ведь там и сюжет был такой замечательный, и актеры просто прекрасные, и сценарий хороший, и даже диалоги прописаны качественно, отзывы, и зрители — все-все довольные. Он смотрел жутко интересную дораму. Такую, чтоб его интересную, что просто кошмар, глаз не оторвешь, всем бы понравилось, всем-всем бы понравилось, да та-а-ак сильно, что!.. Что когда в дверях спальни возникла Ким Сынён в коротком топе и обтягивающих джинсах, Чимин забыл и про дорамы, и про жару, и про Мун Гаён в каком-то платье, и про все остальное существовавшее на свете — вдруг такое незначительное. И мысли вытеснила клубничная помада, пришедшая взамен вишневой, взгляд зацепился за острые ключицы, обнаженные низким вырезом, с трудом заставил поднять его к глазам, таким же выразительным, на этот раз спрятанными за серыми линзами, но все равно красивым в его безупречной памяти — светло-ореховым. У Сынён внешний вид всегда был на первом месте. На втором — наряды, макияж на третьем, и закрывал этот список торжественно уход за кожей. И, нет, для Сынён это все было не одно и то же. Для Сынён «внешний вид» — это было состояние души, уверенность в себе, тысяча аффирмаций, которыми развесила свою спальню, две тысячи тренингов и, как она говорила, «воркшопов», на которые спускала все деньги, а потом уже все остальное. И даже так, все остальное — тоже очень важное. Но все равно казалась ему умилительной, глупой язык бы не повернулся назвать, только если совсем чуть-чуть наивной? — Челюсть подними, — усмехнулась она совсем ненаивно, проходя мимо Чимина, и ударила под дых — вот так просто, всего одной фразой. Заставила картинно прокашляться и сморгнуть видение. Сынён прошла в конец гостиной и открыла старый шкаф, которым Чимин уже и не пользовался, оказалось, чтобы достать оттуда штатив. Он даже удивился сначала, и только потом вспомнил, что штатив, вообще-то, принадлежал ему — брал электив по фотографии на первом курсе. Учитывая, сколько пыли вокруг него разлетелось, пока Сынён перестакивала штатив в центр гостиной, на том элективе карьера фотографа Чимина и закончилась. Он вздохнул, подперев ладонью щеку, облокотился о ручку дивана. Вдруг появилось какое-то чувство ностальгии в сердце, даже жара перестала раздражать, но это ему просто показалось. — А ты прямо, как дома у меня уже, да? Сынён же лишь нервно фыркнула, пытаясь отрегулировать высоту штатива, а Чимин смотрел и ждал, когда же она попросит его помочь. Когда перестанет упрямиться? — Мы еще посмотрим чей это дом, потому что, если судить по тому, сколько я здесь убираюсь, готовлю, стираю… Сынён не замолкала. Прямо, как в тот день, когда они с Чимином начали жить вместе, как тогда еще думали — временно. Потому что «временно» это уже затянулось. Чимин тот день помнил отчетливо, хоть и прошло почти два месяца, помнил все до мельчайших деталей. На пороге его квартиры появилась заплаканная первокурсница, которую он пару раз видел где-то в толпе симпатичных подружек в универе, и две дорожные сумки впридачу. Сказать, что он тогда удивился — было откровенно преуменьшить и в три короба наврать. У Чимина чуть слюни тогда изо рта не потекли — не потому что сразу сразила своей неземной красотой, хотя намек на это тоже присутствовал, а потому что столько держал его открытым, пытаясь осознать происходящее, проанализировать ситуацию. И чуть ли не захлопнул дверь перед непонятной незнакомкой, прежде чем заметил, наконец, как, выбегая из лифта с еще тремя чемоданами и рюкзаком за плечами, пыхтя и прокашливаясь, рядом с девушкой появился Тэхен. Лучший друг Чимина и просто невозможный во всех смыслах парень, полный каких только не было сюрпризов. Хотя, на тот момент Чимин верил, девятнадцатилетные сестры с факультета искусств в их число точно не входили — да это было «слишком» даже для Тэхена! Оказалось, не было. Выяснилось, что входили. Пак тогда не совсем вникнул в детали скандала, до сих пор, если честно, до конца не понимал. Кто-то с кем встречался, хорошо бы Сынён, кто-то где-то оказался, не так понял, не так сделал, не то сказал, не ТОМУ сказал или не то показал. В общем, бог знает, что и как, но девушку выставили на улицу собственные родители, на лоб суперклеем влепив ярлык: «обуза», что светился всеми цветами радуги, мигал за три тысячи километров, был виден даже в тени ночи и за стеной тумана. Девушка-катастрофа, кричал ярлык и еще сто тысяч других слов — не совсем хороших. Зачем такая нужна была Чимину? А незачем, верно, и сектор приз на баране, но. Нужно было хоть раз помочь лучшему другу, который сам помогал ему постоянно, а он же еще и в общежитии, на стипендии, а еще обязался щедро отплатить в следующем месяце, хотя Чимину деньги и не нужны были, не с его-то родителями, но Тэхён все равно обещал, и клялся, что временно, и, наконец, положив руку ему на плечо, посмотрел в глаза, сказал тихо: «Ты же знаешь, какие люди сейчас бывают, Чимин, я только тебе могу доверить». Смешно. Чимину было просто смешно. Смешно, стыдно и неуютно. Страшно, в конце-то концов. Тэхён ему доверился, поверил, самое сокровенное, что у него было, закрытыми глазами вручил прямо в руки и сказал: «не трогай». Смешно и глупо, и бессмысленно, и ужасно, чтоб его, страшно. Но Чимин бы и не тронул ее, ну точно бы нет, он же не такой, а она, вообще, не в его вкусе, и отношения — пустая трата времени, только если на разок, а с сестрой Тэхёна такие финты не устроишь, да и не хотелось же, и все равно… — Блин… — Сынён стояла напротив, загораживая диван и прекрасную Мун Гаён — в свитере, кофте, пальто, да что там на ней, вообще, было? неважно — и пыталась разобраться с доисторическим штативом, кашляя от пыли, чуть приподняла глаза устало, спросила: — поможешь? А Чимин конечно поможет, куда еще денется? Уж точно не сбежит домой. Он ведь и не хотел этого — сбегать, и все равно ноги постоянно несли в обратную сторону, в сказочное «отпроблем». Так пусть хоть не в этот раз. Шутки помогали со стрессом, с плохим настроением, с усталостью, и даже с одиночеством прекрасно помогали, а с Сынён нет. Редко. Чимин смеялся, шутил, подкалывал ее всевозможными образами, но стоило ей только взглянуть на него с укоризной, надуть обиженно губы и сощурить глаза… он чувствовал вину. Прямо как сейчас и как немного ранее. Он же знал, что Сынён только на прошлой неделе рассталась с парнем. И все равно слова вырвались из него раньше, чем зашевелились извилины в мозгу. А когда все-таки зашевелились, выкрикнул первое, что пришло в голову и глупо ткнул ей в толстовку — просто потому что дурак. И то, что он с ней снимал эти видео для парочек только потому что Сынён, как раз-таки, с парнем своим расстались, а нового найти за неделю оказалось не так-то просто, тоже прекрасно знал. Она это ему сама объясняла, когда просила помочь, и все равно Чимину было грустно, совсем чуть-чуть, просто где-то в сердце покалывало. «Это твой пульс, придурок», только и оставалось, что успокаивать себя. Когда он, наконец-то, разобрался с штативом, то отошел ровно вовремя, чтобы не столкнуться с Сынён, собравшейся теперь закрепить на нем телефон. Она даже не посмотрела на парня — печатала что-то в смартфоне. — Напомни, зачем я это делаю? — просто чтобы получить ее внимание. — Затем, чтобы когда я наберу свой миллион подписчиков в тиктоке, а ты останешься на улице с бесполезным дипломом, у тебя было чем в суде доказывать наше знакомство, — оторвалась от экрана только чтобы улыбнуться ему — широко-широко и чересчур любезно. — Сейчас подушки полетят уже в тебя, — буркнул Пак и отвернулся. Потому что улыбалась Сынён, даже когда натянуто, все равно слишком красиво. А диплом историка уж точно был не бесполезен.***
— Я думал, ты топ надела, чтобы толстовку, наконец, снять, а ты ее опять напялила? И не жарко тебе? — заметил Чимин, когда Сынён в очередной раз приостановила съемку, оттягивая ворот теплой кофты — ей тоже было жарко, а мастер из сервиса все еще не перезвонил. — Уже умничаешь, да? Лучше бы помог мне побыстрее заснять видео, мы бы оба уже давно разошлись по комнатам и завалились в душ. Две мысли в голове Чимина столкнулись в битве не на жизнь, а на смерть, и где-то секунду спустя упорной борьбы, в которой сдаваться не хотел никто, он, с силой отмахнув первую, выдал вторую: — Ты же говорила весь день видосы будем снимать? Сынён вдруг перестала тереть шею и замерла, глянув на парня изподлобья. — Серьезно? И никакой пошлой шутки про совместный душ? Даже намека не будет? Первая мысль оказалась живучей тварью, но Чимин был живее. — Нет, — он засунул руки в передние рукава джинс, в которые заставила переодеться Сынён, и посмотрел в сторону. Губы растянулись в непринужденной улыбке. — Я же знаю, что у меня две ванные, а заняться этим можно и после душа. «Вот же гаденыш». — А все разы до этого не знал прям, да? — Благополучно решив пропустить конец фразы мимо ушей, Сынён злобно сощурила глаза и только было наклонилась к нему поближе, но быстро себя остановила. Сглотнула, едва до носа дошел запах Чимина — такая странная смесь его дорогого одеколона, которым он вдруг начал пользоваться дома, нутеллы и печенек. А говорил, что не любил сладкое, ага, как же… — Если ты про тот раз, когда я случайно вломился в ванную, пока ты принимала душ, то я уже объяснял — экстренная ситуация! — быстро поднял руки в защиту. — Экстренная что?! Ты не мог найти леденцы от кашля! — Ну, я же опаздывал на свидание! Сынён замерла. Он ничего не говорил про свидание. — Ты ничего не говорил про свидание. Чимин пожал плечами, как ни в чем не бывало, даже мускулом на лице не пошевелил: — А ты не рассказывала про своего парня, пока не рассталась с ним в субботу. Справедливо, не поспоришь. Или не совсем? — Мы встречались всего-то неделю, — Сынён отвернулась и подошла к штативу, притворилась, что что-то настраивала в телефоне. Сразу же об этом пожалела. Голос Чимина донесся из-за спины и она не смогла увидеть его лицо, когда он ответил: — А мы всего лишь день. Что он чувствовал? Грусть? Обиду? Злость? Дернулся ли уголок его губы, как всегда, когда ему не хотелось продолжать разговор? Или он бы посмотрел ей прямо в глаза, не спрячь она их от него так глупо? Почему «всего лишь»? Он хотел больше? И почему «день»? Не хотел признаваться, что «ночь» или правда?.. Чимин всегда искал способ ее уколоть, Сынён была уверена. Она знала это глубоко в сердце, помнила об этом в душе. Только вот она не даст себя в обиду, не в этой жизни, не Пак Чимину. — Неважно, — ложь, — Давай просто покончим с видео поскорее, так будет лучше, — хоть какая-то правда. — Ты же понял, что делать? Я хочу поскорее уже избавиться от этого свитера, а то еще чуть-чуть и я яичница. Она поставила камеру на таймер, встала прямо перед ним, сглотнула, прежде чем взглянуть вверх — ему в глаза. Сынён не будет больше прятаться. Три. Чимин кивнул. — Ты просто поднимешь руки, а я должен среагировать? Звучит легко. — Отлично. Два. Она не будет отводить глаза. Ну уж нет. Кто-то, а она не станет. Один. Щелчок раздался, когда камера начала запись. Сынён подняла две руки вверх, невольно задержала дыхание. Зачем это сделала? Сама не поняла. Просто продолжила смотреть на Чимина. Внимательно наблюдать за тем, как тот уставился на нее, протолкнул языком щеку, провел глазами сверху вниз. Медленно. Будто мысленно уже ее раздевал. Вот опять. Зачем такие мысли? С какого черта ему было ее раздевать, тем более мысленно? Чимину плевать на все. Он не фанат отношений, не бегал за девушками и уж точно не любил, когда бегали за ним. Ему либо нравился кто-то, либо нет. Один выстрел. Одна правда. Прямое попадание или полный провал. А у нее с ним не то что выстрел, у Сынён с Чимином целый расстрел прошел и все — мимо. Целый месяц в одной квартире, слепящее солнце за окном, сто тысяч шансов и ни одной попытки. С чего бы ему было сдерживать себя, если бы она его хоть чуточку интересовала? Из-за ее брата, которого, вообще-то, не так это все и волновало? Который собственноручно поселил сестру в квартире со взрослым парнем? Что бы он там ни говорил про Чимина и их крепную дружбу, Сынён этому не верила. Чимин был мужчиной, в конце-то концов, и в последний раз, как она проверяла — гетеросексуальным мужчиной. Так с чего бы ему было представлять ее обнаженной, вместо того, чтобы раздеть самому? Правильно. Нет причины. А с Чимином же только так — рациональный маньяк — если нет причины, то ни за что… Сынён не сразу осознала, когда именно он подошел к ней вплотную, в два шага сократив расстояние между ними до считанных сантиметров. Только запомнила, как вдохнула резко, почти со свистом, наполнила грудь чем-то непонятным, но точно не воздухом, потому что мозг отказывал, а тело обмякло, и ни намека на кислород в системе. Невозможно же, нет. Она не могла понять, отказывалась просто. Даже когда Чимин схватил осторожно края ее толстого свитера и потянул их вверх. Вверх. Потянул. Прямо через голову, снял и отбросил на пол. Мгновение. Безумство. И Сынён больше нет.