«Ты предал мои надежды, Сарутоби-сенсей…»
И так Третий просыпался по нескольку раз, и каждый короткий сон показывал их врагами, Сарутоби, вглядываясь в его глаза, видел горечь и обиду и даже заметил слезу на его лице, что ему редко доводилось видеть в реальной жизни; подобное случилось лишь раз, когда Орочимару привёл Хирузена на могилу своих родителей, и позволил себе проявить эмоции. Казалось бы, что сон должен был навязать Хирузену мысль о том, что лучше назначить Намикадзе или кого другого на должность Хокаге, но Третий поступил по-иному: он решил пойти не на поводу толпы, а из рациональных соображений, что пойдёт жителям на пользу, да и он изначально готовил Орочимару на это место и подготовил того к такой ответственности, потому сомневаться насчёт него было бы поистине предательством. И следующей день, который был ознаменован обсуждениями совета будущей кандидатуры был завершён словами Третьего: –Я решил сделать своим преемником Орочимару в качестве Четвёртого! — твёрдо и уверенно произнёс он, наблюдая как все члены совета без доли возражений закивали головой. Конечно, он не ожидал, что все так быстро согласятся, но это всё же его порадовало.***
Сегодня был необычный день…
Сегодня Третий Хокаге официально покидал свой пост и передавал свои полномочия преемнику–Четвёртому. В честь этого была устроена целая церемония– впервые должность Хокаге передавалась не посмертно или в экстренной ситуации, как это было с Первым и Вторым Хокаге, а по доброй воле предшественника, который отстранялся самовольно по причине старости. Вся Коноха испытывала нетерпение, всем хотелось узнать, кто станет следующим «главой», потому радость и трепет переполняли атмосферу вокруг… Третий ожидал, когда преемник поднимется по лестнице и явит свой лик жителям, что будут чтить и уважать его волю в будущем. Хирузен смотрел в эти змеиные глаза и видел в них сдержанность и мягкость, но будучи сенсором, он чувствовал как внутри его бывшего ученика били искры жизни, которые переполняли всё его нутро и выдавали в нём человека амбициозного, готового на любые свершения, все сомнения позапрошлой ночи, которые мучали его и навевали неприятные, даже отчасти параноидальные и пугающие мысли по поводу его кандидатуры, моментально рассеились, как только их взгляды вновь встретились. Змеиный саннин принял из рук Третьего все необходимые для Хокаге «регалии» и поклонился ему, а после, надев официальный головной убор, который казалось бы напоминал всего-то обычную соломенную шляпу, вышел вперёд к толпе, чтобы каждый мог увидеть личность Четвёртого Хокаге. Все были вполне довольны: впрочем, кого они могли ещё представить на месте Четвёртого? — если Хирузен выбрал Орочимару, значит он не ошибся с выбором, Сарутоби был мудрым и будучи Хокаге не раз это доказал, потому его решение по поводу преемника было бы глупо оспаривать, тем более что и сам совет принимал в этом непосредственное участие, а потому сомнений и опасений возникать не должно, даже если внешность Четвёртого во многом пугающа и таинственна, как и его личность, которая всегда была скрыта для многих…***
И Третий и Четвёртый наконец зашли в зал, скрывшись от ликующей толпы, и за Хирузеном оставалось лишь небольшая «экскурсия» по кабинету, где в процессе будет выдана общая информация о полномочиях Хокаге, а также пожелания удачи и напутствия на будущее. Простая формальность. Однако кое-что всё же не входило в этот негласный, но общепринятый перечень «последних обязанностей» предшественника в отношении преемника– это искреннее восхищение в словах и жестах, которое было невозможно скрыть. Старик не был таким уж сентиментальным, чтобы проронить сейчас слезу, но всё же будучи не в силах сдерживаться, он решился положить руку на плечо своему бывшему ученику, демонстрируя этим жестом некую близость между ними, а также гордость в отношении своего преемника: –Орочимару, я верил и всегда верю в то, что ты станешь тем, кто своим умом и талантом может принести мир и процветание деревне Скрытого Листа; ещё будучи юным генином ты уже отличался от других: ты был ребёнком-гением, что встречается раз в поколение. Всё что я тебе мог дать — это собственный опыт и волю, которые ты успешно перенял. Я горд за тебя, мой ученик… — Сарутоби слегка наклонился вперёд, будто желая заключить в объятия змеиного саннина, но во время остановился, посчитав, что их взаимоотношения сейчас должны были выражать формальность, даже если вокруг не было людей.– Если что-то случится, ты всегда можешь обратиться ко мне, но я не думаю, что такая ситуация когда-нибудь настанет, в тебе я не сомневаюсь. Удачи вам, Четвёртый…– Сарутоби добродушно усмехнулся и развернулся к выходу. — Куда вы теперь, Сарутоби-сенсей? — поинтересовался Орочимару, растянув свои губы в ухмылке, что была вызвана словами предшественника. — На покой, теперь я свободен и волен делать то, от чего так долго отказывался в силу свой ответственности перед жителями деревни…– Третий улыбнулся в ответ, на секунду развернувшись вполоборота, чтобы ещё раз взглянуть в те искрящиеся глаза, и наконец попрощался с ним молча кивнув.***
Чувство радости смешалось с чувством тоски: вряд ли он вновь увидит своего бывшего ученика просто так, без формальностей, без лишней суеты и людей которые теперь будут окружать его на посту Хокаге почти постоянно. Да и теперь и самому Хирузену больше не надо заниматься всем этим, не считая и кучу бумажной работы, но всё же «покой» предвещал быть не таким уж интересным… Асума уже давно отдалился от отца как в его идеях, так и в том, что теперь он жил самостоятельно, уже будучи мужчиной, которому уже не нужен отец. А жена Третьего, Бивако… Она была сильной женщиной, но старость порой забирает жизни незаметно: Бивако умерла во сне, вместо очередной борьбы, силы свыше позволили ей уйти без боли и мучений, Хирузена не было дома в тот день, он сидел за рабочим столом, разбирая ворох бумаг и попутно выслушивая планы мероприятий и дел на следующую неделю, мёртвой он её нашёл только к позднему вечеру. Смерть жены потрясла его, но то потрясение было быстрым и мимолётным: дела и заботы о жителях Конохи порой отбирают всё, вплоть до эмоций. Хирузен долго не верил в случившееся, но в конце концов заставил себя смириться с этим и продолжить это бремя в одиночку, всё же в такие моменты нужно оставаться сильным, даже если Бивако всегда говорила о мужчинах, как о «слабом поле», но хотя бы в этот раз нужно было стать исключением из (её) правил… Так, Третий остался один, и тогда у него оставалась только работа, которой он всецело посвятил себя, но и дела он наконец решил оставить, чтобы не встретить внезапную смерть от перенапряжения в его-то преклонные годы. Дни «покоя» тянулись один за другим, было трудно свыкнуться с жизнью отшельника, когда в тебе ещё кипит жизненная энергия, что так и рвётся наружу. Всю жизнь он отдавал её кому-то: сначала своим товарищам по команде в молодости, и даже отчасти Данзо, с которым они были знакомы с детства, позже он делился этим со своей семьёй в лице жены Бивако и его сына Асумы, потом он всецело посвятил себя обучению трёх генинов, что впоследствии стали знаменитыми саннинами, коими их провозгласил сам Ханзо, но столько много вкладывать, сколько вообще возможно это делать даже для сильного шиноби, он вкладывал в своего любимого ученика– Орочимару, даже посвящение всего себя на благо жителей Конохи, как бы сам себе признался Хирузен, не смогло бы сравниться с тем, что он отдавал своему талантливому ученику. Сарутоби не хотел так сильно привязываться к нему, но это получалось само собой: быть сенсором это одновременно и благословение и проклятие– сенсоры всегда являются серьёзными противниками и от них ничего не скроется, их способность позволяет почти что «взглянуть в душу» человека и взамен нужно лишь «открыть» и свою душу, чтобы общий поток позволил установить связь, особенно когда нужно вычислить местоположение врага, однако порой бывает и так что в некоторых случаях сенсор не может контролировать процесс такого «слияния», т.е. он происходит спонтанно (и как будто избирательно, в обход самого пользователя данной способности), и потому разрыв такой «связи» бывает не возможен– эту тонкую грань ещё никто не смог пояснить и обосновать точно, ведь всё завязано на личных предчувствиях каждого, что лишь усложняет поиски истинной природы этого явления. Слишком уж они были похожи, во многих вещах, по крайней мере так считал сам Хирузен, и, возможно, потому оно так и случилось: желал он того или нет, а своего бывшего ученика он не мог забыть, и всегда выделял его на фоне других (порой даже на фоне собственного сына Асумы). Эти змеиные глаза в минуты горечи и скорби по умершим родителям, всегда смотрели на него с надеждой, которую ребёнок возлагает на тебя, когда он не знает кому ещё довериться. В тот день на месте могил его матери и отца Орочимару позволил Хирузену присутствовать рядом, позволил ему видеть себя уязвимым, слабым и подавленным, он «открыл» ему эту часть себя, тем самым показывая тому своё доверие. Да и может это стало своего рода ритуалом? Орочимару приводил этого человека на могилу своих родителей, будто показывая упокоенным душам человека, который и вправду позаботится о нём, возможно чтобы успокоить их (родителей) волнение по поводу его сиротства, а может просто потому, что его собственная душа обретала покой в присутствии Сарутоби.***
–Сарутоби-сенсей, как поживаете? — его голос внезапно пробудил Хирузена от воспоминаний о прошлом и застал того врасплох. –Орочимару… Разве ты не… Что-то случилось? — Сарутоби пытался собраться с мыслями, сначала его удивил тот факт, что Четвёртый вдруг оказался здесь, а не на рабочем месте, а после вдруг осознал и тут же заволновался, вспомнив, что именно в сложной и опасной ситуации его преемник скорее всего решил обратиться к нему. Сердце тревожными ударами заколотилось в груди, разум же стал придумывать только самое худшее. –Я пришёл навестить вас, и у меня возникли некоторые вопросы, но я бы хотел обсудить их с вами лично с глазу на глаз. Ситуация не экстренная, всё в порядке. Я бы не стал вас беспокоить, если бы даже мне угрожала смерть.– на лице Орочимару проскользнула улыбка, и в ней была заметна попытка успокоить бывшего учителя. — Какие именно вопросы? — взяв себя в руки и посмотрев в эти глаза, Хирузен наконец пригласил змеиного саннина внутрь своего дома. — По поводу Данзо Шимуры…***
Заслышав это имя, Хирузен напрягся, но виду старался не подавать, Данзо хоть и дружил с ним в детстве, всё же всегда старался соперничать с ним, что со временем это переросло в какую-то нездоровую одержимость превзойти Сарутоби во всём, а впоследствии и стать Хокаге. Впрочем Хирузен и не скрывал, что их взаимоотношения уже становились довольно натянутыми, но пока что ещё не случалось ничего такого, что бы могло полностью разочаровать Третьего в Данзо, в отличие от него Хирузен всегда верил в людей, а потому проявлял и мягкость, и снисходительность, которые всегда раздражали и поражали Шимуру, который считал это проявлением слабости. — Я считаю, что Данзо Шимура представляет угрозу для Листа, и потому надо ограничить его полномочия, пока всё не зашло далеко…– наконец оказавшись внутри жилища, продолжил говорить Орочимару. — Почему ты так решил? — с неким удивлением в голосе спросил бывший наставник, хотя в мыслях он поразился тому, что кто-то, помимо него, почувствовал подобное в отношении Данзо, как и он сам когда-то. — Он уже далеко не адекватен, его вечные подозрения и поиски врагов деревни намекают на то, что у него уже развилась паранойя, а с такими людьми работать практически невозможно. Чего уж говорить о том, что у него есть собственное подразделение АНБУ в его подчинении– «Корень», он собрал их вокруг себя, чтобы в случае опасности иметь при себе «живой щит», а может даже для того, чтобы организовать нападение на Хокаге…– лицо говорившего казалось бесстрастным, но в его змеиных глазах читалась явные презрение и неприязнь к Шимуре, которые он едва сдерживал.– Сарутоби-сенсей, как давно вы заглядывали в Архив? — как бы невзначай спросил Орочимару. — Боюсь признаться, что заходил туда последние пару лет с частотой– раз в полгода. Нужно было потратить достаточно времени на составление мирного договора с Ивагакуре.– немного виновато улыбнувшись и немного пристыдясь того, что он стал реже посещать Архив, Хирузен продолжил смотреть на змеиного саннина. — Я нашёл там кое-что необычное. Знания, запретные техники– то ещё искушение, но раз мне выдалось немного свободного времени в обеденный перерыв, то я решил пройтись и осмотреть все разделы, которые вообще есть в Архиве, один свиток выбивался из всей этой кучи, и он привлёк мой интерес…– с этими словами, он закинул голову вверх, невольно обнажая свою бледную с резкими очертаниями шею перед чужим взором и демонстрируя едва заметное переплетение артерий на ней. Он плавно нажал на собственный живот, будто что-то проталкивая из брюшной полости вверх, к горлу, и из его рта показалась голова змея, что держала свиток, который был перехвачен его собственной рукой и разложен перед бывшим наставником, дабы тоже вовлечь его в процесс обсуждений. — Видимо Данзо не ожидал вашей недавней отставки, судя по всему, он давно отчаялся и готовился к покушению на вас… Вы всё еще уверены, что сохранять ему жизнь после подобного– это лучшее решение? –Орочимару сверлил взглядом стол, и хотел со злости ударить по нему кулаком со всей силы, хотел выместить на нём свой гнев, может то было и глупо, но его самого внезапно переполняли такие странные чувства в данный момент. Сама мысль о том, что его сенсей, будучи сильным и способным шиноби, позволяет к себе такое пренебрежительное отношение, даже будучи отстранённым от политики (официально он снова стал жителем-обывателем Конохи), была невыносима.***
Хирузен был поразительным человеком для него, Сарутоби не походил на других: его мягкость, которая многими расценивалась, как проявление слабости, когда-то помогла Орочимару обрести веру***
–Вы знали об этом, но всё равно продолжали закрывать на это глаза… Почему, Сарутоби-сенсей? — вновь задал вопрос Орочимару, будто пытаясь найти логичное объяснение всему этому. — Признайтесь, это именно он довёл вас и вы ушли раньше, чем сами того хотели, с должности Хокаге! — голос стал немного жёстче в интонации, но лицо оставалось спокойным, нетронутым какой-либо эмоцией. — Всё было связано с войной между нашей деревней и Ивагакуре, было много жертв, и Данзо был прав, когда говорил, что я слишком мягок в своих решениях и моё предложение о заключении мира с Ивагакуре — это обесценивание жизней шиноби, которые полегли на той войне…– взгляд Третьего стал вдруг отстранённым, он вспоминал тот самый конфликт, который вынудил его прекратить свою работу в качестве Хокаге.– Я уже стар, Орочимару, оттого становлюсь сентиментальным и всепрощающим, потому мне уже тогда стоило уходить с этой должности…– со вздохом добавил он. — Вы ведь и сами не считаете себя стариком! Сарутоби-сенсей, ваша чакра бьёт таким же «ключом», как и тогда, когда я, Джирайя и Цунаде были ваши учениками. Позвольте мне устранить Шимуру, это будет для общего блага…– наконец изъявил свою волю Четвёртый, понизив свой голос, и ударил кулаком по столу, взглянув на Хирузена взглядом полной серьёзности и решимости.***
Орочимару нашёл ещё пару других свитков в Архиве, в частности досье на разных шиноби. Тот свиток, что он нашёл, представлял собой список имён: некоторые перечёркнуты, некоторые помечены либо знаком вопроса, либо восклицательным знаком, а были и просто, помеченные жирной точкой. Какого было удивление Орочимару, когда он увидел в этом перечне имя Третьего, вокруг которого витали одни лишь знаки восклицания. Что до Минато и Кушины, то они тоже были там, но настораживающей пометкой могла «гордиться» только жена Намиказе, последний же был помечен точкой, и то довольно слабо, как будто просто был включён «на заметку». На обратной стороне бумаги зиял иероглиф «Корня», и тогда рассеялись все сомнения по поводу того, что это именно тот злополучный список Шимуры, который тот всегда просматривал прежде чем поручить своим подчинённым из «Корня» очередное***
–Орочимару, да, он бывает фанатичен, воплощая «Волю Огня», но он старается обезопасить деревню, хоть и такими жёсткими методами. Я не думаю, что он решил убить тебя, по крайней мере тогда бы он не поддержал на собрании совета твою кандидатуру на место Четвёртого…– прикрыв глаза и с досадой вздохнув, произнёс Хирузен. — Я работал на него, присоединившись к «Корню»… После этого Данзо, наверное, посчитал, что я достаточно предан ему и деревне, потому меня можно было не опасаться, как раньше, тем более что, скорее всего он знал о том, что вы планировали сделать меня преемником. Видимо Данзо хотел добиться впоследствии того, что я буду подчиняться ему и его решениям, как тогда в «Корне», но этого не последовало, я с каждым днём всё больше стараюсь отвадить его, также ввёл ограничения в АНБУ и немного удалось влезть и в «Корень», (на удивление Данзо пошёл на уступку), в ином случае повлиять на это подразделение я бы вряд ли смог. Но корень зла нужно срубить, а расформировать это подразделение я смогу только если устраню самого его создателя…– начал свои объяснения и предположения Орочимару, до встречи с Хирузеном он не раз прокрутил в голове разные сценарии, выясняя возможные причины его неоднозначных поступков. — И прошу вас, Сарутоби-сенсей, не будем возвращаться к «Воле Огня». Я считаю эту идею неплохой, но мне трудно в неё поистине поверить, мой опыт говорит об обратном, но по крайней мере не принимать идею–не преступление, в отличие от того, что делает Данзо. Он извратил идею «Воли Огня» себе в угоду, чтобы оправдать свою жестокость, прикрываясь тем, что это всё на благо деревни! Почему даже это не возмущает вас, Сарутоби-сенсей?! Всё, что вы делаели, всё, во что вы верили и всё, что воплощали в себе, — он уничтожает всё это. И…– змеиный саннин чувствовал как внутри него гнев начал разливаться жаром по всему телу, он продолжил бы эту тираду, но почувствовал как на его предплечья медленно опустились руки его бывшего наставника. –Орочимару… Я понимаю это чувство, я не раз испытывал подобное, но я не могу поступить так, как требуешь того ты в отношении Данзо: я не хочу проливать крови, как это делал Шимура, не хочу уподобиться ему, потому закрывал глаза на всё, а это неправильно… Но ты, Орочимару, ты перенял достаточно от нас обоих, ты можешь быть жёстким, когда это необходимо, но в тоже время ты различаешь, что является настоящим безумием, а что вынужденной мерой, чтобы защитить деревню. Потому я верю, что моё наследие, как Третьего, ты не только сохранишь, но и преумножишь.– руки Хирузена «сползли» к запястьям его ученика, которые он аккуратно «заключил» в свои ладони. Сарутоби поднял глаза, и встретился взглядом с горящими глазами змеиного саннина, что выражали и гнев, и сожаление, и смятение.– Но прошу тебя, не теряй самообладания. Ситуация непростая, нужно действовать осторожно, он сильный противник. Но страшнее то, что Данзо всегда найдёт способ навредить тебе куда посерьёзнее, чем просто организация покушения — он может захотеть унизить тебя в глазах других, чтобы уничтожить твою репутацию, а также натравить на тебя всю деревню, чтобы тебя «линчевали» сами жители Конохи; обольёт грязью, выставит врагом и отступником, а, как ты помнишь, с детства жители Конохи тебя сторонились, боялись взглянуть в твои глаза, но что они знали? Они никогда не интересовались тем, что у тебя в голове, а если бы знали и ценили– вознесли бы на пьедестал…– одна из рук Хирузена осторожно убрала прядь с лица Орочимару, чтобы ничто не мешало ему видеть перед собой глаза змеиного саннина, которые выдавали двойственное состояние ученика в данный момент.– Если он почувствует неладное, то сразу же начнёт действовать, а пока, лучше притворись его сподвижником до тех пор, пока он не ослабнет. Я не хочу, чтобы ты пострадал. В любом случае я постараюсь принять его удар на себя: это его отрезвит и на какое-то время успокоит…– Хирузен все ещё не выпускал рук Орочимару, но и последний пока не изъявлял желания отстраниться, даже склонился к нему чуть ближе, будто выискивая что-то в глазах своего бывшего наставника. Может проверял, лжёт ли он ему? Они долго смотрели друг другу глаза в глаза, однако змеиный саннин отвлёкся на что-то, что находилось позади Сарутоби. Глаза задержались на том месте всего на секунду или две, но тут же взгляд Орочимару был опущен куда-то вниз, стараясь избежать очередного зрительного контакта с Хирузеном. А Сарутоби, к сожалению, уже догадался о том, что именно увидел его ученик– выделенный маленький угол комнаты под традиционный алтарь для покойной жены. — Вы всё еще скорбите по Бивако… Наверное, мне не стоило так внезапно заявляться, я и вовсе позабыл о вашей недавней утрате.– Орочимару неспешно выпустил свои руки из ладоней Третьего, и его лицо, казалось, выразило сожаление. А Хирузен, как сенсор, ощутил, что ученик сейчас по-настоящему испытывал разочарование и какую-то досаду в перемешку с тоской. — Прошу простить меня за такую опрометчивость…– речь приняла формальный тон, а взгляд стал пустым и отстранённым. — Всё в порядке, не нужно извинений. — сам Сарутоби перешёл на этот тон незаметно для себя. — Я могу рассчитывать на встречу с вами завтра? — задал вопрос Четвёртый. — Я буду ждать в любое время.– ответил Третий. После этих слов, Орочимару, поклонившись хозяину дома, молча удалился.***
Свободное время Четвёртый Хокаге обычно проводил дома: всего-то пару часов, где большая часть предназначалась на обязательный ночной сон, чтобы ранним утром можно было приступать к «бумажной работе с отчётами» без такого сильного чувства усталости. Меньшая же часть времени, которая не преназначалась для отдыха, Орочимару тратил на прочтение и изучение свитков, что он, как Хокаге, мог взять в любой момент из Архива. Но такой регламентированный распорядок дня порой так утомлял, что даже собственная страсть к обретению знаний и освоению новых техник понемногу угасала. Простые удовольствия жизни забывались довольно быстро, да и когда вообще есть время на них? Потрясение, которое случилось сегодня с Орочимару, хотело выплеснуться на бывшего наставника, но вместе с тем по возвращении домой змеиный саннин испытывал подавленность, моральный упадок сил, которые сейчас ощущались куда сильнее, чем его обычная повседневная усталость, что настигала его в конце рабочего дня на должности Хокаге. Всю ночь сон так и не приходил, а глаза невольно слезились (он решил, что скорее всего последствия бессоницы сказались на нём довольно быстро), во всём теле ощущалась тяжесть. С последней встречи Орочимару с Третьим в день назначения его Четвёртым прошёл месяц, точнее пролетел незаметно: всё шло своим чередом, каких-то недовольств у змеиного саннина не возникало, ведь он был полностью посвящён своей работе, только этот разговор с Хирузеном, что произошёл этим вечером, будто выбил его из колеи. Как-то это было неправильно…***