after the ball

— скотина! сволочь! ненавижу! накаленный воздух прорезал до боли пронзительный женский ор. следом раздался звук бьющегося стекла. ни в чем не повинная фарфоровая тарелка с душераздирающим треском врезалась в стену и разлетелась на куски. александр проследил исполненным живейшего сочувствия взглядом за тем, как его благоверная, войдя в азарт, повторяет тот же маневр и безжалостно уничтожает новую часть сервиза, которым ее достопочтенная тетушка обзавелась в столице любви во время гостевания там с почившим супругом. сделав молниеносный шаг в сторону, мужчина позволил себе усмехнуться: агата снова промахнулась. этим своим жестом он всколыхнул в ней прилив усиленного бешенства. на сей раз она вооружилась сразу двумя тарелками и принялась самозабвенно метать их в него. ему оставалось только обратиться в бегство. тогда девушка подобрала подол неудобного бального платья и разъяренной гарпией ринулась за женихом, попутно выкрикивая проклятия в его адрес. ускорившись, он с насмешливой иронией поинтересовался: — ты не пробовала заняться вышивкой? говорят, это помогает стать спокойнее. — а ты не пробовал хоть иногда пользоваться мозгами? — злобно пропыхтела агата, останавливаясь, чтобы восстановить дыхание. — говорят, это помогает не вести себя как идиот. нильсен тоже затормозил и стал ленивыми движениями расстегивать пуговицы своего парадного сюртюка, грезя о прохладе. он бы с превеликим наслаждением сейчас нырнул в озеро или даже опрокинул на себя ведро с ледяной водой. его одеяние и для хождения-то было не совсем пригодно, не говоря уже о домашнем марафоне, который устроила харрис. заразившись ее дурным настроением, алекс воскликнул: — какое совпадение, у меня к тебе такой же вопрос! от негодования девушка чуть не поперхнулась. она на секунду застыла, словно громом пораженная, и только молча хлопала длинными, как у куклы, ресницами, созерцая объект своего в̶о̶ж̶д̶е̶л̶е̶н̶и̶я̶ убиения, который порешил, что настал прекрасный момент, дабы ретироваться из зоны огня, и начал медленно, но верно продвигаться в сторону спасительной двери. скинув оковы оцепенения, агата помчалась туда же. она загородила собой проем и прежде, чем он успел взяться за ручку, обхватила ее своей ладонью, которую через секунду властно накрыла мужская. по телу харрис прошлась вероломная дрожь, осоловевшее сердце так яростно металось внутри грудной клетки, что, казалось, оно в конечном итоге полностью сотрется о стенки рёбер, ничего от себя не оставив. пользуясь смятением невесты, александр сжал кисть другой ее руки и закрепил над головой, чтобы не дать ей двигаться. она раздраженно дернулась, пытаясь высвободиться, но этим и дальнейшими своими провальными попытками лишь вызывала у него издевательский смех. он забавлялся, наблюдая за ней. беспомощной. поверженной. шумно втянув носом воздух, агата воззрилась на суженого с таким выражением, словно намеревалась лишить его всей имеющейся крови. — то есть, это я опоздала на прием и прилюдно полезла к тебе целоваться?! — прошипела она. ее наряд непозволительно помялся, щеки зажглись нежным яблочным румянцем, глаза лихорадочно сверкали, из ранее идеальной прически выбился крупный локон цвета молочного шоколада. залюбовавшись ей, нильсен внезапно вспомнил, какими отвратными плотоядными взглядами облепили его англичанку мужланы на минувшем балу и с плохо замаскированной ревностью фыркнул: — пусть все знают, что ты принадлежишь мне, нечего утрировать. — ты мне не хозяин! буду делать, что захочу! ее голос слегка надтреснулся, обнаруживая потаенный трепет. алекс расплылся в наглой, беззастенчиво довольной улыбке. чувствуя себя так, словно внутри разверзся пламенный ад со всеми грешниками, он поднял девушке вторую руку и освободившимися пальцами бережно поправил ее прядь, что не давала ему покоя, вызывая непреклонное желание дотронуться. харрис окаменела, забыв, как делаются вдохи и выдохи, когда его дьявольский шепот раздался возле самого уха, жгучим наркотическим ядом пробравшись под кожу, которой, дрязня, через каждое слово урывками касались губы мужчины. — и чего же ты сейчас хочешь, лилла каттен?.. слишком близко. слишком запретно. слишком невыносимо. — чтобы ты провалился к чертям! желчь отчаянной злости, которой сочился ее тон, не убедил его в искренности сказанного. он только усмехнулся и принялся дразняще-медленно, на грани осязаемости вычерчивать незримые линии на щеке девушки, постепенно подбираясь к ее карминовым губам, что слегка приоткрылись подобно бутону оживающего на заре цветка. она резко отвернула голову, прячась от его руки, от уничтожительного взгляда его почти кристальных радужек, отливающих стерильной голубизной летнего небосвода. нильсен взял ее за подбородок и развернул, заставляя посмотреть на него. он проделал это мягко, даже ласково, но вместе с тем повелительно до жути. из принципа не поднимающей ресниц агате все равно продолжало казаться, будто она находится под просвечивающими рентгеновскими лучами. — уверена? его лицо предельно приблизилось к ней, щекотая теплым несдержанным дыханием, рука перекочевала на талию, обняв ее. харрис по-прежнему не могла пошевелиться, словно застряла в формалине. скопившиеся на устах слова никак не желали сплетаться в предложения, и она, открыв свои светло-орехового цвета глаза, лишь слабо кивнула, с трудом перебарывая диковинный паралич, сковавший все конечности. такое усердие, да в нужное русло, подумал александр, который чувствовал, в каком сумасшедшем темпе колотится пульс зажатой им девушки. он рассмеялся: — не ври хотя бы себе. она снова промолчала, привычно уже метаясь между желанием покалечить его и расцеловать. ей мнилось неправильным даровать ему свое прощение так поспешно, хотя обида больше не клокотала в душе, сменившись приятным томлением. чем старательнее агата пыталась его скрыть, тем явственнее оно проступало на ее миловидном лице. мужчина лицезрел это и чуть ли не блаженствовал, хотя тоже внутренне разрывался, желая с равной страстью как растянуть их дуэль, так и вкусить охмеляющую пряность выигрыша, в котором не сомневался. сменив вдруг воздушно-веселый тон на приказной, он отчеканил: — я жду ответа. чего. ты. хочешь. мин лилия? его рука сильнее надавила на талию, напоминая о невозможности вырваться, о том, что остается только покориться. но агату подобная участь не устраивала. по крайней мере, она себя в этом очень добросовестно уверяла, злясь, что поддается. как и рассчитал нильсен, ее поколебала внезапная жесткость в его голосе. — александр… шепот девушки был неразличимо-тихим и почти жалобным, молящим. ее мысли сокрылись непроницаемой туманной завесой, сердце объяло страшное пламя полярных друг другу эмоций. она поняла, что нет смысла противиться дальше, но не могла заставить себя озвучить и без того очевидное. он в ответ только выгнул бровь, словно не понимал, чего от него хотят. харрис наградила его испепеляющим взором. решив не унижаться до новых воззваний к явно отсутствующей у мужчины совести, она нежданно приняла его правила и с лживым равнодушием, так, будто просила передать ей сахарницу за трапезой, произнесла: — поцелуй меня. алекс оскорбился, но не выказал этого перед ней, собираясь отплатить иначе. он притянул ее к себе и, на несколько тяжких мгновений помедлив, впечатался в дрожащие девичьи губы, ничего потом не делая, просто продолжая держать их своими, что давалось ему путем колоссальных усилий воли. агата сначала тоже не смела пошевелиться, чувствуя себя ломкой статуэткой в его руках. внутри нее бурно разрасталось что-то согревающее, трепещущееся, доводящее до сладкого и нестерпимо-болезненного исступления. ее сознание в тот момент пребывало где угодно, но точно не там, где ему полагалось, потому что она даже не сообразила, когда начала отвечать, причем отвечать с чудовищным рвением и бесконечным голодом, не в силах сдерживаться. нильсен, который, как по волшебству, оттаял, целовал ее так же остервенело, в животном неистовстве, отвоевывая себе ведущую роль. он вызволил ее руки из собственных свинцовых тисков, чтобы сподручнее было разбираться с замысловатой застежкой платья. девушка запустила пальцы в его густые волосы оттенка какао, и чуть оттянула их, сорвав с обожаемых уст приглушенный сердитый рык. она совсем позабыла о том, что в столовую кто угодно может нагрягуть и потому вся вздрогнула, когда за дверью раздалось ритмичное и быстрое стакатто женских каблуков, приближающееся с каждой проклятой секундой. алекс, наоборот, остался воплощением вселенского спокойствия и обыденно не снизошел до того, чтобы печься о приличиях, которые попали под угрозу кощунственного нарушения. его смешила чопорность англичан, и он всегда выставлял это на обозрение, драконя невесту. однако опасность миновала. а если точнее, отправилась дальше по коридору, обделив своим вниманием столовую. не дожидаясь, когда помешавшие им звуки полностью растаят в тишине, мужчина не терпящим возражений жестом привлек харрис, что отпрянула от него, пугливо и так прелестно смутившись. но она уже отрезвилась, дурман выпустил ее рассудок из клетки. вместо ответного поцелуя александр получил укус в нижнюю губу. воспользовавшись его оторопью, агата ловко вырвалась из кольца объятий и отвесила ему хлесткую пощечину. затем она умчалась к стене напротив, не заметив даже, что наступила на осколки, и вооружилась канделябром, который попался под руку. смотря на нее, нильсен досадливо подумал, что он, черт возьми, избрал очень и очень неудачное место для разборок, ведь столовая отличалась огромнейшим разнообразием предметов, которые его ненаглядная с легкостью могла превратить в инструменты для пыток. вновь воздух наполнился криками, топотом и треском бьющейся посуды. *** — милые бранятся только тешатся, — почти с умилением произнесла миссис сильвер в ответ на вопросительный взгляд ларсена, который ждал ее в гостиной, чтобы испить чая и обсудить давешний бал. с заученной грацией прошествовав к своему креслу, она присела чуть ли не на самый его край, хотя утомилась настолько, что готова была разлечься прямо на полу, лишь бы вытянуть гудящие ноги. мужчина усмехнулся, но ничего не произнес и разлил чай по красивым расписным чашкам, одну из которых галантно протянул ей. миссис сильвер наградила его чистой благодарной улыбкой. она блаженно вдохнула травянистый аромат дымящегося призрачным паром напитка и сделала первый глоток, сразу почувствовав, как измученное тело окатывает волной тепла. ларсен зачарованно наблюдал за ней, зная, что не вызовет этим ее недовольство. он обводил нежным взглядом ухоженные, изящные руки, линии напряженных в ненатурально прямой осанке плеч, точеной шеи, талии, напоминающей способную разбиться от неосторожного прикосновения вазу. женщина подняла на него свои режущие глаза, в которых отражались отблески беснующихся в камине языков золотистого пламени. они молча смотрели друг на друга несколько мгновений. миссис сильвер разглядывала его длинные пианистические пальцы, всплохи облачных волос, великанскую фигуру, наряженную в сюртюк, и в ее голове завихрились мысли, заставившие стыдливо покраснеть и отвернуться в сторону окна, притворяясь поглощенной созерцанием ночного пейзажа. небо уже испещрили мерцающие точки звезд. оно походило на черный бархат, в который воткнули множество алмазных булавок. их слабый свет умирал, попадая в пасть темноты, поселившейся на земле. — они прекрасная пара, не правда ли? — вдруг спросил ларсен. миссис сильвер все ещё отрешенно взглядывась в окно, на котором отпечатолось тусклое смазанное отражение комнаты, где они сидели, и их собственных силуэтов в окружении дорогой мебели, картин и всякого помпезного хлама. она увидела, что он по-доброму и в то же время лукаво улыбается, но поняла это еще раньше, по его голосу, чьи интонации успела выучить досконально. вернув себе достоинство, дама резким движением повернулась к нему, слегка раздраженная, что он такой непробиваемо-правильный, просто образец такта, но вся ее злоба потонула в болотного цвета радужках напротив. — определенно, — согласилась миссис сильвер, почему-то вздохнув. швед примирительно пододвинул к ней тарелку со сладостями, предлагая угоститься, словно это он был хозяином особняка, а она у него гостила. женщина ожидала нового приступа гнева, но нет. ей нравилась его манера вести себя с ней так, как не смел никто другой. властно. твердо. она устала горбиться под грузностью короны и только радовалась возможности передать ее ему, чтобы изведать запретную свободу слабости. с ним ей не требовалось разыгрывать из себя непотопляемый айсберг, что губит каждое судно, возникающее на горизонте. с ним ей хотелось просто находиться рядом, не думая о том, как себя обезопасить, потому что этим с удовольствием занимался он. женщина протянула руку, чтобы взять что-нибудь с любезно подставленного блюда, но, почти добравшись до него, замерла в нерешительности. если она поправлялась хотя бы на грамм, этого вполне хватало, чтобы обеспечить инфаркт и ей, и окружающим, которым доставалось даже за то, что они как-то не так дышали в ее сторону. но сейчас перед ней лежали миниатюрные, изумительно пахнущие ванильные маффины, обернутые в пеструю бумагу. у них была чуть блестящая корочка, скрывающая под собой пористую мякоть с вкраплениями измельченного миндаля и темного шоколада. миссис сильвер прикусила губу, напоминая себе, что запретный плод сладок, но послевкусие у него мерзостное. — ты великолепна, анетт. ларсен сказал это честно, хоть и с явным намерением подбодрить ее. она обратила на него неожиданно застенчивый и озадаченный взор, как будто спрашивая разрешения испробовать лакомый десерт. он кивнул, глядя на нее ласково смеющимися глазами. — благодаря тебе это ненадолго, — проворчала женщина, но все же соизволила угоститься. маффины оказались еще божественне, чем она думала, и тарелка с ними не замедлила опустеть. устыдившись, миссис сильвер схватила свою чашку и яростно набросилась на еще оставшийся в ней чай, создавая ложкой такой же цунами, какой весь вечер буйствовал внутри нее самой. ларсен расхохотался. от его вида у англичанки стало сухо во рту. пряча смущение, она глотнула слишком много обжигающей жидкости и презабавно округлила глаза, когда чувствительное нёбо запылало. — я считаю, нам тоже нужно пожениться. как ты на это смотришь? — внезапно посерьезнев, спросил он. бедная женщина так поразилась, что поперхнулась и зашлась оглушающим кашлем. подскачив к ней и поставив чудом не упавшую чашку на стол, мужчина стал осторожно похлопывать ее по спине, но она замотала головой, веля ему не вмешиваться. тогда он опустился рядом с ее креслом, взял за руку и, дождавшись, когда состояние позволит ей говорить, повторил свой вопрос: — ну? что скажешь, дорогая? — фредерик, ты издеваешься надо мной?! — полагаю, это значит да? миссис сильвер застыла. она хотела сослаться на то, что все слишком внезапно, слишком скоро, что у него даже кольцо отсутствует, и вообще… — да… ларсен потянулся к ней и приник губами. всего на мгновение, потому что дверь за ними вскоре распахнулась, явив перед их взорами дворецкого, который пришел забрать поднос. миссис сильвер впервые почувствовала столь всепоглощающее желание убить. убить жестоко. медленно. безжалостно. стряхнув с платья фантомную пыль и еще сильнее выпрямив спину, так, что мышцы пронзило болью, она смерила слугу грозным взглядом. у него было длинное, совсем детское лицо с невыразительными чертами и тщедушное, долговязое тело. юноша весь сжался, страшась к ней приблизиться, но ларсен, дружелюбно улыбнувшись, поманил его ладонью. он подчинился и даже чуть расслабился, но все равно дрожал. — мэттью, будь любезен, завари нам еще чая, только мятного, — попросил швед, с иронией глядя на свою новоиспеченную невесту, — а заодно проверь, как там молодые. — как скажете, сэр, — чуть слышно промямлил дворецкий, собирая опустевшую посуду под тяжелым наблюдением миссис сильвер, которая собралась прикрикнуть на него, чтобы поживее работал, но не сделала этого, сдержавшись благодаря тому, что ларсен с нежностью сжал ее плечо, и юноша благополучно вышел, оставив их одних. когда он добрался до столовой, «прекрасная пара» еще продолжала самозабвенно скандалить. — ты невыносим! — возмущалась агата, угрожающе размахивая канделябром, чтобы александр не смел подойти к ней. он по-прежнему стоял возле выхода, обреченно переводя взгляд с девушки на плоды ее затянувшейся истерики, которыми пестрело все помещение. его драгоценные книги, например, раньше покоились на поверхности комода, сложенные идеально ровной стопкой, но теперь они были разбросаны по полу в хаотичном порядке, поимев несчастье оказаться в руках харрис, что вздумала использовать их в качестве снарядов. мужчина поднял одну и, прикрывшись ей как щитом, с опаской двинулся вперед. — ты на себя посмотри! девушка со всей мощи бросила в него канделябр. тот пролетел над головой нильсена, который вовремя пригнулся, и угодил ровно в показавшегося в проеме дворецкого. не получив отклика на свой робкий предупреждающий стук, он набрался духу войти без дозволения. увидев, что юноша безжизненно распластался на паркете, агата издала изумленный визг и зажала себе рот рукой, чтобы подавить новый. александр, ничего не понимая, обернулся в ту сторону, куда был устремлен ее ошарашенный, объятый страхом взгляд. при виде мэттью, который, похоже, лишился чувств, он отбросил книгу и ринулся его спасать. агата, очнувшись от минутной растерянности, побежала за ним. она так обхаживала больного, что швед даже заревновал, тщетно силясь скрыть это, но девушка не заметила, поглощенная острым раскаянием и желанием исправить то, что сотворила. молодой дворецкий отделался легким испугом, он быстро очнулся, и никаких глобальных травм у него не нашли. однако харрис все равно сникла. она побрела обратно в столовую, сама не зная, зачем, и остановилась у подоконника, уперев в него окоченевшие от волнения ладони. александр последовал за ней, чтобы успокоить. он осторожно приобнял ее за плечи, но девушка сразу дернулась и, обратив к нему пылающее гневом лицо, крикнула: — не прикасайся ко мне!.. — агата... — не понимаю, как мы можем стать мужем и женой, я же с ума сойду! — не беспокойся, милая, — ядовито процедил мужчина, похоронивший стремление помириться с ней, — ты уже сумасшедшая! она хотела выдать что-то резкое и саркастичное, хотела плюнуть в него своим равнодушием, обжечь холодом. не смогла. лишь без слов отвернулась, пряча глаза, которые блестели уже не от свирепости, а от невольных слез. ее плечи сгорбились, из груди против воли вырывались сдавленные всхлипы. алекс мысленно обозвал себя идиотом, снова попытался до нее дотронуться, и, не преуспев, сказал: — прости, я не то имел в виду. — да, я вижу, — с обидой пробурчала агата. он улыбнулся, осененный внезапной идеей, и подобрал с пола крупный осколок посуды, после чего поранил им себя, намеренно громко зашипев и состроив страдальческую гримасу столь отменного качества, что смог отбить бы награду у какого-нибудь именитого актера. она сразу подскачила к ему и, бормоча бесчисленные извинения, стала дуть на царапину, с которой капала алая кровь. — извини, пожалуйста, извини! господи, тебе очень больно? — причитала девушка, нервно дергая подол своего выходного наряда, чтобы оторвать от него кусок для бинтования. — во-первых, мы уже обсуждали, что ты можешь называть меня просто александр, — самодовольно расхохотался швед, сняв маску умирающего, — а во-вторых, до свадьбы заживет. — придурок! — зарычала она, когда с запозданием поняла, что стала свидетельницей спектакля, — не будет никакой свадьбы! он обнял ее, не обращая внимания на саднящую боль, на простесты харрис, что обрушилась на него с дикой, необузданной яростью, шипела, чтобы он немедля пустил ее, смешно пыталась ударить и даже покусать. мужчина просто стоял и ждал, пока она сама угомонится. непонятная нежность к ней сдавливала ему горло, затрудняя доступ кислорода в легкие. он буквально вдавливал ее в себя, пытаясь создать максимальную близость между их телами, как если бы они собирались навсегда разлучиться. — агата… — нет! не хочу! хватит! девушка все-таки умудрилась вырваться, побежала к двери. александр настиг ее в пару стремительных прыжков и снова силой прижал к себе. выворачиваясь, она колотила его по плечу, но уже без прежней воинственности. сопротивление стало каким-то искуственным, рефлекторным, обратилось не более чем игрой. он схватил ее за руки, наклонил к ней лицо и стал бегло, торопливо, в бешеном запале касаться губами молочной шеи. — агата. — нет! — повторила англичанка, улыбаясь, и подставила ему лицо, милостиво позволив целовать щеки, нос, закрытые веки. — агата. — да. нильсен без лишних промедлений подхватил ее и понес на второй этаж. на его устах цвела до ужаса счастливая улыбка, а глаза блестели предвкушением того мига, когда они окажутся в опочивальне. — я люблю тебя, — сказал он. — я люблю тебя, — повторила она. в бишом-мэнсоне воцарилась долгожданная тишина, ласкающая слух после той какофонии переполоха, что недавно сотрясала его стены. аннет и фредерик тоже удалились на покой, задорно судача о том, как завтра преподнесут всем неожиданную весть. горничные, с удручением оглядев порушенную столовую, принялись смиренно устранять последствия развернувшегося там апокалипсиса и бранить странную любовь своих господ.