отвратительное происшествие

хриплый кашель заставляет парнишку оторваться от собственный поедающих его мыслей, вернуться в отвратительную реальность, начав попытки откашляться. в горле отвратительное жжение и горечь, а в душе мерзко и пусто. плаксиво как-то даже. словно его хрупкое сердце вырвали из груди, оставив холод и пустоту, а на его же глазах сердце кинули на землю и растоптали, как что-то не нужное и отвратительное. и эту пустоту не заменить ничем. и только он мог закрыть эту пустоту, создать тепло. только он мог согревать его мерзкую душу лишь своей улыбкой, своим смехом. своим взглядом. он помнит, как смотрели на него эти красивые зелёные глаза. он смотрел с любовью, заботой, неизвестной лаской. и непонятно, что ему так нравилось в заносчивом омерзительном лидере, что отталкивал всех и каждого своим поведением. ведь..доверие это совершенно не то, что нужно в убийственной игре. доверять всем и каждому - рыть себе могилу. и он не мог просто довериться, нормально общаться, не мог прекратить лгать, напрягая учеников своим поведением, от чего те зачастую отказывались общаться с ним. и кокичи прекрасно понимал почему, поэтому даже не злился на это. ведь..кто захочет общаться с заносчивым странным лидером, что постоянно лжёт и вводит всех в заблуждение? верно - никто. кроме рантаро. тот, вероятно, был намного более терпелив к оме, чем остальные. и это странно. до жути странно. даже для самого кокичи. он никогда не понимал и, видимо, не поймет, от чего же амами был так терпелив к нему.. и кокичи уже не спросит у него это, не задаст миллионы глупых вопросов. он больше не будет пользоваться его добротой, называть его "старшим братиком рантаро". не назовет "любимый амами-чан". он больше не скажет ему эти слова, не увидит в ответ тёплую , искреннюю улыбку. больше не сможет сдерживать собственную улыбку, тщательно скрывая румянец на своих бледных щеках. больше ничего этого не будет. рантаро больше не обнимет его, не поймает, согревая собственным телом, аккуратно поглаживая его по спине, получая в ответ ложные, фальшивые возмущение. тогда он не смог переступить через себя, надломить собственную гордость и признать что ему это нравилось. и больше никогда не сможет признаться в этом рантаро. ома больше не сможет прижаться к нему всем своим хрупким тельцем, уткнувшись в его грудь лицом, вдыхая приятный аромат парня, слыша сердцебиение того, ощущая, как его грудь вздымается и опускается.. такого больше не будет. никогда. ведь рантаро мертв. кокичи не помнит и, честно, не хочет помнить, сколько прошло с того момента времени. он не хочет считать дни, убиваться из-за его смерти, пытаясь понять, что же случилось с ним. единственное - со смерти рантаро прошло еще два классных суда. и это единственный его ориентир во времени с момента смерти амами. и статуэтка рантаро, сделанная уже покойной анджи все еще в его комнате..он забрал именно её, больше всего скучая именно по нему. хоть и говорил шуичи, что не желает, чтобы рантаро вернулся к жизни и предпочел бы видеть вместо него живой каэде..он просто хотел поддержать сайхару, не более, ведь на деле скучает по амами больше, чем по кому-либо ещё. и он бы честно отдал многое, лишь бы вернуть его к жизни. чтобы просто еще раз увидеть его, его улыбку. ему больно смотреть на статую рантаро, она слишком похожа на оригинал..анджи действительно талантлива, вот только это совершенно не радует. взгляд пустой, безжизненный..естественно, это же просто статуя, с чего бы взгляду статуи быть живым. и он кое-как подвесил эту чертову статую тогда, практически сразу после смерти художницы. кокичи действительно пытается подумать о чем-то отвлеченном, вспомнить что-то, что не связано с покойным рантаро, однако, всё тщетно. по итогу все мысли сводятся к нему. и это больно. чертовски больно. и он не понимает, от чего эта боль. он мёртв, кокичи, время отпустить и жить дальше. но он не может. что-то держит его, душит, заставляя из раза в раз вспоминать амами. омерзительно. хочется кричать, бить зеркала, лишь бы это закончилось. хочется вколоть себе что-нибудь, какие-нибудь чертовы антидепрессанты, что в первые дни увеличат количество суицидальных мыслей. и вколоть их сразу же ударной дозой, чтобы еще недели две просто спать. не думать о рантаро, о чертовой убийственной игре, своем плане. не думать ни о чем. просто спать, будучи неспособным делать вообще что-либо. чтобы сонливость вытесняла любые чертовы мысли. чтобы он просто спал. и это настолько отвратительно, что хочется блевать. блевать от самого себя, собственных мыслей. он становится все более дурным, более подавленным. время не лечит, кажется, от слова совсем. становится лишь хуже. выблевать бы все свои чертовы органы, желательно вместе с чувствами. да, кокичи? примерно так ты думаешь. и сейчас он кашляет, а в горле жжение и горечь. и мы возвращаемся к началу. он вырывается из собственных мыслей, поднимая голову, глянув в зеркало, встретившись с взглядом собственных фиалковых глаз. и ему трудно быть искренним даже с самим собой. трудно свыкнуться, что он тоже может проявлять настоящие чувства. даже мерзко как-то. слишком отвык. и его взгляд безжизненный, пустой. и, в принципе, в душе он так же опустошен. словно самое важное в его жизни отобрали, оставив его ни с чем. оставив его пустой оболочкой, забрав самое важное. забрав то что позволяло ему чувствовать себя живым. и как давно он не терял что-то настолько дорогое. давно не ощущал эту ноющую боль в груди, которую нельзя было ничем заполнить. просто чувствовать её и искать выход, желая поскорее закончить всё это. как бы он не пытался, что не делал..эта ноющая, разрывающая его изнутри боль не желала уходить. будто вогнанная глубоко игла, или, скорее, нож. вытащить безумно больно и трудно, но и оставлять в груди не менее болезненно. и он разрывается, хочет хныкать, кричать, разнести всё к чертям. и ему до жути отвратно от самого себя. отвратно смотреть, как он, вечно гордый абсолютный верховный лидер так жалко сдерживается стоя у зеркала. и блевать хочется от того, насколько он забито выглядит. как хреново он сейчас сдерживается. бледная ладонь сжимается в кулак до еще большего побеления костяшек. и руки подрагивают, а дыхание заметно учащается. взгляд стал бегать по окружению ванной комнаты. и в голове мысли становились все тревожнее, все более странные, навязчивые, будто он действительно вколол себе антидепрессанты и теперь наблюдает последствия и усиленные мысли о суициде. только вместо суицида - рантаро. черт, ну уйди ты хоть на минутку из его головы. и так заполнил все его раненное твоей же смертью сердце, теперь еще и мысли. кокичи хмурится, издает всхлип. злость кипела в маленьком, хрупком на вид тельце паренька. он злился, был, можно сказать, разгневан ситуацией. рвался и метался, пытался прогнать чертового абсолютного из своей головы. он лишь гневался и бормотал что-то нечленораздельное. — черт, это просто отвратительно... — раздраженно восклицает парень, потеряв хрупкую границу контроля над собственными эмоциями и перестав совладать с собственными чувствами замахивается, со всей силы ударяет по чистому зеркалу, разбивая его. осколки разлетаются, чудом не попав в глаза парню. руку, естественно, задело, аж до крови. некоторые места на его теле, конечно, тоже задело, однако ничего такого уж смертельного или серьезного не произошло. громкий, резкий звук бьющегося стекла невыносимо сильно резал уши, но паренёк успешно закрыл на это глаза. он слишком взбешен чтобы обращать внимание на это. боль достаточно стремительно отрезвляет его, возвращает сознание в какую-то хрупкую, странную и шаткую норму. парнишка выдыхает, отшатываясь назад, припадая к холодной стене ванной, скатываясь по ней, оказываясь на полу, громко дыша, восстанавливая дыхание. он смотрит, кажется, в пустоту, ощущая неприятную, сильную боль в руке, которой он недавно, собственно, разбил то чертово зеркало, осколки от которого теперь валялись на полу и не только. отражения в зеркале больше нет. он больше не увидит своего лица. бледного, усталого, уже не такого раздражённого лица, на котором в данный момент не отображается ничего. опустошение. он прислонил голову к стене, ощущая приятный холод, что постепенно успокаивал. холод, что прекрасно расслаблял, словно отрезвлял. как после какого-то алкоголя.. а к омерзительной моральной боли добавилась еще и физическая. сильная..неприятная. он просто устал. слишком устал. от всего происходящего. и нужно быть супер сильным, чтобы не устать от подобного. у него уже нет сил злиться, громить комнату, бить зеркала, вредить себе. он устал. у него нет сил на всё это. кокичи всхлипывает, понимая, насколько устал. насколько жалок. не было сил даже подняться и дойти до собственной кровати. раздражает. безумно раздражает. но у него нет сил злиться еще и на это. он просто поджимает к себе колени, опуская голову, утыкаясь в собственную форму носом, шумно выдохнув. отвратительно. до жути отвратительно. и в горле неприятный ком, а по телу проходится неприятный, мерзкий холод, что заставляет его чуть задрожать, а мурашки пробежать по его хрупкому на вид телу. — мерзко — констатировал самому себе такой и без этого очевидный факт кокичи, устало пробормотав это. и он уже не помнит, как нашел в себе силы подняться с грязного пола и дойти до чертовой кровати. он уже не помнит, словно это воспоминание - фотография в альбоме, которую вырвали, не пожалев. не оставив ничего. упав спиной на кровать и ощутив ее мягкость он выдохнул, едва повернув голову, увидев подвешенную статую рантаро. красивая, крупная статуя, проработанная просто идеально..не удивительно, работа ведь абсолютной..рантаро..причина практически всех его страданий в убийственной игре. и ему становится лишь хуже при взгляде на это до ужаса похожую, красивую статую. и хочется, чтобы это был настоящий рантаро. хочется..безумно, однако, это невозможно. и рука болит, и это единственное, что сохраняет ему какие-то остатки здравого рассудка. жжение в руке неприятное, однако, у него нет ни желания ни сил идти и делать что-то. он вновь поворачивает голову, уставившись в потолок, оттенок которого был достаточно светлым и грязным, серый и немного голубого. и всё это грязно. и оттенок по итогу грязный. отвратительный и грязный. он хмыкает, хмуря брови. и в голове нет не единой нормальной мысли. все по итогу сводится к одному. к чертовому амами. ну вот свалился же он на его голову. кокичи отрицает. отрицает, что может действительно любить его. он ведь..парень? да? но сейчас это роли не играет, ведь он - чертов труп. и этот фактор ситуацию не улучшает от слова совсем. он действительно влюбился. в убийственной игре. придурок. влюбиться в убийственной игре, где в любую минуту объект симпатии может вставить нож в спину или умереть. что, в принципе, и произошло. он умер. оставил его одного. а ома влюбился. действительно влюбился в рантаро. в его глаза, что смотрели всегда как-то по-доброму. в его улыбку..искреннюю, легкую. в его речь, манеру общения, внешность, голос, характер. его поведение..все привлекало кокичи, даже его недостатки. и ому это раздражает..до безумия. он любит мертвого, эта любовь ломает его, издевается, заставляет страдать, похоже, это плата за то теплое время с амами, так? хах, что ж, за все надо платить, как говориться. и ома платит. платит за минуты собственного счастья своими страданиями. любовь безжалостна, жестока. угораздило же его так вляпаться.. он резко поднимается, игнорируя собственную боль в руке. встает на ноги, после чего подходит к статуе. ужасно повезло, ведь голова статуи как раз была практически на уровне с его лицом. и пусть статуя была перевернута вверх ногами..да черт с этим. он слишком красивый. слишком..слишком привязал к себе кокичи. лидер обхватывает лицо холодной статуи руками. оглядывает..похож. отвратительно похож. слишком похож. и эта точность с оригиналом просто..просто выводит из себя. он аккуратно, осторожно целует статую. холодно. и не шибко приятно. всё таки..это - лишь статуя. не настоящий рантаро. настоящий рантаро теплее..был теплее. намного теплее. шмыгнув носом кокичи отпускает, отходит обратно и падает на кровать вновь. ома переворачивается на бок, сжимаясь в своеобразный комочек, прижимая к себе больную руку. и по бледным щекам верховного лидера стекают горячие, солёные слезы. они стекают по щекам, попадают иногда в рот, оставляя соленое послевкусие. возможно, впервые за долгое время эти слезы были искренними, а не ложными. были настоящими, а не частью его жалкого образа. и никто его ни за что не увидит в подобном состоянии. об этом даже речи идти и не может. ну..если только монокума, сидящий за камерами мог увидеть его, однако, монокума - лишь робот, так что в этом плане бояться было нечего. он достаточно громко в тишине комнаты всхлипывает, жалко плача, его вечно холодное тело дрожит. ему страшно. страшно и больно. его плач и всхлипы растворяются в мертвой тишине комнаты. какой бы лживый образ он себе не построил, каким бы бесчувственным не хотел казаться..он всё ещё был человеком. человеком, который, мать его, потерял любимого. человеком, который попал в убийственную игру. человеком, который способен чувствовать. и он имеет полное право на свои чувства. и ему ужасно больно, до отвращения и тошноты, однако..сейчас немного легче, чем раньше. ведь сейчас он точно знает, еще немного..и все закончится. его план наконец-то закончен и придет в действие. он был уверен, что должен, нет, обязан закончить всё это. закончить страдания всех учеников. пора хоть что-то хорошее сделать..и даже если его план провалится и не вся убийственная игра закончится - то его страдания уж точно закончатся вместе с его жизнью. кокичи горько усмехается собственным мыслям, продолжая плакать, осознавая чертову безумность собственного плана. он чертов придурок создавший странный безумный и до ужаса не надежный план, но он решил все. решился на это, решился на исполнение собственного плана, а значит отступать он не собирается. не сейчас. не тогда, когда все уже решено. и его страдания действительно закончатся, когда его план придет в действие. действительно кончатся..