Живой портрет

      Маленькая Франсуаза обожала сказки, только не застывшие в книгах всем известные истории, а настоящие, живые, придумывать которые была ее матушка большая мастерица. Девочка никогда не знала, что за сказка будет ждать ее в этот раз, они никогда не повторялись. Вот и сегодня Франсуаза, прикрыв сонные глаза под ласковый полушепот матушки, видела солнечные поля, усыпанные яркими цветами, и смелого рыцаря на белом коне. Рыцарь скачет с обнаженным мечом навстречу ужасному дракону, которого он должен победить в смертном бою. Прекрасная и печальная принцесса смотрит на рыцаря из окна самой высокой башни и ждет, когда рыцарь спасет ее, возьмет за руки, и уведет в закат, и будут жить они долго и счастливо, и никогда не разлюбят друг друга. Такие сказки Франсуаза любила больше всего.       А вчера маленькая Франсуаза вместе с храброй принцессой пробиралась сквозь темный и опасный лес, чтобы принцесса смогла спасти свою маму. И королева не могла дождаться свою спасительницу, зорко вглядываясь в горизонт. А когда они, наконец, нашли друг друга, то расплакались от счастья, крепко обнялись, и больше никогда не разлучались.       У сказок для Франсуазы всегда был счастливый конец. И куда бы ни занесли ее легкокрылые мечты, в темные ли леса, на горные ли вершины, или за дальние моря, она точно знала, какие бы невзгоды ни встретились героям, в конце концов все будет хорошо.       Но сегодня сказка что-то совсем не помогала заснуть. Франсуаза тяжело вздохнула и завозилась под легким пуховым одеялом. Она не могла взять в толк, почему сон не идет, и почему ей хочется расплакаться от мысли, что рыцарь будет жертвовать собой во имя большой и чистой любви. И почему ей стало так противно от того, что это считают главной добродетелью. Словно в знак протеста она решительно отбросила одеяло, чтобы весь мир увидел, как ей плохо и неудобно!       Женщина торопливо встала с теплого кресла и подошла к дочери, чтобы снова укрыть ее и подоткнуть одеяло. Вот только у маленькой госпожи Леру совсем другое на уме.       — Я не хочу больше лежать! Я не хочу сказку! Я хочу в сад и игрушку хочу! — громко заявила она, вертясь и не давая укутать себя поплотнее.       — Успокойся, Франс, — тихо прошептала женщина, а ее руки незаметно продолжали заправлять под матрас края одеяла, чтобы в этот раз маленькая Франсуаза не смогла выпутаться, и ласково посмотрела на заплаканное лицо дочери. — Ты ведь знаешь, что бывает с теми, кто не слушается?       — Знаю. Они не становятся леди, — скривилась девочка, отчего слезы полились с новой силой. — Но я не хочу спать! Хочу играть! Хочу в сад!       — Именно. А леди не может быть капризной, милая. Так что будь терпелива, как истинная леди и подожди до утра, — примирительно сказала госпожа Леру, стараясь не выдать свою усталость. Иногда материнство — это чертовски непростое дело.       Симона Леру души не чаяла в дочери. Маленькая, ладная, с темненьким пушком на голове — вся в бабушку, у той ведь были смоляные косы — малышка с детства была очень хорошенькой, и обещала стать настоящей красавицей. Госпожа Леру не могла нарадоваться на свою дочь, на ее красоту и покладистый и добрый нрав. Беременность выдалась тяжелой, а родами она и вовсе чуть не отдала богам душу. И когда крохотный кричащий комок уложили ей на грудь, госпожа Леру, хоть и едва дышала, возблагодарила судьбу за то, что звезды все же сложились так, чтобы после долгих лет и стольких тщетных попыток в поместье зазвучал, наконец, топот маленьких ножек.       Тихонько вздохнув, Симона Леру осторожно присела на край кровати. Она успокаивающе погладила живот малышки прямо через одеяло и задумчиво засмотрелась на пляшущие в свечном мерцании тени. Она размышляла, как бы убаюкать дочь, время-то уже перевалило за полночь. Когда-нибудь она отыщет хорошую нянюшку, но до сих пор госпожа Леру так и не смогла решиться доверить своего ребенка хоть кому-нибудь еще. Тем временем, Франсуаза неожиданно притихла и перестала вертеться и возиться. Как бы ей ни хотелось покапризничать, она прекрасно знала, когда лучше остановиться. Девочка с детства тонко чувствовала границы дозволенного.       — Мама? — тихонько позвала она, натянув одеяло повыше, и обеспокоенно уставилась на ссутулившуюся фигуру на краю кровати.       — Давай я расскажу тебе еще одну сказку, — чуть осипшим голосом ответила Симона Леру. — А завтра к нам приедет в гости господин де ла Тур. Думаю, и Дамьен будет с ним, так что он сможет с тобой поиграть.       — А пойдет со мной гулять в сад?       — Может, и не только в сад, — мягко улыбнувшись, госпожа Леру погладила ножки дочери, покрытые покрывалом. — Если будешь вести себя как настоящая леди, то он не откажет показать тебе свою лошадь.       — А конфеты он привезет? — Франсуаза приподнялась на локте и приспустила одеяло. — Такие, как в прошлый раз, — уточнила она.       — Если ты его просила в прошлый визит, то обязательно привезет.       — Я просила, — кивнула Франсуаза.       — Значит, привезет, — заверила ее матушка. — А теперь сказка. Однажды в далеком королевстве жил-был самый несчастный в мире человек. Ему казалось, он живет в самом ужасном из всех миров. Когда он выходил на улицу, непременно начинался дождь, перед его дверью ежедневно пробегала черная кошка, а однажды в дерево у его окна ударила молния. Жизнь его была нелегка. С ним никогда не здоровались люди, потому что боялись его мрачного лица, торговцы ничего не хотели ему продавать, а каждый стражник считал своим долгом остановить его и допросить, потому что считали его… подозрительным. Но однажды он встретил милую девушку, которая продавала на площади нарциссы…       Что произошло дальше Франсуаза уже не услышала. Тихий голос и ласковые прикосновения матушки ее убаюкали, и она провалилась в сон.       А наутро приехал господин Фабьен де ла Тур со своим сыном Дамьеном, и привез невероятные новости. Франсуаза так и не узнала, о чем беседовали родители за закрытой дверью, пока она раскладывала игрушки в саду, а Дамьен стоял неподалеку в тени, скрестив руки на груди, и, кажется, стоя дремал. До ее слуха доносился лишь шепот, в котором было ничего не разобрать. Потом Франсуаза потчевала Дамьена конфетами, который тот ей привез, не забывая угощаться самой, с наслаждением облизывая липкие пальцы. А когда конфеты закончились, а Дамьен пересел на скамью рядом с юной госпожой, из поместья во внутренний двор вышла взволнованная матушка, посмотрела на детей и скрылась в тени сада.       Франсуазе передалось волнение матери, и она забеспокоилась. А когда на пороге появился отец с господином де ла Туром, которые хмуро перешептывались, даже немного испугалась. Она пыталась разобрать, о чем они говорят, но улавливала только обрывки фраз про княжескую дочь, которая то ли чем-то больна, то ли сбежала, то ли ее насильно прогнали из дворца. Она взволнованно взглянула на Дамьена, но тот лишь как-то странно-сдержанно улыбнулся, и, отыскав в кармане последнюю конфету, протянул ее девочке. Та угощение взяла, но думать о странном разговоре не перестала. Почему-то ей показалось, что она попала в какую-то страшную сказку. Может быть, та княжна, о которой говорят отец и господин де ла Тур, тоже капризничала и вела себя не как леди, и поэтому ее наказали?

***

      Франсуаза резко подскочила на кровати, и, прижав подрагивающую ладонь к груди, торопливо ощупала себя. Лицо, волосы распущенные и растрепанные, шея, плечи, грудь. Все было на месте. Затаив дыхание она потянула руками подол своего праздничного платья и задумчиво оглядела ноги, на которых красовались чулки. Пошевелила левой ногой, потом — правой. Огляделась вокруг. Она цела и она дома. Это был всего лишь сон. Нет, всего лишь воспоминание семнадцатилетней давности. Сдавленно выдохнув она упала обратно на подушки, приложив ладонь ко влажному лбу. Комнату затопили сумерки, ветер слабо трепал плотную штору, снаружи было тихо, словно перед рассветом, и она была совершенно одна. Лежа посреди кровати в роскошном праздничном платье, Франсуаза пыталась собраться с мыслями. Последнее что она помнит — это прыжок ведьмака, взмах меча и темный силуэт, что склонился над мертвым бароном де Пейрак-Пейраном.       Тогда в саду все случилось так… стремительно. Появился господин Геральт, вот княгиня бегает без юбки среди кустов самшита, потом новость о бестии, и, собственно — сама бестия. А потом темнота. По правде говоря, Франсуаза представляла себе эту самую бестию немного иначе. Думала, что это жуткое чудовище с ужасными клыками, а на деле оказалось, что это… человек? Судорожно вздохнув, девушка на мгновение прикрыла глаза, стараясь сдержать тихий всхлип. К черту эту бестию, если все ее старания пошли коту под хвост! Игра испорчена, и теперь она не знает, как посмотреть в глаза ее светлости, и того хуже — как теперь спастись от светлейшего гнева. Вряд ли княгиня вспомнит о каких-то приказах, о которых говорил ведьмак.

***

      Город засыпал, убаюканный тишиной и душноватым теплом летней ночи. Только в старом доме в порту раздавался рваный скрип половиц. Детлафф ходил из угла в угол, чувствуя себя в тесной комнате словно зверь в клетке. Слишком сложно. Опять все слишком сложно. Хотя чего уж было проще — незаметно убить человека, который и сам затаился от всех в незаметном углу! Он чувствовал себя, будто побывал главным гостем на празднике и вовсю осрамился. В Туссенте объявился ведьмак, да не любой, а близкий друг Региса. Франсуаза видела его, Детлаффа, в оранжерее, да еще и в нечеловеческом обличье. Не просто же так она лишилась чувств! А он меньше всего хотел ее испугать, да он подумать не мог, что она застанет его в такой неловкий момент! Но случилось то, что случилось, и теперь нужно придумать, что ему со всем этим делать.       Задумчиво покусывая ноготь, он ходил кругами по комнате, размышляя над своим волнением. Ему всегда было безразлично, что о нем думают люди. Не считая, конечно, того случая, когда он потерял контроль при Ренаведд. Впрочем, тогда он извинился, хоть так до конца и не понял, за что, и вроде бы все уладилось. Она улыбалась, кивала и ловко уворачивалась от его рук, избегая объятий, но так она поступала всегда. Так что ничего необычного в этом он не заметил. Но что ему делать теперь? Рена не боялась его когтей и зубов, и не удивлялась им. К тому же, она не называла его бестией. А вот с Франсуазой все было сложнее. Он испугал ее, а значит оттолкнул. Значит, лучше ему просто забыть о ней и больше ее не тревожить.       Детлафф остановился посреди комнаты, изо всех сил стараясь не смотреть на портрет, который неотрывно следил за ним со стены напротив, и прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Как бы сейчас пригодился Регис со своими советами! Он бы наверняка объяснил ему, как все это видят люди. Вот только зачем он ушел, после того как подставился под удар ради своего друга? Он ведь так окончательно и не окреп, а теперь наверняка стал совсем слаб после такой раны. И Детлафф ему все еще нужен! Тоскливо вздохнув, Детлафф огляделся, словно Регис мог обнаружиться прямо в этой комнате. Никого не увидев, он все-таки не выдержал, и взглянул на портрет. Как и прежде, равнодушный.       Впрочем, можно просто навестить Региса в его убежище, продолжал размышлять Детлафф. Старый вампир его давно приглашал, но он почему-то так и не собрался. Все дело во времени, которого почему-то постоянно не хватало. Но сейчас там наверняка ошивается внезапно нагрянувший ведьмак… При мысли о ведьмаке, который пришел по его, Детлаффа, душу, в груди заклокотала ярость, и когти сами удлинились, а лицо сложилось в оскал. Он снова сосчитал до пяти, и это помогло. Может быть, попробовать сегодня навестить госпожу Леру? Вчера он к ней так и не собрался. Он не был уверен, что это будет уместно и сегодня, но надеялся, что ее присутствие хоть немного успокоит его. Пригладив волосы, Детлафф убрал с лица выпавшие пряди и все же решился.

* * *

      У ночного Боклера особенный шарм. В окнах загорались огоньки, снующих по улицам людей становилось все меньше, а стражники лениво прогуливались вдоль главных улиц, то и дело заглядываясь на дам полусвета. Иногда просто свистели им, а иногда и вовсе грозили арестом. Может, для порядка, а может, чтобы потискать их в казематах. Детлафф при виде этих сцен отворачивался и старался миновать их побыстрее.       Боклер постепенно темнел, приглушая мерцание, и наступило любимое время вампира. Без лишнего лоска, без прикрас. Ночью город словно обнажался перед ним, сбросив пеструю маску, которой прикрывался днем.       Посвежевший ветерок ударил в лицо и принес с собой запах вина и духов. Верхний город ночью отличался от Сан-Себастьяна разве что запахами, но суть его оставалась той же. Засунув руки в карманы сюртука, Детлафф свернул на Оливковую площадь, медленно побрел вниз в сторону Метиннских ворот и городского кладбища, вслушиваясь в стук каблуков по мощеной аллее, и в конце концов остановился на склоне, невольно залюбовавшись звездным небом. Если пройтись еще ниже, можно выйти на дорогу в Сумеречный бор, где расположено кладбище Мер-Лашез. Кажется, там в одном из старых склепов обосновался Регис. Как же это банально… Подумать только, и он еще подшучивал над Детлаффом насчет магазина игрушек! Он мысленно усмехнулся, а затем голос, что вдруг прозвучал за спиной, заставил его улыбнуться по-настоящему:       — Самое время для прогулки вампира, мой дорогой друг.       — И это говорит мне вампир, который не придумал ничего оригинальнее, чем поселиться в склепе?       — О, я вижу, ты научился острить, — искренне обрадовался Регис, обходя Детлаффа со спины и пристраиваясь рядом. — Общество людей идет тебе на пользу. Пусть это и были всего лишь дети со сломанными игрушками.       — Ты за мной следишь? — нахмурился вампир, бросив косой взгляд в сторону приветливо улыбающегося друга. Бегло осмотрел его грудь, в которой еще недавно зияла дыра, затем снова вернулся к лицу, на котором отражались легкие оттенки встревоженности.       — Поверь, я не специально. Просто вороны летают повсюду, — непринужденно пожал плечами Регис, и сделал короткий шаг вперед, уложив привычным жестом руку на кожаный ремень сумки. — Не составишь мне компанию? Мы, кажется, последний раз прогуливались целую вечность назад.       — Почему бы и нет? — кивнул Детлафф, сцепив руки за спиной.       Регис только одарил его долгим взглядом и, продолжая улыбаться, двинулся вниз по аллее в сторону бора. Детлафф, не торопясь, побрел следом. И пусть они оба молчали, он знал, что неловкой темы не избежать. К тому же, с опытом Региса выводить кого угодно на чистую воду, ему не стоит и надеяться на то, что удастся как-то увильнуть или хотя бы отмолчаться. Следовательно, нужно придумать хотя бы три достойных ответа, которые заодно станут не менее достойным оправданием. Но так, чтобы не раскрывать своей истинной цели. Вот только изворачиваться Детлафф не умел, а придумывать себе оправдания — тем более. Ощущение беззащитности неприятно давило, заставляя чувствовать себя непривычно — добычей, а не охотником. Но Регис, словно издеваясь, продолжал молчать. Будто ждал, что Детлафф сам поднимет болезненную тему. И он уже почти готов был заговорить, лишь бы избавиться от тягостной тишины, когда Регис сжалился над своим другом и заговорил первый:       — Если ты хочешь мне что-то рассказать или, возможно, попросить совета, я всегда тебя выслушаю, — просто сказал он.       Детлафф тяжело, но очень тихо вздохнул и поискал нужные слова, но ему ничего не пришло в голову. Говорить обиняками, как и лгать, у него получалось плохо, поэтому единственное, что он мог себе позволить — это попытаться скрыть некоторые детали и надеяться, что Регис не заметит нестыковок.       — Я так понимаю, что ты ждешь от меня признаний или объяснений? — хрипло заговорил он. — Регис, ты ведь хорошо меня знаешь. Боюсь, тебе придется долго ждать.       — А я и не жду их, — с привычной полуулыбкой ответил тот. — Я хочу лишь помочь тебе сохранить жизнь. Должен сказать, ты ввязался в весьма опасное мероприятие.       — Я все контролирую, если ты об этом.       — Если бы ты все контролировал, в Туссент не приехал бы Геральт.       Детлафф удивленно взглянул на Региса, не веря, что услышал в его голосе нотки раздражения.       — Он охотится на бестию, Детлафф, — продолжал тот с совершенно спокойным лицом. — Для недавно приехавшего в Туссент ты удивительно быстро обзавелся весьма любопытной репутацией, и даже заслужил громкое прозвище. На моем веку лишь немногим вампирам удалось что-то подобное. И никому из тех, кто предпочитает крови вино.       — Я не горжусь этим, — проворчал в ответ Детлафф, с силой сжимая пальцы за спиной.       — Мой друг… Ты все еще с трудом понимаешь иронию, — невесело улыбнулся Регис. — Но сегодня я, пожалуй, не стану разъяснять тебе разницу между сарказмом и иронией, чтобы не вызвать у тебя очередной прилив гнева. Сейчас я хочу лишь сказать тебе, что ты не оказался один на один со своей бедой. Я смогу тебе помочь. Если ты сам этого захочешь.       — Я не уверен, — честно признался Детлафф, опустив взгляд.       — Это как-то связано с фрейлиной? — предположил старый вампир, внимательно рассматривая собеседника.       — Что? — удивленно вскинул брови тот. Увидев, как пристально на него смотрит Регис, попытался вернуть себе прежний невозмутимый вид, вот только вышло это из рук вон плохо. — Нет, с Франсуазой это не связано.       — С Франсуазой? — Регис тут же повеселел. — И с каких пор она перестала быть госпожой Леру?       Детлафф остолбенел. Он сам не заметил, как назвал фрейлину ее светлости по имени, и почему сказал это так спокойно, будто называл ее так всегда. Он открыл было рот, чтобы ответить, но, не найдя что сказать, снова закрыл его.       — Я вижу, ты все еще полон оптимизма и упорства, — вскинув голову к небу, заговорил Регис. — Скажу лишь, что ты на верном пути, друг мой. Большинству женщин такие качества придутся по душе. Не исключено, что и тебе однажды улыбнется удача, и милая фрейлина обратит на тебя внимание. Если, конечно, она не знает, что бестия — это ты. В противном случае тебе уже вряд ли что-то поможет, — как бы между прочим добавил он, пытаясь зайти теперь с другой стороны.       — Она не могла, — наконец-то выдавил из себя Детлафф. — Она видела меня только со спины и… Откуда ты знаешь, что она могла увидеть меня в оранжерее?       — Иногда вида со спины может быть достаточно, — веско заметил Регис. — А узнать мне было не трудно. И не смотри на меня так. Геральт все мне рассказал. Все, что произошло тогда между вами четырьмя: тобой, господином бароном, Геральтом и госпожой Леру. Должен заметить, у вас получилась весьма причудливая фигура. Все привыкли к треугольникам, а вы соорудили целый квадрат.       Детлафф остановился, заметив, что они потихоньку добрели почти до самого кладбища. В свете луны ясно виднелись надломленные старинные памятники. Он опустил руки и, сжав кулаки, хмуро взглянул на невозмутимого Региса.       — Я сам со всем разберусь, Регис, — решительно сказал он. — И если ты не хочешь, чтобы твой друг пострадал, постарайся держать его от меня подальше. Если он снова поднимет на меня меч, я сдерживаться не буду.       — Поверь мне, друг мой, Геральт никогда не станет рубить сплеча. Я слишком хорошо его знаю, — Регис выставил перед собой ладони, пытаясь успокоить явно начинающего выходить из себя Детлаффа. Но, судя по всему, не в этот раз.       — Меня ты тоже слишком хорошо знаешь, — сделав особый акцент на слове «слишком», ответил тот. — И знаешь, что я его не пощажу. Мне безразлично, чей он друг. В первую очередь, он — ведьмак, который прибыл в Туссент не на игру в дворцовых садах, а чтобы выполнить заказ. Заказ на меня, Регис. Ведьмаки убивают чудовищ, а я — чудовище. Ни разу не слышал, чтобы кто-то из его собратьев пощадил чудовище только из-за того, что оно было чьим-то другом.       — Послушай, ты слишком сгущаешь краски. Ты его не знаешь, — Регис тщетно пытался воззвать к рассудку друга. — Он готов помочь тебе, как всегда готов помочь тебе и я. Просто позволь нам это сделать, расскажи нам все, и тогда…       — Не будет никакого «тогда», — резко перебил его Детлафф. — И не думаю, что нам есть, что обсуждать. Прогулка окончена. Доброй ночи, — бросил он напоследок, обратившись алой дымкой и взмыл в небо, растворившись в ночи.       Регис устало прикрыл глаза. Ну что ж, он хотя бы попытался.