***
Кэйя тогда не знал, что Дилюк уже вернулся в Мондштадт. Затянувшаяся выездная операция, зелий хватило ровно на неё саму, на обратную дорогу не было ничего — только непроходящая мигрень, которая быстро дошла до своего пика и заслоняла солнечный свет яркими точками. Лучше бы Кэйя ослеп. Все силы Кэйя вложил в крио-бабочку с посланием для Альбедо — отправить зелья на городские ворота через кого-то из близких или встретить самому. Кли, Сахароза и Тимей знали, что у Кэйи постоянные головные боли, но не знали причину, через них можно было бы получить зелья, не давая ответы на ненужные вопросы. Альбедо встретил его сам. Кэйя в отчаянной попытке поскорее избавиться от мигрени — боль мучила больше суток и прекращаться не собиралась — устало обнял своего названного брата. Прикосновение кожа к коже — прижаться щекой к чужой шее, и ждать пока боль пройдёт. Через перчатки прикосновения не работали, и Альбедо, сняв ту, на которой не было вязи, аккуратно гладил Кэйю по волосам. Боль успокаивалась, цветные точки больше не мельтешили перед глазами, в висках и затылке почти не давило. Кэйя вполне мог с этим справиться. — Я тебе больше здесь не нужен, давай сам. Кэйя удивлённо хмыкнул, услышав каэнрийрский. Архонты, как же хорошо. Глаза открывать не хотелось, как и вообще двигаться. — Почему на нём? Что-то не так? — Твой соулмейт сожжёт меня сейчас — и надеюсь, только взглядом. Прости, братец, я предпочту уйти. Разбирайся с ним сам. Кэйя только на невероятном усилии воли смог заставить себя не крутить головой, пытаясь найти Дилюка. Что ж, тем лучше. Снятые перчатки прилюдно говорили о многом — пусть метку не было видно, пусть никакой помолвки, и уж тем более официального союза быть не могло… Дилюк вернулся в Мондштадт и всё резко усложнилось. Какого, вообще, хуя? Приключения надоели? Закончились места, где Дилюк не был? Что? — Я сегодня в «Долю Ангелов» — хочу выпить за успешную операцию. Не жди. — Демонстративно и тягуче на всеобщем, чтобы чуть поддразнить соулмейта — Дилюк не упустит возможности посмотреть, как Кэйя изменился за четыре года… — Зелий не надо, но если что — пришлю записку. — А это уже на каэнрийрском. Тихо, но до Дилюка, стоявшего в метре от них, должно было долететь. Кэйя успел выхватить его взглядом — тот явно услышал и понял язык, упуская суть. Он скривился так, словно случайно съел самую острую еду Лиюэ. Бездна побери это всё. Вот как Кэйя должен был спокойно относиться к тому, что Дилюк не хотел принимать важную часть его личности? Культура и язык были слишком важны, даже метка была вязью звёзд и осколков с рунами каэнрийрского… Селестия помнит о своих проклятых детях — только чтобы проклятия работали лучше. Кэйя, развернувшись, пошёл с площади. Стоило сменить костюм и заглянуть в купальни — почти пять дней на задании испортили весь внешний вид. Не так хотел Кэйя увидеть своего соулмейта после стольких лет, явно не так. И как только Альбедо терпел Кэйю? В Бездну это всё. В Бездну.***
Альбедо не успел сделать и трёх шагов, как за его спиной кто-то сказал: «Извините, можно вас на разговор?» О соулмейте брата Альбедо знал только по рассказам, ведь когда он прибыл в город, наследник Рагнвиндров уже отбыл в путешествие. Статный, высокий, с огненными волосами и хмурым взором — приблизительно такую картинку Альбедо сложил о Дилюке по рассказам. Зарисовал даже как-то, показал Кэйе — тот долго хмурился, глядя на застывшие на бумаге черты, а потом попросил сжечь рисунок. Альбедо правда не понимал граней соул-связей. Он вообще мало чего понимал — эмоции были всегда чуть приглушены, словно пропущены через фильтр. Он мог чувствовать радость, раздражение, любовь — но они все были тихими, как будто упрощёнными. Видел суть, отбрасывая шелуху — и терял детали эмоций и их граней. Альбедо любил Кли, Алису, учителя… Искренне привязался к Сахарозе и Тимею. Шутливой нежностью окутывал Кэйю — случайная братская связь подкрепилась искренней дружбой и взаимным интересом. Возможно, это перерастёт во что-то большее — если соулмейт Альбедо так и не появится, а Кэйя будет упрямиться в своём желании просто дострадать оставшиеся пять без малого лет, не пытаясь вернуть свою соул-связь. Хотя по мнению Альбедо, Селестия удачно связала двух людей — сейчас, видя Дилюка вживую, Альбедо даже был рад за брата. Если бы только Кэйя не был таким упрямцем! — О чём вы хотели поговорить, мастер Дилюк? — Уточнить некоторые моменты. Альбедо хмыкнул. Как красиво они ходили кругами вокруг столь скользкой темы! Кэйя как-то ещё в самом начале на собственном изломе рассказал про метки — и свою, и Дилюка. Метка Кэйи появилась по нижней грани «возраста меток»: в свои шестнадцать он уже прятал запястье, не показывая вязь звёзд и рун даже семье. Огненная птица, ха — не знающий жизни Кэйя боялся, что кто-то в семье прочтёт его надпись. На каэнрийрском! Справедливости ради, ни Кэйя, ни уж тем более Альбедо не знали, владел ли мастер Крепус основами мёртвого языка — почему-то Кэйе казалось, что Рагнвиндров выбрали тогда не случайно, когда бросили его маленьким в окресностях Мондштадта. В этом был смысл. Метка Дилюка появилась на его восемнадцатилетие — тот самый проклятый день, когда Кэйя в очередной раз — но теперь уже по собственной дурости — потерял дом и близких. Крепус умер не по его вине, это было очевидно, но Дилюка Кэйя проебал только своими действиями. Додумался же, дурашка! В общем-то, метку Кэйя целиком не видел — увидел бы на утро, если бы не роковое стечение обстоятельств. Заметил лишь несколько остроконечных звёзд из-под перчатки, что вкупе с надписью на собственном запястье окончательно сложило картину. Дилюк же всей картины мог и не знать — Глаз Бога Кэйя получил всё в те же несчастные сутки, а в случае с обладателями Глаза Бога метки указывали именно на созвездие. Как же Селестия не любила Кэйю! Альбедо тогда посмеялся, слушая пьяный чуть несвязный рассказ, за что получил подзатыльник. Кто-то в грёбанной Селестии ненавидел каэнри’ахцев — а возможно, вся Селестия разом и ненавидела. — Отойдём? Они вышли через боковые ворота и остановились у причала за пределами слышимости привратников. Ветер ласково трепал волосы, где-то у другого берега крякали утки. Красота. — Так что же за моменты вы хотели уточнить? Альбедо усмехался, глядя на чуть смущенного Рагнвиндра. Он прибережёт эту историю для Кэйи, даже зарисует — упрямый братец обязан был хоть на долю секунды задуматься, почему его соулмейт вообще попросил Альбедо о разговоре. Альбедо слабо чувствовал эмоции — но прекрасно различал их у других. — Эм, я хотел уточнить о Кэйе… — О, вы хотите поговорить о брате? Беспокоитесь? Альбедо едва сдерживал ухмылку — Дилюк не поймёт, но поиграть словами, насмехнуться… Это упускать было просто жалко. — Он мне не брат! — Дилюк склонил голову и глубоко вздохнул. Альбедо насмешливо разглядывал Рагнвиндра. Ещё один упрямец. Кто-то в Селестии должен был искренне посмеяться с этой картины. — Можно сказать, что беспокоюсь. Я… — Грубо говоря, хотите залезть к нам в постель. Извините, мастер Дилюк, это за гранью приличий! — А спать друг с другом до помолвки в течение такого времени прилично? — Навели справки? Дилюк вспыхнул. И так же быстро смутился, отступив на шаг. Альбедо наслаждался спектаклем. Кэйя его убьёт потом, и будет прав, но… Но слишком уж интересно было узнать, есть ли хоть маленький шанс, что у Кэйи получится всё вернуть — ну или у Альбедо получится отпинать Кэйю в нужном направлении. А у Рагнвиндра, кажется, сдавали нервы. Подшучивать над пиро было не слишком-то дальновидно, но всё-таки, Дилюк не опустится до применения своих сил в сторону кого-то из Ордо. Не при свете дня. — Я правда беспокоюсь. Он был важен мне — в прошлом — и я желаю ему счастья, даже если он мне больше никто. Фразы сыпались битым стеклом, Дилюку, кажется, было физически больно говорить такое — да ещё и едва знакомому «любовнику» того, о ком он пытался заботиться. Или красиво делал вид. — Не беспокойтесь. У Кэйи всё так хорошо, как это возможно с его меткой. Разрешите откланяться. — Последний вопрос: каэнрийрский, вы общаетесь на нём… Вы, Альбедо… — Всего лишь изучал искусство Кхемии и на должном уровне выучил мёртвый язык — старинные научные труды по Кхемии не переводят, можете перепроверить эту информацию у Лизы. Всего хорошего, мастер Дилюк, да помогут вам Архонты и Селестия. Последняя фраза была брошена с явным издевательством, но Альбедо давно уже не мог убрать ироничный тон, упоминая богов. Его метка была лучшим подтверждением того, что Селестия их, детей Каэнри’аха, не любит — так почему он должен любить их в ответ? Церемониальные фразы отдавали фальшью и бесконечной усталостью. Какая, в Бездну, разница? Войдя в город, Альбедо чуть не налетел на Джинн, которая вела за руку плачущую Кли. Что-то не менялось годами.***
Дилюк ни на секунду не сомневался, когда его потянуло домой. В Мондштадт хотелось вернуться. Этот город был совершенно особенным для Дилюка — а он за годы странствий побывал много где, насмотрелся на разные столицы совершенно разных земель… Но Мондштадт был родным. Таким же родным, как Кэйя. Тьфу ты. Все эти четыре года Дилюк старательно пытался забыть о предательстве. Если бы Архонты дали ему хоть один шанс стереть из памяти любой момент в жизни, он бы не раздумывая выбрал ту сраную ночь. Слишком много всего. Смерть отца, Глаз Бога Кэйи, его же признание… Ещё и метка. Странная — со знакомыми и при этом чужими мотивами. Цветы переплетались со звёздами, мягкой вязью оборачивая запястья. Сколько бы Дилюк ни пытался узнать — а он пытался много — подобного он не встречал. Конечно, вживую метки он видел только в Сумеру — у них были другие традиции, метки гордо подчёркивали одеждой и старательно выставляли напоказ — но подобных орнаментов он не видел. Дилюк изучал научные работы, вежливо, ходя по самой грани приличий, вытаскивал информацию из новых знакомых, но звёзды, при всей любви Тейвата к созвездием, не встречались нигде. Иногда, в особо горькие моменты одиночества, у Дилюка проскальзывала шальная мысль, что метки Каэнри’аха могли бы выглядеть так. Любовь этого народа к звёздам была воспета в легендах — проклятый народ, живущий под землёй, свято верил в возможность снова смотреть свободно на звёздное небо. Он помнил Кэйю в первые дни — напуганный и смущённый, прижимающийся к ноге отца и отводящий взгляд от Дилюка — и с восторгом каждое свободное мгновение разглядывающий небо. Уже потом, в странствиях, Дилюк понял поведение Кэйи в те дни. Ребёнок, не знающий света солнца, приблизился к звёздам. Приблизился — и видимо, страстно желал вернуться в свою проклятую богами родину, чтобы хранить свет звёзд только в воспоминаниях. Как же Дилюк его ненавидел. Ненавидел — но не мог выбросить из мыслей. Метка, на которую приходилось смотреть каждый раз, снимая перчатки, не помогала. Но если Кэйя и правда был его соулмейтом, какого хуя этот гадёныш жил с алхимиком? Дилюк узнал об этом в первый же день по возвращении, заглянув вечером в свою таверну — он давно не видел Чарльза, да и многие счета хранились только там. Обсуждения посетителей текли вяло, но кто-то случайно вспомнил про то, что красавчик-капитан сошёлся с алхимиком, и Кэйе Альбериху быстренько перемыли все кости. Тема тут же перескочила на метки, и уже здесь Дилюк выцепил информацию, что о помолвке Кэйя так и не объявил — а следовательно, продолжал скрывать метку. Какого демона он творил? Мало того, что этот пройдоха остался в Мондштадте — мог бы свалить, уехать, Дилюк не клялся хранить его секрет — да и вообще, вся привычная жизнь Кэйи ставилась под угрозу одним существованием Дилюка; так ещё и дослужился до капитана. И съехался с алхимиком. И Алиса оставила свою дочку на них! Дилюк искренне не понимал, в какой момент его отсутствия все слетели с катушек. Как церковь вообще допустила такое пренебрежение традициями от Кэйи и его любовничка? Почему Джинн не провела с ними воспитательных бесед об образе Ордо в глазах граждан? Чего ещё Дилюк не знал. А потом он увидел Кэйю и Альбедо — к утру Дилюк уже знал о любовнике Кэйи если не всё, то многое, и уж имя он узнал в первую очередь — и ему захотелось взвыть. Или расшибить себе голову об стену. Кэйя и Альбедо подходили друг другу — они выглядели вместе чертовски гармонично, они заботились друг о друге, им было плевать на всех — Альбедо, вон, не постеснялся снять перчатку на главной улице, чтобы высказать свои эмоции прикосновением… А ещё, видимо, они были соулмейтами. Они говорили на каэнрийрском между собой — и один этот факт заставил Дилюка мысленно застонать. Для него картина была более чем ясна — если они оба из Каэнри’аха, если их метки совсем не похожи на те привычные орнаменты, что носят на своих запястьях окружающие, то скрывать метки, не объявляя о помолвке, было лучшим вариантом. И конечно, Джинн знала. А знала Джинн — не лезла Барбара. Кэйя не мог быть его соулмейтом. Дилюк в своём отчаянном одиночестве напридумывал того, чего не может быть в природе. Идиот. Разговор с Альбедо ясности не внёс — лишь укрепил Дилюка в мыслях, что они всё-таки соулмейты. Альбедо уверенно говорил про метки и с усмешкой напомнил про родственные связи Дилюка и Кэйи — не ревность, лишь насмешка и намёк не лезть — и Дилюк отступил. Кивнул вежливо, мысленно поклявшись лишь приглядывать за тем, кто когда-то был смыслом его жизни, но не лезть. Это больше не его ответственность. У Кэйи есть, кому о нём позаботиться.***
— Что ты, Архонты побери, ему наговорил? Кэйя злился. Нет, не так. Кэйя был в ярости. Дилюк демонстративно его избегал. Холодно общался с ним в пределах разумного только если подменял Чарльза в таверне, но не обращал внимания ни на одну фразочку Кэйи. А ведь он из кожи вон лез, лишь бы обратить на себя внимание соулмейта. Дилюк же по своей реакции был сравним со стеной. Альбедо пожал плечами. — Ничего такого, что не было бы правдой. — Что. Ты. Ему. Сказал. — Пошутил про братьев. Про твою метку. — Да ты, блядь, охренел. Кэйя кипел от злости. Конечно, Альбедо пошутил! Конечно! Зачем Селестии издеваться над Кэйей этой грёбанной меткой, если с этой задачей вполне справляется названный братец? — А ты не думал, почему он вообще ко мне пришёл с этим разговором? — Потому что ты влияешь на репутацию так любимого им Мондштата? А я главное зло Тейвата по его мнению, очевидно же! Альбедо засмеялся. — Найдёшь соулмейта — перестанешь ржать как лошадь! — Да, конечно, капитан кавалерии, даже не сомневайся! Кэйя глубоко вдохнул. Выдохнул. Попытался думать логично. — Ладно, хорошо, а по какой ещё причине он мог прийти к тебе с этим разговором? Поделишься догадками? Альбедо привычно что-то штриховал в своём блокноте, пока Кэйя устало устраивался у его ног. От абсолютной дерьмовости ситуации накатывала мигрень — и если она не из-за метки, то Кэйя готов был кого-нибудь убить. Он устал пить зелья. Как же отвратительно он устал — вообще от всего. Альбедо тыкнул в Кэйю своим блокнотом. — Нарисовал по памяти. Может, это тебе скажет больше? Кэйя залип. Альбедо рисовал шикарно — он мог нарисовать идентично тому, как увидел, а мог — легко, нежно, чуть гипертрофированно и наивно — но такие рисунки были обычно только для иллюстраций. Сейчас же на Кэйю с блокнота взирал Дилюк — повзрослевший с последнего чёткого воспоминания Кэйи, с усталостью в глазах и какой-то обречённостью. Он не должен был смотреть на него так. Это не должно было быть так реалистично. Кэйя прикрыл глаза. — Ну что, братец? Что-то понял? — Нихуя я не понял. Нихуя. Хотелось выть. Да чтоб боги подавились этими метками. Почти четыре года Кэйя был уверен, что сможет прожить без соулмейта — и в моменте, и потом, когда метка пропадёт с кожи навсегда. Сейчас, глядя на чёрно-белый портрет самого дорогого человека в его жизни, Кэйя готов был забрать все свои слова назад. Он блядски хотел снова слышать смех Люка. Смотреть, как его губы складываются в улыбку. Как он распускает волосы, как взъерошено выглядит со сна. Как злится на Ордо, на каких-то идиотов, как умиротворённо ведёт себя дома. Сколько таких моментов Кэйя уже упустил? Хуеву тучу. И пропустит ещё больше, потому что исправить ничего в их отношениях уже не сможет. — Альби, я дурак, — Кэйя устало прикрыл глаза. Думать не хотелось. Осознание вышибло из него все силы. Хотелось только спать и, возможно, Полуденной смерти. — Если я утром субботы завалюсь в «Долю Ангелов», Люк будет сильно беситься? — Во-первых, тебя не пустят, они работают с полудня, во-вторых, он решит, что мы поругались, если вообще там будет в такую рань. И да, кажется, Дилюк уверен, что мы соулы. — Я не буду повторять свой вопрос. Блядь! Спрошу по-другому. За что мне это?! Голуби на подоконнике у приоткрытого окна испуганно разлетелись. Вопрос к Селестии, который Кэйя смеха ради чуть ли не проорал, остался без ответа. У него оставалось пять лет, десять месяцев и двенадцать дней всё исправить. Да благословит Селестия своих проклятых детей. Да пребудут с ними Архонты. Аминь — или как там дальше? В Бездну.***
Происшествие с Двалином прошло мимо Альбедо. Он следил за Кли, разбирался с внутренними делами Ордо, пока Кэйя, проклиная всех разом и каждого по отдельности, пытался сохранить порядок в Мондштате. А ещё… Альбедо устало ждал окончания этой эпопеи, чтобы поговорить с Кэйей. Кажется, все его пожелания сбылись. Альбедо нашёл своего соулмейта. Когда-то он долго пытался разгадать, что же значит «Эфир» на его метке. А потом в город прибыл путешественник со странной летающей компаньонкой, и, как сказал бы Кэйя, всё полетело в Бездну. Его имя и означало эфир. Он был откуда-то не из Тейвата — не скрывал свою метку, хоть и носил перчатки, спокойно показал вязь из звёзд и ветряных астр. Руны были не знакомы, но Альбедо готов поставить был свою жизнь, что они обозначали его имя — или белизну. Или мел. И кажется, их с Кэйей спектакль теперь дорого обойдётся не только Кэйе, которого Дилюк всё так же не подпускал на расстояние выстрела, но и самому Альбедо, который раньше особо и не страдал от их сожительства. Был ещё вариант объяснить всё Итэру, рассказать про традиции, проблемы отвергнутых и прочие мелочи, но Альбедо не мог решать за двоих. Да и Кли привыкла к Кэйе. Они рассказали ей на третий год с ритуала — объяснили на примере Додоко про семьи и как может быть важно иметь брата или сестру рядом в трудный момент. Кли пообещала молчать и свою клятву верно держала, лишь наедине обращаясь к Кэйе «Братец». Всё было так спокойно и привычно… Да и Кэйя не выдержит снова жить на одних зельях. К ним вырабатывалось постепенное привыкание, если он хотел быть мобильным в поле, нельзя было злоупотреблять всей кипой отваров, когда была возможность справиться по-другому. Но кажется, закончились светлые деньки. Альбедо хмуро разбирался в себе и том, что для него значит «обрести соулмейта», пока Кэйя пытался спасти — ну или не добить — город. Дилюк обрадуется или расстроится, когда поймёт, что Кэйя правда не желает Мондштадту зла? Он ведь скорее умрёт за него — и за Дилюка, и за Мондштадт. Найти бы хоть какое-то решение. Понять бы, что делать. Селестия помнит свои проклятия, даже когда проклятые о них забывают. В Бездну.***
Кэйя ненавидел драконов. Один из них убил его отца — приёмного, но всё-таки отца, Крепус значил слишком многое, чтобы Кэйя мог отмахнуться от его смерти и пойти дальше. Другой — прямо сейчас уничтожил привычный уклад жизни до основания. Ну не могло это быть просто совпадением! Появляется пришлый путешественник, который оказывается соулмейтом Альбедо, и где-то параллельно всё летит в ту самую проклятую Бездну — и Мондштадт, и жизнь Кэйи, и во всём этом почему-то замешан дракон. Да вообще каждый день такое происходит. Сука. Если Альбедо сейчас уйдёт, Кэйя не выживет. Сдохнет, как последний дурак, не выдержав очередного приступа. Перепьёт зелий. Напорется на чей-то нож на вылазке. Вены он себе не перережет принципиально, но способ найдёт. И такой, чтобы наверняка. Прости, Люк. Последний год было легче, но не сильно. Постоянное присутствие попеременно то брата, то соулмейта успокаивало уничтожающуюся метку. Она была всё такой же серой, но отчаянная боль была глуше. Тише. Кэйя проводил вечера — не каждый день, но хотя бы пару раз в неделю — на расстоянии руки от Люка, и метка успокаивалась. Глупая, блядь, вязь на руке. И не только ведь у него. Ёбанные боги. Кли тихонько посапывала в углу, обнимая Додоко, пока Кэйя и Альбедо решали, что делать. Чтобы не пугать малышку приходилось разговаривать шёпотом, да ещё и на каэнрийрском. — И что ты думаешь делать? Альби, я… — Подожду. Ты ведь знаешь, сколько мне на самом деле. И что пять лет для меня ничто. — А если он уйдёт? Из Тейвата. — Кэйя резко посерьёзнел. Он не мог позволить брату такую жертву. Он хотел страдать один. Он уже страдал один. Альбедо — умный, серьёзный, сложно сходящийся с людьми — не должен был упускать свой шанс на счастье. Селестия не так добра к детям Каэнри’аха, чтобы отказываться от редких подачек. Селестия как бродячим псам бросала им кости, а они лишь радовались и виляли хвостами. Как же жалко жить в мире с богами и метками. — Я… Я не знаю, Кэй. Не знаю. Кэйя не видел Альбедо таким грустным приблизительно никогда — он не знал, не был знаком с Альбедо, когда тот потерял своего учителя, но наверно, он тогда был ещё в худшем раздрае. Сейчас же каждый жест определял будущее. И нельзя было ошибиться. Один шаг вбок — и вся лестница посыпется так любимым Альбедо пеплом. Только вот жизни в нём будет не найти — ни в Альбедо, ни в пепле. — Расскажем? Он сам ищет сестру, он должен понять. Обязан. — Но вернётся ли? А если… Кэйя уловил настроение брата с полуслова. Да, если их будет двое отверженных, они точно не выживут. Кэйя уж наверняка. По всей блядской иронии Альбедо ослепнет, и тогда им точно наступит пиздец. Глобальный такой, похуже любого дерьма, что они уже вывозили. — Он не сделает так. Он не понимает полутонов Тейвата. Но я уверен, что он поймёт тебя. Альбедо хотелось успокоить. Он выглядел расстроенным, бросая взгляды то на Кли, то на Кэйю. Сложно принимать решения, от которых зависят твои близкие. Сложно делать что-то, когда привязан к местам и людям. Сложно держать клятвы и обещания. Кэйя молча обнял его — ему нечего было сказать, он понимал лучше всех, что сейчас творилось на душе у Альбедо. Если бы кому-то нужна была иллюстрация к слову «потерянный», то братец как раз идеально подходил на эту роль. Солнце делало очередной оборот, Кли сопела, обнимая Додоко, а Альбедо играл в «подбрось монетку» с Селестией. Да или нет? Какой стороной упадёт мора? Кажется, какой бы не упала, Альбедо принял решение. Кэйя заметил резко посерьёзневший взгляд брата и лишь кивнул. Что бы ни выбрал Альбедо, это будет правильно. Кэйя его поддержит, и неважно, чего ему это будет стоить. Острая благодарность с не менее искренней приязнью делали своё дело. Спустя несколько таких долгих лет Кэйя уже без иронии готов был называть Альбедо братом. Он заменил ему семью — не Рагнвиндов, Кэйя искренне любил Крепуса, но воспринимать Дилюка братом никогда не мог — даже до того, как появилась вязь. Не ту семью, что осталась где-то в Каэнри’ахе. Не Дайна, пусть они и поругались — и помирились — ещё раз десять с той великолепной взбучки, которую Дайн припоминает Кэйе до сих пор. Альбедо был ему близок — по-настоящему, до щемления в груди и теплоты в ладонях. До искренности, которая при случае обернулась бы словами поддержки в ночи и крепкими объятиями. Которая этим и обернулась. Кэйя не мог поверить, что со всей его подозрительностью у него получилось так. Словно это была ошибка. Словно он не заслуживал такого. Словно Селестия в своём проклятии забирала даже такие крохи тепла. А может, Кэйя наврал себе, и это лишь последствия обряда. И какая, в Бездну, разница? Аминь.***
На Утёсе Звездолова было спокойно — Альбедо выбрал его из-за этой тишины и своих любимых сесилий. И из-за звёзд — он каждый раз восторженно смотрел на ночное небо, звёзды были вечной мечтой его родины, он не был исключением и искренне любил их мерцание. Альбедо попросил о встрече с Итэром на закате и потащил с собой Кэйю — пора было расставлять все акценты и вываливать правду на соулмейта. Альбедо откровенно не знал, зачем ему нужен с собой Кэйя, но вляпались они в комедию «обмани весь Мондштадт» вместе и по вине Кэйи, так что пусть он и объясняет теперь всю ситуацию далёкому от законов Тейвата Итэру. А Альбедо будет смущённо пытаться представить, каково это — показать метку чужому человеку. Тому, кто не семья. Тому, кто соулмейт. Все традиции строились на притяжении душ и каких-то иррациональных вспышках притяжения — симпатия-показать-метки-объявить-о-помолвке. Просто, быстро и эффективно. Альбедо, чувствующий не сильно больше своего мольберта, все вспышки притяжения благополучно пропустил — его заинтересовали имя да глаза цвета мёда. Симпатия появилась потом — когда Альбедо препарировал каждую свою эмоцию как под увеличительным стеклом и пытался понять, стоит ли игра свеч. Игра свеч стоила, но было страшно. Ответственность за Кли и Кэйю давила, хоть Альбедо всеми силами пытался этого не показывать. Самоуверенный придурок, который готов был сдохнуть, но не пытаться исправить ситуацию и малышка, которая в силу своего долгожительства останется крохой ещё лет десять. Неудивительно, что Алиса выбрала его в няньки — двое застывших во времени как нельзя кстати подходили друг другу. И это добавляло опасений Альбедо. Селестия не ошибалась в своих проклятиях и благословениях, но вдруг… Вдруг Альбедо переживёт Итэра? Вдруг это всё лишь чудовищная ошибка? Стоит ли тогда пытаться? Кэйя, уловив настроение брата, успокаивающе сжал плечо Альбедо и подтолкнул его в спину. Итэр уже ждал их у обрыва — для разнообразия, без своей летающей спутницы. — О чём вы хотели поговорить? Кэйя подошёл к обрыву и уселся, свесил ноги, жестом предложив собеседникам присоединиться. — О метках. Ты нашёл своего соулмейта? Итэр внезапно смутился. Альбедо напряжённо ждал ответа. — Нет. Да. Я… — Хорошо, я тебе помогу. Мы с ним не соулмейты. Каков твой ответ теперь? Кэйя певуче тянул гласные и расслабленно смотрел на первые звёзды. Альбедо тоже отвёл взгляд на небо. Не так всё должно было быть. — Но как? Вы же… — Я расскажу тебе, если пообещаешь молчать. Тебе я доверяю больше, чем твоей чрезмерно болтливой спутнице. Итэр кивнул, и Кэйя начал свой рассказ. Альбедо не вслушивался. Он знал эту историю наизусть, каждый день невольно вспоминая разные детали из рассказа — они постоянно жили в этой истории, ему не нужно было слушать всё по новой. Альбедо смотрел на Итэра. Он был красивым. Альбедо обычно разглядывал его издалека, стараясь не приближаться. Видел пару раз в коридорах Ордо, но сбегал быстрее, чем можно было предположить — эксперименты не ждали, да и налаживание связей с людьми было слишком уж сложной задачей. Тем более, налаживание связей с соулмейтом. Альбедо до сих пор думал, что это ложь. Сон, который растворится с рассветом. Ему не могло так повезти. Селестия не могла быть милосердной. Он ждал своего соулмейта почти полвека, и с каждым годом всё меньше верил в его существование. Но Итэр существовал. Сидел на краю утёса, свесив ноги, бросал взгляды то на Альбедо, то на Кэйю. Луна чуть серебрила его костюм, а Альбедо мог думать только о том, что ему не хватает бумаги и карандаша под рукой — этот момент хотелось запечатлеть, даже если его сейчас отвергнут. Наверно, это и было симпатией? Альбедо неловко зажмурился. Поскорей бы Кэйя закончил рассказывать эту дурацкую историю. Мелодичный голос Кэйи наконец перестал звучать в тишине утёса, и Альбедо с замирающим сердцем ждал свой приговор. — И вы решили всё рассказать, потому что… — Потому что страдать тут должен только я один, — Кэйя невесело хмыкнул и поднялся. — Оставляю вас решать ваши проблемы наедине. Удачи. — У тебя есть зелье? — Альбедо привык заботиться. Плевать, что Итэр подумает — хотя он слишком много знал, чтобы понять превратно. — Дорогу перетерплю, а там… Ты понял. Альбедо хмыкнул. Кэйя мог перепить любого в Мондштадте лишь для того, чтобы подольше посидеть в таверне рядом с соулмейтом. Сомнительное достижение, но как же это было смешно. Хорошо, что причину пьянства Кэйи знал только Альбедо — репутация капитана кавалерии этого бы не выдержала. Планер с привычным шумом раскрылся где-то за их с Итэром спинами — Альбедо и не заметил, как Кэйя свалил. Итэр молчал. Альбедо выдохнул и стянул перчатки. Терять было нечего. Нет, не так, слишком много чего можно было потерять, но Альбедо не мог… Итэр улыбнулся. — Что означают руны? — Эфир. — Можно? Альбедо протянул руку, позволяя дотронуться. Звёзды мерцали над головами, и казалось, в тишине слышно смех Селестии. Альбедо выдохнул. Итэр улыбался ему и всё было не зря — годы ожиданий, страх непринятия… Им многое предстояло обсудить — для разнообразия, Альбедо придётся научиться рассказывать о своих переживаниях кому-то кроме Кэйи — но это теперь казалось простым. Смотреть в глаза цвета мёда и просто говорить то, что думается. Слышать одобряющие комментарии, видеть улыбку, подобную солнцу… И понимать, что это теперь правда. Не сон, который мог исчезнуть с первыми лучами, не вымысел, не галлюцинация. Итэр говорил, что попал в Тейват, потому что неизвестная богиня спутала им с сестрой все планы — и Альбедо едва мог поверить, что Селестия помнила о нём, пусть даже так грубо давая ему шанс на счастье. Они справятся — по-другому и быть не могло. Они точно со всем справятся.***
Дилюк не был знаком с Итэром до происшествия с Двалином — да и вряд ли бы смог познакомиться раньше. А тут… Ну, так вышло. Когда они разобрались с Двалином и последствиями, Итэр уселся на каком-то камне и разминал руки, пока Паймон крутилась вокруг него. Джин подсела к путешественнику — почетному рыцарю, Архонты! — и уточняла что-то на предмет ранений. Дилюк подошёл поближе. — …да, я кажется, вывихнул руку. Не критично, но помощь бы не помешала. Ага, Джинн предлагала залечить раны. Конечно, до способностей своей сестры ей было далеко, но лечить Джинн умела и всегда справлялась с несложными повреждениями. Переживать было не о чем, но Дилюк всё равно остался наблюдать — любопытство, прикрытое беспокойством. Когда Итэр снял перчатки, Дилюк аж закашлялся. Метка была до ужаса похожа на его — и при этом, совершенно другая. Хотелось расспросить подробнее, узнать, что значит такая вязь, почему она вообще такая, кто… Дилюк знал, что они не соулмейты. Не подходил Итэр под слово на метке, даже если не обращать внимания на детали. Дилюк в своих путешествиях пытался перевести слово, которое будто было транскрипцией чужого языка буквами всеобщего, и получил одно возможное значение — павлин. Именно тогда, наверно, получив расшифровку от учёных академии Сумеру, Дилюк впервые задумался о том, что его соулмейтом может быть Кэйя. Надежды разрушились, когда он вернулся в Мондштадт. Звезды всё так же были на руке и до скрежета зубов бесили каждый вечер, когда Дилюк снимал перчатки. Метка не становилась понятнее и не давала ответов. Но, может, путешественник подскажет, как быть Дилюку? Звёзды давно уже ассоциировались лишь с отчаянием. Возможно, Дилюк начинал понимать каэнри’ахцев. Звёзды на запястье и на небе как отчаяние — и безудержная надежда. Когда Джинн отошла что-то спросить у Венти, Дилюк поспешил попросить Итэра о разговоре. Тот кивнул и пообещал заглянуть в таверну — и Дилюк, представляя, что без Кэйи там не обойдётся, тут же перенёс встречу на винокурню. Аделинда не допустит незваных гостей, а Дилюку подспудно казалось, что разговор даст ответы на те вопросы, которые он слишком часто задавал, не слыша ответа. Так и получилось. На следующий день Дилюк отложил все дела, чтобы не пропустить встречу с Итэром. Он надеялся, что Итэр не притащит с собой Паймон — она была милой, но Дилюк не представлял, как при ней изливать душу и затрагивать столь личные темы. Итэр пришёл один. — Здравствуй? Ты хотел что-то обсудить по поводу вчерашнего? — И да, и нет. Я могу задать личный вопрос? Итэр усмехнулся и с любопытством ждал продолжения, смешливо разглядывая Дилюка. О да, Дилюк, видимо, слишком явно показал вчера свою заинтересованность. Кто бы сомневался. Дилюк кивнул на диван в углу кабинета, на столике рядом с которым стоял чай, его предусмотрительно принесла Аделинда, а сам опёрся о стол. — Я вчера случайно заметил твою метку, и хотел бы задать пару вопросов. О, не беспокойся, я знаю, что мы не соулмейты, — поймав вопросительный взгляд Итэра, Дилюк усмехнулся. — Я знаю перевод своих рун. — Но?.. — Но не знаю, кто это и не знаю, почему вязь отличается от тех, которые обычно опутывают запястья моих соотечественников. О, ты не знал? Дико редкая вязь, ты первый, кого я встретил с ней — а я потратил море времени и моры, лишь бы что-то узнать. Дилюку было непривычно столько говорить. Он давно научился молчать — да, возможно, это было неправильно, но так было легче. Дилюк с детства предпочитал отдавать роль рассказчика Кэйе, а уж после… Не думать о нём. Не думать о детстве. Не думать… Архонты, спасите. Дилюк подошёл и уселся рядом с Итэром — чуть помедлил, но решительно стянул перчатку. Единственная зацепка за годы — дело было не до щепетильности и традиций. Итэр задумчиво разглядывал метку Дилюка, и даже снял свои перчатки, чтобы сравнить. Они почти не отличались — разные цветы вплетались в орнамент, но звёзды, их узор… Они были почти идентичны. — Я хотел бы сказать, что могу помочь… Но, к сожалению, нет. Дилюк не сдержал растерянного вздоха. Селестия, какого хуя он не мог найти соулмейта уже пять лет? Да, некоторые ждали десятилетиями, но Дилюк думал, что ему повезёт. — Но, возможно, скоро смогу. Я пока не уверен, поэтому промолчу. Плохая примета заранее говорить о том, что бы ты очень хотел, чтобы сбылось. Прости! Дилюк кивнул. — Пообедаем? Если твоя спутница где-то недалеко, зови тоже. Итэр кивнул в ответ. Обсуждение было окончено. На выходе из комнаты он обернулся. — Как только я буду уверен, что всё правильно и я что-то узнаю наверняка, я скажу. Или пришлю записку. Дилюк в ответ лишь грустно улыбнулся, отзеркалив улыбку Итэра. Как же ему хотелось верить, что Итэр правда поможет.***
Дилюк до отвратительного невовремя принёс Джинн налоговую декларацию и ту кипу бумаг, которые не вышло бы передать с курьером — только из рук в руки, о да. Джинн отчитывала Кли, которая для приличия тупила взгляд в ковёр, пока действующий магистр пыталась что-то объяснить про взрывы. Дилюк хотел почти сразу покинуть кабинет и зайти через часик или два, потратив время на дела своей таверны, но Джинн оказалась быстрее и попросила его пройти. Бумаги плюхнулись на стол, Дилюк молча кивнул на них и отошёл к окну. — Кли, я понимаю, что наказания с тобой не работают. И что ты просто хотела погулять. Давай договор? Ты гуляешь с Дилюком, и если он мне на тебя не жалуется к вечеру, то мы сделаем вид, что этого взрыва не было? И даже ничего не скажем Альбедо и Кэйе. Кли радостно кивнула, а Дилюк в недоумении смотрел на Джинн. Он так похож на того, кто хорошо ладит с детьми? Или в этом и заключалось наказание для Кли? Дилюк ничего не понимал. И вообще, почему не Альбедо и не Кэйя возятся с малышкой? — Потому что Кэйя на выездном задании, а Альбедо попросил выходной. — Дилюк не заметил, что последнюю мысль случайно озвучил, но весь внимание слушал ответ Джинн. — Он слишком редко отдыхает, я не могла ему отказать — выходных, к которым привыкли обычные люди, для него не существуют, он измеряет время лишь в своих экспериментах — а Кэйя в силу своей работы не особо следит, когда его… Хм-м, сожитель возвращается домой. Дилюк абсолютно нетактично весело хмыкнул. Хотелось расспросить Джинн подробнее про её отношение к этой ситуации с пренебрежением традициями, но не при сестре же Альбедо вести расспросы! Точно. Кли. Дилюк вздохнул. — Дилюк, прошу. Сегодня последний день месяца, к тому же именно в октябре все подают отчётности и декларации. Ты правда думаешь, что один такой умный принёс в последний день бумаги? Я не могу свалить всю бумажную работу на Лизу, как и не могу отправить Кли в карцер пятый раз за месяц! Её опекуны не могут её забрать! — Джинн едва ли не прошипела это всё, а Дилюк скривился, как от зубной боли. Опекуны, блядь. У Дилюка всё ещё была огромная куча вопросов к Алисе — он помнил эту яркую и харизматичную женщину из тех времен, когда только начинал свою службу в Ордо. Она помогала ему с принятием Пиро стихии, чему он был безмерно благодарен до сих пор. Но оставить Кли на этих… В Альбедо он не сомневался, по их короткому знакомству и тому, что Дилюк узнал позже, Альбедо был достаточно ответственным — когда дело не касалось его самого, а вот Кэйя был чересчур раздолбаем, хоть дети его и любили. На себя бы он тоже ребёнка не оставил — даже на пять минут, ну так, к слову. Это он и сообщил Джинн. Та лишь вложила ручку Кли в ладонь Дилюка и выставила их из кабинета. — И что будем делать… Так, ты ела? Кли хотела возмутиться, но вопрос её отвлёк. — Нет… Я хотела убить кабана и пожарить стейков, но переборщила с бомбочками… Меня из Спрингвейла привели к Джинн и вот… — Архонты… — Дилюк всеми силами пытался не заржать. Возможно, он не был доволен решением Алисы, но без опекунов в городе ребёнок остался голодным и чуть не угодил в карцер. Значит, в остальное время всё было лучше? И даже Кэйя справлялся? Не время об этом думать. — Мы сейчас пойдём в мой дом, он чуть дальше Спрингвейла. Там ты поешь, а потом мы прогуляемся рядом, хорошо? Если хочешь, возьмём закусок и сока в дорогу, хоть идти и недалеко. — Да. Только ты хмурый, ты мне не нравишься! — Эй, я умею улыбаться! Смотри, — Дилюк улыбнулся как можно более искренне, хоть и получилось вымученно. — Видишь? А теперь пойдём. Что ты любишь? Я попрошу приготовить это для тебя. Дилюк создал маленькую пиро-бабочку, готовясь передать с ней послание Аделинде. Она как раз успеет подготовить винокурню к прибытию внезапной гостьи. — Ой, а я так же смогу когда-нибудь? — Когда Дилюк кивнул в ответ, умолчав, что этому приёму его учила как раз Алиса, Кли наконец задумалась над вопросом. — Рыбацкие бутерброды и мясо в меду. И что-нибудь сладенькое! У тебя есть печенье? Или булочки? — Будут. А теперь пошли. Заодно расскажешь, что тебе можно делать, а что нельзя. Джинн расстроится, если мы сделаем что-то, чего тебе делать не стоит. Пока они шли, Кли пересказала правила, которые для неё составили Кэйя и Джинн, периодически отвлекаясь на истории, которые с ней происходили там, мимо чего они проходили. Так Дилюк узнал, что Кэйя время от времени берёт самого маленького рыцаря Ордо на задания — иногда скрывая от Джинн свои выходки. Что Альбедо любит рисовать на природе, и выкраивает выходные в своём расписании ради такого — ну или Кэйя его заставляет отдыхать. Что Кэйя всегда после долгих отлучек приносит вкусности для Кли. Что Альбедо самый лучший братик и позволяет использовать Кли лабораторию Ордо — правда под своим строгим контролем. Когда спустя час они, наконец, дошли до винокурни, Дилюк успел пересмотреть своё мнение об Альбедо — не то что бы он считал его плохим, но неприязнь была. Да и в целом, что-то внутри замирало от того, каким Кэйя представал в этих рассказах. Возможно, Дилюку стоило смириться. Какие бы чувства он ни испытывал к Кэйе, тот был счастлив — у него была семья, и, кажется, это всё, чего тот хотел от жизни. А, ну и ещё — трепать нервы Дилюку, через день заявляясь в «Долю Ангелов. Наблюдать за флиртующим со всеми подряд Кэйей за эти полтора года достало изрядно — Кэйе, кажется, не было разницы, к кому обращаться своим шутливо-флиртующим тоном. Дилюк игнорировал это как мог. Выдавал Кэйе его Полуденную Смерть — иногда, правда, тот перегибал палку и получал лишь виноградный сок. Иногда — разбавленное одуванчиковое вино. Кэйя ничего не понимал — продолжал вести себя привычно и посмеивался над Дилюком так, словно каждая такая выходка приносила ему истинное удовольствие, хоть и лишала алкоголя. Архонты, однажды это закончится. Аделинда встретила их на пороге. Улыбнулась Кли, насмешливо приподняла бровь, окидывая Дилюка взглядом, но ничего не сказала. Стол, конечно, уже был накрыт. Кли ела с удовольствием, изредка что-то спрашивая у горничной. Дилюк наслаждался тем, что может немного отдохнуть — Аделинда справлялась когда-то с ним и Кэйей, конечно, она сможет отвлечь Кли разговорами, если это потребуется. И думал, куда вести малышку дальше. Дойти до границ с Лиюэ и там, спикировав на планере, добраться до Спрингвейла… А потом полчаса ходьбы, ненавистный Ордо, и Дилюк будет свободен. Отличный план. Кли прекрасно управлялась с планером — как и многие дети, лицензию она получила в десять. Конечно, Кли было не десять - едва за двадцать, - но психологически она оставалась совсем крохой. Так странно общаться с долгожителями — у Кли с Дилюком разница была в пару лет, но Дилюк уже занимался всеми взрослыми делами типа ведения семейного дела и поисками своего соулмейта, а Кли даже до получения метки было ещё лет пятнадцать — если не больше. Когда Кли наелась и задала все возможные вопросы Аделинде, Дилюк повёл ребёнка по намеченному им маршруту. По пути он позволил ей подорвать слаймов — Кли с радостным визгом закидала их бомбами, на что Дилюк лишь устало прикрыл глаза. Судя по скорости уничтожения стайки слаймов, Кли была невероятно сильной. Неудивительно, что Кэйя таскал ребёнка на операции — имея такую мощь буквально под боком, сложно удержаться от искушения использовать эту взрывную силу в своих целях. Хотя, при случае, он, конечно, выскажет Кэйе пару ласковых на тему эксплуатации детей. Дилюк завёл Кли в чайный домик на границе земель — малышка много бегала, Дилюк решил, что перекус не повредит. Кли радостно щебетала что-то о своих сокровищах, а Дилюк пытался не отвлекаться и слушать внимательно — он не был силён в общении, и уж тем более в общении с детьми, но та фраза Кли его внезапно задела. Разве его все видят только таким — хмурым, вечно загруженным и расстроенным? Неудивительно, что Кэйя так пытается его растормошить. А может, Дилюк просто придумывает сейчас мотивы для поведения других людей — такие, какие бы он хотел. Дурак. Какой же он дурак, боги. Дилюк вынырнул из своих мыслей, только когда Кли взяла его за руку. Когда они подошли к платформе, Дилюк решил дать ребёнку ещё немного возможностей поразвлечься. — Кли, а у тебя есть какая-то бомба, которая долго не взрывается? И с небольшим радиусом действия. — Как Барон Зайчик Эмбер? Да, это же мама придумала! Вот, смотри! — Отлично. Не против, если я возьму тебя на руки? Устанавливай его на платформу и забирайся. Полетим на во-о-он ту скалу. Кли радостно взвизгнула и быстро стала устанавливать почти полную копию Зайчика на платформу. Дорога была пустой, Дилюк не боялся, что они кого-то заденут — да и это уже территория Лиюэ, Джинн ничего не сможет предъявить им за небольшой взрыв — который не убьет даже случайную птицу! Дилюк был горд собой. Он удивительно хорошо справлялся, и, Архонты, это было даже забавно. Кли запрыгнула к Дилюку на руки и почти тут же он взмыл вверх, подхваченный восходящим потоком ветра. Когда они приземлились, Кли уже хотела помчаться к утёсу, про который ей успел рассказать Дилюк, но резко остановилась. Дилюк проследил за её взглядом, и увидел две знакомые фигуры. Неловко проморгался, думая, что ему показалось. Но нет — Кли уже неслась к ним, ничего не замечая на своём пути. — Братец Альбедо! Дядя Итэр! А почему ты здесь, ты говорил, что уедешь утром! Итэр подхватил малышку на руки, пока Альбедо поправлял ей шапочку. Дилюка они всё ещё не заметили. — А ты почему здесь? Ты с Кэйей? — Нет, братец Кэйя утром умчался за город, а меня с собой не взял. Сказал, что дня на три! А потом я пыталась поймать кабана, но устроила слишком большой ба-бах! Но магистр Джинн сказала, что если я буду слушаться хмурого дядю Дилюка и не буду нарушать правила, то в этот раз карцера не будет! Дилюк понял, что дальше скрываться не выйдет. Неловко, конечно. Но… Стоп. Они держались до их появления за руки. Они были без перчаток. Их метки?.. Стоп. Стоило этим двоим понять, что с Кли не Кэйя и заметить Дилюка, как реакция не заставила себя ждать: Альбедо смутился, Итэр демонстративно сфейспалмил. — Не помешал трогательному прощанию соулмейтов перед долгим расставанием? Ты, Итэр, кажется, отправляешься в Лиюэ? — Дилюк вложил столько горечи в эти фразы, что ему самому стало неприятно. Если уж на кого-то и злиться, то только на себя. Сам виноват. Не заметил, упустил из виду… Так легко поверил в то, что сам придумал. Ха. А ларчик просто открывался. Идентичные метки, руки, не спрятанные под перчатками… Альбедо засмеялся — тихо, обращая лицо куда-то в сторону Селестии. Итэр молчал, словно не зная, что он может говорить, а что нет. Словно оставалась хоть одна возможность Дилюку истолковать всё неверно. — Не при ребёнке. Зайди завтра в лабораторию, раз уж так вышло. Дилюк намёк понял — и внезапно смутился: всё-таки, неизвестно, насколько эти двое расстаются. Мешать не хотелось. — Кли, я обещал Джинн, что доставлю тебя в Мондштадт к закату. Видишь, солнце садится? Пошли. Ничего такого Дилюк никому не обещал — Джинн, кажется, вообще было плевать на то, во сколько он вернёт Кли в Ордо. Но Дилюк имел отменное чувство такта. — Прощай, Итэр, надеюсь, ещё увидимся. Альбедо. По кивку в сторону каждого, взять Кли за руку, увести, наконец, в сторону утёса… Обо всём увиденном Дилюк подумает дома и в одиночестве. Как же это всё было глупо! Дилюк спрыгнул с утёса, позволяя себе падать камнем вниз чуть дольше нужного — щелчок крыльев и ветер в лицо отрезвили. Где-то рядом смеялась Кли, и Дилюк, внезапно для самого себя, улыбнулся. У Селестии было чувство юмора.***
Альбедо облажался. По-крупному так, со всей дури. Конечно, он не мог предсказать, что с Кли окажется Дилюк. Конечно, он не мог даже подумать встретить на границе Дилюка — не на скале уж точно. Но… Но весь спектакль развалился как растигора на Луди Гарпастум. Что теперь делать, Альбедо не знал. Любой эксперимент Альбедо начинать боялся — всё утро любые приборы валились из рук в прямом смысле, он даже успел напугать Сахарозу. Кли вечером извинилась, что назвала Кэйю братом при ком-то постороннем — но Альбедо лишь грустно улыбнулся. Меньшая из проблем. И даже вестника-бабочку не отправить к Кэйе — Альбедо понятия не имел где он и может ли отвлекаться. Опять за двоих приходилось решать ему одному. Дилюк появился к полудню. Неловко уселся на предложенное место на кушетке, с интересом рассматривал алхимические приборы — и ждал, пока Альбедо заговорит. В Бездну. — Здравствуй. У тебя, наверно, много вопросов про вчерашнее? — Только один. Вы ведь с Кэйей не соулмейты? Альбедо засмеялся. Дилюк правда боялся, что ему привиделось? — Нет. Мы… Как бы правильнее сказать. Он — моя семья. Брат. И предвосхищая вопросы — обряд проведён давно, он абсолютно точно сработал, потому что… Как бы сказать… — Альбедо отвратительно складывал слова в предложения, говоря с незнакомыми людьми. Тем более, о личном. Тем более, с соулмейтом брата, который имел все права его ненавидеть. — В общем, неважно. Это не просто слова, а обряд. Можешь что угодно обо мне думать, это была не моя идея. Дилюк молчал. Сверлил взглядом узор на ковре и пытался спародировать статую — настолько он был неподвижным. Казалось, он даже не мигал. — Дилюк? — У Кэйи должна была быть причина. Какая? — Ты его отверг. — Что? — Дилюк чуть заторможено моргнул и с силой сжал одну руку в другой. — Ты его соулмейт и ты его отверг. Ты знаешь, что происходит с отвергнутыми? Редкая история, все слишком сильно чтят традиции. Но — такое бывает, к сожалению. По незнанию, дурости, обиде, — Альбедо не выбирал выражений. Лишь бы просто рассказать это. Лишь бы Дилюк поверил и понял, — а страдает отвергнутый. Разрыв соул-связи не убивает, но подрывает здоровье. Любые последствия, какие ты сейчас сможешь придумать — могут случиться. Человек может оглохнуть, ослепнуть… Мучиться бессонницей, мигренями, приступами падучей. А убирает это лишь близость соулмейта или прикосновения семьи. Как думаешь, мастер Дилюк, большой был у Кэйи выбор, когда ты свалил? Дилюк отшатнулся, словно слова Альбедо были пощёчиной. — Что из этого у Кэйи? — Мигрени. Скоро шесть лет как. Дилюк поднялся, и, кажется, собрался уходить, уже развернувшись к двери. — А продолжение истории узнать не хочешь? На то, чтобы вернуть всё назад — словно соул-связь никто и не разрывал, Селестия даёт десять лет. Потом шанса не будет, — Альбедо ненадолго замолчал, разглядывая Дилюка. Кэйя его любил, хрен пойми почему, но любил. — Не проеби. Дилюк вздрогнул, отрывисто кивнул. Всё так же молча вышел из кабинета. Альбедо устало прикрыл лицо руками. Этот короткий разговор выпил из него все силы. Возможно, стоило взять второй выходной подряд — так вроде делают иногда другие люди, верно? — и провести время с Кли. Очень хотелось покинуть душный кабинет и не думать о том, как сильно он сейчас испортил жизнь Кэйе. Или наоборот помог. Но, зная упрямство Кэйи, скорее, лишь разрушил его планы. Какой же его брат идиот.***
Дилюк сразу по приезде на винокурню заперся в своём кабинете. Он чувствовал себя абсолютно несчастным — и, конечно, ничего не мог с этим сделать. Кэйя всё-таки его соулмейт. Дилюку всё-таки невозможно, просто невероятно повезло. Вчера, когда он, наконец, сдал Кли на руки Джинн и смог обдумать произошедшее в одиночестве, Дилюк всё ещё не мог поверить, что это правда. Сам придумал себе историю, где Кэйя и Альбедо соулмейты и сам зациклился на этом. Возможно, его мысль, что они оба из Каэнри’аха, была справедливой — но соулмейтами они не были. Интересно, почему? Неужели Селестии было интереснее наблюдать за такими сложными поисками и попытками? И Кэйя, этот придурок, выбрал страдания в одиночестве. Почему? Так верил в ненависть Дилюка? Которая, конечно, имела место быть, но с каждым годом всё больше сходила на нет — Кэйя делал всё, чтобы заслужить доверие по-новой. Дилюк помнил собственное удивление, когда узнал, что Кэйя не уехал. Тогда он подумал, что это из-за Альбедо, которому Мондштадт стал домом. Но, возможно, Монд стал домом и для Кэйи — ещё тогда, до обряда и прочего. Мысли крутились по кругу, а Дилюк не мог собрать их в кучу — слишком много он узнал за сутки, от этого всего мозг просто отказывался думать. В голове была только звенящая пустота, которую изредка яркой вспышкой пронзало какое-то воспоминание. Он так сильно скучал. Он так боялся этих мыслей, зная, что не имеет на них права — два с половиной года Дилюк был уверен, что Кэйя занят, что он не его соулмейт. Оказалось… Оказалось, это Дилюк идиот. Его безрадостные мысли прервал стук в дверь. Аделинда стучалась больше по привычке — если бы Дилюк не хотел её видеть, он бы запер дверь на задвижку. Чашка горячего чая опустилась на стол, Аделинда молча смотрела на Дилюка, словно ожидая разрешения заговорить — они давно были ей не нужны, но она всё ещё соблюдала субординацию. Аделинда когда-то заменила Дилюку — да и Кэйе — мать. Про родителей Кэйи ничего известно не было — он старался избегать темы семьи насколько возможно, а вот у Дилюка всё было прозаичнее: его матушка сгорела от болезни за пару суток, потухнув искрой. Целители тогда ничем не смогли помочь — лишь растягивали агонию. Отец проклинал себя, что ничего не заметил раньше, что не смог помочь… Дилюк — плакал, не понимая, что с мамой. Ему было немного за три. Всё, что ему осталось от матери — фамильные украшения, которые он иногда перебирал, представляя, как его мать их надевала, да тепло рук по вечерам в воспоминаниях — с колыбельными в самых ласковых обертонах. Аделинда появилась в поместье через год — Дилюк постепенно привык к ней, возможно, маленьким даже переносил образ матери на неё. Светлые волосы, зелёные глаза… Только у Аделинды зелень уходила в желтизну, а у мамы — как помнил Дилюк — в синеву. Со временем это прошло, но теплота в отношениях никуда не делась — Аделинда делала всё, чтобы Дилюк не чувствовал себя одиноко и покинуто без матери. Вот и сейчас, Дилюку хотелось обнять её, как в детстве, и расплакаться — настолько паршиво он себя не чувствовал, наверно, со смерти отца. — Рассказывай. Ты сам не свой эти дни. — Я… соулмейта нашёл. Дилюк вздохнул. Когда-то он думал, что Аделинда не сможет его поддержать и помочь, когда у него появится метка, ведь у неё метки не было. Он думал, что Аделинда из тех редких людей, кто метку не получили вовсе. Теперь Дилюк понимал, что она из отвергнутых: на его неловкий вопрос о том, умер ли её соулмейт, раз у неё нет метки, Аделинда когда-то лишь грустно покачала головой. Аделинда улыбнулась. Дилюку стало неловко, что сейчас ему придётся признаваться в том, что это он отверг своего соулмейта. Дилюк отвёл взгляд, делая вид, что обнаружил что-то интересное на потолке, и вздохнул. — Сейчас посмеёшься надо мной… Это Кэйя. И я его отверг, кстати. Не сейчас… Ещё в ту ночь. Аделинда ахнула. Дилюк всё ещё боялся перевести на неё взгляд. — Ты хоть представляешь, как ему? Конечно, никто ведь не рассказывает, каково отвергнутым. Верите в сказки про взаимность… Мне стоило догадаться, что так будет. Ох, бедный… А я говорила… Дилюка затопила иррациональная обида. Кажется, в этом доме поддержки он не дождётся. Даже Аделинда любила Кэйю больше! — И не прожигай меня взглядом, меня таким не проймёшь! — Аделинда фыркнула и скрестила руки на груди. — Что у него хоть? Как ты узнал? И почему… Только сейчас? — Я думал, у него есть соулмейт. Он живёт с парнем и я был уверен… Но узнал, что у его сожителя есть соулмейт, и это не Кэйя, и… Я идиот, Ади? — Ты не мог знать… А вот мне стоило догадаться. Ох, прости… Я видела его метку, но думала, что… Что всё в порядке. Что… она не выгоревшая… Так что с ним? Дилюк медленно переваривал информацию. Он потратил годы, чтобы расшифровать свои знаки, а мог просто показать свою метку Аделинде? Чего ещё он, блядь, не знал. — Откуда… Как? — Дилюк не мог подобрать слов. Было обидно. Он чувствовал себя последним дураком, судя по тому, сколько людей смогли его обмануть и сколько всего он упустил из вида. — Я ведь не из Мондштадта. Когда-то много путешествовала, а потом… Я выбрала Монд, и по чистой случайности оказалась у вас. А те символы — именно от этого языка пошёл язык моей родины. В диалектах знаки не до конца видоизменились на письме, хоть и стали менее вычурными. Зная диалектизмы, прочитать можно. А Кэйя… Однажды я застала его на кухне — он повредил руку, то ли сорвался откуда, то ли с планера упал, не справившись с порывом ветра… Ладони были в мясо, перчатки с таким не наденешь. Я пообещала молчать и выдала бинты, которые он и искал. — И на его метке… — Звёзды и «Огненная птица» рунами. Всё равно сам ты не прочтёшь. А теперь, ответь на мой грёбанный вопрос! — У него мигрени. Аделинда снова ахнула. Дилюк скривился — он без её ахов-вздохов знал, что идиот, а Кэйя страдает только из-за его тупости. — А что было у тебя? — Дилюк всеми силами пытался перевести тему, он не хотел слушать ещё и от Ади, как сильно он облажался. — Я теряла зрение. Брат сопроводил меня в Снежную — легенды о том, что их Архонтесса когда-то была богиней любви не просто легенды. Её любовь её и уничтожила, сделав холодной и жестокой — и она придумала для своего народа обряд, который разрывает соул-связь. Единственный Архонт, в открытую идущий против воли Селестии… И благоволящий тем, кто также идёт против них. Дилюк выдохнул. Он не мог представить, что такое бывает — конечно, он знал легенды, он сам бывал в Снежной… Но Дилюк даже представить не мог, что кто-то в здравом уме откажется от благословения Селестии. Хорошо, что Кэйя не знал об этом обряде — с него бы сталось смотаться в Снежную, лишь бы никогда больше не видеть собственную метку. Упрямый дурак! Дилюк в который раз вздохнул. Как всё исправлять, он не имел ни малейшего понятия. Аделинда взяла его за руки и слегка сжала пальцы. Чужое тепло, пусть и через перчатки, немного придало сил. Он просто поговорит. Извинится. Кэйя всё ещё его соулмейт — пусть и с выгоревшей меткой. Дилюк готов был на многое, чтобы всё вернуть. Но хотел ли этого Кэйя?***
Три дня на выездной операции тянулись непозволительно долго. У Кэйи было подспудное чувство, что что-то произошло, тревога фоново свербила в мозгу, и это было отвратительно. Всё, чего Кэйе сейчас хотелось — это увидеть соулмейта. Плевать на всё — он просто обязан был увидеть Дилюка. И дело было даже не в мигрени — её Кэйя на удивление не поймал ни в один из этих трёх дней, что было абсолютным рекордом и едва возможной роскошью. Даже зелья не пригодились. Но об этом он подумает позже. Сейчас — «Доля Ангелов» и Полуденная смерть. И, конечно, общество Люка. Сегодня четверг, обычно именно в этот день недели Дилюк подменял Чарльза. Ещё он иногда помогал на выходных — это Кэйя запомнил давно и старался не пропускать ни одного такого дня. Заявляться на винокурню он всё ещё считал моветоном, хотя пару раз заглядывал за эти годы — обычно после дня рождения Аделинды, заносил ей подарок. Не мог просто сделать вид, что её никогда не было в его жизни, как и не мог пропустить её дату. Дилюку на глаза он в такие моменты старался не попадаться. Сложно было забыть, как его выставили из дома, пообещав прислать вещи с курьером. Отвратительное воспоминание — как и в целом вся та ночь. Лучше бы Кэйя не попёрся рассказывать свой секрет. Промолчал бы, перетерпел всепоглощающее чувство вины, утром бы успокаивающе гладил по волосам, когда Дилюк винил бы себя, что не успел… Встал бы за правым плечом Дилюка на похоронах через день или два. Помог бы вступить в дела наследования, рычал бы на всех в Ордо с их фальшивыми соболезнованиями… Вместо этого Кэйя, как вышвырнутая собачонка, залечивал раны ещё с неделю, а потом узнал, что Дилюк уехал из Монда сразу после похорон. Ещё и оставил свой Глаз Бога в Ордо. Ну не придурок ли? Те несколько лет Кэйя с успехом убеждал себя, что Люк для него ничего не значит. Что метки — ошибка и ложь. Что он сможет прожить без соул-связи. Всё шло так хорошо! А потом этот блядский рисунок Альбедо, внезапное осознание, что нихрена не отболело, и море — океан — надежды пробиться через стену отчуждения Люка, которую тот воздвиг между ними. День за днём отсчитывать остаток срока, который всё быстрее мчался к своему завершению. Когда Кэйя только узнал о том, что у него есть десять лет, чтобы всё вернуть, это казалось вечностью. Когда же отсчёт перевалил за половину, время словно ускорило свой бег, минуты убегали песком сквозь пальцы, а Кэйя отчаянно боялся не успеть. Ничего не менялось, Дилюк каждый раз всё так же безжалостно игнорировал его, лишь иногда опускаясь до дружелюбия, которое едва читалось под вечно хмурой маской. Кэйя помнил Дилюка другим — смешливым, чуть неловким, ярким, будто огонь. Его словно окутывало тепло, он был путеводной звездой — и, одновременно, главным светилом на всём ёбаном небосводе Кэйи. Это не изменилось даже когда Люк его отверг — пусть Кэйя и сгорел в его огне, благо, хоть не в прямом смысле. Кэйя не хотел, чтобы это менялось. Не хотел потерять все те чувства, что испытывал. Он понятия не имел, что имел в виду неизвестный автор, говоря о том, что после потери метки мир выцветал. Но Кэйя отвратительно сильно этого не хотел — и не желал проверять на себе. Если бы можно было вернуть всё назад, если бы у Кэйи была хоть одна призрачная надежда всё вернуть, он бы, не раздумывая, попытался. Кэйя знал, что его чувства никуда не делись — и был до ужаса рад, что понял это, а не продолжил себе врать до бесконечности. Если бы продолжил — нечего было бы пытаться вернуть. Благословлённый своими Крио-способностями Архонтессой Снежной, Кэйя не упустил из вида их культуру меток. Случайно, конечно, но Кэйе нравилось думать, что это всё было предопределено кем-то — и вот это уж точно было не во власти Селестии. В Снежной метки удаляли, если пара распадалась. Если один отвергал другого. Если человек становился Предвестником, ему настойчиво рекомендовали удалить метку, чтобы ничего не мешало служению целям Фатуи и Царицы — вот этой информацией в своём вымышленном архиве в глубинах памяти Кэйя гордился: узнал случайно, познакомившись с соулмейткой одного из Предвестников. Она каждый день ждала, что метка пропадёт с её кожи, словно не было этой дурацкой вязи, словно не существовало связи душ никогда, и она просто придумала себе ту единственную встречу со своим соулмейтом. Её метка не выгорела — и это было чудом, Кэйя тогда едва сдержал удивлённый вздох, когда понял, что у Моны вязь чёрная, словно соулмейта она и не встречала, словно они не расстались разочарованные друг в друге, разругавшиеся в пух и прах… Даже Предвестник не отверг своего соулмейта, а Дилюк оказался в своих действиях хуже так ненавистных ему Фатуи. Вот же блядство. Кэйя и не заметил, как успел добрести до «Доли Ангелов», настолько глубоко уйдя в своих размышлениях куда-то в дебри памяти. По-хорошему, ему бы доползти до дома, сменить костюм, повидаться с Кли и Альбедо — но желание поскорее увидеть соулмейта перевесило. Да и поздно уже, это Чарльз периодически работал до последнего клиента, Дилюк же в какой-то момент просто объявлял своё фирменное «Мы закрываемся», и через четверть часа выпроваживал всех из помещения. Если он сегодня за стойкой, то у Кэйи осталось времени дай Архонты на два стакана. Так что, вначале увидеть соулмейта, а потом уже семью. Ждать до выходных встречи с Дилюком не хотелось до неловкого сильно — словно его присутствие было нужно, как воздух. Словно Кэйя не чувствовал себя жалким, бегая за ним в ожидании какого-то чуда. Словно Дилюк был всем миром, а Кэйе для счастья нужно было лишь быть рядом, даже не прикасаясь. Кэйя потакал себе в таких мелочах, с грустью думая, что однажды не захочет даже такого простого, как быть рядом и смотреть на любимый профиль — когда метка пропадёт, чувства вряд ли останутся. Но пока и метка, и чувства были на месте, и Кэйя уверенно толкнул дверь таверны, чтобы поскорее увидеть Люка. Тот действительно был за стойкой, но народ уже начинал расходиться. Кэйя не успел? Если Дилюк сейчас откажет ему в Полуденной смерти, Кэйя будет готов устроить геноцид. Он блядски устал и заслужил свой блядский напиток, а то что «Доля Ангелов» не работает до последнего клиента, когда сам хозяин за стойкой, так может Кэйя про это не знал. Но, по какому-то невероятному везению, свой напиток Кэйя получил. Дилюк даже улыбнулся ему — чуть ли не впервые за несколько месяцев. Улыбка слабая, лишь уголками губ, едва заметная, но Кэйя знал каждый жест своего соула, и такое… Дезориентировало. Тревога, что всё так же фоново свербила в мозгу, нарастала по крещендо. Казалось, ещё немного — и этот звук заполонит собой всё. В таверне становилось всё тише, пока Кэйя медитировал над стаканом, бросая раз в пару минут быстрые взгляды в сторону Люка. Кэйя соскучился, он до ужаса хотел поговорить, но сил на привычный ни к чему не обязывающий флирт не было. Как бы много он отдал, чтобы не тянуть эту маску на себе постоянно! Наверное, стоило и правда отложить встречу до выходных — а сейчас просто уйти домой. Кэйя не заметил, как людей в таверне не осталось вовсе, кроме него. Вот сейчас Дилюк скажет выметаться, и всё — снова потянутся минуты, часы и дни без соулмейта, снова Кэйя сможет лишь изредка видеть его в городе — как и каждую неделю, вначале ждать отчаянно четверга, потом выходных, и снова по кругу, снова бесконечное ожидание… — Хэй. Я хотел поговорить. Кэйя подумал, что ему показалось. Что он заблудился в собственных мыслях, словил галлюцинацию от усталости… Или, может, мигрень довела. Дилюк — и разговоры? Селестия издевалась над Кэйей, не иначе. — Говори. Мне сказать нечего, я… Я и так всегда говорю. Или моё молчание тебя удивляет? Так извини, в Ордо не все бездельники, и я могу устать — вот неожиданность. Дилюк лишь хмыкнул на это, словно ожидал такую отповедь от Кэйи. — И всё же, я бы хотел задать пару вопросов. Не всё же тебе меня допрашивать. Дилюк будет вечность припоминать ту историю с Глазом Порчи? И про Полуночного героя Кэйя его не выдавал Ордо ни разу, хотя знакомый почерк в происшествиях читался Кэйей с первого взгляда — если другие не понимали и не видели, то Кэйя… Словно он мог не узнать Дилюка. Словно хоть в одном из миров это было возможно. — Так ты вроде не на службе, чтобы устраивать допросы, — Кэйя тянул гласные привычно-тягуче, лениво пикируясь фразами. Что бы там Дилюк не хотел обсудить, это не могло задеть Кэйю. — А эти вопросы личные. Когда ты собирался рассказать мне, что мы соулмейты? Звук разбившегося стекла от бокала прозвучал в повисшей тишине громче бомбы. Кэйя удивлённо пытался проморгаться — в голове была звенящая пустота, как будто всё тревожное крещендо резко оборвали на одной из нот. Дилюк улыбаясь смотрел на Кэйю, словно не было этих лет игнора, словно не было ненависти и криков, словно Дилюк не кривил губы презрительно каждый раз, когда видел Кэйю. Захотелось снять перчатки и проверить ту внезапную мысль, что пронеслась вспышкой в мозгу. Мигрени ведь не могли пропасть только потому, потому что… Дилюк его простил? Кэйя молча смотрел на осколки от бокала на полу. И что теперь? — Никогда. Я не собирался тебе ничего говорить. — Почему? — Дилюк излучал спокойствие, медленно протирая бокалы. Кэйя даже немного завидовал. У него внутри был ёбаный океан из чувств, которые он в последнем отчаянном порыве пытался заблокировать. Кэйя всё ещё не считал, что нужен Люку. Метка же почему-то выгорела? Так какого Архонта Дилюк сейчас творил? — Почему, Кэйя? Мне… Важно услышать ответ от тебя. — Да потому что я тебе нахрен был не нужен! Тебе было отлично одному — без Мондштадта, без Глаза Бога, без… без меня. Зачем, Дилюк? Я тоже могу задавать вопросы. Зачем ты сейчас строишь из себя ёбучего мецената? Синдром спасателя мало реализован? Так я тебе пару дел отдам — только меня спасать не надо! — Всё не так, — у Дилюка был такой напряжённый вид, что в любой другой момент Кэйя бы над ним посмеялся. В любой другой — но не сейчас, когда он пытался осознать, что Люк натворил. Кэйя забил на приличия и стянул перчатки. Ну да, конечно — идеально чёрная вязь. Будто Кэйя не мучался почти шесть лет, будто больше половины срока, данного ему Селестией не прошли. Пнув осколки, Кэйя вышел из таверны. — …Подожди, стой! Да стой же ты! Дилюк вылетел за ним, почти врезавшись в Кэйю. Тот лишь отрешённо пытался понять, а что теперь ему делать. И главное — зачем? Снова ждать, пока старые обиды Дилюка не окрасят его метку в серый? Кэйя обернулся. Дилюк стоял от него в паре дюймов, чуть раскрасневшийся и с отчаянием во взгляде. От этого взгляда внутри что-то оборвалось. Сколько бы Кэйя ни пытался сделать вид, что ему плевать, что ему обидно, что он лишь хотел поскорее избавиться от своей метки… Это всё была наглая ложь. Он снова хотел быть рядом, иметь блядскую возможность прикасаться, снова иметь право заботиться… Снова быть со своим соулмейтом. — Кэйя, я просто хочу извиниться. Я не думал, что метка восстановится просто от моего желания вернуть всё, от того, что я просто захочу снова иметь возможность общаться с тобой. Я соскучился. Я всё это время просто скучал по тебе и думал, что потерял всё, — Дилюк шумно вздохнул и продолжил, — но… Я бы хотел попробовать всё исправить. И я клянусь, что я всегда буду на твоей стороне. Я понимаю сейчас, что я ошибся, понял ещё в тот момент когда вернулся — а ты всё ещё в Монде. Я… Прости. Дилюк держал свою ладонь — тоже без перчатки — почти у руки Кэйи. Чуть-чуть — и можно дотронуться, даже не нужно тянуться. Кэйя щурился, глядя на эту картину. И молча взял Дилюка за руку.ЭПИЛОГ
— Альбедо, ради Селестии, если ты не притащишь сейчас свою задницу сюда и не объяснишь, почему мой соулмейт ссылается на тебя, говоря о том, как он узнал о моей метке, то тебе будет очень плохо, дорогой мой! Очень! Щиты не помогут, а Сахароза уже милостиво выдала мне ключи от твоей лаборатории! — Каэнрийрский не сохранил в своих энциклопедиях маты, но Кэйя давно уже научился изгаляться над своим родным языком по полной. — Я спрячусь на Хребте. Кэйя, заявившийся домой под утро, сгрузил весь свой запас лекарств на стол и счастливо что-то мурлыкал себе под нос. Альбедо, этот сукин сын, умудрился всё-таки испортить его такой надёжный план! Кэйя был немного в восторге, пусть и не знал подробностей. Хотя если уж Альбедо и смог… — Братец Альбедо, братец Кэйя, а почему вы такие хмурые? Почти как дядя Дилюк, когда увидел братца Альбедо с дядей Итэром! О, Архонты! Кэйя на это смог только завалиться на диван и заржать, разглядывая белёсый потолок. Ну конечно, как ещё Селестия могла дать ему шанс на счастье? Взрывоопасность Кли имела море плюсов.