история одного рокса.

      Люди — свиньи. Я был уверен в этом с самого моего появления на свет. Люди были свиньи, и всё же они были люди. Теперь же, когда я смотрю на очередного заходящего в бар «Жила» вампира, мне чертовски больно.       С первой секунды существования в этом мире я, стеклянный Рокс, работал в этом баре, в руках меня держал только этот бармен и меня наполняли только этим напитком. Бармен Нэс и самый востребованный в его заведении напиток, Виски, были моими единственными милыми друзьями. Каждую ночь и ровно до пяти утра Нэс работал, орудовал нами, своими верными помощниками, разливая по нам напитки, Виски, алкогольные коктейли и редко — обычную воду. Каждую ночь я смотрел на толпы вусмерть пьяных мужланов, потому что наш бар не был заведением для нежных парочек, желающих культурно испить дорогого вина из Бокала.       Да, я знал, что за границами этого местечка существуют настоящие Люди (должен же был кто-то воспитать Нэса?), но мой мир всё равно состоял только из них. Грубых, неотёсанных пьяниц, среди которых были и женщины. Не знать меры, стабильно отравлять собственный организм токсинами, просаживать деньги и убивать себя — вот, что было в природе тех животных. То были скоты, но я всё равно продолжал верить в этих скотов, поскольку каждый из них оставался человеком, а в человеков я верил, верю и буду верить, пока не разобьюсь, благодаря Нэсу.       Нэс, который после очередной смены перемывал все ёмкости для питья и остальной инвентарь. Нэс, который заботливо вытирал меня после этого мягкой тряпкой. Нэс, который частенько прекращал работать, дабы броситься разнимать очередных буйных мужчин. Нэс, который за всё время моего существования не разбил ни одного бокала, стакана или даже простенькой рюмочки. Я любил Нэса, а он любил меня и всех нас, и его забота каждое утро стирала мои воспоминания о том, как ещё пару часов назад из меня хлестал Виски очередной мерзкий человек, как прикладывался ко мне грязными, обветренными, жёсткими губами, причавкивал и проводил по моим краям своим воспалённым, шершавым языком.       Дневной сон, первые посетители, встреча с Виски и приятное чувство заполненности, затем — желание разбиться о лоб знакомого свина и расслабляющая помывка в небольшой раковине. Вот, из чего состояла моя работа. Сопротивление желанию выскользнуть из рук Нэса, когда он брал меня со стола, на самом деле, было самой сложной частью. Но я справлялся, и справлялся хорошо. Если выдавалась возможность постоять в сторонке, я наблюдал. Наблюдал за довольными мордами людей, совершенно ничего в те моменты не соображающих, за их мимикой… Да, люди были удивительно подвижными существами. Пожалуй, именно это мне в них и нравилось больше всего. Несмотря на пьяный угар, казалось, что некоторые из них были по-настоящему счастливы. Лишь казалось, разумеется, потому что абсолютно у каждого из них была своя тяжкая или занудная история. У каждого, не будь я Рокс из «Жилы»! Все алкогольные напитки — в том числе, мой друг Виски, которым я особенно сильно горжусь — были невозможными волшебниками: местные изрядно набравшиеся свиньи становились даже чересчур разговорчивыми.       И в этом заключается второй из плюсов работы у Нэса. Ставшие привычными шумные ночи скрашивали истории, рассказы людей. Правда, большинство из них, как я уже говорил, были довольно скучными, тягомотными, потому что счастливые люди к нам не заходили. Остальные — весьма и весьма интересные, даже увлекающие, как их называл Нэс. И плевать, что выдуманные смеха ради: я был готов стерпеть и самого уродливого сказочника, лишь бы сказывал складно и с умом.       Люди были свиньями. Люди были скотами. Некультурными, жёсткими, неряшливыми, раздражающе громкими. Но ещё они были живыми, пусть даже внутри многие из них сгнили задолго до того, как впервые попали в «Жилу». Они были живыми, у них были эмоции, какие-никакие чувства, и среди них жил Нэс. До того, как пришли ещё более убогие твари.       Они именуют себя вампирами, а по существу являющиеся ходящими скульптурами — так их назвал мой дорогой друг.       Всё свершилось быстро, за один вечер, ещё до наступления полночи. Поначалу он был всего один. Высокий, бледный, тощий юноша. С его плеч стекала тёмно-фиолетовая накидка, бесшумно скользила за ним по пятам, пока утончённый «человек» не спеша двигался к барной стойке. Безусловно, мы с Нэсом заметили его, когда тот ещё стоял на пороге: такие гости были крайне редки, невероятно интересны и необычны для здешних мест.       Были.       Чем ближе он подплывал к Нэсу, тем более любопытно Нэс разглядывал незнакомца. Вампир прятал глаза до самого последнего момента, он опускал их в пол, бормотал что-то невнятно, тихо, вкрадчиво. Когда он, наконец, посмотрел на Нэса, хозяина бара, было уже поздно.       Нэс кричал, пронзительно и от ужаса, а в бар вереницей заходили твари, гостю сему подобные. Они шли, гордо подняв головы, и лишь тогда я осознал, что так напугало моего милого друга. Их глаза были красными, как кровь, разливающаяся позади. Стоило им сделать шаг — и рядом падал человек; один, второй, третий, все со вспоротыми глотками, а тонкие пальцы чудовищ сжимали поблёскивающие клинки.       Вампирам даны клыки для таких дел, но вампиры слишком высоки, хороши и самодовольны, чтобы разрывать ими плоть человеческую. Вампиры аккуратны, но от того только более походят на животных.       Я молча смотрел, как клинок того, первого, разрезал кожу на шее Нэса. Как глубоко он входил внутрь, как брызгала кровь цвета их глаз; как затем вампир протянул длинную руку, схватил Нэса за основание шеи и подтянул к себе. Я молился человеческому Богу, чтобы не произошло того, чего я так боялся, но, видимо, ошибся словами.       Вампир, так жестоко и бесстрастно убивший моего лучшего, единственного человеческого друга, схватил меня ничуть не мягче, чем обычно это делали пьяницы каждую Божию ночь. Да, люди верили в Бога. Вампирам такая вера чужда. Он прижал меня к шее Нэса, позволил тёплой жидкости стекать, заполнять меня, давил около пореза на теле мёртвого Человека, заставляя кровь течь быстрее и в больших количествах, а потом начал пить.       Он пьёт и по сей день. И все те вампиры, что пришли с ним, — тоже. Каждую ночь они приходят, наполняют меня человеческой кровью и пьют отнюдь не жадно, медленно и тягуче, дабы не запачкать одежду. Их губы мягкие, тонкие и холодные, в отличие от толстых и горячих, покрытых корками, губ людей. Их пальцы холодные и белые, как снег, пролетающий за маленьким окошком зимой, в отличие от тёплых, красных пальцев разгорячённых людей. Они отнюдь не разговорчивы, и напиток у них один. Вам он известен не хуже моего.       Всю свою жизнь я, Рокс, существовал в забытом Богом месте человеческого разврата. Люди то и дело били посуду о стены, выливая на них алкоголь, дрались, переворачивали столы и разбрасывались едой. Люди громко и противно смеялись, спорили, выбивали двери и извергали рвоту прямо на ободранные стулья, стоявшие у стен.       Теперь бар «Жила» так и не зовётся вовсе. Вместо тухлых и вонючих по всему периметру помещения расставлены ароматные, не человеком созданные свечи. Стулья давно заменены на изящные кожаные кресла, перед которыми красуются низкие столы из дорогого дерева. А на креслах этих восседают не буйные свиньи, но жадные до человеческой жидкости монстры, что никогда не разговаривают. Лишь культурно пьют своё фальшивое вино, и их блестящие в темноте глаза — единственное, что позволяет распознать в них живых существ.       Я был Роксом под Виски в дешёвом заведении для отбросов, а стал Роксом под госпожу Кровь, разливаемую в баре для элитнейших сволочей. Вот только могу ли я радоваться подобного рода перемене?