Loser/Lover

С Юнги всегда всё было не так. По словам его матери, в том числе. В детстве он не любил играть с другими детьми, намного интереснее мальчику было торчать перед телевизором, а особенно смотреть музыкальные клипы. Было весело и безобидно по началу. Он любил, когда крутили pussycat dolls и представлял, что, когда вырастет, тоже станет знаменитым, будет водить крутую тачку, его покажут по телику, может даже по этому самому каналу и мама, увидев родное лицо, всплакнёт и скажет: «Да, это мой сын». Любил то, каким грязным и эстетически небрежным, чистым гранжем, был для него Курт Кобейн в smells like teen spirit, тогда родилась его любовь к альтернативной музыке и в том же году, в возрасте семи лет, Юнги попросил на свой день рождения гитару. Юнги тащился от Бритни, он всегда знал, что она королева, будь на ней мини-юбка в клетку или спортивные штаны… Годы шли, но любовь Юнги к музыке и видеоклипам не угасала. В какой-то момент его жизнь тоже стала казаться клипом, это легко, когда на тебе наушники двадцать четыре часа в сутки, когда для любого события есть плейлист в плеере, будь то поход с мамой в супермаркет или утренний душ. Когда биты глушат посторонние шумы, шаги подстраиваются под пульс, а на припеве дух перехватывает, и он видит себя со стороны, словно в замедленной съёмке, как его волосы слегка колышет ветром, губы приоткрываются, всё вокруг замирает, есть только он и его момент, его эстетический оргазм. Он мог сыграть все треки My Chemical Romance из альбома две тысячи четвертого, если бы его разбудили по среди ночи и попросили назвать лучшую песню All Time Low он бы послал этого человека к чёрту, потому что Аврил Лавин впирала его намного больше, Юнги запирался в своей комнате, когда приходил со школы, по-быстрому списывал домашку, надевал юбку, которую стащил на гаражной распродаже, и играл. Играл так, будто он стоит на сцене, будто его кровать — это подиум, он вскакивал на неё и тряс отросшей чёлкой из стороны в сторону, его плюшевые лягушки и медведи были его зрителями, он играл последний аккорд и падал в их руки, чтобы его протащили по сцене, как гребаного Иисуса, ведь тот тоже был рок-звездой, такой же непризнанной при жизни, как и Юнги. Мама всегда говорила ему, что он особенный. Не такой особенный, как сын её подруги, потому что тот отличник, он занимает спортом, у него есть девушка и вообще поступает после школы на медицинский. У Юнги не было отношений ни разу до восемнадцати лет, он никогда не знал, что делать с мячом в руках, если в него что-то летело, он предпочитал прятать голову руками, а не отбивать, оценки оставляли желать лучшего — вытягивал на тройки и хорошо, когда-то в младшей школе ещё хотелось радовать маму, но чем безразличнее она становилась к его успехам, тем больше он думал не о том, как угодить ей, а о том, что нравится ему самому. Ему не нравилась мысль о том, что для кого-то он тоже будет сыном маминой подруги, он хотел, чтобы люди увидев его на улице оборачивались и испытывали ужас, он хотел, чтобы они злились, потому что он не такой, как они, потому что он не боится быть собой, даже если это значит, что ты никому нахрен не понравишься, пока ты выглядишь так, как хочешь. Но Юнги знал одно очень хорошо — ты никогда не будешь нравится людям, они всё равно осудят тебя, так в чём смысл? После школы он не пошёл учится дальше, предпочёл побыстрее съехать от матери, устроился на дерьмовую в понимании большинства работу в торговом центре, стал одним из тех людей, которые подбирают за вами одежду в магазине, брошенную на пол, которые выгребают из примерочной двадцать пар джинсов, потому что вы перемерили их все, чтобы купить одни единственные или не купить их вообще, он целыми днями возился в шмотках, чихал от пыли, его ноги и руки болели к концу смены, а пальцы были похожи на куски мяса, потому что — во-первых, он всё ещё играл на гитаре, во-вторых, крючки-вешалки-этикетки-замки-и-змейки — это очень больно, а в-третьих, он был нервным молодым человеком, обкусывающим кожу вокруг ногтей. У Юнги почти не было друзей, потому что он… Это он. Он очень прямолинейный, никогда не скрывает того, что думает о других, не в плане, что он поливает окружающих дерьмом и критикует их за вкусы и образ жизни, люди вольны делать то, чего им хочется, но он терпеть не мог лицемеров, жополизов, жестоких ублюдков, манипуляторов и абьюзеров. Если человек пытался подмять его под себя — Юнги говорил ему до свидания. Была парочка очень проверенных людей. Пак Чимин, например. Ангел во плоти на первый взгляд, но на деле дьявол, порабощающий окружающих людей в прямом смысле, когда вы видите Пак Чимина — вам просто хочется стоять перед ним на коленях, пока не разрешит встать. Юнги так не делал, они с Чимином отлично уравновешивали друг друга в своих сложных характерах, диаметрально противоположно направленных. Чимин был первым человеком, который сказал Юнги, что одежда не имеет гендера, он тот, кто потащил его в магазин за юбками и платьями, подарил ему качественный парик на рождество, а на день рождения массивные ботинки с ремешками и змейками. Чимин научил его держать кисть для макияжа так, чтобы каждый цветной мазок выходил изящно. В каком-то смысле Пак был для него духовным наставником на пути к становлению самим собой — человек, отрицающим стереотипы о том, каким должен быть мужчина. Вторым лучом света в тёмном царстве был Чон Хосок — парень, который привёл его однажды в бар, где они напились до беспамятства, а проснувшись Юнги обнаружил себя в незнакомой квартире, заставленной музыкальным оборудованием, а на полу валялись его будущие согруппники. Хосок можно сказать вывел его в свет, потому что Юнги, будучи плохим в социальных взаимодействиях, никак не развивал свой талант музыканта, нигде не принимал участия, не искал друзей по интересам, только выкладывал музыкальные записи с хреновым звуком, записанные на динамик телефона, на разные творческие порталы. Чон Хосок водил Юнги по барам, знакомил с людьми через не-хочу-не-буду-не-могу, помогал расти из своего кокона, сотканного в детстве, дабы скрыться от проблем реального мира, достал маленького Юнги из его личного МТВ, чтобы тот засиял. — Это — Ким Тэхён, он вокалист, но его группа распалась, потому что там все обдолбались метом, а Тэхён сам против наркотиков, — Хосок представил ему очень мрачного парня, его чёрные кудрявые волосы закрывали глаза, губы были большими и красными, покусанными, одежда напоминала распродажу в комиссионке девяностых, но… — Я люблю петь, — первое, что сказал Тэхён, заставив уши Юнги испытать эйфорию от голоса парня, низкого и нестабильного, таким голосом можно орать во весь голос со сцены, можно брать ноты с потолка, а потом обрушивать их на землю, — Пишу песни иногда, но там сопливо, очень грустно. Песни у Тэхёна на самом деле замечательные, отражающие внутренний мир парня, но под такие только вены вскрывать или становиться алкоголиком и не просыхать. Юнги с Тэхёном быстро нашли общий язык, оба любили помолчать, сидеть в тишине или слушать музыку, просто чувствовать. Ведь это намного важнее, найти в жизни человека, с которым комфортно просто сидеть плечом к плечу, не издавая ни звука. Когда Тэхён впервые увидел Юнги в юбке и парике, он не был удивлён, на следующий день даже принёс ему чулки с подвязками, как подарок. — Тебе нужно сценическое имя для такого наряда. Юнги может и дальше носить треники со шлёпками, но эта барышня… — Тэхён аккуратно помогал старшему натянуть чулки и закрепить их, не повредив нейлоновую ткань, она приятно скользила по ногам вслед за большими тёплыми ладонями, — Она — Юнджи. Мин Юнджи не была другой личностью Юнги. Она также не была его женской версией, не была его озарением, якобы всю жизнь он прожил в чужом теле. Юнджи — это просто имя, если розу назвать иначе, она не перестанет пахнуть розой, в конце концов. Юнджи была для юбок, для чулков и красной помады, просто это имя больше подходило под этот образ, но внутри он всегда был Юнги. С Тэхёном они написали очень много песен. Юнги за год мог написать больше текстов, чем триста шестьдесят пять, но с Тэхёном рядом рождалась музыка, его голос заставлял это работать, заставлял струны вибрировать в нужном порядке. Людей вокруг постепенно становилось всё больше, когда между собой познакомились Чимин, Хосок и Тэхён, образовав для Мин Юнги новую зону комфорта, приводя в неё новых личностей. Барабанщица Рюджин и басистка Джихё, к примеру. Юнги редко нравились люди, но всё чаще он стал ловить себя на мысли, что стоило ему открыться этому миру, как к нему потянулись правильные кусочки паззла, складывающие картину. Рюджин сразу взяла его за яйца, образно говоря, он никогда не встречал ещё человека, способного выпить и скурить больше, чем он сам. Когда Рюджин молотила палочками по установке, он в страхе представлял, что ещё она может этой тяжёлой рукой сделать. Рюджин было страшно встретить ночью в переулке, таким она была человеком, такой девушкой. Джихё же была версией мамочки для группы, прирождённая лидерка, которая казалась безобидной маленькой птичкой, но стоило кому-то не так посмотреть в её сторону — из неоткуда появлялась Рюджин, готовая наброситься, как цербер. Рюджин хотела защищать свою новую подругу, считая это своим долгом, хотя Джихё и не была хрупкой. Джихё была из тех людей, которые делают, а не говорят. Когда Рюджин была откровенно агрессивной, Джихё наоборот была спокойной, как камень, но что-то в ей взгляде, в её голосе заставляло поджилки трястись и уносить ноги подальше. Если бы мама Юнги увидела этих двух, она бы и их назвала неправильными, в её понимании девушки — благоухающие цветы, созданные для любви и красоты. Рюджин была создана для барабанов, пива и карточных игр на деньги, она была воплощением слова страсть, Шин Рюджин — это одно из доказательств того, что рок всё ещё жив. Джихё не была цветком, она была минимум ядовитым плющом, розой с шипами или крапивой, замаскированной под крыжовник, Джихё никогда не стремилась к любви и красоте, она просто умела любить, в этом уже и была её красота, в её мозолистых от игр на гитаре пальцах, в её татуировках по всей спине, в том, как она умело решала любой конфликт парой слов, как варила на всю группу похмельный суп после пьянки, а потом ругала их же, как детей малых, в том, что Джихё всегда оставалась самой собой — была её красота. Первый их концерт был в неплохом клубе, который принимал заявки от новеньких музыкантов, готовых играть за гроши. Они были группой Без Названия, выступили с тремя своими лучшими песнями, заставляя толпу кричать и визжать, Чимин раскручивал владельца, чтобы тот позволил им расклеить снаружи плакаты о новых выступлениях, а Хосок снимал концерт на старенькую камеру. Позже, уже дома, Юнги отправил видео маме. Он даже задумался, не оставил никакого текста, палец нервно дергался, а в горле пересохло, он не видел свою мать уже больше полугода, не то, что бы ему хотелось… Видео было отправлено, на нём Юнги в пышной юбке, толстовке, на голове парик с заколками, мама могла и не узнать, он ждал, что она не поймёт. Но она просто не ответила. Прочитала и не ответила. Не писала ничего в течении недели, а потом отправила какую-то кринжовую гифку с нарисованными котятами, следом перевела немного денег, как делала каждый месяц. Этим их общение и ограничивалось. Юнги было плевать, он не из робкого десятка. Возможно, его мать считала, что её любовь нужно заслужить. Возможно, это потому что отец бросил их, ещё когда узнал, что она беременна. Юнги не считал, что чья угодно любовь стоит собственных страданий, его матери тоже рано или поздно придётся с этим смириться. В один из таких дней, когда грусть захлёстывала его, Юнги уходил в себя, он не вылезал из квартиры, много ел, много спал, почти не вставал, иногда писал песни, когда были силы. Хосок звонил, Чимин заходил, остальные тоже в стороне не оставались, но они давали ему время. Это не длилось слишком долго — неделя, максимум — две, а потом он просто снова с ноги врывался в квартиру Джихё и Рюджин, которую они считали своей студией, и заставлял всех взяться за работу. — Перерыв закончен, сучки, достаём пальцы из жопы и начинаем творить, — Юнги закуривал сигарету, заедал табачный привкус шоколадными конфетами, а потом снова играл так, будто музыка — это вся его жизнь. На одном из концертов в их компании появились новые лица. Чимин честно признался, что выглядят эти «рожи» придурковато, все из себя в дорогой одежде, кроссовки стоимостью с почку. Три парня и девушка, самого мелкого — по возрасту — звали Чонгук. Это компания пыталась просто подружиться, познакомиться, они даже не были из тех, кто ходит в такие клубы за музыкой и атмосферой, дети богатых родителей в таких вшивых районах не ошиваются, приходят, как в зоопарк, поглазеть на маргиналов из трущоб. Они кажутся милыми, смеются, шутят, но для них ты просто прикольное воспоминание, завтра они вернутся в свои крутые университеты, а потом пойдут работать на своих родителей, чтобы до конца жизни срать в золотой унитаз. Чонгук таким не был. На первый взгляд может и показался. Парень с липовым пирсингом, с чёрной кредиткой в бумажнике, дерзкой ухмылкой… Юнги на него много внимания не обратил, Мин даже не особо разговаривал — представьте себе шок на лицах людей, каждый раз, когда милая «девчонка» оказывалась с сюрпризом в виде кадыка, да с таким прокуренным голосом, будто родилась, чтобы стать трудовиком. Вот Чонгук в шоке не был. Они столкнулись в мужском туалете клуба, Юнги поправлял стрелки карандашом, а когда Чонгук вышел из кабинки, он смазал линию и громко сказал: «Блять». Чон в ответ неловко улыбнулся и, чтобы помыть руки, закатал рукава толстовки, под которой оказались полностью забитые татуировками предплечья. Да не абы какими рисунками, а целым набором абстрактной непонятной никому, кроме видимо самого Чонгука, сюжетной картинкой, где и глаза тебе, и цветочки, и чёрт пойми что. Юнги клюнул, как рыбка. Но Чонгук клюнул ещё раньше, как оказалось. Он пялился на старшего через зеркало с приоткрытым ртом, розовыми щёчками, которые были такими не от алкоголя, потому что Чон не пил вовсе в тот день. Когда их взгляды пересеклись, Чонгук улыбнулся и спросил… — Насколько неловко будет, если я сейчас спрошу твой номер телефона, хён? — Чонгук высушил руки бумажным полотенцем, — И побьёт ли меня после этого ваша барабанщица? Юнги в ответ хрипло рассмеялся, да в порыве нежности потрепал младшего за румяную щёку, а потом без лишних вопросов они обменялись номерами. Чонгук был похож на щеночка. Он приходил на каждую репетицию, провожал Юнги до дома, не напрашиваясь в гости на рамён, он скорее любил смотреть и восхищаться, в каждом его взгляде было поклонение и трепет. Вопреки всеобщим представлениям, Чонгук учился в художественном вузе, поэтому таскал с собой повсюду скетчбук. Никто не был удивлён тому, что Юнги стал его музой. Чонгука все любили. Его было невозможно не любить. Джихё быстро включила свой режим заботы и опеки над младшеньким, Рюджин обещала, что побьёт любого, кто посмеет его обидеть, но если он сам обидит их Юнги — то его она тоже побьёт. На самом деле Рюджин никого никогда ещё не била, по крайней мере не на глазах у их компании, но её словам все почему-то верили. Тэхён с Чонгуком нашли общий язык в своей любви к манге, как оказалось мрачный Ким Тэхён в душе горел по сёдзе. Чимин Чонгука принял не сразу, доверие Чимина в принципе нужно заслужить, он очень непростой человек, а что касается Хосока… Он был очень лоялен к творческим людям, его всегда тянуло к искусству, Чонгук не стал исключением. Чонгук никогда не тратил на них свои деньги, хотя да — он был сыном богатых родителей. Юнги очень волновался, что весь этот хрупкий образ милашки Чонгука разрушится, стоит тому только достать свою кредитную карту и помахать ею перед глазами людей, живущих всю жизнь на съёмных квартирах… Но потом Чонгук попытался купить мармеладки в автомате, когда они все пришли в торговый центр посмотреть, где работает Юнги, а его чёрная карта не прошла. Потому что такие автоматы в принципе не могут прочесть чёрные и платиновые карты, они на это не рассчитаны изначально. Юнги тогда увидел эту боль и обреченность в глазах Чона, который просто хотел мармеладок. В общем, Юнги сам ему их купил после смены. И этот взгляд полный благодарности иногда грел ему сердце в холодные времена в своих воспоминаниях. Юнги был не против пустить Чонгука в свою жизнь, в свою квартиру. Впустить его в сердце оказалось даже легче. Чонгук всем своим видом говорил: «Люби меня, люби, ну пожалуйста!». И Юнги любил. До восемнадцати лет у Юнги не было отношений. Они были ему неинтересны, потому что до восемнадцати он проходил период своего подросткового нигилизма, когда ты отрицаешь всё, что только можно отрицать. Он отрицал любовь и отношения, секс был ему неинтересен, потому что там нужно раздеваться и потеть ради пяти секунд удовольствия в конце, помогать себе правой рукой было менее энергозатратно. У Юнги были отношения в девятнадцать лет, сначала с девушкой — она работала в зоомагазине напротив места, где работал сам Юнги, её звали Сана, она тащилась от кошек, была веганом и защитником прав всех ущемлённых, но их отношения не продлились долго, потому что Юнги был не готов к чему-то серьёзному и попросту не мог дать девушке то, чего она была достойна. Но этот милый роман был упомянут в дальнейшем в не одной его песне. Ближе к двадцати он познакомился с Джексоном Ваном. Это молодой парень с нездоровой склонностью устраивать вечеринки и приглашать на них такое количество людей, которое не может в теории вместить его квартира, но она вмещала. Джексон был студентом технического колледжа, будущим сварщиком, а значит — парнем работящим. Юнги нравилось в нём то, как он мог легко поднимать тяжёлые предметы и то, как вкусно он готовил мясо. Но опять же, Юнги творческий человек, он романтичная сентиментальная душа, спрятанная за хмурой оболочкой дикого кота, он хотел настоящей любви и тех самых бабочек в животе. Джексон ему нравился, но этого было недостаточно. Они мирно разошлись и до сих пор иногда переписываются в лайне. С Чонгуком Юнги не торопился строить отношения. Он к нему присматривался, они оба присматривались друг к другу, разведывали территорию, ходили на свидания — платили всегда пополам, иногда держались за ручки, Юнги очень нравилось, как младший краснел от телесного контакта, а со временным становился всё более уверенным в себе и даже смог брать старшего за руку первым или первым обнимать на прощание и при встрече. У Чонгука никогда не было первой любви, его сердце никогда не разбивали, он очень тщательно берёг его и охранял, потому что боялся, что ему однажды сделают больно. Он любил то, как другие люди любят его, он всегда был мил и вежлив, но в тайне мечтал встретить того самого человека, которому сможет открыться. Юнги знал, что Чонгук влюблён в него, для этого не нужны были слова, на лице младшего всегда было написано, как на листе бумаге. Его глаза сияли, ладошки потели, а голос иногда становился очень высоким, когда Чонгук волновался. Он любил широкие жесты, любил откровенно обнимать и не отпускать, держать за руку и шептать нежности, гладить волосы Юнги, ходить с ним за покупками, помогать с уборкой по дому и с ремонтом. Но иногда это были мелочи, вроде: «Надень шапку, пожалуйста» или «Ты уже поел, хён? Мы можем вместе пообедать», порой он просто приходил в гости, чтобы проверить, что холодильник Юнги не пустой, а в квартире свежий и увлажнённый воздух, приходил, чтобы просто пообниматься в кровати и вместе заснуть под пуховым одеялом. Они двигались медленно, времени было достаточно. Группа Без Названия обрела название однажды, когда Рюджин узнала, что Юнги тайный фанат My Chemical Romance, и поняла, что они всё же родственные души. Группа Хелена выступила за следующие два месяца больше двадцати раз, клубы и бары стали приглашать их, потому что ребята собирали неплохую толпу и поднимали шумиху. Однажды их даже попросили выступить на свадьбе, что они с удовольствием сделали, срубив такое количество денег, что Юнги наконец купил новую гитару и струны, остальные тоже прикупили себе то, что хотели — Тэхён покрасил волосы в ядерный синий, Рюджин набила свою первую тату, а Джихё взяла кредит на машину, она уже больше года работала специалистом по питанию в местной младшей школе, так что у неё был стабильный доход помимо их групповой деятельности. После того, как они отпраздновали свои успехи жареной курочкой и пивом, Юнги позвал Чонгука на свидание. Он пригласил его в действительно неплохой ресторан, где подавали огромные порции пасты, а также Юнги впервые почувствовал себя успешным, заказав им два бокала хорошего вина, наслаждаясь приятной фоновой музыкой и тем, как блестели от масла и сливок губы Чонгука. В тот день они впервые поцеловались. По-настоящему, стоя под уличным фонарём, пока моросил лёгкий дождь и они оба были обмотаны одним шарфом на двоих. Если бы много лет назад Юнги сказали, что он получит всё, чего он хочет — он бы рассмеялся этому человеку в лицо. Мать с детства учила его, что сказок не случается в реальности, что чудеса — это выдумка для бездельников. Мама говорила, что Юнги не сможет сделать ничего, если не постарается, если будет плохо учиться, если будет плыть против течения и бежать против ветра. Он был подростком, когда-то он был худым и нескладным, в юбке с барахолки, с длинной чёлкой, закрывающей глаза, с мечтой о карьере музыканта, его кумиром была Бритни Спирс и у него не было друзей. В него никто не верил, но он никогда не переставал верить в себя. Он думал — перебьётся как-нибудь, но обязательно выживет. Знал, что его ждёт дрянная работа, не имея диплома об образовании, знал, что с таким характером будет сложно найти друзей, а тем более любовь, с опаской позволял себе мечтать о толпе напротив сцены, о своей музыке, о том, как она найдёт отклик в сердцах других людей. Он верил, что выживет. Верил, что даже таким неудачникам, как он, есть место в этом мире. А теперь оказалось, что он может прыгнуть выше головы. Оказалось, что упорный труд окупается. Что вся та боль, разбивающее его сердце, все те обидные слова, которые не сделали его сильнее, которые заставляли плакать и выть в подушку ночами, царапая себя своими же ногтями, однажды сложится в прекрасную картину. Это не произведение искусства, это всего лишь человеческая жизнь, какая она есть. Это множество трещин и швов, неудачные кляксы и плохо подобранные цвета, совсем не его цветотипа, но всё же — это его картина и это его место в жизни. Его правильное тело, его правильный разум. Когда Юнги принял себя окончательно, когда осознал, что его сердце способно на любовь, а улыбка может быть искренней, он встретил Намджуна. Это был вечер пятницы, в такие дни всегда происходит какая-то чертовщина. На прошлой неделе Рюджин сломала унитаз в клубе, где они выступали, поэтому деньги за ремонт вычли из их гонорара, а на позапрошлой неделе Юнги сам напился довольно сильно, хотя он и старается пить как можно меньше с тех пор, как они с Чонгуком сошлись, Юнги хочет быть лучшей версией самого себя для своего парня, но в тот день он правда был так счастлив, что влил в себя незаметно очень много джин-тоника, а после его вывернуло в чей-то саксофон, спасибо, Господи, они ушли из клуба до начала выступления этого несчастного музыканта. Этот вечер пятницы ничем не отличался, они хорошо выступили в клубе, который, однако, был на уровень выше тех заведений, где им предстояло бывать ранее, тут были чистые туалетные комнаты, барная стойка из красного дерева, мягкие диваны со столиками, так что они решили для приличия заказать всего лишь пива. Юнги сидел вплотную к Чонгуку, закинув ноги на колени младшего, Чонгук смеялся с шуток Тэхёна, которые всегда были странными и даже жуткими, но эти двое, кажется, имели ментальную связь, Рюджин безуспешно клеилась к Джихё, которую в плане романтики интересовали только купоны на рис и яйца, Хосок залипал в телефон, а Чимин с приоткрытым ртом смотрел куда-то за их головы, держа пиво в одной руке, а в другой протеиновый батончик. Юнги с умилением и нескрываемым обожанием смотрел на Чонгука, на то, как его лицо становилось круглее с улыбкой, а глаза щурились с морщинками в уголках, но заметив этот взгляд Чимина в никуда — он заинтересованно обернулся. В свете софитов возле сцены стоял высокий парень, его чёрные волосы сияли, светлая кожа была украшена блёстками, пухлые губы были надуты бантиком, но его скрипучий смех перебивал даже музыку. Сначала Юнги подумал, что Чимин на него запал. А потом взгляд Мина устремился к объекту насмешек этого красавца. Парень, возможно — мужчина? Очевидно очень мускулистый, поскольку его белая футболка была насквозь мокрой, а в руке красовался пустой литровый стакан для пива, такими грудными мышцами можно было бы кого-нибудь убить. Парень выглядел очень растерянно, Юнги не знал, было ли ему жалко футболку или литр пива, но Мину тоже стало жалко незнакомца. — Чонгук, — Юнги ткнул парня в бок пальцем, — Гуки. Чонгук тут же с улыбкой посмотрел на Юнги, нежно провёл рукой по чёрным волосам его парика и щеке с лёгкой небритостью. — Что такое, хён? — Можно одолжить твою толстовку? — Юнги состроил очень серьёзное лицо, — Это важно. — Конечно, — Чонгук нахмурил брови, но снял свою кофту, оставаясь в футболке с длинным рукавом, что была под низом. Юнги, разумеется, не оставит своего парня мерзнуть, когда они выйдут из клуба, может, он раскошелится на такси сегодня, а может отдаст ему свою куртку, но сейчас у него в голове появился очень важный план. Мин встал с дивана, перед этим снимая ноги в широких клетчатых штанах с бёдер своего парня, и пошёл через весь зал к мокрому незнакомцу, который всё ещё в шоке стоял у сцены. Когда Юнги оказался в шаге от двоих незнакомых мужчин, он почувствовал себя действительно маленьким рядом с ними. Тот, что блестел, как фея винкс, был выше него на полголовы, а второй, который неуклюжий — на целую голову. — Возьми, накинь, — Юнги протянул мускулистому незнакомцу толстовку Чонгука, оглядываясь на их место за столиком, чтобы увидеть, как лицо Чона украшает сочувствующая улыбка. Пару секунд незнакомцы просто осматривали Юнги с ног до головы, складывая в своих головах образ и голос. — Мы видели тебя на сцене! — воскликнул блёсточка, — Ваша группа — это нечто. Меня зовут Сокджин, а вот этот парень, облитый пивом — мой друг Намджун, — Сокджин протянул Юнги руку и тот с охотой её пожал. — Спасибо за кофту, — Намджун отмер мгновение погодя, — Но… У меня вроде как есть своя. Тебе не стоило так утруждаться… — Боже, Намджун! — Сокджин цыкнул, — Не будь таким неловким! Юнги почувствовал, как его щёки покраснели, он ведь даже не подумал ни о чём, когда нёсся через зал с кофтой своего парня в руках, чтобы вручить её другому парню. Это всё вина Чонгука, мальчишка разнежил его и сделал каким-то плюшевым, теперь хочется всем помогать и спасать котят, застрявших на деревьях. Намджун, как оказалось, и сам покраснел, стоя в ступоре и аккуратно забирая кофту из рук Юнги, будто его руки были фарфоровыми, и он боялся прикоснуться к ним ненароком. — Большое спасибо, — это стало последним, что сказал Намджун перед тем, как из-за спины Юнги выплыл Чимин и позвал новых знакомых за их столик. Сокджин оказался моделью. Конечно, он мог быть кем угодно, потому что по словам самого Сокджина его диапазон талантов начинался с выпечки и вязание и заканчивался программированием на си-шарпе. Также, Сокджин ясно выразился, что такому лицу пропадать — грех. Он был полон уверенности в себе, но при этом был достаточно скрытен по поводу своих проблем или переживаний, Юнги надеялся, что это временно и вскоре они смогут подружиться, узнать друг друга получше. Единственная неприятная вещь, которую Юнги знал о Сокджине — того всю жизнь воспринимали, как красивое личико, как будущий актёр или айдол, который будет пригоден только для любования, поэтому Сокджин упорно старался доказать самому себе, что он может быть хорош в чём угодно. Когда человек заявляет, что он может быть хорош в чём угодно, из неоткуда может появиться Чон Чонгук утверждающий, что никто не может быть им. В Чонгуке была совмещена искренняя невинность и ужасающее упорство вперемешку с наглостью. Сокджин с Чонгуком быстро нашли общий язык, соревнуясь и споря по поводу всего подряд, но даже в этом был некий шарм, заставляющий их компанию двигаться, шевелиться и веселиться ещё больше. Что касается Ким Намджуна… Ким Намджун был крайне образованным, чертовски умным, мечтательным, натура философа. Но при этом у него не было высшего образования. Как и Юнги, Намджун после школы сразу пошёл работать, работал он много где, начиная от общепитов, подработки в клининге, даже был няней на продлёнке в детском саду, но к своим нынешним годам он укоренился в убеждении, что нет места лучше — чем книжные магазины. В одном из таких он работал вот уже два года, это был маленький магазинчик с большим запасом книг, Намджун любил расставлять книги, любил протирать их и полки от пыли, заботливо обращался с каждой, мог и за кассой стоять, и окна мыть, и быть консультантом — универсальный работник с хорошей зарплатой при этом — это такая работа, которую редко можно было найти. Юнги не знает, чем покорил его Намджун… Это ложь. Намджун был как дерево, с крепкими корнями, он также твёрдо стоял ногами на земле, он был наученным жизнью самостоятельной и взрослой, зарабатывал, имел квартиру в ипотеку, но не был скучным. Намджун любил долгие беседы, его было приятно слушать, порой он говорил такие вещи, которые бы никогда не пришли в голову Юнги, каждую мысль Намджуна хотелось разобрать на цитаты, написать с неё новый текст для песни. Намджун был большим любителем объятий, но редко первым шёл на контакт, если не был уверен, что человеку будет комфортно. Он как большой и тёплый медведь, с огромными руками, которые роняли и ломали вещи порой, но потом чинили их. Он делал вкусный чай, таскал тяжёлые пакеты за всех, много читал и писал что-то в своём блокноте — Юнги был уверен, что однажды он напишет книгу, которая растопит сердца многих людей. Юнги был не уверен, что чувствует к нему. Он точно любил Чонгука, Чонгук был его парнем, Чонгук любил его в ответ, Чонгук давал свободу той части Юнги, которая хотела быть взрослой и ответственной, которая хотела вести и оберегать… Но та часть Юнги, которая хотела быть ведомой и быть под защитой, реагировала на Намджуна. Юнги слегка боялся, что если его зарождающиеся чувства к Намджуну станут серьёзнее, то Чонгук, возможно, не поймёт. Чонгук примет, он уважает личные границы и чувства своего парня, но он может не понять в силу ещё играющего юношеского максимализма. Однако… То, какими глазами Чонгук смотрел на Намджуна. Юнги видел, как Чонгук хочет выпендриться каждый раз, когда Намджун оказывался в их поле зрения. Чонгук старался показать свою силу, забирал у Намджуна тяжёлые пакеты, забивал гвозди за него, когда они чинили очередную полку, помогал своему хёну с тяжёлыми коробками с книгами в магазинчике, а когда Намджун собирал их в гостинной, чтобы рассказать очередную историю, которую он придумал сам или, может быть, прочёл в книге, тогда Чонгук доставал свой скетчбук — Юнги видел в этом нечто знакомое — и рисовал. Рисовал Намджуна, рисовал их с Юнги или их троих. Они особо не обсуждали, всё сложилось само собой. Правильные люди так или иначе тянутся к тебе, твоё дело — оттолкнуть их или стать катализатором для развития отношений. Юнги делал много неправильных решений в своей жизни, когда слушал свою мать, например. Но сейчас он решил позволить себе быть счастливым, так что впустил в своё сердце двоих парней сразу. Намджун стал чаще звать их к себе в квартиру, они в принципе много собирались втроём каждый раз, когда выдавались свободные деньки от учёбы Чонгука, от работы Юнги и Намджуна или от дел группы Хелена. Это были посиделки за просмотром фильма, объятия с переплетёнными конечностями, а порой прогулки в парке, даже велосипеды — Юнги очень долго уговаривали, они стали посещать выставки с недорогими билетами за вход, пару раз ходили в кино на фильмы с субтитрами, а когда оказалось, что Намджун большой фанат хип-хопа — они посетили один из крупнейших ежегодных рэп-батлов в городе, после которого в крови играл адреналин, дофамин и прочие гормоны, заставляя их вприпрыжку мчаться домой, обсуждая по дороге то, как круто это было. Возле дома в тот же день Чонгук поцеловал Намджуна. Коротко чмокнул парня в губы, наблюдая, как тот тепло улыбается в ответ лёгкой расцветающей улыбкой. Затем Чонгук посмотрел на слегка шокированного и всё ещё взволнованного Юнги, на нём не было парика, косметики, только спортивный костюм и дутая куртка. Чонгук взял лицо Юнги в свои ладони и чмокнул того так же, только чуть дольше, это была изведанная им территория. Намджун хрипло рассмеялся, положил свою тёплую ладонь на холодную щёку Юнги, приблизился к его лицу медленно, сначала прикоснулся губами к уголку губ Мина, а потом, не встретив сопротивления, поцеловал сами губы, сминая легко и нежно. Юнги нравилось, что у него теперь было два парня. В конце концов, у него целых две руки, значит ими можно держать двоих человек. Рот у него, правда, один, но целоваться можно и так. Любил быть маленькой средней ложечкой, когда они обнимались втроём перед сном на кровати. Любил, когда Намджун очень уставал и они с Чонгуком зажимали его с двух сторон, разминая руками его спину и плечи, а потом обнимали, сами переплетая пальцы друг с другом поверх спины Кима. Получать вдвое больше любви и нежности — как бальзам на душу, вытекающий в определенные последствия, вроде жутко сопливым и откровенных песен, от которых даже Джихё была шокирована. Все сразу всё поняли и не осуждали, было понятно, что эти трое друг для друга особенные. Мин Юнги с детства говорили, что он неправильный. Он носит юбки, в конце концов. Вся его жизнь, как музыкальный клип, а сам он самый настоящий неудачник. У него долгое время не было друзей, он жил закрытый в собственной раковине из комплексов и навязанных убеждений, подавляемый своей матерью, закрывался в своей комнате, чтобы играть на гитаре, чтобы слушать музыку и представлять в своей голове, как наконец вырастает из детских штанов и уезжает из родного дома подальше, как в его руках переливается лаком покрытая гитара, как пальцы бьются о струны, как его песни проникают в сердца людей, как толпа смотрит на него с восхищением. Он никогда не мечтал о любви, никогда не надеялся, что такого человека можно полюбить, он сам себя любил — и этого было достаточно. Он был одиночкой, был одиноким, сам себе и друг, и враг. Всегда был неудачником. Вот только когда в слове «loser» меняешь одну букву, то выходит уже «lover». Так и в жизни, превращаешься в любовника, стоит тебе хоть немного ослабить оборону на собственном сердце, стоит впустить людей, стоит быть готовым к боли, которую это за собой принесёт. С каждым разом терять всё больнее, но однажды эта боль станет прекрасной картиной, чудным музыкальным клипом, к которому ты сам напишешь саундтрек. Это того стоит.