***
Ребенок растет удивительно спокойным, словно бы обретшим гармонию с чужим миром, который, однако, принимает его. Венти оберегает его, но не силится судить, а позволяет ему самому решать, как поступать и чем интересоваться, и ребенок закапывается в книги и тренируется до изнеможения, а в моменты покоя берет в руки - что лиру, что фонтейскую гитару, что флейту из Ли Юэ. И - играет. И - поет. Иррационально, но Венти отчего-то ощущает гордость. Ребенок растет на его глазах, пугливый и вечно ждущий подвоха, боящийся спать и морозов, болезненный и недоверчивый, но в итоге открывается ему. Ребенок ничего не говорит прямо, он не произносит: "Я - шпион и предатель", но Венти знает это и без его слов. Венти обнимает его и напоминает: "Лишь ты сам выбираешь, кем стать". Но в горле все же образуется неприятный комок каждый раз, когда он вспоминает, как ребенок посмотрел на него слишком умно и отчего-то бесконечно устало, после чего спросил: "Венти, почему ты не оставил меня умирать?" Дети не должны задавать таких вопросов, не может не думать он, а падшая страна в его воспоминаниях содрогается в стремительной агонии. Он, конечно, знает, что дитя зовут Кэйа. Кэйа - хороший и образцовый мальчик, который носит бирюзовые одежды, бережно учтив с каждым, поет велеречивые баллады на площади и учится с отличием в воскресной школе. Эта легкость и умиротворенность не имеет под собой ни грани наигранности, но Венти все равно знает, что под мягким бардом все еще сокрыто острие человека, который был брошен слишком много раз, чтобы потерять паранойю или сбитый моральный компас. Но Венти он верит, и это почти заставляет его плакать однажды. Лишенное свободы с рождения дитя, выросшее в городе свободы; дитя, нашедшее себя там, где не было ничего, что было бы знакомым. Венти знает, что сделает, еще задолго до того, как делает. И он знает: здесь в нем говорит не сам Венти, ставший Кэйе старшим братом, точкой опоры, дающей комфортную зону, но не стесняющей, а сокрытый в плотном коконе Барбатос, отдаленное от мирского высшее существо, знающее лишь об истоках всего и на основе этого принимающее решения. Кэйа получает Анемо Глаз бога в десять лет, когда впервые взлетает самостоятельно, и он плачет, смотря на Мондштадт с высоты птичьего полета, и Венти знает, что он поступил правильно.***
И Кэйа растет - быстрее, чем Венти может уследить. Он сдает экзамены в Ордо Фавониус и проходит их с первого раза, впоследствии став одним из наиболее блистательных новичков. Он действительно умен, силен и талантлив, и Венти счастлив видеть, что это замечают и другие. Кэйа продолжает обрастать клубком из связей, заводит друзей, ходит в совместные походы и продолжает тренироваться. А однажды, за их импровизированным перекусом, призванным заменить ужин, Кэйа мягко произносит: - Тебе стоит быть осторожнее. Ему пятнадцать, он уже стал капитаном кавалерии, и они выглядят ровесниками. Венти не знает, грустить или радоваться из-за этого факта, но уважение Кэйи к нему явно не зависит от внешности. - Хм-м? - тянет он удивленно, прожевав очередной кусок фруктового шашлыка. Дико сладко, но, черт, вкусно. - Твоя внешность, - уточняет Кэйа с непонятной смешинкой в голосе, - даже не столько вид сосуда, сколько то, что он не взрослеет. Пока они не обращают внимания, потому что ты нечасто бываешь в городе и выступаешь фоном. Но если что-то привлечет их внимание к тебе, - Кэйа пожал плечами, - многие умеют складывать два и два. Я удивлен, что Люк не понял. Бездна, он ведь даже у нас дома был. То, как Дилюк оказался в их уютной обители, выглядящей как кусок артхаусной сцены, было отдельной темой, которую, однако, лучшим вариантом было бы не поднимать. Венти приподнял брови, демонстрируя свое удивление. Невозмутимо прожевал еще кусочек шашлыка с шпажки. - Дельное замечание, - согласился он наконец, - но мне нравится эта оболочка. Могу ведь я быть хоть немного сентиментальным? Кэйа покачал головой: - Несомненно, можешь. И он прыснул от того, насколько серьезно это теперь прозвучало. - Но мне кажется, что ты преувеличиваешь проблему. В конце концов, они каждый день проходят мимо статуи, а я все еще здесь, - с долей ненаправленной ехидности добавляет Венти, и на это Кэйа лишь разводит руками.***
Кэйе восемнадцать, он выпил почти полдюжины бутылок, и он, черт, пьян. - О, Барбатос, - тихо произносит он с бесконечной усталостью, и Венти с соседнего стула безнадежно стонет, растекаясь по столешнице, - почему ты не оставил меня умирать на дороге. В смысле, - он становится еще тише; его язык заплетается, - я люблю то, где я сейчас. Я счастлив в Монде. Но... - он описывает пальцем, поднятым вверх, круг, - когда-нибудь это закончится. И моя родина придет уничтожить твою. И, архонты, - он чертыхается, - они заставят меня вернуться. Они узнают все, - и, скосив взгляд на стойку бармена в отдалении, с ужасом повторяет, - они узнают все. Бездна. Венти тычет в него пальцем: - Потому что ты свободен, дурина, - пьяным тоном, но очевидно осмысленно произносит он, - ты можешь задавать мне этот вопрос хоть каждый день, но ответ не изменится. Никто не решает, как ты поступишь - ни Каэнри'ах, ни Мондштадт, ни я, ни даже Селестия, - но это отдается вязкой ложью на языке, и Венти знает, почему, - это твоя жизнь. Я подарил тебе ее. Проживи ее так, как действительно хочешь прожить. Он поднимает взгляд на Кэйю снова, а у того глаза на мокром месте. - Ве-енти, - тоскливо ноет Кэйа и тянется обнять его. - Бар уже закрыт! - кричит им со стойки Дилюк, явно до последнего тянувший, чтобы это сказать, а Кэйа кричит ему в ответ: - Хоть бы присоединился, Люк! В конце концов, у меня день рождения. Совершеннолетие. Важный праздник. Дилюк выходит из-за стойки, чтобы оказаться ближе, и скрещивает руки в защитной позе. - Нам завтра на тренировку утром, Кэйа, - строго замечает он, а потом добавляет с толикой сожаления: - с моей переносимостью я не приду в себя раньше понедельника. Тебе тоже об этом стоит подумать. Как ты будешь сдавать проверку квалификации с похмельем? - Ну Лю-юк, - тянет Кэйа, - у меня день рождения. Разве я не могу немного выпить на свой день рождения? Я удивлен, что вообще до него дожил. Венти прячет улыбку в стакане - он знает, что Кэйа давно научился ускорять вывод спирта из организма при помощи Анемо. Он сам не был любителем подобного подхода, но у него, как у не совсем человека, и похмелья почти не бывало, так что! - Ладно, - неохотно соглашается с его доводами Дилюк, после чего отходит к полкам, - тогда тебе потребуется это, - замечает он и перекидывает Кэйе мутноватую белую бутыль. Кэйа ловит, пусть и не без помощи Анемо, а Венти удивляется, что мешало Дилюку не рисковать разбить ее и просто подойти. - Хм? - удивляется Кэйа и вертит бутыль в руках, словно бы видит нечто подобное впервые. - Что это? Вздох Дилюка становится почти скорбным. Он упирает руки в боки и устало произносит: - Антипохмельное. На квалификации Кэйа впервые публично использует ускорение, сделавшись почти вдвое быстрее. Он впервые побеждает Дилюка на соревнованиях такого типа. Плохая новость: мощность последнего удара рассеивания оказывается достаточно сильной, чтобы трибуны охватило огнем. Венти с любопытством наблюдает за тем, как пылает дерево, поет Барбара, излечивая и туша пожар, и кричат друг на друга Кэйа с Дилюком, которые, впрочем, помирятся через полчаса после этого.***
Крепус Рагнвиндр умирает пятью месяцами позже, накануне дня рождения Дилюка. Кэйа сутки ходит бледным, как бумага, а потом пропадает. Венти знает, где он. Венти не идет к нему - Венти идет в Долину ветров, устраивается на развилке древа и играет на флейте до глубокой ночи. В конце концов, философски думает он, я хороший старший брат.***
Вернувшийся спустя чертовски много времени Кэйа все так же бледен. Он решительным шагом минует гостиную, открывает бар, достает оттуда закрытую бутылку огненной воды, вскрывает и пьет, словно обычную воду. Кашляет - долго и мокро, а от першащего горла глотка наверняка горит. - Это моя вина, - произносит он на одном дыхании, и голос его слабый, - я начал проводить слишком много времени с Люком, и они- Он не плакал, но лучше бы да. - Венти, - произносит он, - они убили его отца. Это... - он сбивается и опять кашляет, - это предупреждение. - Кэйа, - вклинивается Венти, и что-то в нем отчаянно требует противоречить столь ужасной идее, - здесь нет твоей вины в случившемся, - отчаянно заявляет он, почти просит, не зная, откуда взялась боль, - Фатуи и Бездна, лишь они- - Они заберут у меня все, - бормочет Кэйа упавшим голосом и смотрит ему в глаза. - Свободу. Силу. Дилюка. Тебя. Они заберут все, а мне придется только стоять и смотреть. И Венти обнимает его - не может не обнять. - Ты стал таким сильным за эти годы, - бормочет он, - ты сделал так много. Ты смог стать хорошим человеком, Кэйа. Ты научился защищать людей. Так не отгораживайся от них теперь. Кто поможет Дилюку теперь, если не ты? Тот как-то совсем несуразно всхлипывает ему в плечо. - Я недостаточно силен, Венти, - совсем тихо произносит Кэйа, - мы умрем, все вместе. И он проглаживает его по волосам, точно совсем мальчишку. - Все в порядке, - успокаивающе произносит Венти, - я тоже никогда не был достаточно силен. Но я ведь все равно всех победил, правда? Кэйа еще неразборчиво бормочет что-то под нос какое-то время, но потом, наконец, затихает. Венти приходится воспользоваться Анемо, чтобы донести его до постели. И вот, стоя над ним, изнеможенным и потерянным, он осознает с легким удивлением: ох. Кажется, ему придется защитить в грядущей мясорубке еще и осиротевшего отпрыска Рагнвиндров. Что-то внутри ругало его: старый дурак, да ты даже себя можешь не вытащить, как ты можешь брать ответственность за кого-то еще? Но, по крайней мере, он знал, что это было бы правильным.***
Он никак не комментирует, что Кэйа снова начинает пропадать. Это не быстрый процесс, и он не торопит его, лишь позволяя себе убедиться, что им никто не мешает. И если вокруг винокурни появляется самоподпитывающийся защитный Анемо барьер, на который теперь со всей округи слетаются кристальные бабочки, то, что же, даже у Кэйи уровень владения чувством стихий не настолько высок, чтобы увидеть его.***
В конце концов, ему кажется, что все налаживается. А потом девушка, до странного напоминающая ангелов, которых Венти встречал пятьсот лет назад, спугивает только начавшего успокаиваться Двалина, и все стремительно идет под откос.***
- О, бездна, что не так с моей жизнью, - Дилюк, дав "вольно" прибежавшим к нему рыцарям, поднялся на второй этаж и уселся за стол к Венти, Кэйе и Люмин, подпирая голову ладонью. - Чертов Барбатос, - произносит он монотонным голосом, и Люмин смотрит на Венти ошарашенно, на что тот только подмигивает, - устраивает целую эпопею для того, чтобы украсть свою собственную лиру, привлекает к этому странницу и моего друга и в итоге все равно ее не получает, зато теперь вы все в розыске? Он закатил глаза. - Я, конечно, знал, что большая часть рыцарей Ордо Фавониус бесполезна, но чтобы настолько, чтобы они по описанию не узнали своего капитана... Они переплюнули все границы. - Но ты же сам из Ордо Фавониус? - уточнила еще более растерянная Люмин, словно бы не была готова к тому, насколько странно выглядит организация абсолютно всего в Мондштадте. Она даже пальцем указала непосредственно на брошь с крылатой эмблемой рыцарского ордена. Дилюк вздохнул. - Именно, - ответил он ей, словно бы вопрос был предельно глупым, - и именно из-за этого я действительно хорошо знаю, насколько плохи офицеры. Впрочем, тут даже наблюдений никаких не надо делать - они буквально не догадались, о ком идет речь, когда в описании у героя повязка на глазу. А Фишль, на моей памяти, все же девушка. - Да ладно, кончай нудеть! - со странной дурашливой ласковостью произнес Венти, - давай лучше выпьем за то, что в итоге нас хотя бы не поймали... - Нет, - отрезал Дилюк и резко встал из-за стола, - я зову Джинн, а потом мы решаем вопросы так, как они должны решаться. И не смейте смываться. Кэйа, - взгляд изменился, но сложно сказать, в какую сторону, - ты - особенно! - Ладно, ладно! - Кэйа поднял руки, показывая, что сдается. - Я так больше не буду делать! Честно! Не обижайся! И на мгновение мрачное лицо Дилюка осветилось короткой полуулыбкой. - Ладно, - нейтрально согласился он и скрылся на лестнице.***
- Точно, - стонет Дилюк, - я же тебе не говорил. Вот это, - он указывает на отчаянно зевающего Венти, - Барбатос. Джинн давится взятыми ею для перекуса мондштадскими оладушками. Венти с подозрительным удовольствием думает о том, что она будет плеваться, произнося молитву Барбатосу при создании одуванчикового бриза, еще очень долго. Он хорошо помнит ее пятнадцать лет назад - мелкую и активную, но ответственную и вдумчивую. Она приходила слушать его баллады все эти пятнадцать лет и так и не поняла. Архонты, храните Мондштадт.***
В итоге они, конечно же, всех победили. Едва ли это было силой любви, но очистившийся от скверны Двалин явственно оценил их старания, и даже обошлось без потерь. И, быть может, в это мгновение, когда они неслись на огромном драконе прямиком над Мондштадтом, и следовало делать какие-то выводы, осознавать мораль... У каждого на его землях был выбор, и если они выбирали делать вид, что ничего не происходит, что боги все еще сидят на небесах, а вовсе не бродят среди них... Что же, и это тоже - свобода.