Кэтрин Джейн. Изменить всё.

      Она снова провалилась в свой кошмар. «Нет, Коннор, нет!..» Понимая краем сознания, что это сон, Линдси не могла очнуться, снова и снова переживая самые страшные моменты своей жизни возле завода в Архангельске.       Сквозь морок кошмара она почувствовала, что ее осторожно гладят по волосам и зовут по имени. Сделав над собой усилие, она вынырнула в реальность.       Серые глаза нашли зеленые, как будто это уже происходило. Покрывшаяся испариной Линдси, с колотящимся у горла сердцем, чувствовала, что девушка, сидящая напротив, вытягивает ее из омута кошмара. На секунду ощутив себя маленькой девочкой, которую обнимает мама, Линдси уткнулась лбом в ключицу Кэтрин.       На это почти безотчетное движение раздался тихий голос:       — Я понимаю твою боль.       И после секундной паузы прозвучало:       — Можно, Линдси. Теперь — можно!       В ответ на разрешение из глаз старшей девушки хлынули потоки слез. Она оплакивала гибель друга и любимого так, как это делают в детстве — не размышляя, не анализируя, просто сотрясалась от рыданий и горько всхлипывала. Перед плотно зажмуренными глазами мелькали воспоминания. Лицо Коннора, его редкая улыбка, теплый и чуть насмешливый взгляд серо-голубых глаз, так похожих на её глаза. Его руки, летающие над клавиатурой ноутбука, морщинка на лбу, когда он анализировал собранные сведения и обдумывал дальнейшие ходы в расследовании. Его сосредоточенные движения, его голос, который заставлял Линдси ощущать холодок в позвоночнике, его уверенная походка, когда он четко знал, чего хочет добиться. Их завязавшиеся отношения… Его движение, которым он оттолкнул её к носилкам Купера, его взгляд, полный муки и уверенности, что нужно не дать заразе возможность распространиться и спасти своих людей. Она оплакивала свою любовь, свое несостоявшееся счастье, свои невысказанные чувства. И со слезами выходило напряжение, в котором Линдси жила с момента гибели Коннора, развязывался тугой узел где-то в солнечном сплетении, становилось чуточку легче думать о нем. И возрастала надежда.       Когда слезы начали стихать и вернулась способность воспринимать окружающую действительность, Линдси услышала тихий голос Кэтрин:       — Девочка моя… хорошая… милая… родная девочка… Поплачь, тебе станет легче. Я заберу твою боль, моя родная.       Еще долго Кэтрин одной рукой обнимала Линдси, другой гладила ее по волосам, не обращая внимание на то, что ее пижамная футболка мокрая от слез и безнадежно скомкана в судорожно сжатом кулаке старшей девушки.       Наконец Линдси отстранилась и снова пытливо заглянула в глаза Кэтрин. Было страшно увидеть в них жалость или насмешку. Но в глазах была нежность, понимание, сострадание и такая же боль, как у самой Линдси. И это приносило еще более сильное облегчение.       Пока Линдси в душе пыталась смыть с себя остатки горя, Кэтрин перестелила белье и проветрила комнату подруги.       Когда мисс Доннер вышла из душа и легла, она снова встретилась глазами с Кэтрин, которая стояла, прислонившись к дверному косяку, и крепко сжимала пальцами левой руки запястье правой. Зеленые глаза сосредоточенно смотрели в серые, и в них снова светились понимание и готовность помочь.       Линдси решила на этот вечер забыть о своем имидже успешной, волевой, деловой женщины, роль которой она успешно играла на публике уже несколько месяцев, закрывая от окружающих рваную рану в душе. Она протянула руку к девушке, с которой познакомилась несколько часов назад, и тихо попросила:       — Ты… посидишь со мной?       Кэтрин улыбнулась и с готовностью присела на край кровати, легко сжав руку подруги. Последняя мысль Линдси была о том, что сегодня уж точно она больше не увидит кошмары. * * *       Линдси проснулась ближе к вечеру. Позволив себе немного понежиться в кровати, она вспоминала ночной разговор с новоприобретенной подругой. С разговора мысли перескочили на самочувствие. Обычно после кошмаров Линдси спала плохо, просыпалась абсолютно не отдохнувшей и маскировала следы на лице косметикой. Сейчас же она чувствовала спокойствие и проблески надежды. Девушка встала и подошла к окну, за которым было видно солнце, клонящееся к закату.       — Интересно, может ли Кэтрин как-то влиять на настроение? — задала сама себе вопрос Лин и, надев халат, вышла из комнаты. В квартире разливался странный, но вкусный запах. И шорохи слышались не из комнаты, где расположилась гостья, а из кухни. Туда Линдси и направилась.       Обеденный стол был завален бумагами, только на краю чудом примостилась чашка, по виду, с молоком. Кэтрин сидела, обняв левой рукой подтянутую к подбородку коленку, а правой что-то быстро записывала на очередном листе. Темноволосая девушка подняла голову, и Линдси согрел теплый взгляд зеленых глаз.       — Здравствуй. Не могу пожелать «Доброго утра», уже давно вечер, — улыбнулась Кэтрин.       — Здравствуй, — вернула улыбку Линдси. — Вижу, ты давно не спишь?       — Давно. Хотела описать процесс перехода. И набросать эксперименты по проверке границ способностей. Садись. Проголодалась?       Кэтрин стала собирать бумаги. Линдси еще раз взглянула на стоящую чашку. Там действительно было молоко.       — Кэтрин, а откуда молоко? Вчера ведь в кофе мы добавили последнее.       — Купила, — просто отозвалась подруга, не прекращая систематизировать листы, и, подняв голову, встретилась взглядом с округлившимися глазами Линдси.       — Я заметила вчера супермаркет в конце улицы. Вот и сходила. Купила понемногу того, что не вызывало сомнений, — хихикнула девушка. — Не знаю, понравится ли тебе. С этими словами интегрантка вытащила из духовки две тарелки с чем-то непонятным, но пахнущим умопомрачительно вкусно.       — Это пироги. Один сладкий, другой с мясом. Кофе готов.       — Кэтрин, как? — отмерла наконец Линдси.       — Мне нужно было подумать. А думается мне легче, если чем-то заняты руки. Вот и результат. Не возражаешь?       — Кэтрин, я…       — Линдси, ты позволила мне жить в твоей квартире. Должна же я как-то отблагодарить тебя. Давай поедим уже.       Поняв, что спорить бесполезно, Линдси откусила кусочек очень вкусного мясного пирога.       Закончив то ли с поздним обедом, то ли с ранним ужином, девушки налили себе еще кто кофе, кто молока, и перешли с чашками в гостиную, где устроились на диване.       — Кэтрин. — Линдси все же решилась задать мучивший ее вопрос.       Темноволосая девушка чуть повернула голову, показывая, что слушает.       — Ты можешь вызывать в других людях эмоции?       — Только при физическом контакте и очень непродолжительное время, — отозвалась девушка.       — Покажешь? — Линдси было очень любопытно.       Кэтрин тряхнула головой, отгоняя какие-то свои мысли, поставила чашку на стол и потерла ладони.       — Дай руки, — протянула она свои ладонями вверх.       Линдси вложила пальцы в теплые ладони. Кэтрин прикрыла глаза.       — Радость.       Линдси ощутила, что ее действительно что-то радует.       — Волнение. Усталость. Сочувствие. Подозрительность. Вдохновение.       С каждым произнесенным словом менялись и эмоции Линдси.       — Здорово! А можешь по заказу?       — Говори.       — Удовольствие. Тревога. Испуг. Надежда. Послушай, а тепло считается эмоцией?       Вместо ответа Линдси как будто окутало теплым облаком. Кэтрин открыла глаза.       — Понравилось?       — Еще бы! Как калейдоскоп.       Линдси убрала руки и вдруг заметила на пальце подруги небольшой порез. Она была уверена, что вчера ночью этого не было. Удивительно!       — Кэтрин, что это?       Интегрантка проследила за взглядом подруги.       — Когда готовила, чуть задумалась и не уследила за ножом. Не волнуйся.       — Погоди, я не понимаю. Ты же полностью физически неуязвима. Питер рассказывал, что интегрант, с которым он работал, резал ножом кожу, но порезы тут же затягивались. Он даже горло порезал… Я думала, это у всех так.       Кэтрин тяжело вздохнула.       — Возможно. Но не у меня. Я так же смертна, как и все в этом мире. У меня нет неуязвимости интегранта. И если я здесь умру, я умру и в своем мире. И правду я не чувствую.       Линдси сцепила задрожавшие пальцы. Интегрантка еще раз вздохнула и накрыла руки подруги своими. Через секунду Линдси почувствовала спокойствие и умиротворение. Она резко отдернула руки.       — Не надо. Я волнуюсь.       — Линдси, я буду осторожна, обещаю. Но и ты мне обещай то же самое. Если с тобой что-то случится, меня выбросит в мой мир. А пока что там меня ждет изолированная палата с непроницаемыми стенами… Не хотелось бы…       — Обещаю, — искренне отозвалась Линдси, и девушки надолго замолчали, а потом снова разошлись по комнатам и легли. Ночь для Линдси снова была спокойной. Кошмары не возвращались.