Monsieur

Да, если честно, Чонгук просто терпеть не мог свою работу, а самое главное — своего начальника. Какое бы отношение у него к ним двоим ни было, а факт остается фактом: работать все равно придется. Несмотря на то, что начальник — тот еще язвительный высокомерный засранец, и что Чонгуку хочется ему плюнуть ядом прямо в лицо, превысив все пределы нормы, работа в офисе была прибыльной. Ну еще бы: быть секретарем такого козла — нужно запастись терпением. Видимо, бедные нервные клетки, а точнее их отсутствие, полностью покрывают хорошей зарплатой, чтобы работники Kim Entertainment не убегали с места работы, сверкая пятками. А Чонгуку очень уж хотелось. Мистер Ким был порой слишком требовательным и доебливым, настолько, что у Чонгука каждый раз дергался глаз, когда тот указывал ему на такие простейшие и даже, отчасти, глупые ошибки. Однако, как бы легкая ненависть ни подогревала жопу, он был терпилой, и понимал, что работать ему будет негде, если он уйдет: с такой-то (огромной) зарплатой, но с более доступным и нормальным графиком работы, да еще и с адекватным, заботливым начальником, ему максимум придется прекратить фантазировать, потому что таких мест не существует. А если они и существуют, то там все места забиты другими людьми. Поэтому, как бы доебы мистера Кима его ни бесили, приходилось уживаться в этом офисе и каким-то образом идти с начальником рука об руку, держа все грубые словечки внутри себя. Одно оскорбление, адресованное начальнику — и пиши пропало. Тут даже лучше вслух не стоит пытаться говорить, потому что уши, как говорится, везде. Поэтому Чонгук отмалчивается, но в голове своей каждый раз представляет, как мистер Ким горит в адском котле, и до ужаса злорадствует. Однажды Чонгук как-то быканул и очень пожалел: тогда Ким его конкретно выбесил тем, что все работники давно ушли отдыхать, а он, как какой-то лох печальный, сидел и работал за компьютером до двенадцати часов, если вообще не до часа ночи. «Уебок» — тогда сорвалось с уст. Лучше бы, блять, Чонгук тогда молчал… Дело даже не в том, что начальник услышал грубость в свой адрес и теперь Чонгук ссытся в штаны при одном его взгляде, а в том, что после того случая ему урезали зарплату. И причем как урезали! Он пахал как ебучий зверь, но получал гроши — примерно такие же, как и их уборщица, милая старушка, с которой Чонгук иногда перекидывается парочкой слов. Его это злило, бесило, раздражало и выводило из себя; его это расстраивало в то же время, настолько, что он реально надумывал положить на стол начальника заявление об увольнении. Но потом все как-то странно наладилось, и оттого Чонгуку стало не по себе. Он, сам тому удивляясь, перешагнул себя и свою гордость, ступив на порог начальника — и это при том, что мистер Ким-то, блять, его даже не вызывал! Чонгуку в тот момент показалось, что он пройдет все девять кругов Ада, выговаривая всего четверку слов: «Простите меня, мистер Ким». Но, на самом деле, это оказалось куда легче, чем он себе напридумывал. Казалось бы, даже Тэхен был тогда очень ошеломлен поступком, и после сказанных слов даже как-то просиял: глаза стали добрее. Оказывается, злого зверя всегда можно приручить, и на самом деле он окажется чересчур нежным, мягким и добрым. А звери, как правило, не всем людям показывают эту милую сторону — заслужить надо. Тэхен тогда слабо улыбнулся, прямо уголком губ, и сказал, что не держит зла. Ну, разумеется, он пиздел. У Чонгука на ушах навешанной лапши слишком много, уже девать некуда. Ким злопамятен, а раз урезал ему зарплату, так еще и дохрена мстителен. Чону казалось, что мистер Ким тогда тактично соврал, чтобы Чонгук не чувствовал себя не в своей тарелке. Его нервозность можно было понять даже дураку и издалека: его руки слегка дрожали, он часто покусывал губы, а еще огромный-огромный минус — он ни разу не посмотрел начальнику в глаза. Хоть куда: на панорамное окно позади него, на белый потолок, на такие же стены, на губы Тэхена, на его жилистые руки с длинными пальцами, но, блять, не в глаза. Но, оказывается, не соврал: зарплата после принесенных извинений стала прежней, график работы — тот же, что и был, кажется, даже меньше. Ким то ли внезапно подобрел, то ли еще что — непонятно, но Чонгук в то время люто кайфовал. А потом началась самая странная херня, которой Чонгук до сих пор не может понять: оставленный букет роз на его рабочем столе с запиской: «Тебе идет этот костюм, Чонгук. Хорошо подчеркивает фигуру», серьезно, что ли? В офисе завелись тайные фанатики? Все это очень пугало. Почему? Потому что это больше похоже на ухаживания за красивой, стройной и длинноногой цыпочкой, которая так или иначе, после потраченной на нее кучи денег, в скором времени точно даст. И Чона это с какой-то стороны даже оскорбляло. Он ведь нихрена не такой, правильно? Он мужик мужицкий, а ему тут, блять, розы дарят тайные поклонники! Совсем с ума посходили, блять? Короче, Чон был недоволен — предельно. Тогда он выкинул этот букет роз, не оценив их, и принялся за работу. В обеденный перерыв он на пару поржал с Чимином на тему роз от непризнанного воздыхателя, а затем — снова и снова рабочая суета. Глаза от света монитора жутко уставали и начинали болеть. Чонгук трет их слишком часто: постоянное времяпрепровождение за компьютером плохо на них влияет. Так что под конец работы он больше был похож не только на выжатый до последнего сока лимон, но и на нарика, который закидывается дурью. Взгляд усталый, мешки под глазами темные, а сами глазные яблоки красноватые — вот он, залог «успеха». Но ничего. Пока ему не ебут мозги — работа его вполне устраивала и он трудился как добропорядочный гражданин. В один из дней произошло нечто волнующее: Когда на улице была самая настоящая морозилка, Чонгук побыстрее проскочил в офис. Дверцы лифта почти закрылись, пока он бежал к нему, потому что слегка опаздывал (на целых десять минут), но между них вдруг появилась рука, которая заставила дверцы раздвинуться обратно. Чонгуку вообще не хотелось попадаться на глаза своему начальнику. Казалось бы, опоздал всего лишь на десять, мать его, минут, а на тебя так наорут, что мало не покажется, так еще и выговор выпишут — никому такого не хотелось. Но словно назло: — Опаздываете, Чон Чонгук? Чон вздрогнул всем телом, округлив глаза от страха. Он уже предугадывал, что будет: недовольство начальника, крики, грубые словечки, по типу: «Вы — бесполезный работник». Но нет, нихрена. Ничего из вышеописанного не было, и стало даже как-то странно, ведь Тэхен никогда не упускал возможности поорать на своего сотрудника, особенно если его зовут Чон Чонгук. — Была пробка, — оправдывает свое опоздание Чонгук, неловко заправив прядь волос за ухо. Его щеки и нос были красными-красными от холода, черное пальто было в снежинках, которые уже начали таять от комнатной температуры, очки запотели, а зубы до сих пор стучали друг о друга, и Киму это казалось по-своему очаровательным. Он мягко улыбнулся, вводя Чонгука в самое настоящее заблуждение. — С кем не бывает. Понимаю, — была бы возможность, у Чонгука бы челюсть на пол упала. Начальник приятно удивляет, на самом-то деле… — Видел цветы в урне. Кто-то решил приударить за моим секретарем? Чонгуку даже на долю секунды показалось, что у начальника пошел сдвиг по фазе и он начал его ревновать, но потом эта странная мысль пропала из его головы (или это было неозвученным желанием — чтобы начальник его ревновал?), и он кратко усмехнулся, снимая очки, чтобы протереть их салфеточкой. — Что-то в этом роде, — Чонгук, протерев линзы очков, надевает их обратно. Лифт приехал на нужный им этаж. — Терпеть не могу розы. Ким как-то странно приподнял брови и усмехнулся, опустив голову вниз на долю секунды, но затем поднял ее обратно и посмотрел на Чонгука весьма ясно. — Какие у тебя любимые цветы? — Пионы нравятся, — Чон отвечает с простотой, даже и не подумав, что этот вопрос из уст собственного начальника звучал мега ненормально. — Хорошего рабочего дня, Чонгук. Не забудь пообедать. Чонгук, хлопая глазами, когда Ким уходит в свой кабинет, пытается понять, что происходит с его начальником, но вместо понимания приходит уйма вопросов, на которые Чонгук хотел бы знать ответы.

☠️

Четверг. Все мысли из головы ожидаемо уходят, когда Чонгук принимается за работу. Ему было не до цветов и не до начальника, который за последнее время изменился (и, вроде как, в хорошую сторону). Чон даже и не заметил, как пролетело время и как стрелка на часах достигла часа дня. Обед. Ура. Свобода на целых полчаса от постоянной рутины. В обеденном зале, который расположен на этаж ниже, Чонгук встретился с Юнги и Чимином. Они работали на пару этажей ниже этого, но это не мешало им встречаться в определенное время и обсуждать все на свете. Они заказали по кружке черного кофе. Чимин взял салат, Чонгук и Юнги, как и всегда, отдали предпочтение рису с мясом — нужно набираться сил после всяких бумажек и работы за компьютером. Юнги и Чимин работали в отделе маркетинга. Чонгук, на самом деле, мало людей знает в этом офисе. Хватит пальцев, чтобы пересчитать: например, Намджун из отдела кадров и Сокджин из отдела продаж. И больше никого. — Вы заметили, что начальник начал себя странно вести? — засунув рис в рот, поинтересовался он. Юнги пожал плечами, не приметив ничего особенного, что было вполне ожидаемо. — Разве он ведет себя не так же, как и прежде? Орет на всех, кому-то зарплату уменьшает, вон, даже нашу добрую старушку-уборщицу уволил за одну оплошность… — Что? — Чон чуть не подавился. — Нашу миссис Чхен? — Да-да, она самая, — усмехается Мин с набитым ртом. — Жалко ее. И так зарплата была мелкая, так еще и уволили. А у нее, кажется, двое внуков. Чонгук не понимал: почему начальник вел себя с другими по-прежнему строго, а с ним — как-то по-другому? А может, он вообще себе просто напридумывал? Ну, а что? Так же делают маленькие девочки, и им делать это никто не запрещает, ибо мечтать — не вредно. Может, на самом деле так и есть… Но вопросик появляется и другой: кто ему, блять, постоянно дарит цветы? Сначала это были розы, затем — ромашки, которые приняли на себя ту же участь, затем еще какие-то, чьи названия он даже и не знает. И, конечно, комплименты в записках: «Ты безумно красивый»; «Не могу оторвать от тебя взгляд»; «Снова этот костюм? Носи его чаще, мне нравится разглядывать тебя», и так далее. Чонгуку это льстит, но в то же время очень мучает, потому что он не знает, кто этот тайный ухажер, а узнать хочется очень сильно, буквально до покалываний в кончиках пальцев. — Ладно, хер с ним, с этим начальником. Меня больше интересует вопрос: почему ты вдруг этим поинтересовался? — Просто так, — уклоняется от ответа Чонгук, принявшись доедать рис, которого осталось совсем немного. Скоро обеденный перерыв кончится, так что приходилось торопиться. Мин строит недовольную гримасу, намекая, что не совсем удовлетворен ответом Чонгука. — Не ври мне. Я в отделе маркетинга работаю, мне этого вранья по горло хватает и без тебя, поверь. Чонгук поднимает взгляд, смотря на друга с прищуром через линзы очков. А затем, доев рис, пока Юнги терпеливо ждал окончательного ответа, говорит: — Он стал как-то добрее ко мне в последнее время: перестал вызывать не в мою смену, график работы стал чуть меньше, зарплата хорошая. Меня это пугает… Еще и цветы какой-то идиот пихает мне на стол буквально каждый день, я задолбался их выкидывать. — Что, серьезно? — хмыкает Юнги. Он надул губы, задумавшись на пару секунд. О цветах знал только Пак, потому что Чонгуку и Юнги до этого момента не удавалось встретиться, ибо у последнего был очередной завал и, как он и сказал, тонны вранья, которого он уже наслушался; ему даже не до обеда было, что тут говорить про Чонгука. — А вдруг, это презент от нашего босса? — Шутишь? — если это действительно шутка, то Чонгук ее не оценил. Ему это кажется забавным: как вообще подобная мысль Мину в голову пришла? Это же невозможно. Начальник был строг ко всем. Может, дело просто в том, что Чонгук и так в последнее время засиживался на работе до ночи и страдал до последнего, но попросту не послал его, Тэхена, нахуй, а это весьма похвально, вот он и решил дать ему расслабиться. А может, он дает расслабиться Чонгуку прямо перед бурей, потому что так обычно и бывает — отдых, расслабуха, а потом завал, работа и кофе из старбакса. А, секундочку. Еще и желание умереть прибавляется к этой «веселой» компашке. — А ты рассматривай все варианты, — предлагает Чимин, дернув бровями в своей манере. — Кто еще может дарить тебе цветы? Босс ко всем относится одинаково, а к тебе — по-другому. Это уже звоночек, Чонгук. Чонгук, хмуро запив сухость во рту горячим кофе, тяжело вздыхает. Полчаса его обеда практически прошли и совсем скоро придется попрощаться со своими друзьями, вновь засев за рабочим столом. Его это немного расстраивало, потому что хотелось обсудить этот момент (про цветы) с теми, кто мог дать совет. Конечно, они дали почву, по которой можно передвигаться, но правда ли то, что начальник решил за ним приударить? — Быть такого не может, ребята, — продолжает сомневаться Чон, хотя одно полушарие мозга говорит (или, скорее, буквально кричит) о том, что друзья могут оказаться правы. — Он знает, что мне нравятся пионы, а мой тайный поклонник ни разу мне их не подарил. — А откуда он знает, что тебе нравятся пионы? — прищурился Мин с подозрением. Чонгук слегка замялся, но, неуверенно покусав губу пару раз, все-таки озвучил: — Он спросил, какие мне цветы нравятся. — Серьезно? Ни с того ни сего? — Ну, нет. Он заметил, что какой-то тип дарит мне цветы и сказал: «Кто-то решил приударить за моим секретарем?», а потом я ему сказал, почему выбрасываю их. Юнги и Чимин пару секунд молчат, но смотрят на парня, сидящего перед собой, весьма многообещающе. Мин сложил руки друг на друга, уперевшись в ладони подбородком; его рис и мясо были доедены, остался лишь кофе и то — совсем немного. — Чонгук, скажи честно: ты дурак или прикидываешься? — спокойно интересуется Мин. Чонгук непонимающе нахмурил брови, не догадавшись, к чему озвучен этот вопрос. — Тебе вообще не показалось подозрительным то, что он поинтересовался, какие цветы тебе нравятся? — Да ты издеваешься! Ну как это может быть наш началь… Чонгук вдруг замолк, когда рука неизвестного коснулась его плеча. Он не дернулся, но испуганно округлил глаза от неожиданности и посмотрел на друзей, которые тоже удивились. — Добрый день. Уже пообедали? — раздался голос за спиной и Чонгук сморщил нос, надеясь, что начальник не слышал ничего «интересного» из их разговора «подружек». А если и слышал, то все: считай, Чон вылетит из офиса. Наверное. — Да, вот, кофе допиваем, — Мин показывает свою кружку в руке, в которой еще осталось немного кофе, и слегка улыбнулся, делая глоток уже почти остывшего напитка. — А вы до сих пор не обедали, мистер Ким? — Чонгук начинает проклинать своих друзей: какого хера, блин, они его задерживают… Пусть поскорее уйдет. Чонгуку жутко неловко, а мысль о том, что, возможно, Ким все слышал, попросту добивает его и без того слабую нервную систему. — Пока нет, — кратко улыбнувшись, Тэхен убрал руку с плеча Чонгука и последний облегченно выдохнул; от чужого прикосновения он чувствовал себя пойманным хищником зверьком. — Но это неважно. Допивайте кофе и приступайте к работе, коллеги. Тэхен еще пару секунд посмотрел на Чонгука, который еле как перешагнул через себя и посмотрел на босса в ответ, чувствуя жуткую неловкость, а затем ушел к прилавку. Видимо, чтобы заказать себе еду. — Это что было? — удивленно лепечет Чимин, быстро моргая глазами и приоткрыв рот в форме буквы «о». Юнги оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что их не слышат и уже только тогда наклоняется ближе к Чонгуку, все равно шепча: — Ты серьезно, Чонгук? Ты посмотри, как он смотрит на тебя! Это точно он, я клянусь тебе, блять. Не тупи и бери яйца в руки.

☠️

Когда Чонгук возвращается обратно к себе, его удивление стоит видеть. Пионы. Блять. На. Его. Рабочем. Столе. В глотке внезапно пересохло. Осознание, что друзья правы, недопустимо сильно давит в груди и заставляет задыхаться. Ахренеть. Пиздец. То есть, что получается? Его начальник, который до этого прекрасного момента дрочил его по работе, вдруг как маленький мальчик влюбился в него и теперь ухаживает за ним, чтобы привлечь внимание? Чонгуку казалось, что этот человек порою слишком прямолинеен и неважно, в какой сфере — он скажет или мягко, или грубо, и кому угодно, тут гадать не стоит. Но чтобы Тэхен вместо того, чтобы сказать прямо, дарил ему каждый день цветы разных сортов, дабы угадать его любимые, несмотря на то, что Чонгук их постоянно выкидывал… Это довольно мило. Но почему он не сразу подарил ебучие пионы, о которых Чон сказал? Чонгук с тяжелым вздохом подходит к рабочему столу, подбирая букет, и наклоняется носом к лепесткам, втянув приятный аромат. На этот раз записки никакой не было, только цветы. В принципе, Тэхен знает, наверное, что Чонгук уже догадался, кто ему дарил цветы все это время. И становится довольно странно: Чонгук ранее терпеть начальника не мог, а теперь он ему кажется милым. Чонгук вздрагивает, когда сзади хлопает дверь. Кто бы сомневался: словно назло сам начальник решил его навестить. Прошло буквально пять-десять минут, как Чон покинул столовую и как Тэхен пошел заказывать себе еду. И тут создается вопрос: а заказывал ли он ее вообще? Либо он слишком быстро ест, либо это был какой-то отвлекающий маневр, либо Чонгук дурак и потерялся во времени. Он медленно оборачивается, слегка приобнимая букет цветов. Следующее, что доносится до его ушей, приятно ласкает слух и душу: — Наконец-то, — улыбается Тэхен. Что — «наконец-то»? — Наконец-то ты не выбросил их в урну. А, ну, это все объясняет. — Вы настойчивый, мистер Ким, — с улыбкой делится своим мнением Чонгук. — Не каждому бы хватило терпения и денег. Тэхен усмехается, касаясь кончиком языка верхнего ряда зубов. — Почему Вы сразу не подарили пионы? Это избавило бы Вас от лишней траты денег. Чонгук стоит смирно, когда Тэхен, как зверь, охотящийся на свою маленькую добычу, медленно подходит ближе. В его глазах горят какие-то непонятные игривые огоньки, а на лицо ползет легкая улыбка. Чон к ней так и не привыкнет: в конце концов, до этого босс редко давал волю чувствам и эмоциям, но в последнее время его как будто подменили. Он теперь больше располагает к себе, чем раньше, и манит своей красивой улыбкой. — Подари я пионы сразу после того, как спросил тебя о цветах, было бы весьма подозрительно, верно? Чонгук согласно кивает и, словно задумавшийся щеночек, отворачивается, смотря в одну точку. Голова совершенно не грузит после рабочего дня, на самом деле, хотя он успел отдохнуть целых полчаса. Чон даже не знает, как реагировать на то, что начальник начал ухаживать за ним. Это вроде и мило, но это вводит его в самый настоящий ступор. То есть, до этого Ким Тэхен его жутко бесил и все такое, а теперь его умиляют поступки с его стороны, и, больше сказать, они ему даже нравятся? Знакомьтесь: это — Чон Чонгук. Он поехал крышей. Всем пока. Вообще, это реально мило. И не берем в учет то, что Чонгуку изначально эти презенты от тайного воздыхателя не нравились и он выкидывал их в урну, да… Давайте забудем об этом, как о страшном сне. Может, Чонгук скрывает кое-что еще: например, то, что его обрадовала сама мысль, что эти все цветы были по итогу именно от него. Из-за самой обычной вежливости Чонгук как-то проникся. Из-за самых обычных знаков внимания и некой заботы Чонгук, походу, перестал чувствовать неприязнь. На самом деле, да, отчасти это правда — он терпеть не мог Ким Тэхена. Но только тогда, когда он вызывал его в выходной день или когда задерживал допоздна; или, например, когда заставлял копаться в куче бумажек и плавать в глубоком океане под названием «завал»; или, например, тогда, когда от усталости Чонгук просто падал на кровать и засыпал, даже не ужиная. Но когда было спокойно и рутинная жизнь шла без лишних неожиданных вспышек, отношение к начальнику было нейтральным. Даже признается: он считал красивым своего начальника, хоть и до пиздеца строгим. Диким зверем, постоянно рычащим, но иногда проявляющим нежность и заботу. Наверное, у всех работников так: как только все пошло не по планам — шквал ненависти падает на тех, кто стоит во главе. Так всегда бывает, верно? Более того, это даже нормально, что люди, блять, недовольны, когда их вызывают на работу, например, в шесть утра в свой выходной день. И, разумеется, это нормально — проклинать своего мудака-начальника, который захотел поднять вас с теплой, мягкой кровати, хотя сегодня не ваша смена. Вот и Чонгук, в общем, таким был: все по пизде — начальник у него становился козлом, мудаком и уебком; только все нормально — он тот еще красавчик, а еще очень вежливый, и я был бы не против с ним замутить. Короче, интересно это все — прям ебанешься. — Кстати, а почему в этот раз без записки? — интересуется Чонгук. — Потому что в этот раз я пришел сам и могу в любой момент сказать тебе о том, как сильно тебе идет тот костюм, — с улыбкой отвечает Ким, а Чонгук начинает смеяться. Да, костюм Чонгука — это нечто. Черные штаны обтягивают его зад, а бело-прозрачная рубашка позволяет посмотреть на грудь. В комплекте еще идет пиджак, но Чонгук в основном его снимает, потому что в офисе порою бывает чересчур душно. И именно из-за штанов и рубашки, которые открывают все прелести чонова тела, Тэхен готов продать душу Дьяволу. Этим телом никогда не наглядеться. Он хотел бы его изучить, ощутить его кожу губами и целовать до потери памяти. Чонгук ему нравится, бесспорно. Но тело далеко не то, из-за чего появилась эта симпатия — это лишь так, бонус. Чонгук — очень хороший, ответственный работник. Его голос, его манера речи, его харизматичность заставили Тэхена едва ли не выть. Чон очень похож на него в плане взглядов на некоторые вещи. У них есть даже общие интересы. Правда, Чонгук не догадывается, что Ким уже миллионный раз плакал на фильмах «Интерстеллар» и «Пассажиры». Чонгук как-то посоветовал их, к слову сказав, что просто обожает фильмы, где события происходят в космосе. Они захватывают дух, заставляя его мечтать о дальнейших годах, где он отправится хотя бы на Луну и посмотрит на Землю, которая будет в трехстах тысячах километров от него. А Тэхен просто послушался этого совета и в тот же день посмотрел. И знаете, что? Не расстроился. — Могу надевать этот костюм ежедневно, — и неловко — просто до жути, но ради удивленного лица Ким Тэхена это стоило сказать. — Ты так разбалуешь меня. Я и так еле как отрываю взгляд от тебя, а что будет дальше? Я сорвусь, — тон голоса звучит не угрожающе и даже не предупреждающе, а, скорее, скуляще — ведь один вид Чонгука в том костюме его мучает так, словно на член капают раскаленную лаву. А это, дорогие мои, не очень приятное сравнение. И наяву — точно так же, он уверен, но, слава Богу, проверить ему еще не удосужилось и надеется, что и не удосужится никогда. Тэхен медленно подходит к Чонгуку, сокращая расстояние между ними до минимума. Он прижимается лбом к чужому, разглядывая глаза напротив — так близко и одурманивающе, — бессовестно врываясь в чоново личное пространство. Чон судорожно выдыхает. Подобная резкость и решимость Кима тянет у него где-то внизу живота, а клетки мозга начинают кричать явное: «Спасите, помогите!», но, на минуточку: никто не говорил, что им не нравится такое положение. — А может, я хочу, чтобы ты сорвался? — играется, улыбается, словно кидает вызов; его глаза маняще блестят, кривая улыбка ползет на лицо, а рука, не держащая букет цветов, устраивается на черном галстуке, подтягивая Тэхена к себе ближе, хотя, казалось бы, уже некуда. И уже тогда между губ остается буквально пару миллиметров. Мелкое расстояние между телами захватывает дух, как в космосе, желание соединить губы в мокром поцелуе вырывает душу и превращает ее в самые настоящие клочки. Чонгук хочет — до безумного, ненормального. И будь бы его воля, будь бы воля Кима, они бы уже давно поцеловались, страстно передвигаясь по кабинету, на ходу роняя вещи, чтобы найти место для удобной позы. Но нет. В дверь кто-то стучит. Поверьте, Чонгук уже ненавидит того типа, который пришел так не вовремя. — Приходи завтра в том костюме, договорились? — шепотом просит мистер Ким и Чонгук одобряюще качает головой. Тэхен, словно прощаясь, проводит ладонью по его щеке, приметив, что у парня нежная кожа, и отстраняется, кратко улыбнувшись. Завтрашний день будет многообещающим.

☠️

Пятница. Последний рабочий день. Завтра уже выходной. Чонгука эта мысль не радует, как положено; у него в приоритете — поскорее встретиться с начальником и порадовать тем, что он надел тот самый костюм. А тот, к слову, очень хорош: обтягивает те части тела, которые, казалось бы, наоборот нужно скрывать. Но только не перед ним. О работе вообще не думается, особенно с анальной пробкой в заднице. На часах стрелка подбирается к десяти утра, а духа начальника как не было, так и нет. К слову, об анальной пробке: Чонгук знал, к чему все пойдет, а потому заранее подготовился. Он не хотел доставлять Тэхену проблем с растяжкой, потому что та занимает уж очень много времени, и он уверен, что они оба бы проклинали эту гребаную растяжку, если бы Чон не задумался об этом ранее. Так сказать, позаботился об их общем времени, которое не тянется как резина. Сама мысль, что секс будет не дома, а в гребаном офисе, где полно людей и те могут зайти в любой неподходящий момент, неимоверно его возбуждает. Член словно по щелчку пальцев твердеет и ткань классических штанов неприятно давит на эрекцию, доставляя то ли дискомфорт, то ли легкое удовлетворение — он еще не понял. Голова забита только Тэхеном, его пухлыми губами, его руками и его будущими прикосновениями. Только от одних фантазий все тело начинает полыхать подобно спичке, а что будет, когда Тэхен, все-таки, к нему прикоснется? Он сгорит заживо? С ним, наверняка, Чонгук был бы не против. Он кратко смотрит на букет цветов, стоящий в вазе, и снова отворачивается к компьютеру. Мозг, по всей видимости, даже не собирается работать. Чонгук ерзает на месте, чувствуя, как анальная пробка двигается внутри вслед за его нетерпеливыми движениями, и тяжело выдыхает. Сбоку хлопает дверь — Чонгук мигом бросает взгляд в ту сторону, надеясь, что это тот самый, кого он ждет так сильно. В глотке пересыхает, стоит ему узреть Тэхена в своем черном расстегнутом пальто, что несильно скрывает однотонную красную рубашку. В одной руке у него папка для документов из натуральной кожи, а в другой — ячейка с кофе из старбакса. — Здравствуйте, мистер Ким, — с улыбкой и восхищенными глазами здоровается Чонгук. Он смотрит на него так, как на предмет своего обожания, как влюбленный маленький мальчишка. Нет, любви с первого взгляда не бывает. Сначала у них была ненависть, а уже потом она каким-то странным образом переродилась в симпатию. Странно ли? Очень, но Чонгука это не смущает. Он начал ловить себя на том, что его начальник чертов красавчик, предельно давно. — Вижу, ты меня уже заждался, — с улыбкой говорит Тэхен, закрывая дверь за собой. У Чонгука щеки красные-красные, словно он совсем недавно пришел с улицы, где градус погоды заставляет желать лучшего. У Кима — также. Только у него, вот, реально дело в холоде, а у Чонгука… Без понятия, но догадаться несложно. — Выпьем по кофе? Я жутко замерз. Надеюсь, он еще не остыл. Чонгук поджимает губы, согласно кивая. А вообще — какой к черту кофе… У него, блять, штаны на стояк давят до бессовестного сильно, возбуждая еще больше, чем следовало бы, а Тэхен предлагает ему гребаный кофе. Серьезно, что ли? Тэхен садится на стул напротив Чонгука. Единственное, что их заставляет держаться на допустимом расстоянии — это широкий стол. И, если честно, Чонгук уже его ненавидит. Чонгук берет стаканчик с кофе, делая глоток. — Не остыл, — с улыбкой говорит Чонгук, успокоив начальника. Тот улыбается в ответ, делая глоток, и по взгляду можно понять одно: «Действительно, не остыл». — Совсем забыл, что у меня есть конфеты, — вспоминает Чонгук, а затем проклинает себя за то, что говорит раньше, чем думает. — Не отказался бы. Проблема состоит вот в чем: конфеты лежат в шкафу, что стоит у стены напротив стола. Чонгуку придется встать, чтобы взять их. Вспоминаем: у него стояк. «Блядство» — вздыхает Чонгук мысленно, решаясь практически на отважный поступок. Отказываться уже поздно, тем более, если начальник сказал, что с удовольствием выпьет кофе с конфетами. Поэтому, когда Тэхен отворачивает взгляд к своему телефону, он быстро встает из-за стола и проскакивает мимо начальника. Он подходит к шкафу, ища конфеты: они оказываются на самой верхней полке (и как он туда их засунул — от слова «совсем» не помнит). — Помочь? — раздается у уха и Чонгук ожидаемо вздрагивает всем телом, но уже не от страха, а от опаляющего шепота. — Да, не помешало бы, — нервно отвечает Чонгук, кусая губу, зная, что Тэхен не заметит, как он бегает взглядом по всему возможному, испытывая явный стресс. Вот он — твой шанс, Чонгук, а ты волнуешься, как какой-то ребенок перед экзаменом, учитывая, что хотел этой близости и думал о ней после вчерашнего слишком часто. Что с тобой не так? Ким тихо усмехается куда-то в район загривка, прижимаясь к парню со спины чересчур ощутимо. Чонгук уверен, что его сердце перестало работать должным образом вместе с легкими, которые вдруг перестали исполнять функцию дыхания. Чонгук отступает назад, чувствуя, как задницей прижимается к чужим бедрам. Все тело накалилось подобно неисправному проводу, заставляя чувствовать острее. Рука Тэхена ползет по впалому животу Чонгука и последний готов поклясться, что прямо сейчас с ума сойдет — практически мгновенно. Но нет: Ким внезапно отстраняется, все-таки достав конфеты. Он протягивает пакетик с конфетами. Чонгук забирает его и поворачивается назад, следуя к своему рабочему столу, при том предоставляя доступ Тэхену осмотреть его вид сзади. Мужчина должен сказать следующее: вид Чонгука сзади — восхитительный. Киму составляет невыносимый труд держаться на расстоянии. Ему хочется, наконец, приблизиться к Чону, обхватить ладонями его попросту восхитительную задницу и расцеловать привлекательную, тонкую шею. Безумно хочется. Чонгук садится за стол, открывая пакет с конфетами, взяв одну из них — сосательная, со вкусом ананаса. Он, избавившись от фантика, засовывает ее в рот. А после чувствует себя неловко: Ким наблюдает за ним с небывалым интересом, кусая нижнюю губу. Его взгляд не затуманенный, а наоборот — слишком ясный и серьезный, больше похожий на тот, когда раздевают глазами. — Вкусно? — интересуется Тэхен с ухмылкой, дернув бровью. Чонгук едва ли не давится от этой прекрасной мимики, но все же отвечает: — Очень. Ким, облизнув губы, встает со стула и наклоняется через стол, подтянув к себе Чонгука за ворот рубашки. Между губ остаются привычные пару миллиметров. — Дашь попробовать? — Дам, — у этого «дам», к слову, не один смысл. Он просто даст — и неважно, что речь про конфету. Тэхен со смешком наклоняется ближе к губам, шумно выдыхая: ему самому невтерпеж. Он поскорее хочет наклониться к этим сладким на вид губам, вжаться в них как можно сильнее и насладиться Чонгуком, его телом, сполна. — Наконец-то, — шепчет Чонгук в губы напротив. Тэхен игриво ведет языком по верхнему ряду зубов, кратко усмехаясь, и, наконец-то, вжимается в желанные губы. По телу словно пробегается ток. Ким двигает губами неторопливо, проводя ладонью по изящной шее, слегка надавливая большим пальцем под кадыком. Чонгуку от этого действия голову ведет до неимоверного. Кажется, еще секунду — и он потеряет контроль. Ловкий язык начальника пробирается в рот, по-хозяйски вылизывая чужой, игриво касаясь верхнего неба. Чонгук упирается ладонями в стол, и желание повалить его к чертовой матери становится все сильнее с каждой секундой умопомрачительного поцелуя. Чонгук протяжно мычит в губы, кусает за нижнюю, явно играясь. Разум плавится подобно мороженому на солнце, превращаясь в лужу сомнительного содержания. Ким проводит языком по конфете из карамели, чувствуя ее ананасовый вкус. Втягивает ее в свой рот, следуя ладонью вверх, зарываясь длинными пальцами в волосы своего работника. Конфета действительно вкусная. Но еще вкуснее — это ананасовый привкус на чужом языке. С тяжелым вздохом Тэхен отстраняется от Чонгука, примечая, что щеки того вызывающе покраснели. Он, прокусив конфету клыком, шепчет: — Отлучимся в мой кабинет? Чонгук с радостью соглашается, зная, что за этим предложением следует: он же, блять, не зря готовился сегодняшним утром, правильно? Чего упускать шанс, когда тебе ясно намекают на продолжение прелюдий, умудрившихся возбудить его до ненормального? Они отправляются в кабинет начальника. Тот закрывает дверь на щеколду на случай, если кто-то решится без разрешения войти. Обычно такого не случается: работники знают, что лучше не заходить в кабинет босса, зная, что за этим обязательно следуют последствия. Поэтому те приходили обязательно с важной новостью и, опять же, обязательно стучали перед тем, как зайти. Только одному Чону было позволено заходить без спроса и стука — он ведь его секретарь, который, к слову, безумно ему нравится, а это открывает ему, Чону, гораздо больше привилегий, чем остальным. Тэхену нравится выделять его среди других: вокруг все такие серые и порой тупые, но Чонгук… Чонгук — это воплощение Бога: умный, покорный и запредельно красивый. Не работник, а мечта. Как только дверь закрывается, Тэхен словно сбрасывает с себя весь контроль: он вжимает Чонгука в дверь, прислонившись носом в ту самую шею, которую так сильно хотел расцеловать ранее, и вдыхает еле заметный, но вкусный запах — какой-то одеколон, кажется, приличной цены; Чонгук может позволить себе дорогие вещи, потому что у него весьма неплохая (даже очень хорошая) зарплата: Тэхен об этом позаботился, как только Чон принес ему извинения за то оскорбление. — Как же ты вкусно пахнешь… — делится Тэхен шепотом, нюхая шею Чонгука, постепенно поднимаясь кончиком к самой мочке уха. Чон судорожно выдыхает, чувствуя, как руки начальника обвели бока и опустились ниже, к ягодицам, сдавливая их с весомой силой. Ким хотел сделать это еще давно: как только Чонгук впервые надел этот костюм. Но, к сожалению, ему было позволено только наблюдать со стороны и «страдать» от того, что он не мог даже прикоснуться. А теперь, когда это случилось, он чувствует нереальное удовлетворение своей сильной потребности. Чонгук обводит ладонями широкие плечи, спускаясь пальцами к пуговицам рубашки. Пальто Тэхен снял еще тогда, когда они сидели и пили кофе; кажется, последний за это время уже успел остыть — они сделали всего глоток. Он медленно расстегивает пуговицы красной рубашки, спуская ее с плеч. Касаясь подушечками смуглой, но нежной на ощупь кожи, у Чонгука начинает гореть в груди. Тэхен массирует ладонями ягодицы, раздвигает их, пропуская пальцы между ними — только ткань штанов мешает. Однако, несмотря на не снятый предмет одежды, Тэхен удивленно вскидывает брови, когда чувствует что-то твердое между половинок. Чонгук бегло облизывает губы и шепчет: — Я решил подготовиться заранее. На лицо Кима ползет едкая ухмылка. Он мягко касается губами уголка губ Чонгука, оставляя за собой влажный след, и ползет одной из ладоней к паху, слегка сжимая его ладонью; следом слышит глухой, тихий стон. — Я заметил, что у тебя стояк еще тогда, как только ты встал, — он всматривается в лицо Чона, слегка прикасаясь носом к другому. — Оказывается, вот в чем причина. — Не только в этом, — неуверенно отвечает Чонгук. — В чем же еще? — любопытствует Ким, прекрасно зная, о чем пойдет эта речь. Он нежно гладит крепко стоящий член через ткань штанов. — Я… — тот громко выдыхает от приятной стимуляции. — Думал о тебе. По всей видимости, Тэхен не имеет ничего против того, что Чонгук больше не обращается к нему в уважительной форме. И слава Богу. — И что же ты думал? — Ким ласково расцеловывает кожу на шее возле кадыка, спускаясь ниже, вдруг остановившись, понимая, что зайти дальше не позволяет рубашка. Он быстро расправляется с ее пуговицами (и те, на удивление, не выскальзывают из потных от возбуждения пальцев) и следует влажными губами дальше. Чонгук глотает воздух так, словно рыбка, которую выбросило на берег. Возбуждение бьет не только в пах, но и в виски. В них неприятно пульсирует, а сердце тарабанит бедную грудную клетку. — Поделись со мной, Чонгук. Тэхен пробирается под ткань штанов и трусов, сдавливая аппетитные половинки в широких ладонях, пока Чонгук пытается что-то выговорить. — Как ты… Как ты берешь меня на своем рабочем столе, — едва ли не задыхаясь, говорит Чонгук. Он запрокидывает голову, ударяясь затылком о дверь, когда руки Кима раздвигают ягодицы. А когда его пальцы касаются камешка анальной пробки, сжимая в пальцах и начиная двигать ее вперед и назад, словно на пробу, он низко стонет. — О, правда? — восхищается Ким. Ухмылка так и не исчезла с его губ. Он явно наслаждается тем, как реагирует Чонгук на его прикосновения: стонами, тяжелым, к черту сбитым дыханием, заметным дрожанием в руках и бедрах. — Что еще, Чонгук-и? — ласково шепчет Тэхен, спускаясь губами к одному из сосков, лизнув его всей поверхностью языка. Вот-вот и Чонгука перестанут держать собственные ноги — те неимоверно дрожат, словно остерегая, что скоро заставят хозяина упасть на пол. — Как вылизываю твой член, — с легкой, неуверенной улыбкой говорит Чонгук. — И как возьму его полностью в рот. — Надо же… — его тон звучит так, словно еще пару секунд и он сорвется. Чонгук хочет, безумно хочет взять его член в свой рот и довести до того состояния, когда поздно будет давить на тормоз. — Хочешь, чтобы я трахнул твой рот, верно? — разум Чонгука плывет. Голова идет кругом от таких пошлых фраз, сказанных таким бархатным и низким тоном. — Очень… Ох, — Чонгук слегка дергается в теле и простанывает, стоило Киму начать двигать анальную пробку в нем куда резче, чем до этого. У Чонгука перед глазами плывет мир; горят щеки и лоб, губы пересохли, сбитое дыхание очень трудно восстановить в прежний ритм. — Встань на колени, — звучит как явный приказ. Чонгук не против подчиняться этому мужчине: он сам этого хочет. Тэхен выпускает руки из-под ткани штанов, наблюдая с легким прищуром за тем, как Чон становится перед ним на колени. Прекрасный вид, отравляющий остатки разумного в нем. Смотреть на своего работника сверху-вниз — это нечто одурманивающее, сводящее с ума. Чонгук прислоняет ладонь к стоящему члену через ткань штанов: неторопливо трет, сжимает, словно оттягивая момент. Тэхен нетерпеливо выдыхает, запрокидывая голову кверху. Он прикрывает глаза, полностью отдаваясь моменту. Чон же расстегивает пуговицу на чужих классических брюках, звенит ширинкой и стягивает одежду по щиколотки. Следом спускаются и трусы. Чонгук хочет кричать от восхищения: член его босса перед собственным лицом — это лучший вид. Чон осторожно обхватывает ладонью основание члена, слегка ерзая на коленях, чтобы пододвинуться ближе. Он едва ощутимо касается языком головки члена, несильно оттягивая кожу на нем, и обдает головку горячим дыханием. Постепенно вбирая ее в плен теплого рта, Чонгук сжимает на ней губы, слыша сверху неровный выдох. Его начальнику нравится — кто бы сомневался. Ким еле держит себя, чтобы не схватиться за волосы Чонгука и не заставить его принять по самое горло. Он кусает губу до боли, как будто останавливая себя, но все равно хватает Чона за волосы на затылке. Не насаживает резко, к счастью, а даже аккуратно, чтобы не причинить Чонгуку дискомфорт. — Детка, принимай глубже, — тихо просит Ким, проводя кончиком языка по верхней губе. Чонгук, посмотрев на Тэхена снизу-вверх, непроизвольно стонет. Вид его начальника с такого ракурса просто восхитителен и возбуждает его только больше. Один его взгляд приводит в бешенство сердце, заставляя стучать его сильнее и быстрее. Чонгук, тяжело вздохнув через нос, покорно насаживается на член столь глубоко, что в глазах выступают слезы. В глотке слегка саднит, но это все ничто по сравнению с тем глубоким стоном, что сошел с уст Кима. От него у Чона идут мурашки по всему телу, заставляя вздрогнуть. — Чонгук-и, — выдыхает начальник и Чонгук сейчас точно сдохнет, просто поверьте на слово. Чонгук двигает головой быстрее, почти достигая губами основания члена; старается, как может, чтобы получить похвалу. — Вот так, умница, детка, — шепчет Тэхен, едва ли не проскулив, когда Чон, двинув головой назад, обводит кончиком языка уретру, из которой сочится естественная смазка. — Трахни себя пробкой. Чонгук, кажется, полностью теряет голову. От таких пошлых просьб, неких приказов, попросту пересыхает в глотке и едва ли не доводит до пика. Он покорно заводит руку за спину, нащупывая камешек анальной пробки, принявшись двигать ее в себе. Но от члена не отвлекается: усердно посасывает, издавая бессовестные хлюпающие звуки. Чонгук выпускает член изо рта, высовывая наружу язык: от него до головки тянутся две тонкие ниточки слюны. Он обрывает их движением языка, после потираясь им о нижнюю сторону головки. Движение пробки в себе приятно ласкает стенки, вызывая яркое желание поскорее вытащить ее и заменить чужим членом, но он не торопится — хочется, для начала, опробовать этот член вдоль и поперек. — Боже, малыш, — хрипло усмехается Тэхен, хмурясь от того, как прекрасно чужой рот принимает его член. От хлюпающих звуков по телу идет дрожь. — Иди ко мне. От этого мягкого «иди ко мне» у Чона сводит внизу живота. Он выпускает член с характерным чпоком, чувствуя, как по подбородку стекает собственная слюна, перемешанная с чужой естественной смазкой. Чонгук, несмотря на то, что ноги его еле как держат, подрывается с места, стягивая с себя рубашку до конца. Тэхен помогает ему расправиться со штанами и трусами, позволяя себе, наконец, взглянуть на это прекрасное тело. — Какой ты у меня красивый… — ласково шепчет Ким, щекоча Чонгука под подбородком. Тот урчит подобно маленькому котенку, а затем тянется ближе к своему «хозяину». Ким с радостью вжимается в губы своего секретаря, раскрывая их и впуская язык внутрь, лаская мягкими, нежными движениями язык Чонгука. — Мой маленький мальчик. Чоново тело горит. Он шумно дышит в поцелуй, ловя все комплименты Тэхена своими губами, вжимается в его тело своим, чувствуя, как руки Кима ползут по талии, пояснице, как касаются его абсолютно везде, оставляя за собой легкое жжение. — Трахни меня, — умоляюще скулит Чонгук в губы, кусая нижнюю. Ким расплывается в ухмылке и словно на прощанье мокро чмокает. Тэхен не хочет медлить больше. Он поднимает Чонгука под аппетитные ягодицы, усаживая на рабочий стол, до этого смахнув ненужные документы куда-то в сторону — те полетели на пол. Целует Чонгука абсолютно везде: начиная от уха, заканчивая грудью. Чон укладывается спиной на стол, раздвигая ноги, забравшись пальцами в кучерявые волосы и закатив глаза от наслаждения. Прелюдии — это всегда хорошо: они доводят до невероятного кайфа, до точки сумасшествия. Тэхен стягивает с себя рубашку, отбрасывая на пол, обхватывает ладонями полные ягодицы парня, слегка пододвигая к краю стола поближе. Он бесцеремонно закидывает ноги Чонгука на свои плечи, бережно проводя ладонью по его бедру; Чон чувствует пару колец на его пальцах при этом действии. — Хочу тебя, — сбито шепчет Чонгук, сжимая между пальцев мягкие волосы. — Тэхен… — на одном выдохе. — Кажется, пришло время заменить эту пробку чем-то более существенным, — усмехается Ким, касаясь мокрыми губами кожи под ухом. Он аккуратно вытаскивает анальную пробку из Чона, заставляя его тихо проскулить от пустоты, от которой он уже успел отвыкнуть. — Тебе так не кажется? — Да… — сбито шепчет Чонгук, задирая голову. — Трахни меня, пожалуйста. Эти умоляющие слова бьют по мозгам уж очень сильно. Время наступает для самого настоящего безумия. Оно заменяет разум, ни разу не думая сойти с места. — Я могу… Без презерватива? — уточняет Ким. В его тоне чувствуется забота и переживание. — К сожалению, я не привык носить с собой презервативы на рабочее место. Чонгук тихо смеется и согласно кивает. — Я полностью чист, — уверяет он его. Тэхен, слегка наклонившись вперед, пробегается влажными губами по груди, расцеловывая ее следом. Чонгук, почувствовав член между ягодиц, охает и прикрывает глаза на момент. Ким аккуратно толкается вперед, упираясь ладонью в стол, в паре сантиметров от Чонгука. Его стон, такой искренний и явно наполненный наслаждением, отдается эхом в голове. Как же Чонгук прекрасно выглядит под ним: его покрасневшие щеки и нос, его растрепанные волосы, его слегка запотевшие очки, его покусанные губы от удовольствия. Под ним лежит словно создание Божье. Слов слишком мало, чтобы описать его красоту, каждый его изгиб тела и каждую эмоцию. Он, как минимум, великолепен. Ким наслаждается процессом сполна. Он, войдя наполовину, принимается двигать тазом — быстро и мощно. И, по всей видимости, Чонгуку безумно нравится: он высоко стонет от абсолютно каждого движения, не зная, куда деть свои руки, хмурится, приоткрывая рот в форме буквы «о». Наблюдать за ним таким — возбужденным, искренним и чувствительным — одно сущее удовольствие. В голове у Тэхена плывет всего лишь одна-единственная строчка: «Красивый, красивый, красивый». Чонгук — очень красивый. А под ним — в миллион раз красивее. Чонгук и самостоятельно двигается. Конечно, это довольно сложно, но он старается насадиться на член Тэхена как можно глубже. Он задыхается в собственных стонах, отдавая всего себя в процессе. Тэхен водит ладонями по его бокам, по впалому животу, который тот втягивает от приятных прикосновений, по полным, просто ахуенным ягодицам. Одна узость едва ли не доводит до пика. В висках невыносимо пульсирует, на них выступает пот, каплей спускаясь вниз, к подбородку. Чонгук реально не знает, куда себя деть. А когда Тэхен начинает ему надрачивать, он хочет едва ли не завыть подобно волку — слишком приятно. Разум мечется в агонии. Тяжело дышать. Слишком хорошо. Настолько, что невыносимо. — Тэхен… — низко стонет Чонгук, сжимаясь стенками на его члене. Тот только ускорил движения, головкой задевая комок нервов; внизу живота раздается приятный спазм. Чонгук закатывает глаза от удовольствия и впивается отросшими ногтями в спину Кима, когда тот наклоняется ближе, чтобы расцеловать его щеку. Глотку саднит от постоянных стонов, но это вовсе не мешает. Тэхен вскидывает ноги секретаря на свою поясницу. При каждом толчке, таком глубоком и жестоком, яйца хлопаются о задницу, вызывая легкие мурашки. — Тэхен… — шепчет Чон, словно пытаясь достучаться до начальника. — Я так кончу. А он в действительности еле-еле себя сдерживает, чтобы не кончить: каждое прикосновение отдается приятным жжением, толчки прямо в простату сводят с ума. Задыхаться от удовольствия — лучшее, что может быть на этом свете. Особенно учитывая то, что твой партнер — это нереально красивый человек, который так нелепо пытался выразить свою симпатию. Чонгук, конечно, польщен. Но пионы все равно были самыми лучшими. А то, что происходит следом — еще лучше. — Кончи… — выдыхает Тэхен и бархатно стонет, когда Чон вновь его до безумия приятно сжимает. — Кончишь для меня? Давай, детка. Кончи. Чонгук точно сходит с ума. Ким ускоряет движения тазом, буквально бьется бедрами о ягодицы; хлюпающие звуки из-за смазки, которой оказалось достаточно после заранее подготовленной задницы, одурманивают. — Я сейчас… Чонгук не успевает договорить: внизу приятно тянет, а сам он выгибается дугой. Высокие стоны бьют по ушам Кима — слишком красивые, слишком прелестные. Впрочем, как и его, только его, секретарь. Тэхен аккуратно выходит из Чонгука. Он медленно надрачивает себе и практически сразу после Чонгука изливается ему прямо на живот. Чон пытается глотать воздух, но часто сбивается и не может восстановить дыхание. Ким, облизывая пересохшие губы, запечатляет поцелуй на губах Чона. — Мой прекрасный секретарь, — ласково шепчет Тэхен, слегка приобнимая Чонгука за талию, когда тот садится на столе; белесые капли спермы стекают от живота до лобка. Теперь от «прекрасный, красивый уебок-начальник» осталось только «прекрасный, красивый начальник». Да, Чонгук терпеть своего начальника не мог. Но, как видите, все меняется. Еще одно доказательство того, что в жизни нет ничего, что нельзя изменить.