***
Кацуки обнаружил, что квартира, которая была слишком тесной для двоих, стала очень, очень большой для него одного. Было легко злиться на Изуку в светлое время суток, бормотать и сердито смотреть на оскорбляющих его людей из массовки, вместо того, кого нет рядом; принять всю боль, ярость и неверие, направляя их на совершение ещё более героических поступков. Но по ночам, в тихие часы уходящего дня, стены звенели пустым смехом, которого больше не было, вторя пустоте, которую он ощущал внутри себя, и которую не могла рассеять никакая дневная ярость. И вот — по иронии судьбы –съехал сам Кацуки. Он останавливался в гостиничных номерах и свободных спальнях, а также в череде стен, полов и потолков, где размещались его кровать и одежда, но которые никогда больше не были его домом. Когда Кацуки стал героем номер один, он переехал в это место, выбранное им по памяти голоса Изуку, лепетавшего рядом с ним, перечисляя все то, что он хотел бы от их нового дома. Но Изуку был за океаном, а Кацуки не ожидал, что он когда-нибудь будет жить здесь с ним. Он все равно выбрал дом для него, потому что после трёх долгих лет одиночества, когда раньше он всегда шел рядом с солнышком, Кацуки наконец-то был готов признать, что он облажался. –Твой дом выглядит потрясающе, Каччан! –Изуку вытягивает шею с того места, где сидел на кухне. Перед ним стоят кофе и завтрак, приготовленный Кацуки. Прошлой ночью они были слишком отвлечены, чтобы Изуку мог разглядеть большую часть этого места — из-за неловкости, слез и первого прикосновения губ за шесть лет. Остаток вечера они провели в спальне, где Изуку, опять-таки, интересовали не мебель, а совершенно другие вещи. — Сначала поешь. Потом осмотришься. — Твоя квартира намного больше моей. –произносит Изуку, поедая омлет. — У меня достаточно места на полках для твоих геройских сувениров, — небрежно отвечает Кацуки, как будто он не готов сражаться за это изо всех сил. Изуку замирает, встречаясь с ним взглядом через стол. Кацуки слышит как кровь шумит у него в ушах. Он давит. Он знает, что давит. Но он не мог остановить себя так же, как и не мог остановить восход Солнца. Сегодня именно Кацуки дошел до точки невозврата, запирая Изуку в ящик. — Неужели? — наконец произносит Изуку. Он поднимает голову. Его губы слишком сладкие, чтобы кривить их в ухмылке, но зеленые глаза Изуку загораются насмешкой. — У меня много сувениров, ты же знаешь. Кацуки чувствует, как успокаивается. Его плечи расслабляются. — Тащи все сюда. — Ты просто хочешь заполучить мои вещи, выпущенные ограниченным тиражом, — продолжает он поддразнивать, но глаза его полны понимания, – ты создал для меня это пространство. Это место, где мы сможем создать наш дом: спасибо. Покрытая шрамами рука протягивается через стол, переплетая их руки. Кацуки сжимает её в ответ. Люди, думающие, что только Изуку может понимать Кацуки, полны дерьма, и если отбросить его монументальную херню, Кацуки прекрасно может понимать своего задрота. — И то, и другое. Кацуки откидывается на спинку стула и наслаждается теплым смехом, разносящимся по всей квартире.***
Кацуки всегда знал, что задумывал Изуку. Возможно, Изуку заблокировал его, отказался от любых контактов с ним, но баррикада была односторонняя. Японские СМИ следили за зарубежными подвигами своего знаменитого сына, про героя Деку, и Кацуки имел доступ к хроникам и видеоклипам с камер телефонов, которые регулярно появлялись в интернете. Он слышал о нём, когда Деку швырял известных злодеев, когда получал травмы, когда отмечал важные вехи в своей карьере. В остальном, Изуку все еще общался с их общими друзьями. Фотографиями, где Изуку занимался повседневными делами, делились в общих чатах или, что более важно, их отправляли непосредственно ему благонамеренные, коварные и любопытные люди. Он знал о бродячей соседской кошке, которую Изуку любил подкармливать; о том, что в его апартаментах был сад на крыше, куда иногда наведывался Изуку, чтобы поглядеть на ночное небо; что он все еще носит тот мягкий зелёный свитер, который подарил ему Кацуки много лет назад, идеально сочетающийся с зеленью его глаз, когда тот был счастлив. Он никогда о нём не спрашивал – ему никогда не приходилось этого делать. Они говорили о нём в его присутствии, болтали о его жизни, как будто Кацуки все еще волновался, и он говорил им, чтобы они ушли, заткнулись, прекратили трепаться – но только после того, как они прекращали говорить об Изуку. Он знал, что Изуку встречается с другими людьми. Урарака, например, позаботилась о том, чтобы он услышал об этом, и бросила на него разочарованный взгляд, когда он никак не отреагировал, никого и ничто не взорвал. Изуку. Черт возьми. Бросил его. Если он думает что сможет найти кого-то лучше Кацуки, то он волен искать. Спустя три года, после ухода Изуку из их дома, Кацуки все еще не понимал, что это навсегда. Когда он увидел его по телевизору, улыбающегося и говорящего о том, что он счастлив с кем-то другим… Это что-то сделало с Кацуки. Как бы ни закончились их отношения, чтобы он ни сделал, или наоборот, не сделал, это стоило ему его лучшего друга, партнера, соперника, возлюбленного. Кацуки по-настоящему любил Изуку. Так, как ни один другой даже близко не любил. Кацуки потратил неисчислимое количество времени и усилий, чтобы сделать своего Деку счастливым, насколько мог. Чтобы увидеть как он улыбается кому-то другому… Возникший в результате кризис личности был сравним с последствиями после Камино. Он знал Изуку всю свою жизнь, любил его – невольно, непризнанно большую часть жизни. Мечты, надежды, амбиции, секреты, которые они будут хранить до гроба, прошлое и будущее, все это связано вместе с зелеными глазами, веснушками и улыбкой, сияющей только для Кацуки. Как ты можешь быть счастливым с кем-то другим? Как ты мог отказаться от нас? Почему меня больше недостаточно для тебя? Несколько месяцев спустя, именно Тодороки рассказал ему о помолвке Изуку. Он находился в агентстве, работая, как всегда подолгу, потому что ему больше некуда было идти, не было никого, кто просил бы уделить ему время, некого было разочаровывать, некого было делать счастливым. Кацуки оторвался от отчета, который он читал и увидел беспокойство на бесстрастном лице Тодороки. — Мидория женится. — три простых слова, которые могут изменить жизнь человека. – Я прикрою тебя завтра, давай напоим тебя. Катсуки до сих пор мало что помнит об этой ночи. Но он не мог оставаться пьяным вечно, и прошло еще два года, прежде, чем он вернул Изуку в свой дом, в свои объятия. — Пойдем купим кольца. — бормочет он в висок Изуку, уткнувшись носом в мягкие зеленые локоны, — я знаю одно место. Изуку оборачивается, улыбаясь ему. — Ты бы предпочел провести наш выходной за покупками, чем здесь, где есть удобная кровать? Он не отвечает на улыбку. — Кровать все еще будет здесь потом. Он оставляет невысказанной нервную, тревожную, отчаянно нуждающуюся мысль: а вот тебя может и не быть. Кацуки стремится связать Изуку с собой как можно большим количеством узлов; сковать его цепями, связать их вместе таким количеством символов, сколько потребуется, рассказать миру, показать Изуку, что он принадлежит ему.***
Изуку заимствует рубашку из гардероба Кацуки. Кацуки помнит, как раньше они часто делали это, носили одежду друг друга. Они направляются в небольшой, со вкусом сдержанный и невероятно дорогой ювелирный магазин. Кацуки знает владельца по сорванному героем Граунд Зиро ограблением пару лет назад. У мужчины была причуда, позволяющая ему манипулировать металлами и их сплавами. Причуда не была достаточно мощной, чтобы быть наступательным оружием, но хорошо адаптировалась для изготовления ювелирных изделий, позволяя владельцу создавать небольшие произведения искусства на заказ. Кацуки позвонил заранее, и владелец встретил их сам. — Позвольте мне поздравить вас обоих с этим замечательным событием. Его радость от их предстоящей свадьбы казалась искренней, несмотря на то, что, скорее всего, его посещали такие пары как они по несколько раз в день. — У вас есть представление, чего именно вы хотите? На лице Изуку промелькнуло забавное выражение. — Ммм, я присматривал кольца раньше, ну, когда мы были… — Изуку смотрит на Кацуки, его веснушчатые щеки заливаются мягким смущенным румянцем, — еще в то время, — заканчивает он. — Я знаю. — Ох, — зеленые глаза расширяются, –ну, тогда ладно. Шесть лет. Кацуки отложил их поход в ювелирный магазин на шесть долгих, ненужных лет. Он старается не злиться. Они здесь сейчас, его задрот в его рубашке выглядит взволнованным. Сосредоточившись на тепле и ощущении нижней части спины Изуку под его ладонью, его большой палец скользит вверх и вниз по мускулам, заметным даже сквозь одолженную рубашку. Изуку описывает чего он хочет, уверенный во вкусах Кацуки. В любом случае у него нет особых предпочтений. Что-нибудь простое, что-нибудь дорогое, что-нибудь, чтобы пометить Изуку как своего. В итоге у них получается по два кольца. Первое – платиновое, в приглушенном матовом цвете, половина которого инкрустирована камнем – изумрудом для Изуку и рубином для Кацуки. Цвет глаз Кацуки ближе к глубоким красным оттенкам вина, но глаза Изуку и правда как изумруды и он высоко ценит эту мысль. Второе кольцо было тоньше, из того же металла, с надписью на внутренней стороне. Нося их вместе, они образуют тройку полос с их собственными цветами посередине. Они заказывают цепочку, на которую можно надеть кольца, в случае необходимости освободить руки и суставы; достаточно хрупкую, чтобы сломаться в случае, если кто-то станет тянуть их за шею, гарантируя, что цепочка не будет использована в качестве оружия против них самих. В реальности, кольца будут проводить больше времени на цепочке, спрятанной под их униформой, чем на их пальцах. Кацуки отключается, позволяя Изуку разобраться с деталями того, что и как. Он протягивает руку, чтобы коснуться мозолистыми кончиками пальцев уха Изуку, отвлекая его. Он ждет, пока зеленые глаза не остановятся на нем, вопросительно изгибая бровь. — Что ты скажешь, если мы купим серьги? — он снова касается уха Изуку, теребя мочку. Это что-то заметное, что-то, что им не понадобится скрывать. — Серьги? — говорит Изуку скорее весело, чем удивленно, — тебе тридцать один год, Каччан. Слишком поздно для безумных дней и слишком рано для кризиса среднего возраста. Улыбка Кацуки ленивая и многообещающая. — Бьюсь об заклад, я все ещё смогу трясти серьгой в пятьдесят лет. Изуку захлестнул смех. — Я полагаю это будет просто гвоздик? По одному на каждого? Его улыбка говорит ему, что Изуку согласится со всем, что придет в голову его другу детства-а-теперь-жениху. — Чтобы соответствовать кольцам? — Нет, — Кацуки качает головой, – надень красное. Он хочет заклеймить Изуку. Своими цветами. И Кацуки был бы не прочь носить цвета Изуку. Он поворачивается к владельцу магазина: — Когда мы сможем надеть кольца? Мужчина моргает от внезапного включения его в разговор, но быстро приходит в себя. — Обычно такой заказ занимает где-то неделю. Но Граунд Зиро и Деку, — отвечает владелец, блаженно им улыбаясь, — смогут надеть их сегодня вечером. Я лично буду над этим работать. Серьги, я могу их для вас приготовить прямо сейчас. И могу я сказать, это действительно был такой приятный сюрприз. Когда вы позвонили ранее и сказали, что будете смотреть кольца, я бы никогда не подумал, что вы придете с героем Деку. Я следил за вашей карьерой за границей, — говорит он Деку, слегка кивая. — Я всегда слышал, что вы двое являетесь соперниками, –продолжает он, демонстрируя некоторое удивление. — Но я благодарен вам за вашу службу обществу, — покраснев произносит мужчина, — и я большой поклонник вас обоих. Кацуки оставляет Изуку возможность принять сантименты мужчины –Деку всегда был в этом лучше Граунд Зиро, — ограничиваясь простым кивком в знак признания. Их отношения были открытой тайной в их кругу, и, в некоторой степени, в более широком сообществе героев, но они никогда не обсуждали их отношения публично. Это кое-что говорит о состоянии общества, в котором молодые герои продвигались по служебной лестнице быстрее, если они были привлекательными, свободными и холостыми. Достичь первого достаточно легко, все их тела сформированы из часов тренировок и занятий в тренажерном зале, а их кожа сияла здоровьем. Что касается одиночества и отсутствия привязанностей — для этого и существовали пиар фирмы. Кацуки был закрытым человеком, и он категорически запретил Изуку говорить о них прессе. Изуку тогда согласился, и, похоже, не возражал. А позже на ток-шоу он признался, что любит кого-то, кто не был Кацуки, так что, возможно, это просто Кацуки не хотел публичности. За пять лет Изуку не любил никого, кроме Кацуки, и весь мир не знал об этом.***
Они выходят из ювелирного магазина с красными мочками левого уха — в правом они носят свои коммуникаторы, — проколотыми должным образом. — Нам надо убить время, куда ты хочешь пойти? — спрашивает Кацуки. Изуку оглядывается, ориентируясь: — Как ты относишься к уткам? — приговаривает он с улыбкой. Вместо китайского ресторана, как и ожидал Кацуки, они останавливаются, быстро перекусывая в киоске раменом, а затем направляются в парк. Они выбирают скамейку у пруда, где утки, уже разжиревшие от щедрости людей, ковыляют в поисках еды и внимания. В соседнем круглосуточном магазине ведётся сногсшибательный бизнес по продаже птичьего зерна для домашней птицы. Утки толстые и они ссорятся. Изуку продолжает смеяться, явно очарованный. Кацуки помнит, как Изуку хотел завести домашнее животное, но их старая квартира была слишком маленькой и не позволяла этого. Это была одна из причин, почему Изуку хотел переехать. Ещё одна вещь, о которой он сожалел, что не дал ему этого, когда Изуку заслуживает гораздо большего. — Расскажи мне о нём. — Кацуки не подозревал, что собирается произнести эти слова, пока они не сорвались с его губ. И теперь, когда он произнес их, он понимает, что умирает от желания узнать. Он обращался с тобой лучше, чем Я? Он позволил тебе завести кошку? Захочешь ли ты когда-нибудь вернуться к нему? Изуку смотрит на него, остатки смеха над выходками уток все еще на его лице. Он быстро приходит в себя. — Что ты хочешь узнать? Ты был счастливее с ним? Кацуки пожимает плечами. Достаточно сложно и то, что он спросил об этом в первую очередь. На самом деле он не хочет знать. Ему просто… отчаянно нужно знать. — Я... Я встретил его в больнице. Он хирург-травматолог, и он залатал меня после тяжелой драки со злодеем. Спросил мой номер. И мы… поладили. Кацуки хмурится. Он все это знает. Люди тянутся к Изуку. Первая встреча не имеет значения: они могли встретиться как и где угодно, и конец был бы таким же. Он был бы глупцом, если бы не полюбил Изуку. — Ааа, я думаю, ты хочешь знать, как все это закончилось, — бормочет Изуку, возвращаясь к чтению выражения лица Кацуки, как будто у него есть Розеттский камень**, предназначенный для одного Бакуго Кацуки. — Никто не изменял или что-то в этом роде… все было не так. Нам было… нам было хорошо вместе. Но он не мог смириться с мыслью о том, что моя работа может меня убить. Я был довольно сильно избит, когда он увидел меня в первый раз. А потом я ввязался в пару нехороших драк, пока мы были вместе. Было не так плохо, как в первый раз, но ты знаешь, как обстоят дела — иногда ты принимаешь удары на себя. Он пожимает плечами: — Он говорил, что каждый раз, когда ему звонили, он думал, что со мной что-то случилось. Он всегда боялся, что это меня везут в машине скорой помощи. Изуку замолкает. Это опасность профессии. Про герои, так же, как и полицейские и военнослужащие не очень успешны в отношениях, особенно с гражданскими лицами. Если дело не в напряженных часах и времени вдали, то в постоянной возможности смерти или ранения. Это сказывается на многих отношениях. Когда-то, давным-давно, это сказалось и на них. У Кацуки много недостатков, он подводил Изуку во многих отношениях, но об одной вещи он бы никогда не попросил его, не тогда, когда он многое преодолел, чтобы добраться до этого уровня. — Ты не хотел отказываться от того, чтобы быть героем ради него,— говорит Кацуки слова, которые Изуку не мог произнести. Изуку бросает уткам ещё немного овса. — Он хороший человек. Просто… он не для меня. Кацуки кивает. С этим он сможет жить. А потом он почти смеется над собой, над лицемерием своих мыслей. Даже если бы он не смог смириться с мыслью, что Изуку был с кем-то другим, он чертовски хорошо знает, что сделал бы это. Невозможное легко, когда альтернатива неприемлема. – Чертовски глупо было отпускать тебя. — Эй, — Изуку толкает его плечом, — ты отпустил меня. Кацуки не отрывает взгляда. Эта тема сделала зелёные глаза слишком мрачными, на его взгляд. — Как я уже сказал: это было глупо. Рот Изуку открывается от удивления, а затем расплывается в ухмылке. — Перестань обзывать мужчину, которого я люблю. Он наклоняется, и долго целует Кацуки в щеку, высоко и близко к его скуле. Кацуки поворачивается лицом к прикосновению. Он забыл о такого рода случайной близости; у него было шесть лет одиночества. Приятно снова чувствовать это, и невероятно легко снова войти в это ощущение. Его не волнует, что они снаружи, — любопытные люди и утки для публики. Им повезет, если они смогут сохранить свадьбу в тайне. Все это уже не кажется таким важным. Кацуки даже не может вспомнить, почему это было важным раньше. — А что насчет тебя? Есть ли кто-то, о ком мне следует знать? — интересуется Изуку. Кацуки смотрит на него. — Иногда ты задаешь глупые вопросы.***
Изуку спрашивает, хочет ли Кацуки, чтобы он снова остался у него на ночь, а затем смеется над выражением его лица, избавляя Кацуки от необходимости снова напоминать ему не задавать глупых вопросов. Они идут в квартиру Изуку. Когда Кацуки был у него в последний раз, вещи Изуку все ещё находились в коробках, да и сейчас они до сих пор находились в коробках. Изуку смущен – он вернулся в Японию больше года назад, но Кацуки пожимает плечами, это просто упрощает переезд Изуку к нему. В промежутках между упаковкой предметов первой необходимости и достаточного количества одежды, чтобы Изуку хватило на неделю, каким-то образом они нашли время, чтобы найти хорошее применение кровати. — Почему бы тебе не пригласить наш класс на ужин сегодня вечером? – Кацуки растянулся на кровати, прижав Изуку к себе и водя рукой вверх-вниз по обнажённой спине Изуку. Изуку поднимает лицо, чтобы взглянуть на него. — Сегодня вечером? У нас только вчера была вечеринка. — Ну и что? — настаивает Кацуки. Он настаивает изо всех сил. — Ты хочешь позвать наш класс на ужин сегодня, когда мы только вчера виделись со всеми? Он дергает зеленые кудри, заставляя дразнящую ухмылку перейти в оскорбленное негодование. — Если кто-то не хочет приходить, то он не обязан, — отвечает он, пожимая плечами. Изуку приподнимается. Он скользит кривыми костяшками пальцев по линии подбородка, от которого плачут все редакторы модных журналов, любя Кацуки в каждом прикосновении. — Полагаю мы заберем кольца прежде, чем отправимся на ужин? Кацуки протягивает ему свой телефон, чтобы написать любопытным но, в конечном итоге, доброжелательным друзьям. — Убедись, что ты выбрал место рядом с ювелирным магазином. Кацуки заглушает его нахальный смех поцелуем.***
Не все могут прийти на ужин — не то, чтобы Кацуки ожидал этого от них, но у многих одноклассников достаточно времени и достаточно любопытства, чтобы принять их приглашение поужинать в закрытой секции в популярной изакае. В конечном итоге они опаздывают. Когда они пришли в магазин, кольца ещё не были готовы; продавец попросил их подождать в роскошном, со вкусом обставленном холле, пахнущим земляным чаем, название которого Яойорозу узнала бы по одному только запаху. К тому времени, как они добираются до изакайи, их столик уже полон. Ожидающие лица поворачиваются при их появлении; Изуку был веселым, но загадочным в их групповом чате. И то, что они приехали вместе ни у кого не вызвало удивления, ведь они уже год как тусуются и ходят на «мини-свидания». Как и следовало ожидать, именно Урарака прищуривает глаза и приближает взгляд, останавливая его на их все еще опухших мочках ушей. — Подождите, вы двое прокололи уши? Удивленный взгляд и почти разочарованный стон раздается со стороны Киришимы. — Бакубро, когда я просил тебя проколоть уши, ты сказал, что серьги это отстой! Изуку смеясь, поднимает руки в знак капитуляции, что вызывает пронзительный вопль у Урараки. Она хватает его за руку и смотрит на кольцо. Взгляд обвиняющих карих глаз поднимается, и Урарака смотрит в смеющиеся зеленые глаза, а потом она переводит взгляд на спокойные красные. Кацуки лениво берет стакан холодного чая и делает глоток. Все вокруг ясно видят кольцо на его пальце. За их столом воцаряется хаос, заставляя официантку заглянуть к ним, попытаться утихомирить почти дюжину известных про героев, прежде чем сдаться и закрыть за собой дверь. — Не могу в это поверить! — Отличная работа, вы двое! — Да, самое время. — Так рады за вас обоих! Изуку сияет; Кацуки испытывает удовлетворение, согревающее его изнутри и мерцающее у него на коже. Изуку тянется к его руке, и, каким-то образом, не глядя, Кацуки знает что нужно её взять. Кацуки встречает разноцветные глаза Тодороки с другого конца стола. Тодороки слегка двигает губами, которые сливаются в улыбку. Любопытный и добродушный ублюдок. Через некоторое время после того, как они выпили за их помолвку, а добрые пожелания утихли, Каминари отрывается от своего телефона с обеспокоенным выражением на лице. — Эм, Каччан? Вспышка раздражения Кацуки при использовании этого имени скорее была рефлекторной, чем что-либо еще. Изуку прислоняется к нему; его окутывает теплом Изуку, и Кацуки чувствует себя слишком мягким, чтобы взорвать кого-то, даже Каминари. — Вы двое в новостях, — Каминари поднимает свой телефон. Это снимок, сделанный ранее в парке. Они вдвоем сидели рядом на скамейке, пальцы Изуку касались верхней части его бедра. Изуку наклонился, чтобы поцеловать Кацуки в щеку, а сам Кацуки повернулся к поцелую. Картина не ужасающая, но довольно близка к этому. Их пиар команды, вероятно, все еще могли бы объяснить это тем, что два друга, возможно, праздновали хорошие новости. Может быть, они просто шептались. Они смогли бы придумать еще что-нибудь, он уверен в этом. Все еще можно было что-то сделать, замести следы и сказать, что это «вещи, которые мы не подтверждаем и не обсуждаем с прессой». Он смотрит рядом с собой и видит беспокойство в глазах Изуку, который не уверен в реакции Кацуки. Кацуки помнит молодого Изуку, счастливого и влюблённого в Кацуки, говорящего человеку с микрофоном и камерой, что нет, у него нет никого особенного, и что он сосредоточен на своей карьере. — Каччан… — Что я говорил тебе о глупых вопросах? –прерывает он Изуку. – Не задавать их? — Даже не думать о них. Он вознагражден такой яркой улыбкой, что ему становится больно. Кацуки берёт улыбку и хранит её там же, где хранит тысячи других, подобных ей. Может быть, завтра они смогут завести кошку.