Не время для грифонов

      ветер тревожит       спящих в могилах       песни убитых       ветер уносит       слушайте нас       тех, кто взывает       здесь мы легли       прокляты вечно       слушайте нас       тех, кто взывает       названный именем       станет бессмертен       тьма ли падет       свет ли затмится       те, кого слышат       снова восстанут       — Эй, хозяин, а про любовь у тебя книжка найдется?       — А как же не найтись, госпожа хорошая! Вон «Монсиммарскую тайну» на той неделе привез, как есть про любовь, и не так-сяк, а как у людей, красиво чтобы! Там и балы вам, и платья, и шевалье в доспехах… А переплет какой, в руки взять — не нарадуетесь! Сейчас, сейчас, вам дочка покажет… Вейра! Чего зачиталась, пойди юной леди помоги!       Невзрачная темноволосая девочка закрывает книгу, ставит ее на полку — осторожно, уголки бы не попортить! — и нехотя идет к прилавку. Отец мог и сам обойтись: пока болтал, всё показал бы, да и «Тайну» эту Вейра начала было — сразу бросила. Скукотища, одни поцелуи при луне да «умру за вас, прекрасная». За такое если и умрешь, никто не запомнит. Ну ладно, купит эта леди книжку и уйдет восвояси, можно будет еще про Айсли и Гараэла почитать…       Маленький Элмридж, маленький, всей и славы, что стены прочные. Не то городишко, не то форт с рынком. Торговать тут чтивом — милое дело: лавка Рейнарда-книжника одна, а читателей полно. Гарнизонные захаживают, другие лавочники, сестры из часовни — те вообще как к себе домой. Даже банн Вулфф с семейством бывает — и покупает сколько пристало банну. А особенно проезжих много: кто туда, кто сюда, всем по пути. Есть торговля, в общем. И тому, что хозяйская младшая с малых лет не вылезает из лавки, никто не удивится: здешние все знают — хозяйка умерла в родах, а старшие сыновья то и дело в разъездах, когда в Орлей за товаром, когда в Марку, когда на ярмарку в столице. Вот девчонка и крутится у отца, не всем же по улицам носиться. До того, что все книжки, должно, перечитала, никому дела нет: и порвать не порвет, и какая про что, знает, отец занят — она и поможет. Толковая, в общем, дочка у Рейнарда, всем бы таких.       А что творится у этой самой дочки в голове, вовсе неважно. Какое кому дело, в чьей голове до сих пор рушатся города, полыхают стофутовые костры, сложенные из тел порождений тьмы, и пикируют с небес грифоны.       Кем Вейра будет, она знает давно, с двенадцати лет. С тех пор, когда среди книг, привезенных в очередной раз братьями, нашлась та небольшая, в буром переплете. Даже не нашлась — выпала у отца из рук, когда он ставил ее на полку, и раскрылась на той самой странице.       «Страж-Командор Тезоро, убившая более сотни генлоков, отдала жизнь, защищая Глубинную щель в начале Долгой Ночи.       Старший Страж Ламарр, герой Второй битвы у Переднего перевала, отбила три атаки порождений тьмы и погибла, служа делу защиты Тедаса.       Страж Жорес командовал обороной крепости Адамант и погиб в бою с гарлоком-вожаком…»       — Папа, почему они все умерли?       — Мор был, вот почему. Серые Стражи — они затем и нужны, чтоб, если Мор, было кому за всех остальных умирать… Да возьми ты эту книжку и прочти сама, недосуг мне с тобой! Вон еще сколько Дерек привез, пока расставишь, пока разложишь…       Вейра прочла — и эту, и другие, что потом под руку попались. И всё поняла.       Отец с братьями, конечно, посмеялись, услышав, что младшенькая непременно будет Серым Стражем. Она сперва обиделась — а потом подумала: чего обижаться, надо взять и стать. Сами увидят.       — Да мы и отдали бы, — говорит Дерек очередному проезжему, носатому здоровяку в бархатном зеленом камзоле. — Отец боится, скоро никакой торговли с этими кунари не станет. В Марке воюют, в Орлее в поход собираются, сегодня есть товар, завтра — поди привези! Ей-то семнадцать, самый раз, глядишь, муж прокормит, только кто же ее возьмет — и глянуть не на что, кожа да кости, а на уме одни книжки, за уши не оттащишь… Видит Андрасте, посватайся кто — отдали бы, долго не думали! А так хоть в церковь ее отсылай, в послушницы… Эй, ты-то чего уши греешь, не с тобой говорят, не тебе и слушать!       Вейра проскальзывает в комнатушку за лавкой, где лестница. Поднимается к себе. Начинает собирать узелок: пора. Как стемнеет, так и пора. Хватит на месте сидеть, того гляди и правда выдадут замуж или отправят в послушницы. Пропади они совсем, эти женихи, а мать Бригитта, конечно, добрая и читать тоже любит, только ни к чему Вейре служить в церкви. Там без нее полно сестер, да и грех это — быть не там, где тебе Создатель велел…       Говорят, если судьба написана на роду, она сама за тобой приходит. Правду говорят: так и случилось. Седой дядька в кирасе с грифоном сидел за столом на первом же постоялом дворе. Оказалось, не кто-нибудь, а сам Страж-Командор. И прогонять взашей не стал — выслушал и про книжки, и про брата, и про то, о чем Вейра всю жизнь мечтает. Правда, сразу сказал: грифонов у нас, девочка, нет. И подвигов нет. Сидим, сказал, ждем, и не приведи Андрасте дождаться. Но если хочешь, зачем же мне с тобой спорить — поехали, в крепости и тебе дело найдется. А если приедет родня, родне объяснят, что Праву Призыва не перечат даже короли.       Дела и вправду находятся: не сказать, чтобы на Пике Солдата было нечего делать. Надо учиться управляться с оружием (у Вейры куда лучше выходит с луком, чем с кинжалами), помогать архивариусу (не всякий почерк понятен, а кто много читает, тот и разберет что угодно), дежурить по хозяйству (все по очереди, а как же). Только хочется почему-то другого — того, что даже после Посвящения не появилось: кошмары снились, и только. Грифонов и подвигов, понятное дело, не водится, но всё здешнее везде есть — оружие, хозяйство, пергаменты, даже сплетни (новенькая эта, Драйден, вроде эрлесса и родня новому королю Арланду, он-де в орден ее и отослал, чтобы править не мешала). А того, невидимого и настоящего, что было в книгах, — нет. Как будто была душа — и ушла из-под Айсли вместе с Гараэлом, что положил конец последнему Мору. А она, Вейра, безнадежно опоздала. Не так, как утром на построение, когда довольно извиниться и лишний раз отдежурить на кухне: перед кем извиняться за то, что опоздала родиться?       Дежурство в часовне приходится на поздний вечер. Дел всего ничего — свечи поправить, пыль стереть да пол подмести, мать Алейна так-то сама прибирается, только вот уехала на пару дней в Хайэвер, по каким-то своим церковным делам. Уехала, и ладно: о том, что здесь хочется рассказать, лучше в одиночку.       Вейра смотрит на статую Андрасте снизу вверх — и говорит, говорит, говорит. Как ты это попустила, спрашивает она. Как ты можешь спокойно смотреть, как Создатель может спокойно смотреть, что защитники никому не защита, что последний рубеж — не рубеж, что умерший недавно на Посвящении эльф умер, выходит, вовсе зря, что возница, который вчера привел из Гварена обоз с десятиной, только и делал, что ругался — тэйрнир-де вас, дармоедов, кормит, а вы торчите себе в крепости, штаны просиживаете да мечами играете, лучше бы дрова ими рубили — всё пользы больше! Хотелось было возразить, но чем тут возразишь: он же кругом прав, мы совершенно низачем не нужны!       — Да, — слышится за спиной, — наш новый король тоже так думает.       Вейра оборачивается.       София Драйден стоит в дверях, не опуская взгляда, и в тусклом свете свечей кажется, что в ее глазах горит темный, злой, веселый огонь.       Письма из Вейсхаупта ждут все. В крепости редко что-то меняется, а если старый командор ушел туда, куда все Стражи идут на Зов, всем любопытно, кто станет новым.       — Пять серебряков на долийку из разведки, — говорит за завтраком Дерксен, завзятый спорщик. — Всех, считай, тут давнее, кому еще-то?       — Будут тебе эльфов выбирать, — перебивает Джейсон-лучник. — Ставлю пятерку на Хорька, Хорёк тоже в Стражах пятнадцать лет, знает всё как свои пять пальцев.       — Да ну вас всех, — бывший наемник Эбингер невозмутим, как крепостная стена. — Золотой на Драйден.       — Спятил, что ли? Она в крепости, считай, без году неделя…       — Зато слушаемся мы ее, как старика Элдена и то не слушались. Ты сам-то посмотри, кто в крепости, считай, голова с тех пор, как он отбыл…       — Я лучше на тебя посмотрю, как ты золотой проиграешь.       Вейра молчит, перебирает в голове всех, о ком говорят, и вспоминает: уж кто-кто, а Эбингер обычно от любого пари отмахивается. Коли он ввязался — значит, уверен, что не продует?..       При новом командоре всё становится не сказать чтоб лучше, а как-то, что ли, быстрее. Всё чаще приходят письма — то от Кусландов, то от Герринов, то от Сигардов, то еще от кого. Приезжают незнакомые люди, договариваются о том, об этом — бывает, не все бумаги вовремя успевают уложить в архив. Один за другим прибывают новые рекруты — кто сам, кого привозят из поездок. Белобрысый маг с тевинтерским именем, которого Драйден перехватила у храмовников в каком-то кабаке еще до командорства, выпросил у нее наконец ключи от башни за мостом и целыми днями что-то там изобретает — кто бы еще знал, что именно, если он пускает туда только учеников. Те у него, надо сказать, тоже быстро завелись…       Зачем это всё, впрочем, так и не понять. Вейра пробовала было спрашивать, но командор только плечами пожала: не «зачем», сказала, а «почему», а что из этого всего выйдет — увидим.       Увидеть и услышать пока что приходится очередное письмо. Не кто-нибудь привез — младший сын банна Вулффа. Вейру-то он не узнал, давно виделись, а вот она его запомнила, даже что зовут Гаретом, не забыла. Что в письме, не спрашивала: для кого писано, той и читать. Драйден, развернув пергамент, изменилась в лице, вызвала тех, кому доверяла как себе, а остальным велела идти по своим делам — до поры до времени.       Впрочем, про то, что король по какой-то прихоти казнил эрла Руана со всей семьей, на Пике почти сразу узнают все: люди, которым некуда бежать от солдат, приходят туда же, куда и вести. И все понимают: по-старому больше не будет, а как будет, никто не знает.       Очень скоро мятеж становится наконец мятежом, и мало кто удивляется. Тому, что Арланд особым указом запретил в Ферелдене орден Серых Стражей и другим запретил не то что десятину платить, а вообще связываться, — и подавно.       Снова приходят письма — из одного эрлинга, другого, третьего, из одного баннорна за другим. Теперь командор читает их в общей зале: все должны знать. О том, что эрл Амарантайна не то рехнулся, не то такой и был, не то донесли ему, что в городском эльфинаже против короля замышляют, но резню там устроили — мало никому не показалось. О том, что старший Геррин обезглавлен, банн Сигард повешен, а его дочь присягнула Арланду, и в лучшем случае стоит надеяться на то, что беженцев она не выдаст. О том, что в Западных Холмах побывали королевские солдаты, рынок в Элмридже перевернули вверх дном, книжную лавку — и ту сожгли. Хозяин, пишут, помешать пытался, да разве им помешаешь.       — Ребята, а это Мор, — полушепотом говорит кто-то рядом. Брант из Предгорья, вот кто. От Элмриджа до Предгорья рукой подать, у парня там — мать и сестры, старшей шестнадцать.       Так и есть, думает Вейра. Кто сказал, что Мор всегда приходит с Глубинных Троп? Если твой дом горит, родных убивают, а безумец отдает убийцам приказ за приказом, — как есть Мор, хоть тот безумец и не летает в небе, а сидит в денеримском дворце.       А Серые Стражи — они на то и нужны, чтоб, если Мор, было кому за всех остальных умирать…       ветер тревожит       спящих в могилах       песни убитых       ветер уносит       …солдат много, слишком много, они слишком близко, но надо стоять, последняя защита последнего рубежа должна держаться до конца…       слушайте нас       тех, кто взывает       здесь мы легли       прокляты вечно       …а стрелы кончаются очень быстро, вот-вот придется в клинки, а как следует управляться с ними так и не выучилась, говорили тебе — не твое…       слушайте нас       тех, кто взывает       названный именем       станет бессмертен       …земля вдруг уходит из-под ног, во рту делается солоно, и шум боя становится неслышным, остается только непонятный шорох над головой…       тьма ли падет       свет ли затмится       те, кого слышат       снова восстанут       …и на заснеженный двор крепости пикирует с белого неба самый настоящий — ни с чем не перепутать — грифон.