черные нити судьбы

Ветвистые черные нити безапелляционно оплетают тело, выбивая из горла истошный хрип. Заставляют цепляться окаменевшими пальцами за обивку дивана, собственную одежду в жалкой попытке сделать вдох. Острая боль пронизывает каждую клеточку тела, давит на загнанное сознание. Остается лишь мрак, оплетающий, удушающий, колкий. Время идет привычным ходом, однако кажется, что секунды превращаются в вечность. Питер находит себя на полу, скрученным в позу эмбриона, с засохшими слезами на лице, в мокрой от пота одежде. Его рот полон металла, кровь запекшейся корочкой тонкими ручейками оплетает подбородок. Мутит. Тело оказывается непослушным, впервые столь хлипким и ненадежным. Питер делает бесполезную попытку подняться, однако бессильно соскальзывает на твердую поверхность, дает себе время немного прийти в себя. Оказывается то самым удивительным — надломленный рассудок готов принимать взвешенные решения; сплетенные в клубок мысли, болезненно врезающиеся в стенки затуманенного сознания, все же собираются в цельные конструкции, слова, предложения. Испытавшему шок организму нужна передышка, Питер понимает. Однако секунды тянутся все также мучительно медленно, и оттого в груди надрывается от тягостного ожидания. Глядит на бледные пальцы, лежащие возле лица. Дрожат. Питер отталкивается ладонью от пола, переворачиваясь тем самым на спину. Долго смотрит на белесый потолок. Он не знал, что может быть так больно. «Соулмейт мертв», — первое, что очевидно понимает парень. Вселенная, так вышло, устроена самым нелепым образом из всевозможных. И красивые сказки о истинных парах остаются лишь тем, чем являются по своей сути, — сказками. В реальной жизни все куда более мрачно и вовсе не красиво. Массмедиа активно продвигают идею прекрасного — существования у каждого человека на планете предписанной пары. Подобные люди идеально дополняют друг друга, сочетаясь наилучшим из всевозможных образов. Чистая, самая светлая и удивительная любовь связывает двух незнакомых людей еще до встречи, и будущее нашедших друг друга половинок гарантированно замечательное. Массмедиа любят показывать подобные встречи в коротких рекламах — то, как мгновением ранее чуждые друг другу личности тянутся к половинкам, теряя себя в касаниях рук. Сплетаясь и угасая разумом. По крайней мере, Питер всегда видел таким образом. Вероятно, нашедшие свои пары становились счастливыми, однако с экрана выглядит так, словно в купе к счастью обрели слабоумие. Забавно. Питер хрипло усмехается, закрывая предплечьем глаза. Соулмейты отнюдь не прекрасное явление. Соулмейты — это боль. Колющая, режущая, ножевая, тупая — любая возможная. Редкое явление, обреченное исключительно на мучения. Своих истинных пар встречает едва ли половина населения, но страдают от того все без исключения. Когда влюбляются, а пара уходит к суженому, уготованному судьбой человеку. Когда кто-то до исступления верит, что встретит соулмейта, так и умирая в одиночестве. Когда кто-то на твоих глазах встречается — и ты видишь, как озаряется яркими лучами мир неизвестных людей, в то время как твой остается все тем же мрачным последним вагоном в метро, сиденьем поодаль от остальных. Когда твой соулмейт умирает. Питер хотел бы с силой стиснуть зубы, но сил, к сожалению, не хватает. Когда соулмейт умирает, неважно знаком ты был с ним или никогда не видел, тело прошибает щемящая волна острой боли, сдавливает сердце и легкие. Выворачивает душу наизнанку, оставляя на груди черные разводы, что, струясь по венам дальше, окрашивают все тело. Как грязь, едкая и не вымывающаяся. Со временем они проходят — у кого-то за день, у кого-то за неделю. Кто-то не переживает столь сильной боли, покидая мир вслед за истинной парой. Редкое явление, однако не невозможное. Мир нелеп и жесток. И сказочные соулмейты вовсе не сказочные, они клеймо бремени каждого живущего и существующего. Питер через силу сжимает руку в кулак и поднимается. В горле горчит, однако лишь по навязанным вселенной причинам, потому как горевать по человеку, которого он никогда знать не знал, Питер себе не позволяет.

~*~

Грязь струится по венам, выбивая воздух из легких. Питер дрожит, громко хватает ртом воздух, непослушными пальцами вбивает в поисковую строку запрос, мутным взглядом не различая букв. Все-таки в этот раз действует беспечно: организм слишком истощен и вымотан, чтобы сохранять на что-либо силы, а совместно с мозговой активностью, затрачивающей дополнительную энергию, ноша становится неподъемной, и тело Питера безвольно соскальзывает на пол. Беспроглядная тьма принимает радушно, но все же выпускает из объятий. Питер устало оглядывается — за окном уже светло, но последнее, что помнит, позднюю ночь и недоделанный доклад. Глухо хрипит, принимая сидячее положение, трет пальцами гудящую голову. По рукам струятся черные нити. Монитор все еще хранит последний введенный запрос: «Появление нового соулмейта при смерти прошлого». Питер недоуменно сводит брови к переносице, упирается лицом в ладони. Он совершенно вымотан и бессилен, однако все-таки садится в мягкое кресло, щурится от яркого свечения экрана. Буквы складываются в несвязные предложения, смысл легко ускользает, но суть вклинивается в разум отчетливо и ясно — подобное исключено. Вселенная явно насмехается над ним — Возможно ли наличие нескольких соулмейтов? — глубокомысленно говорит Паркер, будучи в школьной столовой. Подпирает рукой тяжелую голову, без всякого интереса и аппетита глядя на еду. — Вроде, нет, — щурится Нед. Скользит заинтересованным взглядом по черным полосам на руках друга, выглядывающих из рукавов широкой байки. — Разве они не сошли у тебя? — задумчиво тянется вперед. Питер отдергивает руку, надежно пряча под байкой; вжимает голову в плечи, стараясь не выдавать черные нити на шее. Благо, те совсем недалеко уходят от ключиц. — Не знаю, — вздыхает Питер. — Кажется, я чем-то серьезно насолил этому миру. Нед подозрительно щурится.

~*~

Одной ночью Питер думает, что умрет не от рук злодея и не от нелепого кирпича, невесть откуда упавшего на голову. Он умрет от проклятия под названием «соулмейты». Падая на пол с душной постели, Питер громко задыхается, оттягивает свободную майку от шеи в тяжелом приступе. Наверное, не будь в таком состоянии, знал бы, что не она его пытается задушить. Но Питер ничего не понимает, вжимаясь грудной клеткой в прохладный пол. Приступ стихает лишь на толику, однако спустя мгновение заменяется новым, более сильным. Питер скребет короткими ногтями по паркету, когда в комнату вбегает взволнованная Мэй. Она что-то говорит, кажется, вызывает скорую. Однако очередной приступ не заставляет себя ждать. Черные нити сжимают тело до прорезей едва заметно выступающей крови. Питер отключается, приходит в себя в шумной машине, к нему склоняется человек в белом. Питер не различает образы. Ничего не различает. Кислородная маска не становится спасением, когда тело вновь выкручивает так, словно на него обрушивается десятиэтажное здание. Разум мечется в агонии. Тело утопает в ней же. Будто пожар — бесконечный, не уничтожающий до основания, в то же время не прекращающийся. Кажется, в больнице перепуганный персонал откачивает его несколько раз. Питер не знает. В ту ночь количество приступов равняется от одиннадцати до пятнадцати. Лишь спустя некоторое время Питер осознает, что не выжил бы, если бы не ускоренная регенерация Человека-Паука. Врачи делают свое предположение: вероятно, соулмейт Питера находится на грани жизни и смерти. Собственно, в момент клинической смерти пары Питера окунает волна боли. И так из раза в раз. Питер тихо стонет, взволнованная Мэй крепко сжимает его руку. Черные нити кровавыми разводами принимают ширину около сантиметра.

~*~

Темнота улицы, освещенной одним-единственным мигающим фонарем, кажется до жути знакомой и неприятной. Человек-Паук оглядывается, прислушиваясь к любым возможным звукам, внимательно следя за застывшей обстановкой. Паучье чутье не подводит, срабатывая идеально: Питер уклоняется влево от пролетающего мимо патрона. В следующий миг залепляет руку противника прочной паутиной и уверенно шагает вперед, как яркая вспышка боли заставляет колени подогнуться. «Только не сейчас», — мелькает в голове. В последнее время приступов не было, и Питер наивно убедил себя, что вселенная решила его пощадить. Ведь не могло же подобное продолжаться вечно. Или все-таки могло? Знакомая, но оттого не ставшая на толику приятней, боль скручивает тело, сжимая сердце незримой когтистой и чертовски цепкой рукой. В ушах звенит, кровь с тихими хрипами окрашивает костюм изнутри. Надо встать, связать преступника и уносить ноги, но эти самые ноги, налитые свинцом, отказываются шевелиться. Нити на теле душат, пережимая горло. — Как удачненько, — заливисто смеется мужчина. Грязь не сходит с тела Питера уже очень давно. К его виску надменно приставляют пистолет, и ослабевшая рука лишь жалко дергается в попытке откинуть оружие. В груди замирает — он не может двигаться. Не может сделать ровным счетом ничего, что приблизило бы к спасению. Отчего-то собственный разум насмехается: слишком беспечно было идти на задание, пусть и с обычными преступниками без сверхсил. Устало поднимает очи к небу. Вот он, финал? — Отставить смерти! — звучит задорное рядом. Гремит выстрел, и Питер, скорее, чувствует, как тело противника падает, чем видит это. — Или не отставить. Парень в красном костюме выныривает откуда-то из-под земли как чертик из табакерки. Затуманенный взор цепляется за дырки от пуль на костюме, отчего-то отчетливо различимые. Питер хочет что-то сказать, но из горла вырывается лишь глухой хрип, и чужие руки сжимают его плечи. — Мама Мия, Человек-Паук собственной персоной спасен моими прекрасными ручками! — приятный голос, подмечает Питер. — Кажется, теперь вселенная должна мне очень-очень много! Незнакомец что-то невнятно болтает, однако слова становятся неразличимыми. И последнее, что ощущает Питер, это тепло крепкого тела, в объятиях которого оказался.

~*~

Дверь открывается под недовольное ворчание. Мужчина, высокий и в очках, недоуменно сводит брови к переносице, лицезря не самую лучшую картину в своей жизни. Если быть точнее, такую, которую хотел бы увидеть примерно никогда. В тщетной попытке пытается захлопнуть дверь, однако черный ботинок ловко преграждает путь. — Знать не хочу, во что ты вляпался, — серьезным тоном говорит он. Пробегает взглядом по бессознательному телу Человека-Паука на руках наемника. — И меня в это не втягивай. — Притормози-ка, парень, — щурится Дэдпул. — Я тут герой, вообще-то. — А я тогда бог грома. — Лживый обман! — восклицает наемник. — Не будь букой, помоги старине Пулу. — Я психотерапевт, а не больница скорой помощи, — хмурится он. — И знать не хочу, что ты сделал с реальным героем этого мира. — Эй! — мужчина вздрагивает, примечая дуло пистолета в руке Дэдпула, что располагается под спиной Человека-Паука. — Твои грязные делишки прошлого легко могут всплыть наружу, за тобой должок, а еще мне чертовски хочется вынести кому-нибудь мозги, и, как ты мог заметить, здесь только мы с тобой. Паучок неприкосновенен, себя дырявить святое кощунство, а вот ты… — Ладно-ладно! — вскидывает руками мужчина. — Что с ним? — Вот, уже лучше, — нахально улыбается наемник. — Именно это я и хотел бы узнать. Человека-Паука сгружают на больничную кушетку в прошлом одного из злодейских докторов, что ныне, некогда помогавший преступникам, лечит травмы не телесные, а головные. Мужчина довольным не выглядит — с чего вдруг Дэдпул решил, что он ему что-то должен? Ну да, не пришил когда-то, однако остановленное убийство не может считаться спасением. Руки доктора тянутся к маске, как наемник легко перехватывает за предплечье. — Даже не думай, — щурит глаза он. — Не позволю увидеть сладенькое личико раньше меня! Тот вздыхает, прощупывает тело Человека-Паука, тянет костюм вниз, до пояса, открывая вид на оплетенное черными нитями тело. Невольно отшатывается под свист Дэдпула, выглядывающего у него из-за спины. Касается кончиками пальцев едких черных линий, тяжело вздыхает. Дэдпул в то время в неуемном интересе кружит из стороны в сторону. — Не повезло парню, — заключает мужчина. — Такое чувство, что его соулмейт, скажем так, умер раз двадцать за последний месяц. — Это невозможно, — говорит Дэдпул. — Никто не может так много умирать. — Ай ли никто? — протирает небольшой тряпочкой стекла очков. — Возможно, ты знаешь каких-нибудь бессмертных супергероев? — Вот черт! — сердечно восклицает Дэдпул, всплескивая руками. — Гребаный Росомаха урвал себе такой лакомый кусочек! — Еще варианты? — тяжело вздыхает мужчина. — Ох, нет! — наемник театрально прижимает ладони к щекам. — Серебряный серфер! Но он ведь вообще не с нашей планеты. И ему достался Паучок? Нечестно! — Дэдпул, — мужчина опускает руку на его плечо, морщится от вязкой жидкости на костюме. — Присядь. Наемник странно косится, но таки опускается на край стула. — Я знаю одного неубиваемого клоуна, который может быть с вероятностью девяносто девять процентов соулмейтом Человека-Паука. — И кто он? — подается вперед наемник. — Ты, Дэдпул. Наемник так удивленно и замирает, нелепо открывая и закрывая обычно болтливый рот, однако, кажется, впервые в жизни теряющий весь запал и бесконечный поток слов.

~*~

Боль в висках приходит первой. Питер тихо хрипит, приоткрывает тяжелые веки и резко подхватывается на мягкой поверхности, загнанно оглядываясь по сторонам. Опускает руки на лицо, нащупывая маску; чуть более расслабленно выдыхает. Тянет за спандекс около губ, отрывая засохшие корочки крови, прилипшие к костюму, бегло осматривает помещение. Вроде, живой. Продевает руки в спущенные рукава костюма и осторожно спрыгивает на пол. Нестерпимо сушит в горле, за окном уже светает, так что в срочном порядке нужно отправляться домой, пока тетя Мэй не заметила пропажу. Косится в сторону окна, как дверь в небольшую, светлую комнату открывается с тихим скрипом и в проеме появляется широкоплечий мужчина в красно-черном костюме. Паучье чутье оповещает о чем-то нехорошем, однако вместе с тем по неясным причинам тянется к незнакомому человеку в маске. И сердце в груди громыхает, но не неприятно так, а завороженно. — Доброго утречка, Паучок, — задорно говорит мужчина. Голос у него приятный, бархатный баритон, и знакомый. — Ты кто такой? — спрашивает Питер, скрещивая руки на груди. — Ты разбиваешь мне сердце! — восклицает мужчина, театрально взмахивая руками. — Пул, — говорит он. — Дэд. — ПулДэд? — недоуменно переспрашивает Питер. — Дэдпул, — поправляет его наемник. У Питера голова болеть начинает. — Ты спас меня? — О, как точно сказано! — самодовольно улыбается мужчина. — Именно это я и сделал, лучше и не скажешь. А теперь иди в объятия к папочке, я так долго ждал встречи с тобой, — тянется вперед, прямо к Питеру, и тот ловко юркает в сторону, примечая десятки огнестрельных ран на костюме Дэдпула. — Эй, разве так стоит встречать своего спасителя и соулмейта? Наверное, лишь в этот миг на Питера обрушивается вся череда чувств: невнятное тепло в груди, легкое покалывание пальцев и восторженно замершее сердце. Хочется потянуться к новому знакомому, упасть в уже знакомые крепкие объятия, потереться кончиком носа о висок. Странное чувство, заставляющее испытать диссонанс в груди. — Мой соулмейт умер, — говорит Питер, щуря глаза. — Раз двадцать эдак. — Ну что ты, — склоняет голову вбок наемник. — Я неубиваемый. — Неубиваемый? — Да, — кивает Дэдпул. — То есть, меня, конечно, могут пришить злодеи, но я непременно воскресну даже из капли крови! Питера прошибает острой волной злости. Он замирает, крепко сжимая руки в кулаки, неотрывно глядя на самодовольную маску Дэдпула — даже под ней видно, как наемник горд собой. — То есть ты позволил себе умереть хренову тучу раз, зная, что где-то в этой вселенной существует твой соулмейт, которого пришибет нитями судьбы вместе с тобой? И самодовольство с лица Дэдпула бесследно исчезает. Он трет пальцами подбородок, неуверенно глядя на Человека-Паука. — Ой, — говорит наемник. — Не подумал. Слова прибивают Питера к полу. Не подумал? Не подумал?! Человек-Паук сам не понимает, когда успевает податься вперед и проехаться кулаком по лицу Дэдпула. Тот отшатывается назад, искривляя лицо в удивленной гримасе, в то время как сам Питер, глубоко дыша, быстрым шагом направляется к окну. — Эй, Паучок! — окликает Дэдпул. — Назови хотя бы имя или оставь туфельку! — Дэдпул, — серьезным тоном обрубает поток слов Питер. — Исчезни из моей жизни. Настежь распахивая окно, выпускает паутину и ловко скрывается в освещенных первыми солнечными лучами улицах. Дэдпул лишь подается следом, следя за быстро удаляющимся гибким силуэтом.

~*~

Лучший друг выглядит встревоженным, ошарашенным и не до конца принимающим слова Питера за правду. Питер, подпирая спиной стену, устало трет глаза, и Нед сдвигается на кровати чуть ближе к нему. — Тот самый Дэдпул? — удивленно переспрашивает друг. Питер кивает, упираясь взглядом в широкое окно. — Я влип? — обреченно спрашивает он. — Очень! — сердечно восклицает Нед. — Он наемник, убийца и психопат! — Да? — моргает Питер. — С виду, вроде, неплохой парень. Странный, конечно, и болтливый, но… — Никаких «но», Питер! — не унимается Нед. — Забудь о нем и не связывайся. — Примерно такой план у меня и был. — Отличный план, — кивает друг. Только в груди от подобных мыслей отчего-то неприятно перехватывает — Питер знает, что это не его чувства, что они навязаны нелепой вселенной, потому реагировать на них не стоит. И все-таки… все-таки он хотел бы поблагодарить Дэдпула за спасение, не взирая на то, что в столь каверзной ситуации оказался из-за, непосредственно, самого Дэдпула. Глупость, не иначе.

~*~

Откровенно говоря, за последнее время Питер привык к черным полосам на теле, вжимающимся в кожу, словно едкий перманентный маркер, однако со встречи с соулмейтом, прошедшей с недели две назад, полосы лишь бледнеют и полноценно исчезают, не заменяясь новыми. Питер с интересом рассматривает чистое отражение в зеркале, трогает кончиками пальцев светлую грудь, признаться честно, забывая, какова боль от потери. Ему казалось, что подобное вклинится в его разум навсегда, но ныне он помнит лишь размытые образы произошедшего, но не само чувство. Отлично, кстати, справляется, устраивая нагоняй преступникам и выполняя любые задания по учебе. Все хорошо — впервые так, как и было до. Питер думал, что уверен и безапелляционен в своих решениях, однако из раза в раз замечает себя на том, что ищет взглядом парня в красном костюме. Нелепость. Его хватают за плечи и крепко вжимают в стену. Питер ловко выкручивается, бьет негодяя в лицо и живот, скользя взглядом по обстановке за спиной противника. Нет смысла скрывать — он ждет встречи с Дэдпулом, как последний дурак, коим себя, собственно, и считает. Потому, когда на уставшее от нескольких заданий за ночь тело летит череда выстрелов, Питер успевает лишь удивиться тому, как мужчина в красном, как и при первой встрече, невесть откуда вываливается и закрывает собой. Патроны врезаются в спину спасителя, и Питер лишь как-то обреченно глядит в белые глаза маски Дэдпула. — Геройствовать так приятно! — сердечно восклицает наемник. Разворачивается, точными выстрелами снося всех противников, и Питер слишком вымотан, чтобы предъявить за свои принципы. — Спасибо? — неуверенно говорит он. — Всегда пожалуйста, сладкий, — сияет Дэдпул. Наемник тяжело дышит, соскальзывая на колени — дыр в нем слишком много. Но, тем не менее, уверенно не смыкает глаза, ожидая регенерации и не поддаваясь сладостному искушению провалиться во тьму. Питер присаживается на корточки напротив, склоняет голову вбок. — Ты следишь за мной? — спрашивает он. — Боже упаси, конечно да, то есть нет. Питер хмыкает. — Как ты? — Очень хорошо, — хрипло тянет Дэдпул. — Сейчас легкое срастется, и можно дальше жить. У Человека-Паука сердце в груди отчего-то дергается. — Решил не умирать? — Стараюсь изо всех сил, — самодовольно говорит наемник. — Все для тебя, сладкий. — Удачи с этим. Питер выпускает паутину и скрывается в темноте улиц.

~*~

Когда Питер впервые думает о том, что Дэдпул, в общем-то, неплох, ему хочется убиться фейспалмом, потому что Дэдпул наемник, без зазрений совести убивающий людей — пусть и плохишей, однако все же убивает, не задумываясь ни на секунду. И все же сердце предает — не глядя на всю боль, причинённую Дэдпулом, безусловно, по глупости, и неправильность поступков наемника, сердце окунается в тепло и неподвластный трепет при виде мужчины. — Самый сладкий коктейль для самого сладкого Паучка, — довольно говорит наемник, являясь из-за спины Питера, следящего за обстановкой на крыше. Протягивает приторно-розовый стаканчик, сверкая часами хэллоу китти на запястье. — Что насчет бартера? — Какого бартера? — Питер не забирает стаканчик, и Дэдпул все также стоит с вытянутой рукой. — Меня зовут Уэйд, — говорит он. — Твоя очередь. Питеру почему-то хочется засмеяться. — А я ни на что не соглашался, — задорно отвечает он. — Ах ты! — щурится Уэйд, расплескивая коктейль. — Злой, хитрый Паучишка! Человек-Паук легко скрывается с радара Дэдпула, и на душе у него весело.

~*~

Незаметно Дэдпул становится константой в жизни Питера: появляется из раза в раз в наиболее ответственные моменты, вынуждая сердце предательски сжиматься от лихорадочной волны ожидания и трепета. Патрулирует город бок о бок, без умолку болтает и не умирает. Сейчас сидит рядом с пакетом из местной забегаловки, протягивает сочный бургер, и Питер благодарит, не в силах отказать. Впервые видит неровные, покрытые небольшими кратерами руки Уэйда, сморщенный подбородок, словно от ожогов. Замирает, следя за тем, как Дэдпул едва ли не за один раз откусывает половину бургера. — Так себе зрелище, знаю, — с набитым ртом говорит Уэйд. Питер не отвечает, принимаясь за свою порцию. Странно — казалось бы, столь неприятная картина изувеченного тела должна отталкивать, но Питера она не отталкивает, наоборот, вызывает некоторое волнение в груди, сопереживание и желание чем-нибудь помочь. Питер жует бургер, загадочно глядя вдаль. — И я так и не извинился за свои смерти в прошлом, — говорит Уэйд. — Мне жаль. — Тебе не жаль, Уэйд, — отвечает Питер, сминая хрустящую упаковку. — Ты хочешь быть прощенным. Это разные вещи. — Нет, — щурится Дэдпул. — Одинаковые. Питер поднимается, с секунду глядит на человека, которого вполне мог бы уже назвать напарником и соскальзывает вниз, феерично выпуская паутину в стену дома и ловко лавируя между балконами. Дэдпул довольно хлопает в ладоши.

~*~

— Это же самое настоящее супергеройское приземление! — верещит Уэйд, размахивая пистолетами. Гибкий и подтянутый, Питер ловко спрыгивает с паутины на землю, по пути сбивая ногами одного из противников Дэдпула. Тот, кстати, так и замирает на месте, лицезря красивые движения Человека-Паука, легко уклоняющегося от ударов злодеев и наносящего точные, сбивающие недругов с ног. В забытье Дэдпул тянется к талии Человека-Паука, скользит по ней пальцами, и Питер, надежно связавший преступников, не отстраняется, позволяя Уэйду мелкие шалости. У него самого от контакта сердце в горле бьется, и бежать никуда решительно не хочется. Соулмейты все-таки проблема, самая настоящая. Но чертовски приятная и притягательная. — Никаких убийств, — таки отшатываясь, скрещивает руки на груди Питер. — Какие мы правильные, — морщится Уэйд. — Ну хотя бы одного можно? — Нельзя, а то злой Человек-Паук придет по твою душу. — Черт, сладкий, — тянет Уэйд. — У меня привстал. Питер закатывает глаза.

~*~

Самозабвенно бегая по комнате Питера, Нед крепко сжимает в руке телефон с горящим экраном. Он кружит из стороны в сторону, вынуждая тем самым почувствовать укол вины, но, по итогу, Питер не считает себя неправым. — Питер! — страдальчески тянет Нед, падая на кровать. — Что ты творишь? Питер перехватывает телефон из рук друга, глядя на статью с громким названием «Невероятный дуэт: дружелюбный сосед Человек-Паук и нашумевший наемник Дэдпул». Еще и размытая фотография, где они вместе стоят в темном переулке. Однако отчетливо видны оба, статные и крепкие. Про себя Питер отмечает, что они очень гармонично смотрятся вместе. На щеках появляется легкое смущение от столь неожиданной мысли. — У тебя вата вместо мозга или как? — кривится Нед. Питер приближает нечеткую фотографию, разглядывая широкие плечи Уэйда. Сердце в груди дергается. — Видимо, вата, — кивает Питер. — Он неплохой парень, Нед… — Ну, точно вата! — восклицает друг. И Питер смеется, падая спиной на мягкую кровать.

~*~

— Я порчу твой имидж супергероя без изъянов? — щурится Уэйд. Собственнически закидывает руку на плечо Питера, и тот не отстраняется, позволяя пальцам Дэдпула елозить по костюму. — Очень даже, — усмехается Питер. — Но я не без изъянов, — хмыкает он. — Как? И у самого прекрасного Паучишки есть недостатки? Не верю! — Дэдпул шумный, как и всегда. — А ну-ка признавайся, ты дрочишь на БДСМ или подглядываешь в окна за переодевающимися соседями? Наверное, Питер вспыхнул бы от подобных глупых речей, но он слишком привык к ним. — Ай, противный, — отмахивается Человек-Паук, выныривая из-под руки Уэйда. — И можешь звать меня Питером. Сердце Дэдпула выполняет кульбит, с глухим звуком, кажется, врезаясь прямиком в ребра.

~*~

Черные нити скользят по рукам, и Питер испуганно распахивает глаза. Боль, забытая и давно исчезнувшая, громко возвращается в жизнь Человека-Паука, прибивая к жестокой реальности. Он тяжело дышит, елозит руками по смятой простыне, пытается привстать и падает на мягкий матрац, бездумно глядя на дверь перед собой. Его крутит, обдает жаром и выворачивает органы наизнанку, а нити грязи струятся по груди, пульсируют, выжимая последние силы. Нет смысла бороться с этим, сопротивляться — шансов избавиться от боли, ровным счетом, никаких. И Питер тонет в бесконечно тянущихся секундах, минутах, несвязных предложениях в голове, глухо набирая в рот воздух, что тонкими ручейками попадает в спекшиеся легкие. Выкашливает, подрагивающими пальцами касаясь пылающего огнем лба. Он не чувствует злости — он напуган. И напуган отнюдь не происходящим с собственным организмом, а тем, что Уэйд влез в неприятности. «Как же глупо», — проносится на затворках угасающего сознания.

~*~

Проходит целая неделя в неведении. Питер места себе не находит — привычно ходит в школу и патрулирует улицы, однако вместе с удушающим чувством волнения в груди. Вселенная соулмейтов жестока и вовсе не красива. Оборачивается из раза в раз, надеясь увидеть знакомый красный костюм, прищур ехидных глаз. Услышать нелепые речи, глупые попытки Уэйда подкатить. Почувствовать крепкие руки на своем теле. Питеру душно. Нити грязи на его теле в этот раз сходят медленней обычного и держатся спустя долгое время, несмотря на то что новых приступов не случается. Питер не знает, радоваться ему или биться в щемящей панике, потому как значит подобное, что Дэдпул погиб лишь раз. Но не явился с того дня — быть может, этот раз стал для него последним? «Он же неубиваемый», — пытается подбодрить себя Питер. Но выходит весьма плохо, и сердце не перестает дрожать от волнения. — Лучше бы Дэдпул твой пропал и не возвращался, — сказал как-то Нед. «Не лучше», — загнанно думает Питер. Выносит противника одним точным ударом, надежно перематывает паутиной и скользит взглядом по давящей темноте улиц, безуспешно ища знакомый силуэт. Вселенная соулмейтов безжалостна и вовсе не романтична. Но Питер переживает за Уэйда не потому что тот его соулмейт, а потому что Питер слишком к нему привык. К его бестолковым шуткам, красиво переливающемуся под костюмом рельефному телу, к безрассудным попыткам спасти Питера, даже когда тому помощь и не нужна совсем. К прищуру хитрых глаз, самодовольной ухмылке и попыткам скользнуть кончиками пальцев по талии Человека-Паука. Питер отстраненно глядит вдаль, когда за спиной слышатся шорохи. Он оборачивается резко, однако ему кажется, что чересчур медленно. — Прости, Паучок, — глухо говорит Уэйд, виновато опустив голову. — Я не хотел умирать, но чан кислоты решил все за меня. Нет ни злости, ни неприязни, ни ярости — лишь слепая надежда в груди, ныне облаченная в реальность. Питер несколько раз моргает под гулкие удары сердца. Спешно подается вперед, вжимаясь в оцепеневшее тело Уэйда, обхватывая руками широкие плечи. — Все в порядке, — говорит он. — Я рад, что с тобой все хорошо. Уэйд вздрагивает, осторожно обнимает парня за спину. Утыкается носом в макушку и шумно втягивает носом прохладный ночной воздух. — Это был последний раз, — говорит Дэдпул. — Обещаю. На душе Питера становится тепло. Он тянется пальцами к маске Уэйда, закатывает вверх, и Уэйд одним движением откидывает маску самого Питера в сторону, в нетерпении сминает мягкие губы. Скользит по ним влажным языком, легко раздвигает, юркая в ротовую полость. И Питер отвечает несдержанно и пылко, впиваясь пальцами в плечи Уэйда. Кажется, с его губ срывается тихий стон. И Дэдпул целует, целует-целует, не в силах остановиться, очерчивая красивые изгибы подтянутого тела Питера, доверчиво льнущего к нему. Подумать страшно — Уэйд, после всего, и не рассчитывал на подобное. — Питер, — шумно выдыхает Дэдпул, скользит пальцами по скуле, заглядывает в блестящие глаза. — А тебе сколько лет? Человек-Паук облизывает и без того влажные губы. — Семнадцать. Глаза Уэйда широко распахиваются. Стоит у него крепко, как и у Питера, прочно вжимающегося в его тело. У несовершеннолетнего Питера, поправляет себя Уэйд. — Вот же блядская вселенная! — в сердцах восклицает он. И Питер раззадорено смеется. Вселенная соулмейтов отнюдь не сказочна, но Питер находит в ней свое место.