Шоколад с орехами

      То, что Какаши Хатаке не любит сладкое — общеизвестный факт. А ещё жирное с жареным он не особо жаловал, да и вообще Конохский гений за здоровое питание, в основном в виде супов, рыбы и овощей в разных вариациях. Сытно покушать он, разумеется, любил, поскольку знал, что для восполнения энергии и поддержания организма в форме требуется большое количество разнообразных питательных веществ, а энергии ниндзя на миссиях тратил уж очень много, иногда даже слишком.       Готовить он по такому случаю учился у отца ещё с детства, а когда остался один, то за короткий срок пришлось самостоятельно повышать свои кулинарные навыки в разы. С самостоятельностью у юного гения проблем не было, так что и с этой задачей он справился не хуже, чем с метанием сюрикенов, и вскоре мог полакомить себя простыми и не очень блюдами.       Уличную еду Какаши, впрочем, старался обходить стороной, за исключением особых случаев. Ну, в Ичираку с Наруто иногда заходил под воздействием его детского очарования и ангельских небесно-голубых глаз и на барбекю с седьмой командой мог согласиться. Для укрепления товарищеских уз и поднятия командного духа, конечно. Но сладкого всё же избегал как мог.       Вот, думается, заедание стресса, особенно всяческими сахаросодержащими продуктами — один из самых распространённых вариантов ответа человеческого организма на депрессию, эмоциональную и психическую нестабильность и разного рода расстройства. Такого счастья в жизни Какаши было полно, но он категорически отказывался принимать сладости за лекарство от горя.       Однако, сей факт успешно игнорировал один небезызвестный Саннин, который, несмотря на свои профессиональные навыки ниндзя-разведчика, в упор не замечал эту особенность Копирующего ниндзя и из каждого своего путешествия старался принести Какаши какую-нибудь местную сладость. Мёд из Страны Мёда, особые данго из Страны Чая, моти с новым вкусом из Страны Снега, тайяки с экзотической, но непременно приторной начинкой прямо из Страны Горячих Источников, упаковка вагаси самых необычных форм… Очень, очень много сахара, сиропов, бобовой пасты и рисового теста буквально сыпались на Какаши каждый раз, когда Джирайя появлялся в деревне. А вот по какой причине Жабий Мудрец баловал Хатаке — это уже другой вопрос.       Легендарный Саннин и сам не понимал, как пришёл к тому, что имел сейчас. Какаши он знал ещё очаровательным младенцем на руках Белого Клыка Конохи, а потом малыш резко превратился в угрюмого и заносчивого подростка, который всё же с плохо скрываемым смущением просил у Отшельника провести с ним пару тренировок. И хотя Джирайя не часто удостаивал Коноху своим присутствием, он видел, как с каждым годом плечи мальчишки всё опускались, а походка становилась всё более замкнутой.       Отправной точкой стала его встреча с Какаши после нападения Девятихвостого. Джирайя видел копну пепельных волос и сгорбленную спину в чёрном одеянии среди народа, прощающегося со своим лидером — Четвёртым Хокаге, а также со многими погибшими, отдавшими свои жизни за деревню в ту кровавую ночь. Казалось, боль утраты можно было потрогать руками, и тогда Отшельнику подумалось, что он и Какаши скорбят во много раз сильнее, ведь для одного Минато был учеником, а для другого — учителем. Что, как не разделяемое на двоих горе, могло помочь оправиться от потери и найти в другом человеке поддержку, которую не даст ни один житель Конохи.       В тот день Джирайя не решился заговорить с Хатаке, но встретил его на улице одним утром несколько дней спустя. Вот только остановился в нерешительности посреди дороги, когда слабая тень Какаши прошла мимо, даже не замечая Саннина. Тяжёлая походка вкупе с потухшим безэмоциональным взглядом, который прошёл сквозь Отшельника, выдавали плачевное состояние джонина.       Тощая фигура и угловатые плечи обыкновенного подростка не давали тогда покоя Жабьему Мудрецу. Ведь живой человек, ещё нескладный пацан, которому не дали толком прости Господи насладиться весной юности, буквально превращался в удобного деревне робота. Джирайя был не совсем дурак, чтобы не знать, куда Минато назначил своего ученика, и что тот теперь делал. Особое подразделение Конохи являлось ярчайшим примером ревностного соблюдения правил шиноби, что делало факт «повышения» Какаши, который как раз переживал смену жизненных ценностей и боролся с психоэмоциональной нестабильностью, в АНБУ крайне неуместным, не считая того, какими жестокими и порой саморазрушающими миссиями занимались шиноби в масках.       И тогда Джирайя решил действовать, для начала навестив своего собственного учителя, а именно нового-старого Третьего Хокаге. Однако, постояв и послушав однотонную лекцию о тяжёлых временах, нехватке военной силы и о том, что Коноха нуждается в умелых бойцах типа Какаши, и что, собственно, отпускать его в свободное от АНБУ плавание никто пока не собирался, решил взять дело в свои руки.       Для начала Джирайя купил упаковку данго для повышения гормона счастья в крови, казалось, бескровного ниндзя. А чтобы придать хоть какой-нибудь цвет бледному лицу Хатаке, захватил недавно вышедший томик «Ича-Ича» с красноречивой пометкой 18+. Долго искать Какаши не пришлось, поскольку знакомую чакру он почувствовал сразу, стоило пройтись немного в направлении Мемориального камня.       В личное пространство джонина Отшельник вторгаться не спешил, встав неподалёку от Мемориала и не пряча свою чакру, давая шанс Какаши самому заметить его присутствие. Однако, постояв в гробовом молчании несколько минут, Джирайя нарочито шумно шагнул к ссутуленной спине, закрытой типичным серым жилетом АНБУ.       Но только когда большая и тёплая рука Саннина опустилась на открытое плечо, ниндзя заметно вздрогнул и медленно обернулся, словно только сейчас вернувшись в реальность. Глаза подростка были полузакрыты, будто он перманентно находился в состоянии сонной мухи, лениво кружащей в холодном осеннем воздухе, готовящейся то ли к спячке, то ли к неминуемой смерти. Отшельник и сам содрогнулся при виде обнажённых плеч с татуировкой Особого подразделения, так иронично напоминавшей язык пламени, когда неласковый ветер подул в спину.       Воспользовавшись моментом и ухватившись за тему погоды, Жабий Мудрец поспешил увести джонина с открытой всем ветрам площадки. Вместе они пошли по узкой тропинке к центру оживлённой Конохи, и тогда Джирайя предложил свои подарки, естественно, пряча настоящую причину такого пристального внимания за широкой характерной ухмылкой и неприличными намёками.       Книгу и сладости Какаши принял с заученной благодарностью, тем не менее, Отшельник грустно подметил, что три палочки данго без лишних слов полетели бы ему в лицо как сенбоны, не имей он какой-никакой авторитет у парня.       Так началась его личная миссия по спасению Хатаке из лап беспросветной скорби и гнетущей вины и печали, которые порой захватывали и самого Саннина, но он крепко держался, согреваясь мыслью, что он старается ради дорогих ему людей, таких как Цунаде и Какаши, хотя Цунаде упорно отворачивалась от попыток оберегать её и, чего уж греха таить, остро реагировала на предложения сделать её счастливой в том смысле, в котором об этом мечтают многие женщины.       И пусть Какаши отчаянно старался оградить себя от любых личных контактов, потенциально угрожавших перерасти в какие-либо близкие социальные отношения, Джирайя знал, что парень в них действительно нуждался, хотя и не показывал, а возможно и не понимал этого. Но Отшельник не сдавался и шёл на любые уловки, чтобы вытянуть джонина из его стерильного пузыря. Делал он это с переменным успехом, так как сам появлялся в родной деревне не чаще раза в год, а иногда и того реже, впрочем, безусловно, это было довольно приятным занятием. Тут его хотя бы не били.       И по прошествии нескольких лет, в течение которых Саннин пытался приглядывать, занимать историями, удивлять, угощать, вытаскивать на обычную прогулку хотя бы в парк или перекусить, чувство заботы и беспокойства об ученике своего ученика переросло во что-то большее, что распускалось в груди нежным цветком сакуры, опаляло лёгкие горячим огнём и омывало с головы до пят тёплой волной сильного чувства, которое, наверное, называлось любовь.       Джирайя любил свою деревню, свою команду и сенсея, своих учеников и друзей. Все эти чувства были такие разные, но в то же время одинаково тёплые, как и то, что росло и поднималось в душе каждый раз, когда он видел среброволосую макушку. И дело было не только в разделяемой обоими боли или простом человеческом сострадании, но и в гибком уме и добром сердце джонина, израненном когда-то и поросшем снаружи грубой непроницаемой коркой для защиты от новых ударов.       Джирайе нравились пытливый ум, острый язык, забота о товарищах, ловкость и быстрая реакция на спаррингах, ну и, не стыдно признать, грациозное стройное тело уже не подростка, а молодого мужчины, которым Хатаке мог похвастаться после нескольких лет постоянных миссий и тренировок.       И он любил Какаши. Любил как мог, осторожной и трепетной любовью, боясь спугнуть, ненароком снова ранить и себя, и Какаши, притом с завидным упорством искал путь к сердцу прославленного ниндзя. Любил, делясь опытом, выискивая что-нибудь необычное на прилавках в каком-нибудь городишке Страны Травы, собирая и приукрашивая мифы и легенды, чтобы потом с честными глазами рассказывать их обновлённую версию. В общем делал всё, чтобы вызвать ответный интерес в глазах одного джонина, а в особо удачных случаях и ответную улыбку, что, к большому сожалению, скрывалась под вечной маской.       При этом удивить Копирующего ниндзя было сложно: от сладостей, любезно предлагаемых Саннином, тот воротил нос, хоть и принимал их каждый раз с благодарностью, а к творениям литературного характера пристрастился сам и покупал новые книги авторства Джирайи до того, как Отшельник успевал вернуться в Деревню из странствий. Так что оставалось только спрашивать, как джонину новая история, и со скрываемым удовольствием слушать, как Хатаке клянчит продолжение. Но только вот проблема оставалась нерешённой: Джирайя всё никак не мог взять в толк, почему его сладкие подарки проходили мимо желудка Копирующего ниндзя. Конохский гений также не проявлял ответного интереса, и тут возникал закономерный вопрос: Какаши не нравятся предлагаемые сладости или сам Джирайя? Не желая мириться с возможным поражением, Отшельник упрямо продолжал покорение привередливого ниндзя с помощью приторных лакомств.       На самом деле, логика в действиях Саннина была. Недолго думая, скорее всего, вообще не думая отшельник решил, что ухаживать за девушками и за парнями можно, в принципе, одинаковыми способами. А уж о девушках, и как за ними ухаживать, мастер Джирайя знал чуть ли не всё, чем очень гордился, и пытался перенести свой богатый опыт на бумагу. Получалось, скажем, очень недурно, местами комично, а главное — рукописи имели огромный успех среди читателей. А главного своего фаната Джирайя, само собой, знал очень хорошо, ведь им был не кто иной, как Копирующий ниндзя Какаши Хатаке, по совместительству — предмет его романтического интереса. Путём несложных размышлений, Жабий Мудрец логично предположил, что всё, что он пишет о романтических похождениях героев, Какаши нравится, следовательно, и от ухаживаний в духе непревзойдённой «Ича-Ича» тот не откажется.       А Какаши тем временем не знал, куда себя деть от неловкости каждый раз, когда видел в руках великого Саннина какую-нибудь упаковку, грозящую оказаться его новым угощением. Смутить Копирующего ниндзя было не просто, но Джирайе-сама это удавалось удивительно легко — стоило только появиться в поле зрения Хатаке. Будучи ребёнком не самым приятным и простым в общении, он доставил легендарному Отшельнику не мало хлопот, что, естественно, помнил до сих пор и чего ужасно стыдился. Но всё равно в душе был благодарен ему, как и Гаю, за неизменное присутствие в его жизни.       Поначалу сладкие подношения казались актом заботы о его состоянии, что было очень мило со стороны Саннина, но потом это стало причиной для беспокойства, поскольку такое количество сахара у любого человека могло привести к диабету. Передаривать подарки было, скажем, не совсем прилично, но у Хатаке просто не оставалось другого выхода: не выкидывать же продукты, которые могли бы пригодиться кому-нибудь ещё.       Сначала Копирующий ниндзя угощал свою команду в АНБУ, а вскоре подарки начали гулять по всему джонинскому общежитию: Анко уплетала любые виды данго, особо немощные со щенячьими глазами типа Хаяте получали свою дозу разных кремовых булочек и дораяки, Гай ел всё, что ни предлагалось, а наиболее красивые гастрономические изыски с эстетичным дизайном упаковки отправлялись в руки к Асуме, который так удачно ходил на свидания с Куренай. Какаши и сам ел некоторые сласти, хоть и без особого удовольствия, но, например, мороженое моти было как нельзя кстати в летнюю жару.       И пока Хатаке был желторотым юнцом, коим и оставался по сей день в таких вещах, и пребывал в блаженном неведении об истинном значении этих знаков внимания, то и не заметил, как дело обрело очень опасный оборот. Тёплые и интересные встречи с Отшельником нравились ему всё больше, а приятный собеседник заставлял краснеть вовсе не потому, что рассказывал пошлые анекдоты, а потому что невзначай коснулся запястья, не скрытого перчаткой, или приобнял за талию и потянул на себя, чтобы зазевавшийся ниндзя не врезался в столб или, того хуже, случайного прохожего.       Эти касания не имели какого-либо принудительного или извращённого подтекста, ведь Джирайя просто ждал, когда Какаши прильнёт в ответ или не одёрнет, как от огня, руку. Когда была бы достигнута какая-то ясность в отношении их дальнейших планов друг на друга, тогда можно было бы и поразвлекаться публичными приставаниями, а пока оставалось только виновато улыбаться: дескать, само получилось.       Копирующий ниндзя в равной степени ждал и боялся таких встреч, пока не понял, что симпатия, собственно говоря, у них взаимная, только сдвинуться с мёртвой точки он им обоим никак не позволял.       Во-первых, Жабий Мудрец на первый взгляд производил впечатление человека ветреного и потенциально не слишком надёжного, но все эти предрассудки рассыпались в пыль после нескольких содержательных бесед и нескольких бутылочек саке. Тогда можно было заметить и привлекательность ниндзя как партнёра, и его внушающие физические параметры. Какаши трусом, известно, не был, но, не зная вкусов Джирайи-сама в постели, не опасаться за свою сохранность было нельзя. А случись чего, то против такого искусного ниндзя, как легендарный Саннин, никакие техники не помогут, даже прославленный шаринган.       Во-вторых, пусть в Конохе к однополым отношениям относились вполне нейтрально, зная, какова бывает жизнь шиноби, и допуская, что человек может быть счастлив с другим человеком не зависимо от пола обоих, то разницу в возрасте более двадцати лет, а точнее в двадцать четыре года общество явно не одобрит. И Какаши бы скривил душой, если бы сказал, что ему не всё равно, но идти против моральных устоев общества будет заведомо тяжело.       В-третьих, эта привычка прикармливать джонина сладостями вызывала неловкость и замешательство. Конечно, судить о Джирайе-сама как о любовнике, основываясь на его невнимательности к вкусовым пристрастиям Какаши, было не совсем верно, но Копирующий ниндзя всё же относился к такому деликатному вопросу с осторожностью. Сам великий Отшельник, несомненно, Какаши нравился, кому он мог не нравиться? Разве что некоторым девушкам в онсэнах. Но вообще, к теме отношений джонин относился с сомнением, ибо социально активным гражданином не был и особого отношения к себе со стороны других людей не ждал.       Да и причин не связывать свою жизнь с кем-то прочнее, чем поверхностным знакомством, у него было немало. Какаши потерял почти всех своих дорогих людей, стоило ему проявить хоть толику симпатии. Гаю он был безмерно благодарен за то, что тот пока не собирался умирать, но и дружба эта изначально была завязана и многократно укреплена самим Зелёным Зверем Конохи. Поэтому, каждый раз возвращаясь в свою пустую квартирку после очередной встречи с Саннином, которая, по сути, была вечным первым свиданием, Какаши оставалось только кусать губы и злиться на себя за то, что ведёт себя как непорочная дева, одновременно вспоминая кровавое месиво вместо тела своего лучшего друга и струйку крови на лице умирающей боевой подруги, а также огромную дыру в груди сенсея от когтя Девятихвостого лиса.       Дни шли за днями, на главной улице Конохи шумно шла подготовка к ярмарке выходного дня, в воздухе стоял сладкий запах вишни, а аллея, ведущая в Академию, была усыпана нежно-розовыми лепестками сакуры, которая росла с обеих сторон дорожки. Как в таком романтичном месте оказался Копирующий ниндзя — долгая история, основными героями которой являлись недосданный в рабочее время Штаба Какашин отчёт и уставший от работы на два фронта Ирука-сенсей.       Глубоко вдохнув аромат свободы от отчётов и миссий на ближайшие выходные, Копирующий ниндзя неторопливо шагал по розовой аллее, хваля самого себя за то, что носит маску и не чихает от приторного запаха благоухающей сакуры. Делать было нечего, ученики Академии счастливо бежали с окончившихся уроков в тёплый вечер пятницы, предвкушая вкусный семейный ужин и какие-то свои приятные дела. На удобно расположенных лавочках сидели влюблённые созидатели сакуры, а некоторые из них казались больше увлечёнными друг другом, чем красотой природы.       В такое время года только и оставалось, что предаваться земным удовольствиям и неспешно смаковать жизнь, поддаваясь весеннему очарованию. Так некстати Какаши померещилась счастливая картинка его возможного времяпрепровождения в желанной компании, и пока он старался стереть её из головы, будто по технике призыва на горизонте появился Джирайя собственной персоной. Зрение у обоих было отменное, так что от неминуемой встречи их разделяло всего несколько метров.       Саннин, беспризорно шатавшийся по деревне уже битый час, так удачно заприметил ленивую походку, в которой проскальзывала неуловимая грация и самодовольно улыбнулся, расправляя плечи и направляясь к словно сжавшемуся в комок Какаши, который вовсе не ожидал взаправду такого романтичного рандеву, будто срисованного с его недавних мечтаний.       Они поравнялись и застыли друг напротив друга, словно в красивом гендзюцу закружившихся вокруг лепестков вишни, поднятых лёгким весенним ветерком. Стряхнув с себя наваждение, Какаши раздражённо подумал, что всё это как-то подозрительно напоминает паршивую романтическую комедию, хотя сам читал подобные произведения чуть ли не с замиранием сердца.       Чтобы не ляпнуть что-нибудь глупое, Хатаке начал рассматривать своего спутника и с сожалением заметил белый непрозрачный пакет в руках у Отшельника. Тот, заметив взгляд джонина, решил сразу перейти к делу: — Какаши, рад встрече, — обольстительная улыбка сама расцветала на лице, а рука с приятным весом в шуршащем пакете уже отдавала новый сладкий сувенир. На этот раз Саннин приобрёл целых четыре лакомства на выбор и ожидал, что в этот-то раз у него получится произвести впечатление на ниндзя. — А это тебе из Страны Рек. Я возвращался из Суны через деревню Такуми, там был какой-то праздник и мне посоветовали попробовать вот это… — Я не… Спасибо, Джирайя-сама, очень приятно, что Вы обо мне вспомнили, — Какаши уже было набрался смелости сказать, что сладости его не интересуют, как снова стушевался, посмотрев в оживлённое лицо Отшельника и заметив тень волнения, пробежавшую по мужественным чертам, стоило только заикнуться о возможной негативной реакции.       Раскрыв пакет, чтобы для приличия поинтересоваться его содержимым, он с удивлением уставился на четыре прямоугольных слитка, завёрнутых в светло-коричневую приятно-шершавую на ощупь хрустящую бумагу с горизонтально обёрнутыми широкими цветными лентами. Одна была тёмно-синей, почти чёрной с узкой вертикальной красной полоской, другая была пыльно-розовой, третья тёплой оранжевой, а последняя спокойной бежевой в коричневый горох.       Какаши с недоумением рассматривал сочетание цветов, которое он уж очень часто видел практически каждый день в лице неугомонного трио команды номер семь. Невразумительное «а» повисло в воздухе, пока Джирайя не сориентировался и не пояснил. — Это шоколад, но не совсем обычный. Синий — это тёмный шоколад с острым перцем, розовый — белый с какой-то ягодой, вроде с клубникой, оранжевый — с апельсином, а последний — с орехами. Я подумал, что такое тебе может прийтись по вкусу. Один продавец рассказал мне, что как-то в одну из лавок, где варили шоколад, забрался озорной ёкай, и пока хозяин лавки гонялся за ним, тот своим хвостом смахнул хранившиеся на полках специи, сушёные ягоды и всякую всячину в горячую смесь. Так лавочник стал добавлять новые ингредиенты в шоколад, что стал популярным среди жителей.       Заразительный смех заставил и Какаши внутренне улыбнуться, однако от шутки, что Саннин припозднился с подарком на Белый день, который был 14 марта, он всё-таки отказался. Уже пора было придумывать пути отступления, и джонин вовремя вспомнил, что его команда как раз ожидает его на полигоне, а он уже изрядно опоздал. Впрочем, от приглашения посидеть в чайной на выходных он отказаться не смог, ведь ближайшие два дня, как нарочно, оказались совершенно свободными.       Примостившись на удобной ветке в паре метров от троих насупленных детей, Какаши лениво наблюдал за вялыми попытками разогреться и подготовиться к ещё не озвученной тренировке. Всем четверым было понятно, что продуктивность в ясный пятничный вечер улетучивалась со скоростью молнии, поэтому капитан команды справедливо решил, что мучить детей у него сегодня настроения нет, и поспешил эту радостную новость сообщить. Также в качестве извинения за свою забывчивость джонин достал три разноцветных упаковки шоколада и раздал своим немало удивлённым подопечным. Сувенир от Джирайи оказался довольно ценным, так как какао-бобы на континенте росли плохо, и вся какао-содержащая продукция была довольно редкой и дорогой. О том, сколько Саннин тратил на все эти кондитерские изделия, которые расходились потом по Конохе, Какаши думать не хотел.       Сакура и Наруто так обрадовались сладкому, что принялись пробовать необычный шоколад прямо на полигоне. Саске многозначительно хмыкнул, но держал слиток в нерешительности, словно желая одновременно и попробовать, и не выглядеть заинтересованным в подарке. В итоге команда уселась перекусить под ветвистым деревом у тренировочной площадки. Сакуре пришлось по вкусу приторное сочетание белого шоколада и сахарной клубники, Наруто понравилась яркая кислинка апельсина в тающей сладости, а Саске тоже пришёлся по душе остренький перчик в приятной горечи тёмного шоколада. Какаши умилённо наблюдал, как дети пытались узнать, как и где сенсей достал такие интересные шоколадки в их любимых цветах. Четвёртую плитку он не задумываясь убрал в карман, рассудив, что ещё найдет, кому её отдать.       С наступлением выходных Какаши с самого утра настраивал себя на позитивный лад, надеясь, что счастье само найдёт к нему дорогу, если он будет исключать негативные мысли. Получив от Саннина жабу с названием чайной, ниндзя вышел из дома в ранний воскресный вечер, отчаянно пытаясь не думать о всевозможных вариантах неблагополучной развязки их даже не начавшегося романа, от чего ещё и разболелась голова.       На место встречи он отправился в обычной форме джонина, немного стесняясь того, что в его скудном гардеробе не нашлось ничего гражданского, но не став с этим заморачиваться, потому как на все предыдущие встречи он появлялся в том же самом наряде. — Джирайя-сама, — забавно растягивая гласные в «сама», джонин поприветствовал уже ждущего его мужчину, — добрый вечер.       И опять, внутренне сжавшись, он наблюдал за мягким прищуром глаз и тёплой улыбкой, не давая себе расслабиться даже в успокаивающей полутьме заведения.       Они сели в дальний левый угол, так что свет с улицы до них не доставал, а над их столом висел бумажный фонарик, заливая пространство уютным персиковым светом. Кисло заметив, что Джирайя собирается заказать им обоим данго, Какаши вежливо отказался, попросив только чай, сославшись на то, что только недавно обедал. Но, увлечённый беседой, через некоторое время он всё же заметил, что Саннин чувствует себя неуютно, никак не угостив спутника. И тогда ниндзя нащупал в кармане знакомый слиток оставшийся ещё с их предыдущей встречи. Он осторожно достал шоколадку, немедленно привлекая внимание Отшельника.       Через плотную бумагу прощупывались круглые бугорки, а незатейливая обёртка располагала к дегустации. Ниндзя развернул упаковку и, отломив кусочек, положил его на язык. Шоколад сразу же начал таять, но твердый орех нужно было раскусить. Через приятную сладость чувствовалась терпкость ореха, небольшая горчинка щипала язык, а разнородные текстуры шоколада и ореха вызвали неожиданную реакцию. — Маа, а я и не знал, что это может быть так вкусно, — с доброй усмешкой произнёс джонин, поздно поняв, что выдал своё отношение ко всем предыдущим подаркам. Чтобы скомпенсировать возможную обиду, которую он тем самым нанёс Жабьему Мудрецу, он взял ещё один кусочек, а потом ещё, и ещё.       Счастливый блеск в глазах, широкую довольную улыбку и стремительно краснеющее лицо Саннина Какаши комментировать не стал, иначе Джирайя-сама мог подметить и нежный румянец на скулах джонина, который не скрывала даже маска.       Выйдя из чайной, мужчины отправились гулять по Конохе. От целой плитки оставались считанные кусочки, когда ниндзя уселись на крыше одного из зданий, откуда открывался вид на заходящее солнце. Дожёвывая последние крохи магической сладости, Какаши почувствовал себя достаточно храбрым, чтобы привалиться к горячему боку Саннина и положить голову ему на плечо.       Головная боль улетучилась ещё когда они допили чай, а уверенность в собеседнике росла с каждым мгновением. Все страхи на минуту отступили, позволив Копирующему ниндзя побыть обычным человеком. А когда он оказался прижатым к надёжному телу, обладатель которого, опешив, даже остановился на полуслове, страхи вдруг отказались возвращаться. На их месте появилась усталость от дневного волнения и удивительный покой.       И правда, что будет, если он ослабит немного тиски, сжимающие сердце, даст другому человеку обнять его израненную душу? Ведь Джирайя-сама уже давно разглядел в нём всё то, что он пытался прятать ото всех на свете. Зачем сопротивляться, если так радостно и приятно от чужого взгляда, так уютно и мягко сидеть рядом с проверенным и надёжным человеком, другом, равноценным партнёром. Почему бы не попробовать пройти через все возможные трудности, крепко держась за руки, потому что впереди маячила не пустая и одинокая жизнь, пахнущая гнилым сожалением о прошлых поступках, а сладкое предвкушение новых встреч, искрящее любопытством желание познать новые грани дозволенного, твёрдый взгляд любящих глаз, без вопросов дающий надежду и поддержку.       Идея оказалась заманчиво желанной. И пусть Какаши придётся работать над собой, тоже стараться для любимого человека, ради их общего счастья, ради своей жизни — он готов учиться, ошибаться, смеяться над неудачами, принимать, наконец, взрослые решения, и не потому, что этого от него ждут, а потому что он захотел этого сам.       Смотря на сменяющиеся краски неба, оба ниндзя застыли в нерешительности перед следующим ответственным шагом. Окутанный запахом Саннина, находящийся в блаженной неге Какаши ждал хода Джирайи-сама. Отшельник же, опасаясь внезапной смены гнева на милость, осторожно приобнял джонина и спрятал лицо в непослушных серебряных вихрах, которые сейчас отливали стальным блеском в последних закатных лучах.       Они просидели в молчании, пока последний луч не скрылся за горизонтом и небо внезапно не потемнело, сменяя светлые краски дня на глубокую тёмную синеву ночи. Первые фонарики уже освещали улицы деревни и тёплый свет теперь лился у них из-под ног.       Пережив робкий момент близости, оба мужчины растерянно посмотрели друг другу в глаза, будто не зная, что им теперь делать. Первым отмер Джирайя, предложив, как обычно, проводить Какаши до дома, тот легко согласился, и они неспешно побрели в сторону общежития. Расстаться, правда, пришлось на полпути, поскольку их соединённые руки могли воспринять не самым радостным образом, а то и разгласить такую новость по всей Конохе, чего оба шиноби не хотели.       А всего через пару недель одним утром Какаши впервые за долгое время по-настоящему счастливо улыбнулся, заметив на своём столе четыре слитка шоколада с орехами, перетянутых бежевой в горох лентой, и аккуратный букет незабудок.