I'll join you in hell

            Санзу восхищался Майки. До такой степени, что был готов убить за него. Майки же смотрел далеко — в будущее, — его взгляд никогда не походил на взгляд Санзу, бросаемый на последнего. Слишком занят грядущими планами, чтобы заботиться о чувствах окружающих его людей.       Это вполне устраивало Санзу: он принял это как должное, когда стал работать под началом своего короля после роспуска «Томан». Санзу продолжал охранять Майки издалека, избавляясь от ненужного мусора, посмевшего посягнуть на него. Продолжал ревностно защищать всем своим телом то, что было равносильно для него счастью.       Однако он не был слепцом.       Санзу знал, что был кое-кто, кто был слабостью Майки; кто мог лишь по щелчку пальцев обратить на себя взор короля. Санзу наблюдал бесчисленное количество раз, пока был в «Томан», как Майки сбрасывал с себя плащ и превращался в юнца, — всё ради одного человека. Ради одного паренька.       Ханагаки Такемичи был загадкой для Санзу. Однажды появившись, он перевернул вверх дном «Томан» и жизнь Майки благодаря своим несокрушимому духу и пронзительным голубым глазам. Стремительно он стал опорой «Томан», важной фигурой, что затмила собой даже Дракена, — здравый смысл не позволял сказать последнее вслух. Тем, кто лишь словами мог повлиять на Майки. Никому не было дела, что Такемичи не мог махать кулаками или был глуп в сравнении с кем-то другим, все уважали его и его решимость стоять до победного конца, поставив на кон свою жизнь.       «Королева, достойная короля».       Санзу никогда не спрашивал Майки, но было ясно, что он заслужил рядом с собой кого-то, подобного Такемичи. Человека, которого Майки принимал как равного себе, того, наедине с которым мог расслабиться и стать собой. Но Майки решил оттолкнуть всех, поэтому Санзу ничего не осталось, как молча принять это решение и оставить все сомнения при себе.       Ему следовало принять во внимание, каким упёртым был Ханагаки Такемичи. Как он, побитый и искалеченный, смело заявил: «Томан» не падёт, пока он стоит на ногах, не падёт, потому что таково слово Майки.       Именно поэтому Санзу не был удивлён так сильно, когда однажды перед ним объявился Такемичи с разбитой губой и опухшей щекой, но лицо которого было преисполнено чистейшей уверенностью.       — Я хочу увидеться с Майки, — сказал он, и все в ссадинах и синяках руки сжались в кулаки по бокам.       Позже Санзу спросит Такемичи, как тот умудрился отыскать их укрытие, но сейчас он неотрывно смотрел, как стоял Такемичи. Явно поколоченный, он держался с прямой спиной, взгляд его будто смотрел вглубь Санзу, в самые потаённые его уголки без капли осуждения или отвращения.       Колени предательски задрожали. Нестерпимое спонтанное желание отбросить всё прошлое, пасть ниц, лицом вниз, перед Такемичи и рассказать ему всё о себе, о всех своих греховных деяниях зародилось в Санзу. Он знал: Такемичи простит его, улыбаясь подобно великодушному богу.       Нет. Не время.       Для него на первом месте Майки. Всегда был. Король — важнейшая фигура на шахматной доске, и Санзу обязан защитить её, даже если придётся атаковать. Однако только один раз Санзу решил сыграть по-крупному и подпустить королеву поближе.       Он примет наказание позже, если Майки сочтёт нужным. Правда, Санзу сомневался, пожалеет ли он о своём решении.       — Идём, — Санзу развернулся и зашагал прочь. Он знал, что Такемичи последует за ним.       Они всё глубже пробирались внутрь здания. Лампы источали приглушённое свечение, некоторые из них постоянно моргали, но Санзу это не волновало. Всё это нагнетало обстановку, заставляя мороз бежать по коже, и не предвещало ничего хорошего тем, кто решил ступить дальше. Мало кто допускался в укрытие и выходил из него невредимым. Нужно было быть или членом «Канто-Томан», или врагом. Стоит ли говорить, что все прекрасно знали, какая участь ждала врагов, попавших в западню.       Такемичи был исключительным случаем.       Санзу остановился перед дверью и постучал два раза. Не дожидаясь ответа, он отворил её и вошёл внутрь. Кивок — Такемичи идёт следом — и Санзу останавливается с прямой спиной.       Майки сидел на чёрном диване превосходного качества, скучающе просматривая журнал о байках, рядом стояла пустая тарелка для закусок. Привычная картина для Санзу, если не считать огромных чёрных мешков под глазами, нарушающих идиллию.       — Босс, — согнулся в поклоне Санзу, — Вас желают видеть.       Майки издал неопределённый горловой звук, и уставший вздох слетел с губ. Закрыв журнал, он отложил его в сторону и поднял глаза.       Время словно остановилось.       Санзу восторженно наблюдал, как при взгляде на Такемичи к Майки возвращаются краски. Он не видел Санзу, его разум был поглощён лишь одним. Всё, чего он желал, — вскочить и схватить Такемичи, но шок от увиденного был настолько силён, что сковал тело.       — Привет, Майки, — Такемичи скромно улыбнулся.       Он не мог отвести взгляд, и выражение его лица смягчилось: он посмотрел на Майки так, что на дне его глаз было видно, как плескалось чувство большее, чем любовь.       Дрожь прошлась по телу Санзу. Он не смог сдержать довольной ухмылки.       Вновь поклон — и удалился, позволив Майки и Такемичи без препятствий рассматривать друг друга.       Санзу был уверен, что его король и королева всё же смогут уладить разногласия и стать сильнее, чем когда-либо.       «Да здравствует «Канто-Томан». Да здравствуют наши король и королева».

***

      Такемичи едва ли слышал, как был оставлен, всё его внимание было поглощено лишь одним.       Попав вновь в прошлое, Такемичи представлял себе эти события множество раз. Он мог пойти к бывшим членам «Томан», заручиться их помощью и вернуть Майки. Мог. Но он не желал разрушать будущее, ради которого он и Майки работали так усердно. У него даже закралась мысль, не вступить ли в другую банду, и, честно говоря, без Майки всё теряло смысл. Такемичи всегда следовал только за одним главой, которому не было равных.       И решение пришло к нему само собой.       Тогда он просто последует за ним вновь.       Было довольно сложно найти информацию о «Канто-Томан», как о «Бонтен» в одном из будущих, однако здесь, в прошлом, у Такемичи были связи и влияние, как у бывшего капитана первого отряда, чтобы выйти на определённые слухи. Было сложно — ему прилетали тумаки и пинки, — но Такемичи не был бы Такемичи, если бы не обладал упорством и неубиваемым телом.       И теперь он здесь: в заброшенном непримечательном здании с человеком, которого преследовал несколько месяцев, боясь упустить.       Такемичи чувствовал, как его глаза наполняются жгучими слезами.       — Майки… — он сделал шаг, а затем ещё.       Майки не остановил его, он даже не моргал. Вероятно, он шокирован не меньше, видя Такемичи перед собой, поэтому потерял дар речи. Такемичи воспользовался сложившейся ситуацией и сел рядом с Майки, их ноги соприкоснулись.       Кажется, именно это и вывело Майки из транса.       — Такемучи… что ты здесь делаешь? — в голосе осуждение, а глаза прожигают дыру в голове. Правда, Такемичи видел Майки в разных его ипостасях, последняя даже три раза стреляла в него, поэтому страха не было.       — Я вернулся, — смущённо улыбнулся Такемичи. — Будущее действительно чудесное, Майки. Все счастливы… мы сделали это, Майки. — Грустный отблеск сверкнул в его глазах. — Все… кроме тебя.       — Такемучи… — Майки устал, гнев внутри него поутих. — Ты посмотрел кассету.       Такемичи кивнул:       — Смотрел.       — Ты искал меня, правда?       — Да, — Такемичи облизнул сухие губы, явственно чувствуя привкус крови, попавшей во время сражения с членом «Канто-Томан». — Всё закончилось плохо.       Майки молчал, и Такемичи видел, как костяшки его пальцев белеют от чудовищного напряжения сжатого кулака.       — Держись от меня подальше, Такемучи. Я говорил тебе, почему.       — Но я не хочу.       Такемичи вскрикнул, когда Майки неожиданно схватил его за плечи, его пальцы впились в тонкий материал униформы. Взгляд Майки, лишённый всякой эмоции, чёрная пустота, — Такемичи почувствовал дрожь и холод, поползший по спине. Он помнил, как всё закончилось, когда в последний раз Майки смотрел на него так.       — Зачем ты здесь, Такемучи? — слова Майки резали как нож, но пальцы его дрожали. — Отпусти меня. Живи своей жизнью. У тебя всё будущее впереди, прекрасное будущее с Хинатой. Тебе будет лучше без меня. Почему ты не можешь понять это?!       — Манджиро! — Майки резко замер. — Мне не нужно будущее без тебя. Я хочу остаться здесь, с тобой. Я обещал, что спасу тебя.       Такемичи протянул руки к лицу Майки и обнял его, как нечто очень ценное.       Майки выглядел беззащитным, потерянным и… полным надежды. Таким, словно Такемичи отдал ему своё сердце на серебряном блюде. В какой-то степени так оно и было. Просто потребовалось немного больше времени на осознание этого.       — Я хочу последовать за тобой даже в пучину огненную. И я не намерен тебя отпускать.       Будущее с Хинатой, несомненно, было бы чудесным, и всё же Такемичи не мог оставить этого человека в одиночестве. Только не после того, через что они прошли вместе. Только не после того, насколько сильно они нуждались друг в друге, чтобы выжить.       Руки Майки дрожали всё сильнее от слов Такемичи. Он готов был разрыдаться, закричать или сразу всё вместе, и вместо этого он толкнул Такемичи спиной на диван, усевшись верхом на его коленях, отрезая путь к отступлению. Не то чтобы Такемичи планировал убегать. Он решился остаться до конца, во что бы то ни стало.       — Запомни свои слова, Такемучи, — Майки наклонил голову на бок и коснулся губами уха Такемичи. — Пути назад нет. Я не отпущу тебя, даже если ты будешь молить меня.       Такемичи засмеялся:       — Обещаю.       У Майки остановилось дыхание, когда он поднял голову и заглянул прямо в глаза Такемичи: они были столь чисты и пронзительны, что невозможно было отвести от них взгляд.       Их губы соприкоснулись естественно: первый поцелуй был на вкус как кровь с нотами сладости. Неумелый, даже неряшливый — Такемичи никогда не чувствовал себя таким счастливым. Много времени потребовалось, чтобы понять чувства Майки, и ему стало ясно, насколько же подло он поступал с ним все эти годы.       С этого момента у него есть вся жизнь, чтобы загладить свою вину.       Майки опустил руки ниже, поднимая рубашку Такемичи, чтобы прикоснуться к его пылающей коже. С губ Такемичи сорвался стон — Майки нещадно покрывал его шею поцелуями, оставляя следы зубов, пока их одежда летела на пол и тела переплетались в единое целое.       «Ах», — подумал Такемичи, с улыбкой возвращая прикосновения и поцелуи Майки, — «должно быть, это и есть счастье».

***

      — Манджиро! Почему ты вечно в крови? Неужели нельзя было поручить экзекуцию Рану или Риндо? — Такемичи схватил платок и тут же принялся нетерпеливо оттирать кровь с щеки Майки, как только старшие вошли в их пентхаус.       Майки сохранял молчание, явно польщённый вниманием Такемичи.       — Они пытались навредить тебе. Я не мог спустить им это с рук. Они заслужили.       — Но они не смогли. Харучиё вовремя защитил меня, — Такемичи вздохнул и бросил в сторону платок, очистив от крови лицо и шею Майки. — Придётся тебе искупаться, я не пущу тебя на порог нашей спальни в таком виде. Не хочу, чтобы простыни снова были алыми.       — Только если ты присоединишься ко мне, — Майки подался вперёд: Такемичи заворчал, но не отстранился, когда их губы на мгновение соприкоснулись.       — Ты избалован, — вздохнул Такемичи. — Каку-чан прав… это моя вина. Может быть, мне следует быть строже.       — Какучо следует держать язык за зубами, если он не хочет вылететь, — Майки недовольно нахмурился, но тут же просветлел после очередного поцелуя Такемичи.       — Да, точно, заходил Такеоми и передал, что ты должен будешь посетить следующее собрание.       Такемичи расстегнул рубашку Майки и бросил её на пол. Любуясь бледной кожей напротив, он не мог удержаться от быстрого поцелуя в спину, пробуя лёгким касанием её кожу на вкус.       — Кто ещё из нас двоих избалован, — довольно усмехнулся Майки и обвил руками талию Такемичи, притягивая его ближе к себе.       Такемичи хмыкнул, но позволил Майки затащить себя в ванную комнату: их одежда стремительно падала на пол, пока они изучали друг друга в ожидании заполненной ванны.       Знакомая татуировка-карточка красуется на груди Такемичи — под стать такой же на шее Майки. Их символ данного друг другу обещания, которое невозможно нарушить.       Покрывая гладкую кожу горящими поцелуями, Такемичи понял: глаза Майки никогда не были столь яркими, как сейчас.