Не спи

В городском парке ни звука в эту осеннюю ночь. Неудивительно, после такого-то ливня. Ветер свирепо завывает, качает старые сухие сосны и треплет мои волосы. Мы каждый день встречаемся с тобой здесь, но я все ещё боюсь темноты и вздрагиваю от каждого шороха. Этот страх никак не проходит, он словно замер на задворках моего сознания и время от времени налетает на меня с новой силой, пульсируя красным перед глазами. Проходя по беззвучным жутким улочкам, успокаиваю себя мыслью, что маньяков в мире не так уж и много, из них еще меньше педофилов, а педофилов-гомосексуалистов совсем ничтожное количество, и абсолютно не факт, что каждого из них я интересую. Статистика - не такая уж плохая штука: помню, что в школе она мне даже нравилась. В кустах слышится непонятное копошение. Я осторожно обхожу торчащие из земли палки и оглядываю место. Человек. Я не пугаюсь - это всего лишь твоя тень. Тебе вечно холодно, поэтому я захватил с собой куртку. Я не мерзну, мне она ни к чему. Набрасываю ее тебе на дрожащие плечи. Но сейчас ты дрожишь не от промозглого ветра, нет, я слишком хорошо знаю тебя. Ты сидишь на корточках, пытаясь спрятать от меня нечто. Я обхожу тебя и вижу, что ты вырыл очередную ямку. Привычно направляюсь к кусту, подстриженному мной по форме клоунской головы, и на ощупь достаю из-под колючих веток маленькую лопатку. Подхожу к тебе и присаживаюсь рядом. Ты снова смотришь на меня своими вечно грустными глазами, в которых отражается лунный свет, как будто говоришь мне, что я не обязан, что мне необязательно помогать тебе каждый чертов раз. Я вижу, что ты прячешь. На этот раз это соседская кошка. Бедняжка обезображена: ее белая шерсть теперь исполосована красно-бурыми отметинами. - Я т-только хотел ее погладить, но она ис-спугалась и попала под машину, - бормочешь со слезами. Билли, Билли. Ты опять извиняешься передо мной. Я лишь слегка улыбаюсь, отрицательно мотая головой: ты вовсе не виноват. Ни в чем. Я помогаю тебе рыть глубже. Мы опускаем пострадавшее животное в импровизированную могилку и засыпаем землей. Целую тебя в макушку: тебя это успокаивает. Вижу, что тебя опять трясет, как в лихорадке, поэтому без разговоров, обхватив тебя за поясницу, веду твое податливое тело в сторону городского кладбища. Вот она. Такая же серая и чистая, как всегда. Достаешь карамельки из кармана моей куртки и кладешь рядом с надгробием без фото. Роешься в другом кармане, выискивая что-то, и вынимаешь сухой бутон розы. Я срезал его пару дней назад, когда мама убиралась в саду и почему-то украдкой утирала рукой слезы. Роза попросту замёрзла, но ты вновь начинаешь рыдать. Отнимаю у тебя бутон и крошу его в ароматную труху, развеивая. Даже твои родители сторонятся тебя. Да, ты сделал им больно, но они не менее жестоки к тебе. Одна совершенная ошибка стоила тебе всего детства. Именно эти люди заставили тебя считать себя чудовищем, приносящим одни беды и разрушения. Мы подходим к озеру. Твои колени неожиданно подкашиваются, но я успеваю тебя подхватить и усадить на подмерзшую траву. Сажусь рядом, чтобы ты не развалился на земле звездой и, не приведи Господь, не отморозил себе почки. Кажется, Бог - добрый дядька, хотя я все еще с ним не встречался. Тянусь рукой назад и подбираю гальку. Бросаем камешки прямо в воду - они приземляются с забавным бульканьем. Вспоминаю, как ты хотел утопиться здесь. От одних мыслей пересыхает в горле, меня пробирает дрожь, а конечности холодеют. С трудом сглатываю слюну - ты не мог этого не услышать. Поворачиваешь голову в мою сторону. - Ты п-плохо выглядишь, С-с-стэнли. Я ни за что не расскажу тебе, что практически не сплю по ночам после произошедшего. Не нужно меня жалеть. Мне ничего не жаль, только бы я смог забрать часть глыбы льда, что твердым кольцом сковала твою прежде нежную душу. Ты прикладываешь холодную ладонь к моей щеке, заглядывая озабоченно-внимательными глазами прямо в душу. Только в редкие моменты пленка перестает замутнять твой взгляд, показывая настоящего тебя. Тебя до произошедшего. Одна половина лица сразу немеет, словно покрывается инеем, а сердце пронзает короткая острая боль. Я горько усмехаюсь. Я не могу умереть, что за глупость?! Это всего лишь самовнушение, но малюсеньким островком мозга даже я начинаю верить в то, что ты опасен для общества, что ты несешь смерть. Я отбрасываю такие мысли. Ты - самое чистое и святое, что я когда-либо знал. - От одного твоего прикосновения погибает все живое, но я не мыслю жизни без тебя. Твои зеленоватые потрескавшиеся губы растягиваются в болезненной полуулыбке, обнажая бордовые незажившие корочки: - Ты уже мертв, Стэнли. И я никогда себе этого не прощу.