желания и интересы.

в самом деле ши цинсюань совсем не дорожил тем что имел — ни тысячи благодетелей, ни воистину ценнейшие артефакты и красивейшие наряды не могли пробудить в нём истинный, необузданный интерес. а вот хэ сюань смог. хэ сюань, кажется был той одной — единственной точкой кипения в сознании ши цинсюаня, был для него слаще пьяной истомы, горячее бурлящей крови. хэ сюань кажется и был его самым настоящим интересом. пока только босые ноги могли касаться холодного и мокрого песка, а на небольшой кровати в старом домишке на берегу хватало места на двоих, он кажется мог отбросить все золотые дары и само бессмертие, только бы хэ сюань был рядом. а он всегда был. мертвецки холодными губами на губах, блуждающими руками по телу, холодными глазами за собственной спиной. кажется чёрный демон никогда не смел покинуть вечно пьяного и озорного парнишку. ши цинсюань мог тысячи раз изменять облик, менять наряды и пить из разных чарок старинное вино, но хэ сюань всегда был с ним. иногда казалось — попробуй убежать и он найдёт его в самых недрах земли, единолично раскопает все гробы и поднимется в небесные чертоги. да только искать его не нужно было, повелитель ветров всегда рядом. босой, пьяный, развязный; с дрожащими ресницами и опухшими губами, с мерцающими тысячей звёзд глазами, с громким смехом и одновременно таким интимным шёпотом. и уже совсем не было ясно кто в самом деле под чьими рёбрами живёт. черновод бы давно хотел его прикончить — да только рука не могла подняться, когда перед глазами всплывали все те сцены, которые он хотел то ли записать в мозгу и вечно прокручивать в памяти, то ли забыть, словно самый ужасный кошмар. хэ сюань предпочёл бы его ненавидеть, да только кажется не мог. а любить он не мог и подавно. он мог только кусать до багряных следов, наращивать темп, до такого, что искры летели из глаз младшего ши, а потом останавливаться, заставляя скулить и вымаливать продолжения, дыханием обжигая шею. у ши цинсюаня, рвало крышу, и стыда кажется не было вовсе. главное грубее, ближе, быстрее, до кругов и чёртиков, скачущих перед глазами, до сорванного голоса, до тёплых объятий и отметинах на чужих ребрах. а потом опять беспокойный сон, и совсем ничего про любовь и про ненависть. выбор всегда был только один — жить и умереть, и ши цинсюаню непременно хотелось жить, когда хэ сюань не мог его ослушаться. хотел бы, да не мог, от того все его чёрное нутро сводило узлами, до скрежета зубов. молодой ши был слишком хорош, слишком активен, слишком криклив по ночам. вот только это черноводу и нравилось, изводило его до утробного рыка. сердце его разрывалось между отвращением и похотью, хотя сам хэ сюань никогда не думал что сердце вообще у него есть. он всегда был таким — озлобленным, молчаливым, покинутым. вот только ши цинсюань все менял кардинально, все фигуры по шахматной доске в его голове раскидывал. повелитель ветров в чужую плоть мог залезть натурально, да все внутренности наружу выпотрошить, рассмотреть и назад затолкать. только ему было позволено бежать босиком по этому ненавистному пляжу, шептать что то абсолютно нелепое, и зависать всматриваясь в созвездия. никакого смысла в этих созвездиях не было, ведь они под одним гороскоп рождённые — и как не плюнь, друг друга лучше каких то звезд понимают. как ни плюнь — хэ сюань доверял неосознанно, пускал под ребра и давал ворошить свои внутренности божеству на потеху. как не плюнь — он совсем был к нему иным. как не плюнь — слюны не хватит. у черновода в горле совсем пересыхает.