Прозрачное солнце

       Эта деревня, которая не знает счастья. Уж лето на дворах, уж солнце светит, прорывается своими редкими лучами в дома людей, кричит: «Проснитесь, жизнь прекрасна!», стучит в тяжкие двери, громко скрипящие от лёгкого ветерка, который тоже решается помочь проказнику свету. И вся природа оживает на глазах: Деревья, раскинув свои большие ветви, показывают любому живому существу, чем они прекрасней других растений - их собратьев; маленькие грызуны выбегают из норок и убежищ в поисках пищи, ближайшего ручейка; во всю голосят птицы, расплываясь своими песнями по всей местности, будто соперничают друг с другом. В полях шумят колосья и травы, на лугах цветы распрямляются, открывая вид на свои разноцветные лепестки, приманивая к себе пчёл - трудяг. И казалось бы, лучи солнца были правы, эта жизнь действительно прекрасна, все бы о ней только мечтали, но почему же тогда деревня, находящаяся посреди всей этой красоты ни капельки не выглядит счастливой? Даже наоборот, посёлок как будто погружен в странный купол серых мыслей, ограждающих от радости. По дорогам бесконечно скачут, угрюмо свесив гривы, запряженные лошади, а за ними на повозках, среди сена, лежат полу-пьяные мужики, теребя во рту колос, украденый с поля, то и дело покрикивая на животное, чтобы то скакало быстрее. Дети уж перестали на улицах играть, сейчас их не интересует даже какой нибудь никчёмный добрый старик, в которого можно было бы потыкать пальцем, покидать палками. Рабочие крестьяне же ведут свой обычный дневной цикл, кажется, им было бы сейчас удобно записать все в какую нибудь найденную книжечку, о том, как надоела эта постоянная скучная жизнь. Но все же они покорно работали, знали, что никто не получит жалование за вседневное лентяйство, а кормить себя и своих детей как-то надо. Тем более, в последнее время крестьяне даже пытались сбежать куда-нибудь подальше, свалив всю работу на их покорных сожительцев.       В богатом, украшенном узорами, вырезанными на дереве, доме в то время происходила полная суета. Нужно было решать вопрос с белыми крестьянами, только вот никаких сообщений от царя не поступало, а если приказать часовым перейти к «радикальным» мерам, так об этом сразу расползутся слухи обо всей жестокости правительства. Что тогда делать? Такими темпами деревня разорится, и что тогда? Все могут погибнуть от голода, может быть, даже от холода. Князь, сдаваясь судьбе, безнадёжно вздохнул.       — Ждать придётся. Если за неделю никакой вести не дойдёт - надо действовать самим.       Андрей кинул усталый взгляд в окно. Там, назло ему, открывался вид на эту скучную улицу, по которой безостановочно гоняют лошади, ходят грустные люди, — Я хочу отвлечься от этих мыслей. Где этот дурак, который решился пробраться в мое помещение? Притащите его ко мне.       Это был единственный во всем селе человек, который, не смотря на ворчание жителей, весело скакал по улицам, напевая про себя какую-то весёлую мелодию. Все взрослые говорили, что он дурак, бесполезный и глупый, постоянно грозили детям не играть с ним, но те плевали на наказания, бежали к нему, играли, пока их не поймают, а друга их, «Мишутку», не погонят из деревни в поле работать. Незаметно для всех тогда, на некоторое время деревня начала действительно оживать, этот дурачок прославился на каждой улице, а дети за ним бегали чуть-ли не толпами. И длился этот беспорядок до тех пор, пока какой-то хулиган с улицы не поспорил с юношей на серебрянную монету, что Мишка не сможет пробраться к князю в дом и украсть что нибудь «князевское». А этот дурак повёлся, даже не подумав о последствиях. В следующую ночь он пробрался в дом через окно. Охранники-лентяи спокойно спали, так и стоя у дверей. И простолюдин стал искать князевскую вещь, искал-искал, ходил-ходил, так долго, что в какой-то момент устало покачнулся, задел какой-то левый горшок с полки, и грохнулся с ним на пол. Посудина разбилась чуть-ли не у самого носа, а серебрянную никто так и не получил, потому что дурака за такой смелый поступок высекли и бросили в подвал.       И хоть деревня вновь окуталась серыми грустными оттенками, Андрей вспоминал эту историю с улыбкой. На самом деле он никак не злился на парня, а наоборот, смеялся с его шалостей, рассеянности и смелости. Не каждый мог вот так, безрассудно, взять и пробраться в дом, да ещё и уронить горшок, перебудить всех. Да, за это его наказали, но даже не Князь приказал это сделать, а все эти верховные его подданные, вся эта ерунда. Парень на секунду задумался, что даже стал похож на этих детей, которые, как фанаты, то и дело бегают за тем дурачком. На душе тепло и радость оттого, что в поселении есть человек, приносящий радость и счастье людям. Мысли обрывает вдруг резко вломившаяся толпа людей, точнее, один человек, несущий за собой толпу людей: двое под руками, один на спине, пальцы держат за уши ещё двоих человек. Князь удивлённо вскидывает брови и открывает рот, держа неловкое молчание секунд сорок, а после заливается звонким смехом, от которого люди попадали с дурака и молча уползли за дверь.       Молчание продолжается ещё некоторое время. Княже довольно улыбается, все прокручивая в голове ту странную картину, придавшую в разы больше надежды.       — Что-то хотели, Господин? — С излишней издевательской интонацией наконец начинает разговор холоп, заставляя Андрея обратить на него внимание. Тот прихмурился.       — Я подумал, тебя любят дети, а взрослые не очень, ворчат и слухи разносят, деревня то оживает благодаря тебе, а у нас с этим то и проблемы. Поэтому я решил отпустить тебя, но при условии, что жить у меня будешь, под присмотром моих слуг. Мало ли, что ты вдруг опять попытаешься украсть или что уронишь, «Горшок» .       Князь усмехается, но тому парню совсем не понравилась его новая кличка, ведь воспоминания с ней такие себе. Мало того, что он чуть ли не изуродовал себе лицо, так ещё и высекли потом, и в подвал бросили. Юноша чувствовал себя униженным перед всем селом, поэтому разозлился не на шутку.       — Я не Горшок, имя у меня имеется вообще-то. Михаил я, Мишка. Да и жить с Вами не хочу, а если придётся - сбегу. Братишка у меня, матушка есть, они без меня заскучали совсем, я их не оставлю. Да хоть сейчас сбегу - не поймаете, спрячут меня друзья мои, они мне много мест интересных показали, не найдёте вы меня, Князь-Батюшка.        Андрей почувствовал себя оскорбленным. Какой-то парень из обычного народа - и то его не боится. В комнате зависло странное напряженное молчание. Князь задумался, а Мишка с интересом оглядывался. Он никогда не был в домах богатых людей, тут все совершенно другое: много различных узоров, картин и вещей, украшений, простора. Князю казалось, что вид в окне скучный, серый и безжизненный, он привык к нему, но обычному деревенскому пареньку эта грустная картина казалась совсем другой. Даже само окно выглядело очень любопытно, возможно, даже интересней, чем вид. Хотя, нет, вид из окна чудеснее. Или все же окно... Миша долго не мог понять, куда он вообще смотрит, бегает взглядом по комнате, останавливается на Андрее. Карие глаза осматривают его с ног до головы: смотрят каждую деталь одёжи, вглядываются в каждое нередкое украшение, будто принюхиваясь своими чёрными, как собачий нос, радужками и зрачками. Князь ловит это на себе и невольно ёжится, ужасаясь такого пристального прищура. Стыдливо мнет руку о руку и решает нарушить тишину своим старательно грозным тоном.       — Ладно, ступай. Если поступок твой повторится, или я замечу, что что-то из этой комнаты пропало - не жди моей пощады. — Говорит он максимально смело и хмуро, как полагается всем важным шишкам если к их имуществу притронулись. На самом то деле, ничего Андрей с парнем не сделает, как говорится, «Дуракам закон не писан», а поступки «Горшка» очень поднимают активность в селе. Хотя бы тем, что отсюда больше не бежали целые семьи, честно, походу они об этом даже перестали задумываться. Взрослые были очарованы своей свободой и властью над дураком, лентяем, старики и старухи далеко убежать бы не смогли, а о детях и говорить нечего. Миша все ещё стоял перед князем, потупив взглядом о пол. Брови слегка подрагивали, ноги подкашивало. Блондин понимает, что простолюдин что-то уже стащил, но закрывает на это глаза и обращается к нему.       — Что стоишь? Тебе было велено, ступай, пока я не передумал.       — Ага. — Только и выкидывает Горшок, как тут же скрывается в дверях. Пара таких же важных шишек, все это время стоящих по ту сторону и подслушивающих разговор, обращают свой испуганный взгляд на него, будто уже подготавливаясь молить о пощаде, поатить, но очевидно, простолюдин лишь пинает воздух, прячет руки за резинкой потрепанных штанов и уходит прочь, где-то в мыслях плюнув этим занудам в их кривые гнустные лица.       Двери дома широко распахиваются, кажется, разбудив резким ударом охраняющих его. В глаза Миши бросается едкий свет яркого дня в деревне. Поселение, как ни странно, все еще живёт, по дорогам бесконечно скачут, угрюмо свесив гривы, запряженные лошади, а за ними на повозках, среди сена, лежат полу-пьяные мужики, теребя во рту колос, украденый с поля, то и дело покрикивая на животное… Стоп, разве это не упоминалось выше? Да, походу, все ещё не наладилось за те 2 часа, что Горшок отбыл в гостях у Князя с самого утра.       Парень проходится по селу, вдыхая этот запах свободы и наслаждаясь лучами, как казалось остальным, жестоко палящего солнца. То ярко улыбается, запускает Горшенёва в свои лучезарные объятия и мягко гладит по широким плечам. Миша прикрывает глаза, улыбается, замедляет шаг. Казалось, что он не чувствовал этого тепла с самого рождения. Хочется так и стоять посреди дороги, раскинуть руки в стороны, а после упасть, подхваченный светом солнца, радуясь, улыбаясь. Так бы и произошло, если бы неожиданный крик не перебил оглушение и что-то не потянуло бы парня в сторону. Вслед за криком, совсем близко доносится уже громкое лошадиное ржание, мужской голос, быстрый топот копыт, скрип тележки… Все произошло в какой-то миг, от чего Горшенев не сразу понимает, что случилось. Он уже сидел на земле, окружённый толпой жителей деревни. Рука болит. От запястья, до целого локтя... Похоже, там кровь, кожа стерлась. Миша опять прокручивает в голове все от начала до конца. До него доходит. Чуть-ли не затоптала лошадь, не переехала повозка. Страшное дело...       А люди вокруг всё вертятся, всё смотрят. Прожигают искренне любопытным и сочувственным взглядом. Деревня живет.