Не оставляй меня в темноте.

За окном играла душераздирающая симфония грозы и аккомпанировавший ей пронзительный и печальный напев холодного ветра. Раскаты грома оглушали, словно снаряды, сверкали молнии, освещая огромную комнату с лиловыми стенами, высоким потолком, изукрашенным кружевами белоснежной лепнины, хрусталем и зеркалами. Тут и там мелькали тени и блики от резкого света. Пол из венецианского мрамора был покрыт мягким, белым, словно снежная пыль ковром, на котором уродливыми язвами красовались прожжённые сигаретным пеплом дыры. Посреди роскошного будуара стояла огромная кровать из слоновой кости и серебра, на шелковых простынях, словно сотканных из пепла роз лежала Ледяная ведьма ордена Розенкрейцер, Хельга Фон Фогельвайде. Вид её был изменен почти до неузнаваемости, на красивом лице множество шрамов, ссадин и кровоподтёков. Всё её тело словно горело в огне, хотя, в комнате, освещаемой только молниями, царил холод. Она пыталась что кричать сквозь сон, извивалась, словно насекомое, пронзённое иглой меж ажурных крыльев. Что с ней произошло несколько часов назад, Хельга помнила смутно… Во время задания, что - то пошло не так. Оглушительный грохот и вспышка ослепительного света, нет, не тёплого и согревающего, это был разрушительный свет, пламенный, обжигающий, обращающий всё живое в прах… Она не знала, как попала в замок - штаб Ордена, как очутилась в своей спальне. Когда она очнулась, над ней склонялся Исаак. Самодовольная, надменная улыбка озаряла лицо мага. - Очнулись, фроляйн? - Неестественно громко сказал Panzer Magier ордена. - Тише… - Еле вырвалось из пересохшего горла. Исаак знал, что громкие звуки причиняют ей страдание, и продолжил, всё так же неестественно громко. Не каждый день ему доставалась такая редкая возможность совершенно безнаказанно поиздеваться над личным врагом, застав в таком беспомощном состоянии. - Вы провалили задание,к тому же, едва не умерли, тем самым принеся большие убытки ордену. И никакой пользы. - Маг достал из кармана плаща сигары и с наслаждением закурил, выдыхая седые облака в красивое, но израненное лицо своей жертвы. От резкого табачного дыма графиня начала задыхаться от душившего её кашля. Она ощущала себя совершенно беспомощной. Хотелось задушить Исаака, но Хельга была настолько слаба, что даже слова, которые хотела сказать в адрес мага застывали ещё в воздухе. Докурив сигару, мужчина начал накладывать на Ведьму какие - то заклинания. Фюрер очень зол на вас, но именно он велел наложить заклинания. Раны быстро затянутся, но процесс заживления будет приносить ужасную боль. В наказание. Лично я предпочел смерть этой пытке. Злой, тихий смех хрустальным звоном разлетелся по комнате, подобно разбитому стеклу. - На его месте, я бы не стал ничего для вас делать, и нашел замену. Ваш провал непростителен, а незаменимых людей в ордене нет. После этого разум Хельги погрузился в страну Морфея, но там не было ничего. Только всепоглощающая немая темнота. Оглушительный раскат грома. Хельга в ужасе проснулась, она, совсем как маленькая, хотела забиться с головой в одеяло, но едва коснулась слабой рукой его краешка, как тут же одёрнула её, словно оно было не из нежнейшего шелка, а из раскаленных углей. Графиня взглянула на свои руки... Изящные, белые, словно фарфоровые, руки были покрыты сильнейшими ожогами, коростами, из которых блестящими, тонкими ручейками сочилась солоноватая лимфа опутав собой тонкие, но распухшие пальцы. Хельга чуть подняла голову. Зеркальный потолок отразил нечто. На кровати лежало частично обнажённое существо, полуприкрытое одеялом, с разметавшимися по шёлку подушек, спутанными волосами, обезображенным кровоподтёками и ссадинами лицом, уродливыми обожженными руками. Из глаз девушки потекли слёзы, слёзы боли, злости, бессильной, но полностью поглощавшей её усталое сознание. Она даже не задавала себе вопрос, как оказалась здесь, в замке, в своём будуаре, к тому же нагая… Самое ужасное, как ей казалось, её видели ТАКОЙ. Слабой. Беспомощной. Обезображенной. Мало того, что именно Исаак видел её в таком виде, он ещё и позволил себе глумиться над ней. Она проклинала себя за проваленное задание, её разум пожирала не только бесконтрольная волна боли, но и мысль о том, вдруг Каин в ней разочаруется. И ей найдут замену. Что может быть унизительней и противней, чем мысль о собственной ничтожности? Хельгу терзали собственные мысли. Такие мысли душат людей в бессонные ночи. Холодная, непреступная, величественная Ледяная ведьма словно растаяла. Сейчас на кровати лежала не она. Униженная, брошенная всеми в темноте безразличия, сплетающегося с приличиями и нормами этикета в стальные цепи одиночества. Из глаз катятся слёзы, от жалости к себе. Мерзкое чувство, противное, вязкое, заполняющее полностью сознание, словно формалин заполняет сосуд с каким - то редким жуком. Жуком собственного самосознания и ощущения, тем самым выставляя себе на показ свои недостатки извлекая их из недр собственного эго. Небо за окном изрезанно вспышками молний, чей резкий свет ослеплял утомлённые глаза хозяйки будуара. В душе Ледяной ведьмы бушевал ураган эмоций, превращаясь в неконтролируемую беззвучную истерику. В войну с самой собой, в войну, где нет победителей. Она вовсе не слабая, в этой войне такие перестрелки с собственными мыслями… Они готовы нанести сокрушительный удар в любой момент. - Сволочь, - Хельга мысленно проклинала Исаака. Ощущения были такие, словно она сгорала заживо в огне Хельхейма, всё её тело, от макушки, до кончиков обожженных ногтей горело. Но вновь липкая паутина сна обволакивает разум сладким ядом, погружая в пучину бессознательности и на этот раз обрывков снов, или это явь? Комната будь - то погрузилась во мрак, такой уютный, что можно утонуть в его бархатистой пучине. Чьи - то холодные, но знакомые руки осторожно касаются обожженных кистей, приятно охлаждая опалённую огнём кожу. Графиня пытается открыть глаза, чтоб посмотреть на пришедшего, но коварный Морфей не отпускает из объятий, погружая в глубины своего загадочного и непостижимого царства. Сквозь сон, Хельга чувствует, как те самые руки и шёлковая ткань ночной рубашки касаются её тела. Этот кто то одевает её… Пальцы едва касаются обнаженной груди, скользят вниз по животу… Вдруг, кто то чуть приподнял голову. Зачем? Стекло бокала приятно охладило горящие губы, вино вперемешку с кровью струилось по подбородку алыми лентами... Неожиданно губ девушки касается не холодное жесткое бесчувственное стекло, а влажные, мягкие, холодящие губы… Кто - то поит её из своих губ… Ядом? Что происходит? Что с ней делают? Хельга мысленно задаёт себе вопрос сквозь сон. Впрочем, сейчас ей всё равно. Это первые приятные ощущения с того самого пожара и неважно, что с ней сделают потом, будут ли это мучительные и бесчеловечные эксперименты, пытки в духе инквизиции или её просто расчленят. Когда эти руки касаются тела, дурные мысли, мерзкий, липкий страх и всепроникающая боль отступают, боятся их, словно нежить серебряных пуль, являющихся ядом. Что это было? Бред усталого сознания? Сон? Открыв глаза, фроляйн Фогельвайде заметила, что кто - то закрыл окна тяжёлыми парчовыми шторами, на ней надета белоснежная кружевная сорочка, а кисти рук заботливо и аккуратно перевязаны бинтами. Боль немного отступила, но это ненадолго, она словно зверь, таится где-то внутри, чтоб напасть в самый неподходящий момент. - Всё хорошо. - Мягко улыбнувшись, шепнул ей Бальтазар сидящий на краешке кровати. Хельга хотела что то сказать, но Фон Нойманн осторожно поднёс палец к её губам, тем самым ставя на них печать молчания, которую графиня все же сорвала. - Благодарю за заботу, Гер Нойманн, но что вы здесь делаете? - Я не мог оставить вас одну в таком состоянии. - Со мной всё в порядке. К тому же, вы посмели прикасаться ко мне без моего согласия. Я не просила вас меня одевать, - холодно отрезала Ледяная Ведьма. В самом деле, ей была приятна такая трогательная забота и прикосновения ласковых рук, в то же время бес противоречия и собственная гордость позволили допустить мысль. А вдруг, ему так же как и большинству мужчин, которые пытались завладеть ей нужно только одно. Вдруг он воспользуется её беспомощность? - Фроляйн Фогельвайде, простите мою дерзость, в моих мыслях не было ничего дурного, - Василиск аккуратно встал с кровати и вежливо поклонился. – Если моё присутствие вам неприятно, я уйду. Он ещё раз почтительно поклонился и застыл в ожидании ответа. - Это не повод меня целовать и… - Если бы руки ледяной ведьмы не были обожжены и забинтованы, гладко выбритую щеку Бальтазара обожгла звонкая пощёчина. Хельга демонстративно отвернулась вновь надевая холодную маску снежной королевы. Если Василиску нужно только её тело, то он с лёгкостью мог воспользоваться её бессознательным, беспомощным состоянием. Но он не сделал этого… - Какое то время вы находилась бес сознания, мне пришлось напоить вас лекарством из своих губ… Когда Хельга находилась рядом, из сдержанного, учтивого мужчины превращался в мальчишку, что терял голову очарованный её холодной, царственной красотой. Что, собственно, и произошло час назад. Бальтазар любил красоту. И обнаженную тоже. А вид прекрасной, обнажённой, к тому же не безразличной его сердцу женщины, приводил в немой восторг… Он едва сдерживал душившие его желание наброситься на неё. Но он никогда бы не сделал этого, если его графиня сама того не пожелает. Василиск продолжал покорно стоять у кровати ожидая ответа.. - Что ж Нойманн, на первый раз я вас прощаю,- Нарочито строго сказала Ледяная ведьма. Фон Нойманн улыбнулся, и осторожно взяв руки Хельги поцеловав их. - Тебе лучше отдохнуть, не буду тебя тревожить… - ответил он. - Не оставляй меня в темноте… - тихо прошептала Хельга, отбросив гордость. Она в данный момент готова сказать всё что угодно, лишь бы он не оставлял её наедине с невыносимой болью и собственными мыслями. Слова эхом разлетелись по комнате, как осколки хрупкого хрусталя разлетаются холодным фонтаном застывших искр от страстного и смертельного поцелуя с мраморным полом. Через пару минут Бальтазар сидел на кровати, Хельга пододвинулась чуть ближе и положив голову на его колени безмятежно закрыла глаза, а он ласково перебирал пряди сиренево – серебристых волос. - Я никогда не оставлю вас, моя графиня, ни при каких условиях. - Прошептал Фон Нойманн, проводя рукой по её лицу, шее, скользя по ложбинке груди, что была подчёркнута кружевным декольте рубашки, и страстно впился в нежные, желанные губы любимой женщины сладким, как грех поцелуем, который послужил нерушимой печатью в данном ей обещании.