Суточная норма

…Теперь, когда они втроём счастливо проводили в деревне заслуженную пенсию, количество и качество телесных контактов меж ними возросло – больше не нужно было держать никого в объятиях только потому, что вокруг была смертельная опасность. Теперь можно было обнимать друг друга просто потому, что хочется, или всем вместе сидеть, плотно прижавшись, на диване и смотреть фильмы, или спать, переплетясь конечностями. Молодой У Се бы никогда не подумал, что ему так сильно нужен будет физический контакт, просто чтобы чувствовать себя лучше. И как хорошо, что вместе с ним теперь есть люди, которые полностью разделяют его жажду прикосновений и не против его периодического превращения в коалу. Например, по утрам первую атаку объятиями стойко держал Панцзы, чаще всего стоящий в это время за плитой. У Се любил уткнуться лицом ему в спину и доспать ещё несколько минуточек в таком положении. Тяжелее всего было поначалу не трогать лишний раз Сяогэ, соблюдать его границы и не инициировать физический контакт первым, как бы сильно не хотелось – для У Се комфорт Чжан Цилина даже в таких вещах всегда стоял приоритетом. Для Панцзы, правда, никаких личных границ не существовало, если он хотел сжать Сяогэ в объятиях или погладить по голове, словно большого кота, он просто делал это в любой момент времени, заставляя У Се немного обиженно ревновать. Впрочем, У Се всё ещё был слеп в некоторых вещах, касающихся Сяогэ, а сам Сяогэ не умел разговаривать словами через рот, предпочитая показывать действиями, или просто долго смотреть своими тёмными глазами в упор до тех пор, пока люди не поймут, что ему нужно. Поэтому им двоим потребовалось очень много времени, прежде чем У Се понял, что Чжан Цилин на самом деле был тем котом, которого и правда можно трогать, или тискать почти в любое время, и даже не получить за это лапой по лицу. Когда до У Се дошло, Панцзы наконец-то выдохнул спокойно. И однажды, когда они листали каналы телевизора, пытаясь выискать интересный фильм или на крайняк передачу – сами так и не решили, что именно хотят посмотреть, так что доверились судьбе – наткнулись на что-то про исследование человеческих взаимоотношений. «…люди, которые регулярно получают объятия и поцелуи, пусть даже и мимолетные, более счастливы, чем те, кто лишен физического контакта. Минимальной суточной нормой считается восемь поцелуев и семь минут объятий в день…» – вещал диктор. – Значит, мы почти всё делаем правильно, – довольно хмыкает У Се. Его руки заняты перебиранием волос сладко дремлющего Сяогэ, который по своей новой и абсолютно очаровательной привычке в очередной раз угнездился меж друзьями, положив голову на удобное и широкое плечо Панцзы. – Ага, только поцелуев не хватает до полного счастья, – Толстяк поворачивает лицо, вытягивая губы трубочкой, и так как они втроём очень близко, он едва не касается этим шутливым поцелуем щеки У Се. Мужчина вовремя отдёргивается, с сожалением замечая что Сяогэ проснулся. Панцзы шутливо тянет: – Давай, Тяньчжэнь, мы наконец-то станем самыми счастливыми людьми во всей Поднебесной! – Как ты можешь становится самым счастливым человеком, зная, что своими действиями разбудил Сяогэ?! Чжан Цилин сонно хлопает глазами, переводя взгляд с одного друга на другого, и всё полушутливое раздражение У Се тут же уходит. Его сердце тает от одного этого вида. Он собирается уложить парня обратно спать, потому что мирно и спокойно спящий рядом с ними Сяогэ – это то, к чему они все столько лет стремились, но Панцзы, словно ему и вправду так сильно запали в душу слова о поцелуях, не собирался униматься: – Сяогэ, ты проснулся как раз вовремя, потому что нельзя пользоваться спящими! Давай же поцелуемся хотя бы один раз из восьми положенных суточной нормой, чтобы стать самыми счастливыми людьми! Чжан Цилин смеривает его таким долгим нечитаемым взглядом, что даже злорадствующему поначалу У Се через пару минут становится неловко. Так что прежде, чем Сяогэ, судя по всему решивший, что одного взгляда недостаточно, открывает рот, пытаясь что-то сказать, мужчина воскликивает: – Никто никого не будет целовать, не слушай этого тролля, он же просто шутит! И правда под стару жопу стал дедом – смотрит свой телевизор, а потом… Панцзы не даёт ему договорить и швыряет подушкой. Сяогэ смотрит на завязавшуюся шутливую драку странно растерянным взглядом. У Се помнил, сколько раз за всю их дружбу, Панцзы тянулся к нему с шутливыми поцелуями, так что просто принимал эту его придурь как должное. Ему, на самом деле, не так уж и неприятна мысль о том, чтобы Панцзы его поцеловал – не теперь, когда они много лет подряд делят одно пространство на троих. Скорее, просто не хочется признаваться в этом самому себе в первую очередь. Он вспоминает себя молодого, и то приключение, в котором Панцзы чуть не захлебнулся – У Се до сих пор отчётливо помнит свою мысль о том, что скорее дал бы ему умереть, чем сделал искусственное дыхание. Сейчас от этого воспоминания становится тошно. За этого человека он отдаст свою жизнь, и в сравнении с этим прикосновения губами – это такая мелочь… …Но ему всё ещё странно об этом думать. К тому же, ему кажется, что этими мыслями он предаёт свои чувства к Сяогэ, свою наивную и невинную подростковую влюблённость, которую бережёт в своём сердце столько лет. Он надеется, что никогда в жизни ему не придётся целоваться с Панцзы. Тем более, если это будет вопрос жизни и смерти. Словно он не любит его так же сильно, как любит Сяогэ, но уже любовью взрослой, проверенной годами и испытаниями. …В тот прекрасный вечер всё было почти хорошо, только вот Панцзы уже несколько дней ходил подавленный из-за Сяо Мэй – ему всё никак не хотели оформлять документы на неё, ещё и навещать девочку получалось не так часто. Кроме того, были ещё какие-то другие проблемы, которыми он не хотел делиться, а при вопросах отшучивался и переводил тему. У Се решил, что не трогать его будет лучшим решением. Он сложил всю посуду в раковину после ужина, собираясь помыть чуть позже, когда выпьет горячего чаю – пришли холода, и ему постоянно казалось, что он мёрзнет. Не спасали огромные свитера и тёплые халаты. Он наливал воду в чайник, задумался, рука разжалась сама по себе, и посуда в раковине, жалобно звякнув, разлетелась на осколки. Первой мыслью было: «Панцзы пустит меня на жаркое» – пусть умом У Се и понимал, что так бывает, посуда бьётся и вместо неё покупается новая, а его неуклюжесть давно стала присказкой далеко за пределами круга знакомых. Первым спустя мгновения на кухню ворвался Сяогэ, и из-за беспокойства на его лице У Се стало совестно. Он показал свои руки, заверяя, что не порезался, но парень всё равно внимательно и осторожно ощупал его пальцы и ладони. Панцзы появился на кухне как раз к концу осмотра, и по тому, что он молчал, У Се с тревогой и сожалением понял, что всё очень плохо. Кажется, эта небольшая беда стала соломинкой, переломившей хребет верблюда. – Панцзы, я куплю новую, помнишь, ты хотел тогда… – поспешно начал он, но друг молча развернулся, махнул рукой и скрылся в комнате. Сердце в груди болезненно сжалось – У Се давненько не видел его таким, и совершенно растерялся, не зная, что делать и как его приободрить. Он хотел немного переждать бурю и убрать беспорядок, но Сяогэ решил всё за него. За плечи мягко подтолкнул в сторону выхода: – Иди к нему. Я приберу, – и последнее звучало так, словно он боялся, что У Се успеет поранится, пока убирает осколки. Панцзы обнаружился на их общем диване, бездумно уставившийся в экран телевизора, по которому шёл какой-то проходной американский боевик. Выглядело это ужасно неправильно – именно этот мужчина всегда был непоколебимо жизнерадостным углом в их треугольнике, крепкой опорой и поддержкой. И тем больнее было осознать, что и ему тоже нужна была поддержка в ответ, которую сам У Се не всегда оказывал. Кажется, он порой бывал слепым не только по отношению к Сяогэ. – Хэй, – тихо позвал он, присаживаясь рядом. – Прости за посуду. Мне тоже жалко её – вместе же покупали. Не просто вместе втроём, а с Мэймэй, когда ездили повидаться. Водили её в парк, развлекали, а позже в одном из торговых центров, куда зашли прикупить пару вещей, наткнулись на распродажу. Там и взяли по дешёвке, так что тарелки эти были ценны воспоминанием о том солнечном счастливом дне. У Се очень сильно хочет загладить свою оплошность, но Панцзы вздыхает: – Да забей, – и притягивает его к своему тёплому мягкому боку. Тяньчжэнь с ногами забирается на диван, обхватывает мужчину двумя руками и кладёт голову на его плечо. Они сидят в молчании, и хотя У Се знает, что друг не злится, он всё равно всем своим существом хочет всё исправить и хоть как-нибудь поднять ему настроение. Но ни через семь минут объятий, ни даже через полчаса, когда фильм заканчивается, Панцзы не становится менее подавленным. – Я могу что-нибудь сделать для тебя? – вздыхает У Се, и трётся щекой о его плечо. – Помимо того, что мы сейчас пойдём на кухню и откроем то дорогое вино, для которого всё не было повода. Я знаю, ты очень хотел его попробовать. – Сделать для меня что? – Панцзы немного оживляется. Он совершенно не способен долго предаваться тяжёлым мыслям, и это в нём всегда восхищало У Се. – Сделать что-то, что сделает тебя чуточку счастливее, – легкомысленно говорит Тяньчжэнь… а затем со странным волнением вспоминает ту дурацкую передачу про поцелуи. Он надеялся, Панцзы и не вспомнит, но друг, который, кстати, кажется никогда не был против того, чтобы поцеловаться, конечно же хмыкает: – Восемь поцелуев в день делают человека счастливее, Тяньчжэнь, ты что, забыл? – и, словно не замечая священного ужаса, промелькнувшего в глазах друга, он продолжает: – Но сделаем скидку на то, что мы обнимаемся гораздо дольше, чем необходимо, так что трёх поцелуев: утром, в обед, и вечером, будет достаточно. Но ты ещё не забывай, что эффект вряд ли проявится сразу, наверное это как витамины принимать. Думаю, месяца таких поцелуев будет достаточно. – …Месяца? – в голове У Се абсолютно пусто. Ему казалось, он достаточно прожил с этим человеком, чтобы с полуслова понимать, когда он шутит, а когда говорит серьёзно. – Я буду засчитывать тебе любые поцелуи, даже в щёчку будет достаточно, – добивает Панцзы, и на его лице расцветает такое довольное выражение, что У Се, готовый от души ткнуть его под рёбра, передумывает. Это, конечно, не вопрос жизни и смерти, и можно проигнорировать, как и всегда, но что-то внутри У Се кипит от странного волнения. И он всё ещё чувствует себя виноватым. И ещё, если Панцзы сейчас так правдоподобно шутит, а он его поцелует, то переиграет его. А выигрывать он любил. Так что У Се глубоко вдыхает, собираясь с силами, и, не дав Панцзы время на то, чтобы дать заднюю, смачно влепляется губами в его щёку на три секунды (чтобы точно засчиталось!), и отстраняется с самым громким чмокающим звуком, оставляя на коже мокрый след. Выражение лица Панцзы абсолютно точно подтверждает теорию У Се о том, что этот гад просто шутил, рассчитывая совершенно на другую реакцию. К несчастью, он всё ещё очень быстро соображает, а ещё лишён совести, стыда, и других моральных качеств хорошего человека, поэтому, ухмыльнувшись, неровным голосом произносит: – Сегодня вечер, так что ещё два требовать не буду, так и быть. Но у тебя есть ещё двадцать девять дней, и только попробуй отвертеться!.. Это полнейшая катастрофа, потому что утром У Се не готов к тому, что вместо того, чтобы дать себя обнять, как обычно, Панцзы повернётся к нему, подставляя щёку: – Давай, дорогой, мне нужен твой утренний поцелуй! И хуже всего то, что на кухне сидит Сяогэ, мокрый после душа и расслабленный после утренней тренировки, и он пристально смотрит на эту сцену своими непроницаемыми тёмными глазами. У Се под его взглядом умирает внутри себя несколько раз, пока неловко прижимается губами к щеке довольного Панцзы. – Ах, ну вот, я стал немножечко счастливее! – напевает ужасный человек и отворачивается обратно к своим сковородкам. Это будет долгий месяц. К концу дня поцелуи кажутся чем-то менее ужасным, к концу недели становятся просто обыденной частью жизни. У Се иногда, особенно с утра, не замечает, что уже целовал Панцзы, и целует снова: в щёку, в висок, в макушку. Один раз чмокнул в плечо, но друг разворчался, что не считается, и Тяньчжэнь, прежде чем перецеловать в «более подходящее место», с чувством укусил его, получив десять штрафных поцелуев. Через две недели У Се сам начал получать удовольствие, в конце концов, ему нравилась физическая близость со своими друзьями в виде прикосновений и объятий, а новая форма тактильности стала просто приятным бонусом. Теперь он чувствовал себя гораздо комфортнее, настолько, что мог спокойно чмокнуть Панцзы в губы. Неловкость была только когда их за поцелуями заставал Сяогэ – у него сразу становилось такое странно непроницаемое выражение лица, и У Се почему-то был уверен, что это было осуждение. В конце концов, два ежедневно целующихся перед вашим салатом взрослых мужика – ваши целующиеся друзья – не то, что всякий будет терпеть. Но Сяогэ, по обыкновению своему, молчал, и в воздухе висела какая-то странная атмосфера. Она разрушалась, когда У Се и Панцзы, облепив парня с двух сторон, валялись с ним на кровати, и гладили по голове, и обыденно перекидывались через него шуточками, а Сяогэ поворачивал голову то к одному, то к другому, и словно всё это время чего-то ждал. К началу четвёртой недели У Се сожалел, что скоро время поцелуев подойдёт к концу. Он с весельем вспоминал, как поначалу пересиливал себя – и как теперь целуется с удовольствием. Он даже целовался с языком, и это было так восхитительно, потому что сильные руки Панцзы на талии, его умелый язык, чувствовались чудесно и правильно. И, возможно, У Се всё ещё думал об этом поцелуе. Он не понимал, как жил без этого раньше. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, так что в последнее утро, придя на поздний завтрак, и застав Сяогэ за столом, он сказал: – Сяогэ, потерпи до вечера, хорошо? С завтрашнего утра мы честно не будем больше целоваться. Чжан Цилин, который большую часть времени предпочитает игнорировать окружающий мир, оторвался от своей тарелки и поднял глаза. Немой вопрос почти физически повис в воздухе. Ох, возможно, следовало ему с самого начала объяснить. – Согласно суточной норме нужно семь минут в день обниматься, и восемь раз целоваться, тогда человек станет счастливее, – говорит Панцзы вместо У Се. – Но так как Тяньчжэнь у нас и без того коала, то мы сошлись, что для счастья мне хватит и трёх поцелуев в течении месяца. – Мне пришлось отплатить поцелуями за разбитые тарелки, – смущённо улыбается У Се, а потом… …Он готов поклясться, что заметил, как Сяогэ специально смёл тарелку на пол так, что осколки с грохотом опасно разлетелись по всей кухне. Панцзы от неожиданности воскликнул, но он стоял без тапочек, и даже не мог сделать шаг, чтобы достать веник с совком. Но, словно и этого было мало, Сяогэ встал со своего места и прошлёпал босиком к мужчинам, каким-то чудом не наступив на осколки. И встал рядом с друзьями. Смотрел своими невозможными глазами, и на лице его не было ни капли сожаления о содеянном, он скорее… Словно… ждал? Ждал… чего?.. У Се открывает рот, чтобы обеспокоенно спросить, в чём причина, и не поранился ли этот невозможный человек, но Панцзы опережает его возмущённым: – Сяогэ, если ты хотел целоваться с нами тебе не обязательно было бить мою посуду! Ты мог просто сказать нам об этом! Словами, Сяогэ! Через рот! Вот же… Мэнъюпин! – Панцзы, что ты такое… – открыл рот У Се, и тут его словно по голове ударило. Все эти его взгляды, когда они целовались, а он был свидетелем, были не осуждающими, а обиженными, потому что Сяогэ, между прочим, тоже любит близость со своими друзьями – и У Се, представив, как это выглядело, когда два твоих друга – члена семьи – целуются без тебя, а ты можешь им только намекать, а они два слепых пня… он мысленно даёт себе подзатыльник. Хорошо, что пока он думает, Панцзы уже делает – потому что лицо Сяогэ наконец-то разглаживается, становится довольным, когда мужчина притягивает его к себе и целомудренно чмокает в губы. Он такой красивый, когда прикрывает глаза от удовольствия, и тени длинных ресниц падают на лицо, и губы такие мягкие и податливые, когда У Се целует его вслед за Панцзы. Влюблённое сердце трепещет от восторга, а он целует Сяогэ снова и снова, и Сяогэ отвечает ему, а потом Сяогэ мягко отстраняется, чтобы получить ещё поцелуев от Панцзы, и они втроём, все вместе, крепкий и нерушимый треугольник, стоят на кухне, которую надо бы прибрать, и не могут друг от друга оторваться. Но у них есть Панцзы, который, пытаясь сдержать довольную улыбку, пытается сказать со всей строгостью: – Давайте сначала вы двое уберёте кухню, а потом продолжим. К тому же, на сегодня суточную норму мы выполнили, можно и оторваться. Сяогэ, не делай такое выражение лица, ты вообще сегодня перевыполнил план по поцелуям на неделю вперёд! Ладно-ладно, я пошутил, но ребят, тут осколки!..