Призрак

— Двигай поршнями шустрей! Худой и длинный как жердь сталкер грубо отпихнул идущего впереди Кроша, чуть не скинув его с тропы. — Не трожь. Я сказал, — осадил его тяжелым холодным голосом обычно молчаливый Шарок. — А не хуй детей в Зону тащить, — вздрогнув, злобно огрызнулся тот в ответ, не оборачиваясь. — Заткнись, Крот, останній раз кажу! — прошипел чуть слышно Батька, останавливаясь на несколько секунд и окидывая всех цепким взглядом. — Чи не твого розуму справу. Хлопчисько снайпер першокласний. Зона його любить. І досить вже тріпатися, не можна тут. А вот Батьку не слушаться себе дороже. Только он дорогу знает. Да и без командира таким как мы никак нельзя, перегрызёмся. А потому все дружно заткнулись и двинулись дальше. Шарок, здоровенный как медведь, весь перекроенный аномалиями и пулями за проведённые здесь годы, ободряюще кивнул и хлопнул Кроша по плечу. Тот с виду и правда был совсем ещё мальчишкой. Невысокий, жилистый, с густой рыжей шевелюрой, странными, ярко-синими глазами и постоянно растянутыми в полуулыбке губами, он вызывал у меня почему-то неприятные ощущения. Я никогда не мог выдержать его взгляд. Казалось, что он смотрит прямо в душу, чёрт бы его побрал! Видит все мои грязные мыслишки и грехи. Клянусь, иногда его глазищи светились в темноте! Бр-р-р! Я его про себя лисёнком окрестил, уж больно мордаха хитрющая. И повадки какие-то звериные. Принюхивался, прислушивался вечно. Двигался плавно, бесшумно, будто перетекал, а не ногами топал. А ещё он не разговаривал. Совсем. Я за всё время от него ни слова так и не услышал. Шарок иногда что-то ему говорил, тот кивал, улыбался или хмурился, пожимал плечами или руками что-то показывал. И смотрел преданно. Так смотрел, что щемило у меня где-то в груди. Потому что понятно было, кому душа и сердце его принадлежат. За кого он не задумываясь жизнь свою отдаст. В Зоне не поймешь когда утро, а когда вечер. Иногда кажется, что время остановилось. Столько всего происходит, а небо над головой будто не меняется. Или по одному и тому же месту идешь по кругу в сотый раз, как тогда под Лиманском, когда я в пространственную петлю попал. Пиздец, страшно было! Думал, что умер уже, стал мутантом или нежитью какой, вот и мотает меня непонятно где. Как вышел? Не помню. Поиграла Зона и отпустила. Думаю, сказать что-то хотела или предупредить. Она живая, разумная, я точно знаю. Видит всё, что на сердце у нас. Учит, бережёт, как своих детей или перемалывает, как мусор. Каждый сюда за своим приходит. И каждый получает то, что заслужил. Вечно я ударяюсь в философию. Ну а что? Самое время подумать, поразмышлять, когда идешь по тропе в связке. Ведет тебя матёрый волчара, сзади Серый надежно спину прикрывает, на автомате отслеживаешь всё вокруг — малейшее движение, перемены света и тени, любые шорохи. А в голове в это время сто миллионов мыслей. Как робот, точно. Но захочешь жить и не такому научишься. Сегодня третий день пути, завтра уже на месте будем. Рядом со Рыжим Лесом в последнее время после выброса новые аномалии как грибы стали появляться, а в них такие артефакты! Находили даже Лунный Свет и Душу. Но место стрёмное. Мутантов много, и пропадают здесь сталкеры без следа. Вот стоял и нету. Без шума и пыли, как говорится. Потому ночевать решили в нескольких километрах от него, в старых складах, в них выброс переждать, а потом двинуть на место. Мы с Серым быстро развели костёр, разогрели банки с тушенкой. Ночью на часах будут стоять Шарок и сам Батька, а пока можно передохнуть немного. — Не люблю Рыжий Лес, — прокряхтел Серый, устраиваясь поближе к костру. — Ты, блять, будто про тёлок говоришь. Не люблю блондинок, люблю брюнеток, — ухмыльнулся Крот. — Чего его любить-то? Пришёл, забрал что нашёл, свалил. И всего делов. — Всё-то у тебя просто. — А что усложнять? Работа такая. — И как ты до сих пор жив остался, а? Деревянный по самую маковку. Ты хоть раз задумывался, что такое Зона? Какая она? Зачем сюда приходишь? Что чувствуешь? — Что я, блять, чувствую?! — завёлся вдруг Крот. — Я тебе скажу. Ненавижу я её! Зону. Каждый раз иду и думаю — ну всё, это последняя ходка, и потом завяжу и ни ногой сюда больше. Жизнь новую начну. Бабу найду, домик отстрою, стану обувь чинить, как раньше. Ага. Возвращаюсь, сдаю товар. Вот тебе деньги, давай, начинай другую жизнь. А я напиваюсь до соплей, такая тоска душу сосёт. Не могу, сука, хоть вой! — И чё? — Ничё! Меня видишь? — Вижу. — Хули непонятно? Не могу я без неё. Без Зоны. Будто зовет меня сюда кто-то. Всё равно возвращаюсь, как наркоман за дозой. За то и ненавижу. Ладно. Пиздец, сопли развел. Давай, колись, Серый за что ты так Рыжий Лес не лю-ю-ю-ю-бишь? Растянул с издевкой последнее слово Крот. — Пиздабол ти, Крот. Ми всі сюди прийшли заради бабла. І нехай хоч хтось скаже, що це не так. Батька обвёл всех тяжелым взглядом и, не дождавшись возражений, вновь закрыл глаза, уткнувшись носом в высокий меховой ворот куртки. Вязкую тишину нарушало только потрескивание поленьев в костре. Они разноцветно вспыхивали, объятые ласковыми языками пламени. Крот, зыркнув на командира, закашлялся и вновь обратился к Серому. — Ну? Мы ждём. — Неспокойно мне тут. Голоса всё время мерещатся какие-то. Тонкие, как ультразвук, но приятные. Не страшно от них вовсе. — Думаешь, псионик развлекается? — Да какой, к чёрту, псионик? Он же разум мутит, а тут все чётко соображаешь, контролируешь. Просто так хорошо, как дома у мамки. Но, блять, как в Зоне хорошо то может быть? — Тут же самое сердце Зоны. Вот и хорошо. — Пиздец ты романтик, Пуля, — засмеялся Серый, обращаясь ко мне, — Призрак это. Точно говорю. — Кто? — Ты что? Ничего про Призрака не слышал? — Да хорош уже детские страшилки рассказывать, — скривился Крот. — Что сразу страшилки-то? Лис вон говорил, что недавно его видели у Складовска. — Да блять! Лис твой ебанутый на всю башку после трамплина. Не зря его никто в ходки не берёт, ему ж ствол доверить страшно, того и гляди сам себе яйца отстрелит. — А тебе лишь бы кого обосрать! — Так, тихо! — не выдержал я, прерывая грозящую начаться перепалку. Вечно эти два дебила цепляют друг друга. — Расскажи про Призрака. — Детский сад, штаны на лямках, — пробухтел снова Крот, — потом поссать будешь бояться сходить. Вдруг он конец откусит, а? — Да, заткнись ты уже! — не выдержал я. Ведь эти чёртовы мягкие шепотки я слышал уже несколько часов, страшно было до усрачки. И никому не скажешь, нарваться на пулю неохота. Лучше молчать, глядишь за нормального сойду. Это Серому можно про что хочешь пиздеть, он давно с Батькой в одной связке. — Когда-то давно, когда Зона только появилась и стал здесь народ промышлять, появился один очень удачливый сталкер по прозвищу Волк. Работал всегда один. Тащил хабара столько, что все диву давались. Говорили, что на большой земле у него жена тяжело болеет, вот он сюда и шастает, чтобы ей лечение оплачивать где-то в Израиле. То ли рак у неё был, не помню, то ли ещё что. Ну вот. Карты стал первым составлять, да все точные такие, с рельефом местности, названия разным локациям давать. Вот это лес тоже он назвал. Первым понял, как кровососа завалить, как аномалии распознавать. Много чего полезного сделал. Ага. А жена всё равно умерла, не смогли её вылечить. Но он продолжал в Зону ходить и артефакты тащить мешками, и даже больше, чем раньше. Зачем? Куда ему эти деньги девать теперь было? Один же остался. А потом пропал. Сказали вляпался в электрическую аномалию. И всё бы ничего, да только с тех пор он является таким вот сталкерам, что жаждут бабла побольше, у кого уже карманы трещат, а они всё никак не нахапаются. И те пропадают без следа. Нельзя Зону доить зазря. Не любит она этого. Последние слова Серый произнес уже шепотом, а Крот заржал: — Я ж говорю — сказки для детей. Бла-бла-бла, бери только то, что необходимо, а то Зона сделает тебе а-та-та. Ну что, Крош, страшно стало? Блять, а где он? Мы все синхронно повернули головы в угол, где недавно мирно сопел лисёнок. Пусто. Шарока как ветром подхватило, мы все выскочили следом. Метрах в ста от нас на просторной поляне перед лесом мерцал и переливался синеватым цветом огромный, прозрачный пузырь. Внутри виднелась полностью обнажённая, хрупкая, белоснежная фигурка. — Нет! — закричал Шарок, кинувшись вперёд. Быстрее всех к нему подскочил Батька, повалил на колени, вкрутив руку за спину, следом подоспел Крот. — Не можна туди! Загинувши! Йому вже нічим не допомогти. Они с трудом удерживали рвавшего вперед Шарока. — Нет! Нет!!! Тело лисёнка вдруг легкой пушинкой поднялось в воздух, вспыхнуло ярким, жёлто-красным пламенем, брызнули во все стороны искры и всё исчезло. Не осталось ни пузыря, ни Призрака, протянувшего руку мальчику. Ничего. — Митя! Митенька! — Крик Шарока сорвался в глухие хрипы. — Прости меня. Прости… Все быстро и молча разошлись, а он так и остался лежать неподвижно. Я сел рядом, меня трясло от холода и шока, но я не мог бросить его здесь совсем одного. Его тихий, осипший голос в мёртвой тишине, окатил ужасом. — Он просил меня не ходить сюда больше. Но я так хотел дать ему всё, что он захочет, сделать счастливым. Старый дурак. У нас ведь уже было всё, что нужно. Я обещал, что это будет последняя ходка. Не хотел он отпускать меня одного в этот раз, сказал предчувствие плохое. Я не боялся за него, здешний он, никто не тронет. А вот от себя уберечь не смог. — Он тяжело вздохнул, стиснув руками седую голову. — Зона дала мне всё, о чем я только мог мечтать. Дом, деньги, любимого. И отняла всё разом. Наказала. Беги отсюда, Паша. Беги, пока эта безумная жажда и тебя не уничтожила. Найдёшь схрон мой на Чайковского двадцать пять в Покровке, тебе на всю жизнь хватит. — Да ты чего, Шарок, сам ещё… — Ты не понимаешь. Не жить мне без него. Он с трудом поднялся, сел на камень, расправив плечи. — Меня Александром зовут. Помяни потом. Мы с Митей за тобой присмотрим, не бойся, выведем из Зоны. А теперь иди. Не хочу при тебе… Через несколько минут с той стороны, где остался неподвижно сидеть Шарок, послышался хлопок, столб белого огня взметнулся в небо, меня опалило терпко пахнущим полынью жаром, даже волосы затрещали, скручиваясь изломанными жгутами, из носа хлынула кровь. А на рассвете я ушёл. Они были рядом. Провели глухими тропами к самой границе. Больше я сюда не вернусь, лисёнку обещал. И слово своё сдержу.