***
— А зачем нам дали отдельные кровати? — растерянно спрашивает Антон, сжимающий в руке ключ-карту и не перестающий удивляться размерам номера. — Чтобы отдохнуть друг от друга! — Арс щёлкает его по носу и ухмыляется, а затем бросает на пол тяжёлый рюкзак. — Эй, — возмущается Антон, — от чего ты там устал? Давай сдвигать кровати, будешь спать прямо на границе. Арсений морщится, представляя все «преимущества» такого отдыха. Конечно, было бы странно, дай администрация отеля им одну кровать на двоих (они же вот ни капельки не палятся!), но всё равно обидно. Ножка кровати издаёт противный скрежет, когда они протаскивают её по полу, и это сравнимо со звуком открывающихся ставен в фильмах по мотивам русских народных сказок. Затем Арсений на пробу плюхается на постель, довольно жмурится и раскидывает руки-ноги в позе звезды, наслаждаясь мягкой периной, как вдруг на него сверху наваливается Шаст. — Тьфу, чёрт, тяжело. Антон коварно улыбается и прижимается сильнее, разгорячённый из-за жары, к опустившему заинтересованный взгляд Попову. Мягко надавливает на его грудь и целует шею, медленно переходя на ключицу и вызывая лёгкий вздох, и смотрит точно на настоящее произведение искусства. Арсений спешно облизывает губы и нетерпеливо тянется к нему, но Антон резко отстраняется и со смешком валится рядом на спину, чудом не придавливая Арса. — Вот же гад! — негодует тот. — Чтоб ты в финал не прошёл, чудик. — Тогда мы вместе не пройдём, — буквально пропевает Шаст нежно-нежно, улыбается лучезарно и обнимает его.***
Арсений сидит в гримёрке и терпеливо ждёт, когда Антон натянет на себя джинсы с пронзительно звенящими цепями, эффектную чёрную косуху и тяжёлые ботинки с тысячей металлических застёжек. Сам он уже облачён во всё чёрное, но выглядит не рокером-подростком, как в шутку называет себя Шаст, а загадочным и даже жёстким графом, готовым танцем заколдовать близлежащие земли или поделиться своей нелёгкой историей с помощью пируэтов. Наконец Антон отворачивается от зеркала, сверкает подведёнными красным карандашом глазищами и направляется к нему. Они распахивают дверь гримёрки и почти сразу сталкиваются с делегацией, сплошь увешанной жёлто-голубыми флагами. Во всей этой предконкурсной суете как-то забывается, что Украину представляет Катя Dakooka, поэтому, стоит ей пройти мимо, как Антон машинально начинает улыбаться и хлопает себя по лбу. Арсений сдержанно кивает ей, а потом оборачивается к парню с немым вопросом в глазах. — Ты чего? — Под её песни про нас делали эти… ну, музыкальные коллажи, — туманно объясняет Антон. — Эдиты, что ли? — удивляется Арсений, попутно доставая телефон и залезая в Ютуб. Здесь очень шумно, одновременно переговариваются и участники, и волонтёры в одинаковых футболках, и интервьюеры, поэтому он садится в случайно попавшееся кресло-мешок и включает звук в наушниках на максимум. Он удивлён, потому что сам обычно грешит просмотром фанатских видео и самые чувственные или, наоборот, забавные сбрасывает Антону, а тут вдруг упускает такой бриллиант. Нужный ролик находится мгновенно, в комментариях — сплошное восхищение и «пацаны, уже все видят, что вы встречаетесь», и Арс понимающе хмыкает. Иногда кажется, что все вокруг действительно знают больше них, это нервирует. Нельзя не признать, что видео красивое. В нём собрано очень много моментов, когда парни общаются с прессой: Антон беспорядочно крутит браслеты, раздумывая над ответом, а Арсений в очередной раз уходит от неудобной темы, спасая их обоих. Вот кадры с выступления Попова в «Танцах», где он сам себе не принадлежит, переходя на язык тела, а по окончании с щенячьей улыбкой, адресованной всем зрителям, слушает восторженные крики. Вот прямая трансляция. Они встречаются всего неделю и постоянно залипают друг на друге и поверить не могут своему счастью. «Чувства будто весна, Обними, да покрепче меня. Разнеси эту весть по городам, По родным краям, Верь моим глазам, Улови эту мысль, да по слогам. Важно, ты знаешь сам, Разнеси эту весть, да по дворам…» — Шаст, надо было нам с этой песней выступать, — шутит Арс, невольно восхищаясь удачно подобранными кадрами из его промо-ролика для очередного мероприятия, на которых он гуляет по мрачным подворотням Питера, и из acoustic live Антона у какого-то заброшенного здания. — И засосаться в конце, — закатывает глаза тот, на всякий случай понизив голос. Арсений хищно щурится и хочет что-то ответить, но к ним подходит один из волонтёров и практически по слогам произносит: — Arseny Popov and Anton Shastoon? — Получается не слишком хорошо, но он искренне радуется, что смог выговорить эти ужасные русские имена, пусть и с диким акцентом. На всякий случай добавляет: — Russia? It's your turn to rehearse.* Парни благодарят и длинными коридорами спешат на сцену, понимая, что остальные члены делегации уже наверняка там. Ещё не хватало пропустить собственную репетицию! Зря они попросили пошататься по бесконечным павильонам арены вдвоём, им бы хлопотливую няньку, чтобы следила за каждым шагом, ругала за гейские порывы и помогала найти нужную дверь с первого раза. Здесь им все рады, но как-то неловко вламываться в гримёрку Молдовы по ошибке и потом напевать «Dragostea Din Tei» в знак извинений. Видимо, из-за них на двери наконец-то наклеили картинки с флагами. Топографическим кретинам на «Евровидение» вход воспрещён, понятно. Антон наконец выбегает вперёд и жмурится от слишком яркого света софитов, и в него на полной скорости врезается такой же ослеплённый Арсений. Когда глаза привыкают, парни громко ахают и тем самым выдают, насколько они ошеломлены. Сцена поистине огромная, они кажутся сами себе крохотными фигурками, застывшими на гигантском айсберге, плывущем куда-то в неизвестность. Сцена переливается фиолетовым и золотым, на заднике изображено лого «Евровидения-2022», которое вскоре освободит место их заготовкам. Где-то таится в ожидании пресса, которой нельзя показывать раньше времени выступления, только комментировать их, но наверняка одни костюмы Арса и Антона вызывают у них бурю эмоций. Впрочем, ничто не сравнится с тем ураганом, который бушует внутри Шастуна: прямо сейчас в нём энергии на целый город. Им объясняют, что это первая репетиция, а потому она вовсе не обязательно должна пройти идеально. Помарки нужны для того, чтобы их вовремя распознать и исправить, а уже в прямом эфире показать зрителю готовую картинку. Арсений решительно не понимает этого, хоть и кивает на все указания. В нём червячок перфекционизма прогрызает очередную дыру за малейшую ошибку, а присутствие родного человека в виде Антона только увеличивает груз ответственности. Шаст — тот ещё ребёнок, но старается выкладываться на все сто. Арс же сейчас отвечает за двоих сразу, и если он, к примеру, споткнётся и упадёт, то это отразится на обоих. В этом плане даже легче выступать в одиночку и полагаться только на себя самого, хотя «Евровидение» — это, безусловно, мечта, об исполнении которой Арсений даже думать не смел раньше. Это ведь всё благодаря Антону. Подают сигнал, и они становятся спиной к спине, словно две чёрные тени, отчего можно почувствовать, как прилично потряхивает наэлектризованного Шаста. Арсений успевает прошептать: «Не нервничай, ты крутой», на что Антон усмехается и трётся своим плечом о его в знак благодарности. Это уже своеобразный ритуал: Арс успокаивает, Антон внимательно слушает и хотя бы пытается угомонить бешеное биение сердца, чтобы выглядеть уверенным и сильным в глазах зрителей. Звучат первые ноты, и Арсений, сосредоточенный до предела, тут же грациозной ланью отскакивает в сторону и изображает волну. Антон не может его видеть, несмотря на то что очень хочет, но полностью концентрируется и своим бархатным голосом пропевает первую строчку. Он смотрит в зрительный зал, освещённый лишь наполовину, опускает взгляд на пол, по которому стелется серый дым, и чувствует себя зайцем из «Ну, погоди!» в образе Пугачёвой. А Арсений тогда волк, что ли? Шаст оборачивается в конце куплета и улыбается Попову, который прогибается в пояснице с невозмутимым выражением лица, хоть и знает, какой сильный эффект это производит. Он сейчас привлекателен настолько, что дышать даже трудно, но Антон — профессиональный певец, он справится. Набирает побольше воздуха в лёгкие перед высокой нотой и кричит о своей любви, вот только микрофон не разносит этот звук по арене. Антон продолжает, но по-прежнему его голос слишком тихий, даже бэк-вокалисты не спасают. — Stop! — Музыку выключают, и на сцену торопливо выбегают взволнованные работники, которые забирают из его рук микрофон и сразу же принимаются колдовать над ним. — Видишь, техника даже не выдерживает твоего запала, — смеётся Арсений, мигом выходя из образа внутреннего «я» Шаста. Через пару минут они начинают заново, и на этот раз звук не подводит, и припев исполняется правильно. Арсений и Антон протягивают руки и соприкасаются ладонями, как два отражения, пока на светодиодном экране играют сполохи, а нарисованный пепел засыпает всё вокруг чёрным снегом. Затем Антон падает на колени и проникновенно шепчет о танцах в огне, смехе во время трагедии и свободе в цепях, пока Арс наклоняется над ним и по роли не решается помочь. В конце им громко аплодируют, но времени на отдых нет, ведь организаторами на репетицию выделено всего двадцать минут. На следующем прогоне случаются какие-то проблемы с камерой, и Арс уже подозревает, что сегодня не их день, но Антон напоминает о репетиции Польши. У представлявшей страну группы, по слухам, так и не вышло совладать с эмоциями и аппаратурой одновременно: сначала все боролись с неработающими ушными мониторами, а потом и со слабым вокалом. Последний прогон кажется всем идеальным, и парни покидают сцену с чувством полного удовлетворения. Взбудораженный Антон не стесняется присутствия других людей и сразу лезет обниматься, — ну, на счастье же! — а Арсений совсем не противится и прижимает его к себе, нежно поглаживая по спине. Они замирают в маленькой каморке, заставленной непонятными блоками, проводами и экранами, на которых можно посмотреть их выступление, и только потом вспоминают о времени. Со стороны кажется, будто это и не они так пожирают взглядами невидимых зрителей, не они выглядят самоуверенными, капельку надменными и раскрепощёнными. Не Антон заливается соловьём, иногда срываясь на необыкновенную хрипотцу, не Арсений двигается так сексуально и в то же время в меру скромно, без лишней пошлости и без оголения частей тела, не они оба выглядят гармонично, как будто никогда не существовали друг без друга. — Вы как единое целое! — замечает член делегации, который видит это выступление уже в сотый раз, но говорит с благоговением в голосе. — Почему «как»? — бормочет себе под нос Арсений, и Шаст незаметно сжимает его тонкое запястье, соглашаясь.***
— Ты сейчас серьёзно? Попов, какая экскурсия? — Невыспавшийся Антон, может, и кажется милым, но в душе готов убивать нещадно. — Обыкновенная, по городу, — ласково проговаривает Арсений, уже собранный и одетый в новенькую футболку с ангелочками. Сам он тоже ангелочек, но глаза предательски сияют озорными искрами. — У нас есть целое свободное утро, надо же его чем-то занять. Антон вымученно стонет. — Предпочитаю занимать своё утро здоровым сном, — доносится его голос из-под подушки, которой он прикрыл лицо в попытке спрятаться. — Если бы не пил ночью со словенцем, то выспался бы, — злорадствует Арс, делая глоток свежезаваренного кофе. — Это был бокал вина за знакомство, ты же запретил мне пиво! — Я и посторонних словенцев запрещаю, только ты не слушаешься.***
Арсений специально выбирает такое время, когда пешеходные улочки Турина пусты, а бутики только открываются. Они скрываются за чёрными очками и парными кепками с утками, чтобы не привлекать к себе лишних глаз (наверное, получается не очень, но зато не видно никаких камер). Антон беспрестанно зевает, но восхищённый взгляд Арсения, снимающего на телефон всё подряд, радует его даже больше, чем лишний часок в царстве Морфея. Они берут шоколадное и какое-то удивительное лавандовое мороженое, чтобы потом сморщиться от последнего, похожего на мыло, и съесть одну порцию вдвоём. Антон грустит, когда они останавливаются у мечты детства — огромного, в два этажа, магазина сладостей, в витрине которого ездят автомобили, доверху набитые конфетами в блестящих обёртках и вафлями. Много сладостей Шастуну нельзя, он бережёт свой главный инструмент — голос, а ведь так хочется попробовать всё самое вкусное в этом раю! Арсений лишь посмеивается, исподтишка фотографирует его и предлагает идти дальше. Даже сонный город никогда не забывает о «Евровидении»: повсюду висят броские плакаты, самодельные наклейки с представителями Италии этого года, в музыкальном магазинчике, в котором они застревают надолго, на самом видном месте красуются диски с песнями Дункана Лоуренса, Нетты и Кончиты Вурст, а также другими хитами конкурса. Продавец с висящими на шее наушниками пристально смотрит на них, выбирающих виниловую пластинку для Арсения, и едва заметно качает головой, словно взрослый, упрекающий ребёнка в прогуливании уроков. На кассе здоровается, загадочно улыбаясь, но пробивать покупку не торопится, озираясь по сторонам в поисках блокнота и шариковой ручки. Его лёгкий акцент отдаёт теплом морского побережья. — You have a very pleasant song and your dances are incomparable. Could you sign, please? My wife is a devoted Eurovision fan.** — Антон рисует потешную закорючку на белом листе бумаги, а Арсений, недолго думая, оставляет русскую надпись «Арс». Продавец искренне радуется и объясняет, что хотел бы в знак благодарности подарить им эту пластинку, а потом упаковывает её так бережно, словно фарфоровую вазу. После магазина они совершенно неожиданно находят маленький дворик, который уже не выглядит достопримечательностью, чистой, аккуратной, облагороженной для туристов. Здесь на верёвках, протянутых через старые, грозящиеся обвалиться балконы, сушатся выцветшие шорты и линялые кофты, кое-где на асфальте валяются пластиковые бутылки и детские игрушки, из открытых настежь окон слышится шум работающего телевизора и торопливая итальянская речь. — Гляди, твой любимый Питер, — стебётся Антон, и Арс прыскает со смеху. — Да нет, это просто двор из той песни Дакуки! Где-то в вышине, на овальном клочке неба, кружит и пронзительно кричит чайка, и от этого звука внезапно включается старый фонарь, похожий на одноногого элегантного господина. Арс воровато оглядывается по сторонам, пока в одной из квартир задорно смеётся ребёнок, а в соседней кто-то сверлит стену, и делает селфи с Антоном на фоне старой стены, изрисованной кривыми человечками. Шаст обнимает его крепко-крепко, и сквозь тонкую ткань футболки пробивается холод его бесчисленных колец. «Красиво тлеют в огоньке птицы, В моем животе — это лишь мысли, Но ты становишься ближе ко мне». — Целуются. — Антон показывает на застывшую в окне парочку, увлечённую друг другом и явно не замечающую их. Арсений отворачивает его, чтобы не пялился, и обращает внимание на звон тарелок на втором этаже. — Шумят. — Галдят, — тут же включается в их старую игру Шаст. — Буянят. — Кричат. — Гомонят. — Гудят. — Балаболят! — почти что выкрикивает Арсений. Антон крепко задумывается и уже не может подобрать подходящего синонима, ведь слова точно вылетают из головы. Он виновато разводит руками, но особенно не расстраивается: в этой игре Арсению нет равных, и это знают оба. Всё же Попов довольно скалится и задирает нос, в который его тут же украдкой целуют. Дворы продолжают балаболить.***
Помещение, заваленное аппаратурой и проводами, — единственное, что сейчас отделяет Арсения и Антона от сцены. Здесь пахнет тканями и нагретым металлом, а ещё сыростью и терпким одеколоном одновременно. Совсем рядом гремит музыка, выступающая перед ними Молдова, кажется, поджигает зрителей одним только своим голосом, но эта бешеная энергия не касается Антона, который нервно бродит из стороны в сторону и что-то бормочет себе под нос. Арсений знает, что он нервничает перед каждым выступлением, каким бы по счёту оно ни было, а потому останавливает его и осторожно сжимает плечо в знак поддержки. Он смотрит тепло и нежно на своего самого любимого, пусть даже несносного и вредного и одними губами шепчет, как будто гипнотизируя и записывая эти слова Антону на подкорку мозга навсегда: — Ты добился таких высот, что сейчас взойдёшь на ту же сцену, что и ABBA, Верка Сердючка и Селин Дион. — Антон хочет фыркнуть, мол, легче не стало, но Арсений одним выразительным взглядом затыкает его и продолжает: — Для меня ты самый талантливый человек на планете. Я буду рядом с тобой, вместе мы сможем абсолютно всё, слышишь? Шаст слышит и, что самое главное, прислушивается. Его всё ещё трясёт, внутри все страхи трансформируются в ужасных монстров с тремя глазами и огромными ушами, но он наконец перестаёт спрашивать себя: «А если не получится? Если я залажаю?» Уже не вспоминаются комментарии злобных хейтеров, называющих его позором страны, который вместо пения издаёт петушиные вопли и со своим бабским макияжем должен выступать в другом месте. Песня соперников смолкает, и зрители взрываются восторженными визгами, свистом и хлопками. Пока в этой суете сопровождающая их девушка отворачивается и что-то выясняет у работника сцены, Антон обнимает Арсения и коротко целует его в губы, а потом по-кошачьи жмурится, переплетает их пальцы и вразвалочку идёт вперёд. Их встречают нестройным воем, и Арсений, как всегда, выпендривается и свободной рукой гордо демонстрирует толпе знак «виктори». Зрителям показывают их открытку, и Антон вспоминает тот прохладный день, когда они ездили на горный склон ради съёмок. Оператор тогда удивился, почему они выступают дуэтом, несмотря на разные профессии и места на сцене, и Шастун уже готов был махаться за Арса, но тот его успокоил. Они заглянули к добродушной женщине, которая научила их готовить чесночнo-анчоусный соус под названием «банья кауда», пока камера выхватывала самые интересные моменты. Арсений из-за своей нелюбви к рыбе так и не попробовал получившийся соус, перекусив обычными бутербродами, а вот Антону понравилось. И сейчас он невольно облизывается, стараясь отвлечься от направленных на него пристальных взглядов и камер, пока сцена переливается, а к спине прижимается тоже, безусловно, волнующийся Арс. Шаст покрепче обхватывает микрофон и, слыша биты, вступает. В голове становится ясно ближе к середине выступления, когда Антон понимает, что делает, старается, пока эмоции льются через край, но перед глазами стоит пелена. Он различает лишь трепет разноцветных флагов впереди, среди которых есть много радужных, и сливается с музыкой воедино. По венам вместо крови течёт его собственная мелодия, та самая из разряда «где сначала спокойно, а потом как заорёт», а понимание, что люди подпевают ему, вызывает восторг. — Мы сделали это! — вопит он, когда последняя нота тонет в бурных овациях, и оборачивается к Арсению. Тот прыгает в своих роскошных ботильонах, словно это кеды, и смотрит как-то по-особенному, с гордостью, что ли. Глаза Антона наверняка так же светятся, и ему впервые не хочется уходить со сцены, а вытворить ещё что-нибудь безбашенное. Но вместо этого они дарят воздушные поцелуи толпе и уходят со сцены.***
Россию объявляют третьей в списке финалистов, и Антон чуть не выплёвывает свои лёгкие: так сильно он кричит и радуется. Члены делегации агрессивно размахивают триколором, а неугомонный Арсений вскакивает с мягкого дивана и делает эффектное сальто назад. Шаст даже ахнуть не успевает, как он поворачивается и ослепляет своей широкой улыбкой весь грин-рум, хотя на самом деле посвящает её ему одному. На пресс-конференции все финалисты усаживаются за длинным столом, и соседом Антона оказывается тот самый словенец, имеющий привычку надувать губки и заразительно смеяться. Арсений, конечно, не ревнивый и вообще, взрослый и серьёзный человек, но… Но это не мешает ему тоном, не терпящим возражений, попросить угорающего Шаста поменяться местами, потому что «тут очень слепят лампы, а у меня чувствительные глаза, ты же в курсе». Радость от первой маленькой победы сменяется приятной усталостью. Сидящие в зале журналисты по очереди задают интересующие их вопросы каждой делегации и медленно, но верно продвигаются к России. Антон уже в третий раз вежливо сдерживает зевок и хлопает густо накрашенными ресницами, пока Арсений исподтишка рассматривает его. Их обоих клонит в сон не только из-за переизбытка эмоций, но ещё и благодаря шампанскому. Первый журналист представляет российское издание. — Никто не удивлён, что мы… Вы, — тут же поправляется он, — в финале, правда? Россия находится в пятёрке фаворитов. — Тем не менее, это очень приятно, — отвечает кое-как взбодрившийся Шаст. — Можете поделиться, дарили ли вам что-нибудь необычное фанаты? Антон вспоминает брошенные на сцену лифчики, кольца, подозрительно похожие на обручальные, и игрушечное укулеле, а Арсений упоминает подушки с его собственным изображением, а также фигурку Грута и затем переводит всё это на английский для остальных корреспондентов. Им с Шастом даже не нужно переглядываться, чтобы понять: оба подумали о шипперских рисунках. После им нужно вытащить из стеклянного шара листок, который определит, в какой половине финала они выступают. Антон упрямо считает себя невезучим, поэтому уступает эту важную роль Арсу, и тот беззвучно молится на вторую половину, пока перемешивает сложенные в трубочку бумажки. Выступи Россия какой-нибудь семнадцатой — и шансов запомниться зрителю будет гораздо больше. Он и Шаст одновременно закрывают глаза, пока Арс раскрывает прессе листок и слышит в ответ радостные возгласы. — Вторая половина! Антон Шастун и Арсений Попов выступят во второй половине финала! До самого конца конференции Антон незаметно поглаживает его «счастливую» руку.***
Финал настигает всех очень неожиданно, и трудно поверить, что через пару часов стихнут торжественные фанфары, лучшие из лучших споют песни, уже вошедшие в историю «Евровидения», букмекеры сделают последние ставки, отгремят праздничные фейерверки, а победитель увезёт хрустальный микрофон на свою родину. Но до этого предстоит сражение не на жизнь и не на смерть, а на признание слушателей и строгого жюри, которое обязательно упрекнут в соседском голосовании. На последнем, кстати, основывается лучшая цитата великого Антона Шастуна: «Мы с тобой как Кипр и Греция, как Румыния и Молдова. Как, ты не понял? Я сказал, что люблю тебя!» Прямо сейчас знаменитый мыслитель полулежит-полусидит в грин-руме и покачивает бокалом в такт украинской заявке. Он совсем не фанат Катиного творчества, но эта песня звучит на репите и отзывается приятными мурашками. Общительность Арсения приводит к тому, что перед финалом они болтают с Дакукой как старые друзья, показывая средний палец всем политическим распрям и излучая позитив и любовь. Не так уж и неожиданно она признаётся в том, что видела тот эдит с ними и даже поставила заслуженный лайк, на что парни синхронно закатывают глаза и палятся ещё больше. Арс прерывает размышления Антона тем, что утыкается лбом в его плечо, не отрываясь от пролистывания Твиттера. Подумать только, у них есть фан-аккаунты, в это мгновение переполненные и упоротыми, и красивыми скриншотами с их выступления, фотошопами, на которых они крепко держат в руках хрустальный микрофон, какими-то особенно милыми моментами с интервью и тредами «Арсений и Антон как котики, найденные на просторах Интернета». Во время последнего на сегодня выступления танцующие около своих диванов конкурсанты вдруг объединяются в один длинный паровозик и кружат так, огибая столики и собирая как можно больше новых «вагончиков». Арсений внезапно обнаруживает себя в самом центре, а рядом звонко смеётся Антон, очевидно, затащивший его в эту кучу-малу. Чувство единения — самое лучшее, что есть в этом грандиозном шоу, и Арсений может назвать себя счастливым если не на сто, то хотя бы на девяносто семь процентов. В интервал-акте выступают все главные звёзды Италии, и Арс хвастается перед Антоном своей фотографией с Фабрицио Моро и Эрмалем Мета, как будто это не Шаст помогал ему пробиться сквозь толпу почитателей и сделать заветный снимок. Жаль, им так не удаётся встретить Мамуда и Måneskin, зато незадолго до начала финала они обмениваются улыбками с Элоди и Акилле Лауро, чьи умопомрачительные брендовые платья явно соперничают друг с другом в дороговизне. Арсений и Антон довольны собой и напрягаются лишь во время объявления баллов, тянущегося так долго, что некоторые участники просто не выдерживают и начинают вполголоса ругаться на родном языке. Им бодро дают twelve points несколько стран подряд, и Шаст так сильно размахивает флажком на камеру, что тот падает на столик, вызывая смех не только у делегации, но и у соперников. Баллы российского жюри объявляет Серёжа Лазарев, и помещение наполняется протяжным восхищённым «ооо», а кто-то даже пропевает: «Thunder and lightning it's getting exciting». Россия предсказуемо отдаёт максимальное количество баллов Азербайджану, и Антон отмахивается от этого как от надоедливой мухи, а Арсений даже не чувствует раздражения: голосование хоть и соседское, но представляющая страну девушка своей песней раскачала весь грин-рум и точно заслуживала такого внимания. По итогу голосования жюри тройку фаворитов составляют Швеция (неудивительно), Франция и Болгария. Россия пока на четвёртом месте, Украина — на восьмом. — Словению жалко, — замечает Арсений вне какого-либо контекста, но Антон едва не взрывается смехом, поскольку это очень необычно слышать от такого ревнивца. Словения действительно отдыхает за пределами десятки, хотя по букмекерам считается одним из фаворитов, очевидно, благодаря своему приятному мотиву и незатейливой, зато яркой постановке. Но все знают, что голосование зрителей может изменить ситуацию в корне. Так и получается: Словения врывается на девятое место, Украина — на шестое, а Россия опускается рядом, на пятое. Все встречают это нестройным гулом, а Арс лишь пожимает плечами. Пятое место — отличный результат, почему бы и нет, вот только Шаст надувается, показывая своего внутреннего ребёнка, а потом демонстративно скрещивает руки на груди и укладывает голову на плечо Попову. Зато у них не ноль баллов, как у Великобритании, ха. Интрига сохраняется до последнего, и всё же Болгария с минимальным отрывом обходит Францию и получает первую в своей истории победу. Песня у них немного тёмная и пугающая, словно подготовленная для Хэллоуина, но зато атмосферная и запоминающаяся, поэтому все счастливы. Пребывающий в эйфории Арсений напоследок уговаривает Антона сделать селфи на фоне расходящихся участников, завёрнутых во флаги, затем фотографируется с остальными членами делегации и в последний раз, шатаясь от выпитого шампанского, бредёт в гримёрку. Антон, которому от пережитого безумно хочется смеяться и танцевать, тут же запирает дверь, хотя никому в голову и не придёт явиться сюда, в пустые тёмные помещения, когда победители сидят на пресс-конференции, а остальные уже веселятся на закрытой вечеринке в евродеревне. Арсений берёт бутылку мицеллярной воды, промакивает ею ватный диск и мягко касается века Шаста, зная, как его в последнее время бесит невозможность потереть лицо ладонями и не смазать макияж. Его прикосновения такие нежные, словно он ваятель, работающий с лучшей своей скульптурой и одновременно любовью всей жизни. Антон на время даже дышать перестаёт, прислушиваясь к своим ощущениям, ароматам такого родного одеколона и цитрусового шампуня и наблюдая за Арсом из-под опущенных ресниц. Когда он заканчивает, они меняются ролями, вот только Шаст стоит слишком близко, а в глазах его влюблённость плещется в мутном болоте алкоголя. Они по-прежнему взмокшие, но расслабленные, и вот Антон не выдерживает, замирает с ватой в руке, а его губы скользят по разрумянившейся щеке Арса и по скуле опускаются к подбородку. Арсений сейчас особенно прекрасен, когда остаётся благодаря каблукам таким же высоким и, значит, смотрит не снизу вверх, как обычно, а прямо и с каким-то немым вызовом, словно медленно выходит из сценического образа. — Поздравляю, Арс, — шепчет Антон, — мы справились. Он отстраняется и стирает остатки туши. Арс жмурится до бликов, пытаясь справиться с нахлынувшей на него нежностью и понимая, что никакие награды не стоят столько, сколько право прятаться ото всех в гримёрке, освещённой лишь тусклыми лампочками на зеркале. Он сокращает жалкое расстояние между ними, ведёт кончиком носа по шее Антона и мажет языком по чувствительной коже. Антон сегодня побеждает не в «Евровидении», а в чём-то большем, судя по охватившим их эмоциям. Они целуются сначала мягко, а потом жарко и мокро, путаются в волосах и холодных кольцах и пьяно и совершенно счастливо хихикают. Арсений вдруг оглядывается по сторонам в поисках чего-то, потом хватает со столика лак для волос вместо хрустального микрофона и преподносит его Шасту с торжественным видом. Тот мигом понимает, что к чему, с видом актёра кладёт руку на сердце и готовится уже передавать привет маме, отчиму, сестре, Люку, поповскому Груту, который пылится в их московской квартире, первому учителю пения, словом, всем, кто поддерживал его на пути к победе. А больше всего хочется поблагодарить, конечно, Арса, без которого он просто не смог бы выйти на сцену. — Споёшь свою песню в качестве победителя? — Если только другому победителю.