потому что это я

Гуаньхэн целует в щеку — почти целомудренно, будто им все еще пятнадцать, и будущее — где-то впереди, в далеких планах и амбициях. — Ты такой красивый, — он шепчет, цепляя пальцами ворот водолазки, прикрывая засос — совсем не красный, почти розовый — и пуская по коже толпы мурашек. пожалуйста, не ври мне Дэцзюнь задыхается — ему почти больно: от слов, от вызванных ими эмоций, от взгляда Хендери — изучающего, внимательного, смешанного с немым обожанием. Сяо не знает, чем заслужил — поцелуи, прикосновения, признания в любви — буквально всё, чем Гуаньхэн его окружает. Каждый день, каждый час. Дэцзюню стыдно за свой испуг и взмокшие ладони, но не цепляться за Гуаньхэна просто невозможно — Сяо просто надеется, что он не заметит, упустит из виду, лишив его хотя бы сотой доли обычного внимания. Но Хуан — хуже, куда хуже — целует костяшки и холодные запястья, заглядывая прямо в глаза. Интересуясь — все в порядке? не в порядке Но Дэцзюнь не привык жаловаться — он сильный и собранный, он так устроен — терпеть, стиснув зубы, даже если плохо и больно. — Просто устал, — он выдыхает, Хендери на ухо, когда тот наклоняется, чтобы расслышать хоть что-то. — Давай выпьем? Гуаньхэн лишь кивает и тянет Дэцзюня, уводя за собой на кухню. Сяо благодарен — за крепкую руку, за ранее протянутое пальто, за объятия, в ожидании такси. Хендери был ласковым — затягивал на его шее кашемировый шарф и целовал в лоб, как маленького и потерянного. Будто Дэцзюнь — главная и единственная его драгоценность. Сяо прикрывает глаза — он хочет взглянуть на свою жизнь со стороны, смотреть на Гуаньхэна без призмы недоверия и страха, оценить его по достоинству. Но Дэцзюнь вечно не-. Не к месту, не с теми, не в состоянии. Гуаньхэн удивительный. В способности игнорировать каждый острый его уголок, каждое столкновение, каждое робкое «нет», которому Сяо не может даже найти оправдания. Его никто не любил как Гуаньхэн, он сам никого не любил, как Гуаньхэна, но он так боится предстать с голой душой, показаться слабее, чем он есть. — Дэцзюнь, — Хендери зовет совсем мягко и ставит перед ним наполовину полный винный бокал. Он непривычно тихий, как зимний закат, хотя обычно — летний полдень. — Посмотри на меня. — Что? — Сяо выпадает из мыслей, благодаря бога за то, что Гуаньхэн слишком далеко, чтобы заметить его дрожащие пальцы. Хендери садится на подоконник и курит в окно, что делает редко, лишь когда расстраивается — очень сильно и глубоко, и запивает дым вином — красным и крепким. Он смотрит — полупьяно и нежно, и все внутри Дэцзюня раз за разом переворачивается — от любви? — Сколько мы вместе? — Гуаньхэн вдавливает окурок в пепельницу и тут же тянется за следующей сигаретой. — Около пятнадцати лет? — Смотря что ты понимаешь под… «вместе», — Сяо глушит смущение алкоголем, выпивая почти залпом, хотя скорее — он просто оттягивает разговор. — В отношениях — год. С перерывом. Хендери щурит глаза — почти как хищник — и граница внутри одного человека вдруг проходит так ярко. Сяо впервые видит изнанку — какой Гуаньхэн для других, для людей за пределами их узкого круга, для кого-то, кто не Дэцзюнь. Они знают друг друга вечность — школьные парты, сбитые коленки, пахнущий лимонадом июнь. Гуаньхэн перевелся на втором году старшей школы — красивый и богатый, мамин сын из Макао, принц гостиниц и казино. Сяотин шептала на ухо — он не для дружбы и не для любви, лучше не подходи. Дэцзюнь прислушался, но Хендери приблизился сам. Мальчик-лето, мальчик-радость — такие играют главные роли в фильмах про американских подростков, ведут инстаграм и женятся на самых красивых девочках. Но Гуаньхэн решил, что они дружат — крепко и навсегда. Делился секретами, приходил с ночевкой и приглашал в ответ, тайком таскал книги из родительской библиотеки. И первым прочитал его — Дэцзюня — черновики. — Со мной что-то не так? — говорит он приглушенно, почти надломлено, и Сяо хочет к нему потянуться, — взять за руку, обнять, успокоить — но не может. Его тело, как обычно, леденеет, отказываясь подчиняться — и Хендери, должно быть его ненавидит. Дэцзюнь думает об этом каждый раз, когда его рука останавливается, так и не дотронувшись, когда петля на его шее затягивается слишком сильно. Дэцзюнь хватает губами воздух, словно выброшенная на берег рыба, и едва может подобрать слова. — Видимо, я прав, — Гуаньхэн улыбается невесело и ерошит волосы, разрушая аккуратную укладку. Каждое его движение — ломаная линия и чистая сорокоградусная усталость. Сяо ломает руки, ломает себя — ему за Хендери — не за себя — до слез обидно, и обида эта копилась слишком долго. Дэцзюнь с первого поцелуя боялся, что все закончится. Знал и боялся — что его оставят и бросят, как старую игрушку или вышедшую из моды вещь. Сяо знает — Гуаньхэн не такой, он так не поступит, но что-то внутри него все равно неприятно шипит и клокочет. Дэцзюнь боится вдохнуть — иначе он просто разрыдается. У него не было отношений до — только светлая первая влюбленность, которая закончилась быстрее, чем началась. Дэцзюнь не знает, что делать, потому действует по наитию, но ничего не случается, как в сотнях просмотренных им мелодрам. Сяо неловкий и напуганный, даже спустя столько времени, и ощущение, что с ним что-то не так, только растет. — Всё совсем не так, — Дэцзюнь хочет сказать больше — что он любит, правда любит, как никого другого, и сердце заходится как в сказках, и Гуаньхэн для него — самый красивый и самый лучший, но. Но Сяо не знает, как это сделать. — Это я уже слышал, — выдыхает Хендери, поднимаясь со стула и подходя к Дэцзюню почти вплотную. Гуаньхэн — запах дыма и шлейф парфюма, расстегнутая на две пуговицы рубашка, виднеющаяся в вырезе тонкая золотая цепочка — подарок Дэцзюня. — Можешь меня поцеловать? — шепчет Хендери, застывая взглядом на его губах — шершавых и искусанных. Сяо замирает всем телом, понимая, что Гуаньхэн ничего не ждет — ни согласия, ни ответных действий. Он всего лишь проверяет — степень его доверия. Дэцзюнь делает выбор и прикрывает глаза. — Я не могу, Куньхан, — проговаривает он тихо, мысленно готовясь в этот вечер остаться одиноким. Он чувствует, как Хендери задерживает дыхание, словно перед фразой, но не дает ему произнести ни слова. — Но, пожалуйста, прикоснись ко мне. Дэцзюнь боится снова его потерять. Первый раз прошел словно вспышка, месяц молчания и отчуждения, Гуаньхэн близко и далеко — Сяо открывал глаза и видел его на потолке, видел во сне, в развернутых лицом к стене фотографиях. Возможно, он пытался сделать ему больно, вывести Сяо из коматозного состояния, но у него не вышло. Хендери пришел обратно, постучав в дверь посреди ночи и с порога заявив, что больше порознь он просто не может. Дэцзюнь обнимал его во сне, смотрел на небо через занавески и обещал сам себе, что исправится. Но этого не случилось, стало только страшнее. Гуаньхэн медлит — и Дэцзюня охватывает неподдельный страх, будто в первый раз. Он досчитывает до тридцати, когда Хендери касается пальцами его подбородка и наклоняется, чтобы поцеловать. Сяо приоткрывает глаза на пару секунд — и пропадает, столкнувшись со взглядом Гуаньхэна — темным и плывущим. — Я так хочу знать, что происходит в твоей голове, — произносит Хендери после поцелуя, прикусывая напоследок губу. Дэцзюнь не может удержаться — путает пальцы в черных, твердых от лака, волосах, и прячет лицо в чужой шее. Сяо устал — от себя, от происходящего между ними, от недосказанности, опутывающей, словно паутина. Он хочет — касаться губами, руками, словами, раствориться в Гуаньхэне полностью, отбросив тяжелые мысли, и просто выдохнуть. — Извини, — шепчет он, когда Хендери его поднимает и обнимает за талию. Дэцзюнь ниже на три сантиметра — и эти сантиметры в момент кажутся слишком ощутимыми. — За что? — Со мной тяжело, — Сяо говорит честно, как никогда раньше, вжимаясь лбом в чужое плечо. Гуаньхэн пахнет сандалом и кедром — знакомо и осторожно. — Да, нелегко, — усмехается Хендери, начиная покачиваться из стороны в сторону под одному ему известную музыку. — К нынешнему тебе трудно найти подход, а я устал. И ты тоже. Гуаньхэн — оседает несказанное на языке, потому что необходимость в словах отпадает. Дэцзюнь понимает, что Хендери все-таки видит его — от и до, все его мысли и эмоции, секреты и тайны — спрятанные, казалось бы, очень глубоко. И это ранит Гуаньхэна — осознание его — Сяо — поведения, всех причин, следствий, и невозможности исправить это самому. Хендери приручил радость, но Сяо чувствует, что заставляет его страдать. — Пару раз я думал, что надо все закончить, — шепчет он Дэцзюню в макушку. — Но я, наверно, слишком тебя люблю. Это мой минус? Хендери смеется — Дэцзюнь чувствует легкую дрожь, и проводит пальцами по спине. Гуаньхэн — человек-праздник, человек-солнце — мог выбрать кого угодно, кроме него. Но он здесь и сейчас — видимый и ощутимый, и Сяо цепляется за него, как за соломинку — утопающий. Гуаньхэн обыкновенный — любящий, мягкий и твердый — и это для Дэцзюня вдруг становится особенно ценным. Хендери поймает его, если он упадет; протянет руку, если сорвется; бросится следом, если начнет тонуть. Но Гуаньхэн не бесконечный и его любовь — тоже. Разлюбить вполне легко и реально, если постоянно иметь дело с холодом, а Дэцзюнь день ото дня теплее не становится. — Это твой плюс, — бормочет Сяо, уткнувшись в напряженное плечо. — Это я — твой минус.