А ты всегда со мной

Не каждый спасённый - будущий боец, но каждый спасённый уже не потенциальный зомби. Потому прикрыть беременную и маленькую девочку вопрос не этики, а тактики. Военные организуют коридор, чтоб какой-то слишком живой мертвяк не разорвал идущих. Солдат, что связывался со штабом, видя, как прибывших проводят мимо, думает о пройденном ими пути. Это же насколько было бы обидно, быть после всего застреленными своими же, на финишной, безопасной прямой? Интересно, среди наваленной груды упырей был ли кто-то живой, просто настолько измученный, что не отличим от трупешника? - Они не видят в темноте, они не видят в темноте, - не переставая говорит Сонгён, крепко держа за руку девочку. – Вы знаете это? Они не видят в темноте, они охотятся только за тем, что видят. Не видят в темноте…. - Чокнулась или просто в шоке? – тихо спрашивает один из конвоиров рядом идущую сослуживицу. - Она как-то дошла сюда. Не по воздуху же, а значит, ей пришлось продираться сквозь этих тварей. Так что, возможно это не бред, а совет. Их направляют в карантин – павильон натяжных коридоров с палатами, рассчитанными на маленькое количество людей, чтоб те не перезаражали друг друга в большом количестве, если что. Перед каждой палаток по постовому с оружие и в костюме спецзащиты. Прежде чем разместить женщин в палате, их ведут на осмотр – глянуть есть ли укусы, а потом смыть всю мертвецкую кровь и обработать раны. Им выдали больничную робу, одежду – в огонь, не считая документов и ценных вещей, которые милостиво отделались дезинфекцией. Сонгён уже не надо держаться, они в безопасности, они дошли, девочка больше не на неё попечении, за ней есть кому присмотреть. Горе шквалом обрушиваются на женщину. Рухнувший в раз мир и привычный образ жизни, потеря мужа, быстрее всего – потеря если не всех близких, то большинства, возможно малышка Юнсун тоже немногим переживёт отца. Если Сонгён хотелось просто кричать весь оставшийся путь, то сейчас голос её покинул. - Какой у вас срок? Вопрос был задан несколько раз, и лишь на шестой пробился сквозь окутывающий женщину туман. Сонгён инстинктивно обхватывает живот. Но вместо того, чтоб назвать месяц говорит совсем другое. - Мать девочки живет в Пусане. Девочку зовут Суан. Её отец погиб по пути. Найдите мать, скажите, что дочь жива, а то она с ума сходит, наверное, - если в начале её речь была на тонах горячечного бреда, то последние слова она уже произнесла буднично и спокойно, как если речь шла о неотправленном эмейле. После этого Сонгён полностью уходит в себя, окончательно выполнив свой долг перед малышкой. Теперь, когда та будет просить отвести её к маме, военные сдуру не решат, что она говорит о Согён. Поняв, что ничего путного из неё больше не вытащишь, Сонгён ведут в палату, где её ждала Суан. Их решили не разлучать, хотя палат пустых было достаточно. Вели спокойно, почти не опасаясь – обычно заражённые проявляли свою сущность уже на пути к санитарной зоне, потому этот путь уже провонял порохом и средством дезинфекции. Если никто не кидался на людей и после мойки, то припадки в палате уже никто не устраивал. Пока что. Зомби-апокалипсис не длился и половины суток, они ничерта не могли знать наверняка. Суан кидается в объятия единственного знакомого человека. Та чисто механически обнимает девочку в ответ, по-прежнему смотря на всё стеклянными глазами. Когда они остались вдвоём, Суан выключает лампу – пусть стенки непрозрачны, за ними всё равно кто-то есть. Прижавшись к Согён, девочка уснула. Тем временем, за линией оцепления, военные получают подтверждение казалось бы горячечного бреда травмированной женщины. Марш мертвецов подвалил к Пусану к ночи. Они шли вяло, бесцельно, но шли. И стоило завидеть зашевелившегося человека, как они раздаются рычанием и бегут, совершенно игнорируя другого снайпера, что не шевелился вовсе и камуфляж продолжал обманывать зомби. Тоннель сдерживал напор, но всё же был слишком широк, чтоб пропускать немало этой нечисти. Выстрелы не смолкали, одиночные выстрелы из винтовок сменились автоматной очередью, пока один из фонарей по воле проведения, не иначе, не отрубился. Половина площадки канула по тьму и зомби на этой половине моментально замерли, а потом повернули в сторону, идя на свет, напирая на своих же товарищей. Реакция была моментальной. - Отрубить освещение! С затяжным гулом мощный фонарь тухнет и наступает тишина. Мертвецы недоумённо замирают, наконец, заткнувшись, разве что кто-то бестолково клацал зубами. Солдаты надевают ПНВ, и продолжают отстрел, но упыри тут же оживляются, кидаясь на звук. - Прекратить огонь! Эта заминка даёт возможность перегруппироваться. Некоторые продолжали шаркать вперёд, втягивая носом воздух, в котором гарь сожжённых днём тел перебивал человечий живой дух. Другие зомби крутились на месте, толкая соплеменников. - Хорошие детки, - усмехается один из военных, когда они накидывают на толпу сетку с грузиками. В ней упыри путаются не хуже, чем рыбы. - Нет, рано, - дают отбой пулемётчикам, и посылая солдат на крышу тоннеля. Нормальных чудовищ автоматная очередь хоть сколько б могла отпугнуть, а этих наоборот привлекает. Внизу, под склоном разлился целый дохлый океан. На такой сеток не напасёшься. Его бы залить напалмом, но на свет сбежится ещё большая орда. Не могли днем, что ли придти, как нормальные гости, а? Оставить их здесь тоже как-то не по-хозяйски. - Да танкам их надо, - говорит один из прикрывающих стрелков на возвышенности. - На «гусенице» намотаются, - усмехается военнослужащая, что утром была в конвое. – А та онни была права, и правда в темноте нихрена не ориентируются. - Ничего больше она не сказала? - Не нападают на то, что не видят. - Ну, это понятно уже. - Нет, я думаю, она имела в виду то, если спрятаться от глаз, они не додумаются тебя искать. Зомби отманивают от тоннеля подальше, уводят на километр – те бегут за гудящими моторами. - Твою мать, у нас на хвосте сотни мертвяков! – кричит один из парней за рулём. - Смотри, в среднем в каждом ну килограмм шестьдесят, да? Это чо выходит, шесть тонн мертвячины??? - Разговорчики! Засев на пустыре, они сжигают всю ораву. Вонь стояла удушающая. На огонь поволочилась нечисть из всех углов, какая-то прибыла быстро, какая-то видя огонёк на горизонте, не дойдёт и к утру, когда ориентир потеряется в дневном свете. Превращённое в угли мясо по идее должно предотвратить у птиц желание скорейшего прилёта, чтоб всё растаскать. Среди зомби были так же и животные. - Нас сожрут олени… В карантине Сонгён и Суан держат неделю. Мать девочки нашли быстро - бабушка заботливо положила в рюкзачок документы, на случай, если внучка потеряется, со сноской всех контактов, даже контактов бывшей невестки. Что до личности Сонгён, то получить информацию о тех, кто покупал билет в проклятый день, было не сложно, базы данных переживут многих и многое. Пак Тэын добивалась встречи с дочерью каждый день. Мун Сонгён в Пусане же никто не ждал. Но женщину с девочкой отпускают одновременно. - Вас направят во временное убежище для прибывших, - девушка из администрации должна сказать, что они не смогла связаться с родственниками Сонгён в Сеуле, но не может выдавить из себя ни слова. Говорить такие вещи её работа, но кто знал, что первые рабочие дни выпали на конец света… Но она быстро научится. Они получают свои вещи в полиэтиленовых герметичных пакетах. Через прозрачную стенку Согён смотрит на кошелёк, смутно вспоминая его содержимое – фотокарточка, немного наличных и золотая карточка. И что, какой теперь от неё толк? - Суан! – мать кидается к дочери, распихивая локтями всех на пути. - Мама, мама! – бежит девочка, на миг забыв о всём кошмаре, только завидев лицо мамы. Этот кошмар вернётся к ней, этот кошмар прямо сейчас плещется вокруг стен города, но сейчас есть только Суан и Тэын. Сонгён смотрит на них, поддерживая живот. Перед выпиской из карантина, её осмотрел доктор, сказав, что с ребёнком всё в порядке. Женщина всё думает, как проще будет защитить своё дитя – когда оно в тебе или на руках? В первом случае они точно неразлучны, во втором, она сама хотя бы сможет нормально бегать. Если, конечно, роды пройдут нормально, не превратив в калеку или не ослабив надолго. - Пропустите! – раздаётся совсем рядом, вырывая Сонгён из размышлений. К ней решительно шла какая-то пожилая женщина, указывающая на неё, - Вы! Да вы! Вы были на поезде, верно? Сеул – Пусан! - Да, - пятится Сонгён. - Там был мой сын. В первую очередь она думает о баскетбольной команде, толпе молодых мальчишек и одной девчонки, у которых вся жизнь впереди. Но потом понимает, что по возрасту не подходит. - Простите, там было человек сто…. - Ким Ёнсок. Молодая женщина всё равно недоумённо мотает головой, болезненно пытаясь вспомнить имена. Суан. Хлыщ, её отец. Хороший человек. Может он не всегда таким был, может и не был вовсе, но последние часы он провёл достойно. Человечно. Скиталец без билета и имени. И без него бы они тут не стояли. Ёнгук. Мальчишка из команды, его имя прям как у айдола, потому она запомнила. Его подруга звала его, когда они пытались пробиться в пятнадцатый вагон. Но как звали саму девочку, она всё никак не могла вспомнить. Что-то с Хи… Джунхи? Донхи? Джонгхи? Храбрая, добрая девочка. - Директор компании «Железторга». «Моя мать живет в Пусане…» Если на борту больше не было чванливых директоров, то это тот, из-за которого столько людей погибло. Он приказал их выгнать в шестнадцатый и забаррикадировал ход, и когда зомби прорвались в пятнадцатый, пассажиры уже никак не успевали спасти себя у изгнанников. Он был достоин могилы только ради того, чтоб в неё плюнуть. Его память не стоит ни единого хорошего слова. Но ей жалко это женщину. Какого узнать, что сын, которого ты вынашивала, рожала и воспитывала, оказался хуже монстра? Пожилая женщина показывает ей фотографию, лишая всяких сомнений. - Да, он был там. Умер после нашего бегства из Тэджона. Мне очень жаль, - она спешит уйти, не в силах больше говорить. Он не упал под колёса локомотива, и, наверное, ползёт сюда. А его опережает папа Суан. Понятно, что если они окажутся в Пусане, это будет меньшей из проблем, но всё же увидеть в толпе монстров своего отца, сына… Мужа. Узнав, что преждевременные роды – старший брат выкидыша, ей не грозят, и дочь имеет шансы родиться живой и здоровой, Сонгён пообещала себе больше не плакать. Но сейчас, думая о том, что обожженное и изувеченное, лишенное души, но всё ещё идущее вперёд тело Санхва бредёт вдоль рельс… - Онни, онни! – снова возвращает её в здесь и сейчас тоненький голосок. Суан поворачивается к матери, дёргая за руку. – Она меня прятала от монстров. Взгляд Тэын и Сонгён пересекаются. - У вас тут есть кто-то? – подходит Пак к Мун, но та лишь качает головой: - Мы должны были сойти в Сувоне, быстрая поездка… В Пусане никого нет. Нигде больше у неё никого нет, наверное. - Идёмте к нам. Я смотрю новости, прибывших так много, что убежище как банка с селёдкой. У меня не дворец, но трём с половиной людям будет, где разместиться. - Спасибо, но… - Онни, идемте с нами, онни, - второй рукой Суан хватает Сонгён. Они были рядом слишком долго, семь дней для травмированного и одинокого ребёнка прошли как семь месяцев, ей было тяжело расставаться с Сонгён, пусть даже оказавшись вместе с мамой. Как и Сонгён не готова была остаться одной. Суан совсем дитя, пропахшее кровью и страхом, но эта субстанция точно такая же, как и та в которой по уши погрязла Сонгён. Остальные в убежище пахнут не лучше, но нюансы другие. Не выпуская руку девочки, она идёт с ними. От карантинной зоны до города несколько кордонов. Изначально они состояли из сеток под напряжением, но теперь их заменяли простыми деревянными стенами с бойницами. Улицы города пусты, множество магазинов заколочены, почти все окна заслонены ролетами, самодельными ставнями, наклеенными газетами и просто замазаны краской. Весть о том, что от твари не вывозят игры в прятки, распространилась быстро и прижилась мгновенно. - Город чист? - Вроде как. Власти Пусана и всех городов за ним действовали быстро. Видя ситуацию в Сеуле и потеряв связь с Тэджоном, они моментально ввели комендантский час, отменив в городе всё. Никто не должен был покидать дом, здания школ, университетов, офисы и другие места работы и пребывания на момент объявления карантина. Забаррикадироваться изнутри, изолировать тех, о ком известно, что он не местный, распределиться по возможности как можно более малочисленными группками, даже если придётся засесть в подсобке или туалете, лишь бы не скапливалось большое количество народа. На улице разрешено находиться лишь тем, кто на момент объявления был в пути. К концу дня район за районом военные сопровождали жителей, развозя по домам. Понятно, что если источник заразы один, то в городе вспышка могла получиться только от приезжих, потому карантин был направлен не на сдерживание пусанских монстров, а на защиту жителей от сеульских гастролёров. Но это не понадобилось - первым делом были забаррикадированы станции метро, порт, и тоннели поездов, потому добраться находясь в режиме инкубационного периода было практически невозможно. Так же были закрыты продовольственные магазины. На первый взгляд, чтоб не начали мародёрить, но на самом деле это была ещё одна попытка остановить эпидемию. Первыми же заражёнными были животные и рыбы, как выяснилось позже, значит, вся пища животного происхождения была потенциально опасна. Они выждали пару суток, чтоб убедиться, что зараза идёт лишь с севера Кореи, не с юга и не из других стран, и потому уничтожению подверглась лишь отечественная южная продукция. Но всё же многие жители, узнав причины временного закрытия магазинов, поостереглись есть что-то помимо растительной пищи и каш, на всякий случай. Просто торжество экоактивистов. Остановить зомби-людей не так и сложно, зная их слабые места, даже зомби-животных – юг полуострова был взять в кольцо огня, выжигая полосы леса – оставшееся живое зверьё убегало, а мертвые бежали на тепло и свет в ночи. С рыбой же что делать? Даже перекрой всё плотинами, как отличить нормальную от ненормальной? Дохлой рыбе всё равно на пресную и солёную воду, она поплывёт куда поплывёт. Сколько их попало уже в море, а в океан? Как рыба вообще может заразить другую рыбу, не имея зубов? Разве что была проглочена рыбкой побольше. Совсем скоро в городе будет нехватка продовольствия, но к этому времени должны были наладить безопасный маршрут на севере. Пак Тэын жила в небольшом, пятиэтажном доме на третьем этаже. Был уже поздний вечер – по прежнему было можно покидать дома лишь в тёмное время суток. Поначалу хотели отменить через пару дней, а потом вспомнили о птицах, которые могли тоже быть заражёнными. Тэын берёт дочь на руки и спешит в вестибюль, а потом в лифт. Охранник, конечно, есть, он скептически и боязно осматривает всех вошедших, на наличие укусов и следов явной потасовки. Но всё равно Согён каждый раз страшно выходить в коридор. Она становится сбоку от двери кабины, и Сонгён следует её примеру. Дверцы открываются и Тэын боязно выглядывает наружу, никто не шаркает по коридору. - Быстрее, - сжимает она разноцветную золотисто-кобальтовую пластинку-пропуск для электронного замка. Забежав внутрь, Сонгён скидывает обувь, борясь с желанием обойти квартиру и проверить, пуста ли она. Зомби не могли справиться с дверью, которую нужно просто чуть толкнуть, куда им до электронного замка? - Вы не осматриваете дом, когда возвращаетесь? Совмещённая с санузлом ванная не имела окон, и была заперта так же как и спальня, а прихожая вела прямо в гостиную не отделённую от кухни – тут особо нечего было проверять. Но тварь могла притаиться за диваном и за углом, могла отпереть дверь и засесть в казалось бы закрытом помещении. Поездные монстры так не могли, но это были их первые часы, годовалые дети тоже ничего толком не понимают, а в пять уже включают компьютер, копируя действия родителей. Что если зомби учатся? - Они не могли, говорят, что они и дверь толкнуть не понимают как. Тэын ставит дочь на пол и подкрадывается к ванной, прижимаясь к двери ухом. Тихо. Но не открыв дверь, они не узнают наверняка. - Если что – бегите к лифту и заблокируйтесь там. - Что? Ма.., - Суан хотела кинуться к ней, но Сонгён хватает её одной рукой и зажимает рот другой. Тэын распахивает дверь, одновременно включая свет. Напротив раковина, слева унитаз, справа душевая, зомби нигде. Та же процедура со спальней. До того, как Согён заразила её своим сомнением и страхом, Тэын была рада, что купила шкаф вместо стендовой вешалки и что кровать у ней на ножках, а не низком постаменте или с полками под ней – можно было прятаться, если кто-то проберётся. А сейчас она боится, что тут могут прятаться от неё, сидя в засаде. На первый взгляд комната пуста. Тыэн берёт зонт, распахивает дверцы шкафа, ничего не выпрыгнуло. Затем она проводит зонтом под одеждой, если кто-то сидит там, то зонт в него врежется. Но единственной преградой была боковая стенка. Осталась лишь кровать, слишком широкая. Тэын припадает в полу как можно дальше от кровати, чтоб успеть отбежать. Никого. - Мы одни! Согён отпускает девочку и та бежит к матери. - Простите, - опускает голову Согён. - Вы осторожны, не будь власти города осторожны, города уже не было б. Суан всхлипывает. Тэын прижимает её к себе крепче, думая о том, что дочь смогла сойти с поезда благодаря тому, что и её отец был осторожен. Он почти не думал ни о ком, кроме себя, шёл напролом без оглядки и сожалений. Забавно, причины, из-за которых она с ним развелась, послужили тому – она была почти уверена на все сто, будто сама там была – что её дочь сейчас рядом с ней. «Спасибо, Сонву, ты хорошо поработал». Тэын ищет вещи для дочери и Согён, где-то оставалось несколько платьев с её беременности – жалко было отдавать или продавать. - Нашла! Отдав вещи, она садится напротив Суан: - Есть хочешь? - Нет, я поела ещё в том месте. - А вы? - Нет-нет, спасибо, мы ели вместе. Тэын скептически смотрит на живот Согён, и та словно пытаясь скрыться, спрашивает, где можно переодеться. - В спальне, а я пока искупаю Суан. У неё была складная ванна, устанавливаемая в душевую кабинку. Тэын так долго хотела искупать дочь, расчесать её волосы, уложить спать, приготовить завтрак. Конец света может и отберёт их время, но не сегодня. - Бабушка тебя купает? - Я уже большая! Тэын смеётся впервые за эту проклятую неделю. - Да, ты у меня такая взрослая. Им обеим кажется, что они пробыли здесь всего ничего, но на деле ушёл почти час. Распаренная, со сбившимися волосами Тэын выносит закутанную в полотенце Суан, и видит уснувшую на диване Согён. Расчесав дочке волосы, Тэын хочет одеть её в пижаму, но девочка просит обычную одежду. - У пижамы короткие рукава. От этих слов женщина оторопела, запоздало чувствую смесь горя, жалости и злости от того, что её малышка вынуждена так думать, что она понимает такие вещи. - Тут безопасно, милая, - убирает она прядь волос с её лба, - Но если тебе так будет легче уснуть, то конечно можешь надеть домашнюю одежду. Тэён накупила дочери платья, но к счастью были и простые штанишки. С карманами, но увы из слишком лёгкой ткани, в ней и прохладно и зубами легко порвать. Почему она не купила ей джинсы?? И как назло ни одной кофты с длинными рукавами, одни чёртовы блузочки с рукавами до локтя. В лагере им при выписке дали какую-то нелепую форму, но зато закрывающую все части тела, но Тэын всё кинула стирку. - На, надеть пока маяечку, а я придумаю тебе кофту. Взяв свою кофту с узким воротом, она надевает на дочь, замеряет рукава, и отрезает их. - Спи, завтра, когда проснёшься, походишь в футболке, а я подравняю рукава. Надеюсь, в туфлях спать не собираешься? Видя взволнованный взгляд, Тэын демонстративно ставит обувь подле кровати, а на ноги Суан натягивает носки. - Спеть тебе песенку? Девочка качает головой. - Побудь со мной. - Конечно, теперь я тебя никуда не отпущу. - И выключи свет. - Когда уснёшь? - Сейчас. Суан никогда не спала без ночника. Как ни странно, сейчас Тэын больше всего хотела, чтоб Сокву был рядом. Он единственный, кто может сейчас её понять. Ей не подойдут другие родители, которые беспокоятся об абстрактных для неё детях, ей нужен именно отец её ребёнка, который смог бы разделить эту боль. Суан сопит, и Тэын собирается тоже поспать, но слышит шаги за дверью. Гостья не спит. И наверняка голодна – Тэын на её месте не хотела, есть только тогда, когда блевала, а порой она чувствовала голод, даже корчась над унитазом. А главное Согён видела то же, что и её дочь. Тэын должна знать, через что прошла её Суан, чтоб понимать, как ей помочь. Она осторожно слезает с кровати и пробирается к двери, стараясь ничего не задеть, чтоб не разбудить ребёнка. Согён не видно, а из ванны слышен шум воды. Тыэн стучится, чтоб дать ей свежее полотенце. Когда женщина домылась, хозяйка уже успела накрыть на стол. - Присаживайтесь. - Не стоило… - Помню себя, когда ждала Суан, так что я-то знаю. К тому же, тут не много. Запрет на мясо и птицу сняли, но я не рискую брать ничего, кроме консервов заготовленных не меньше месяца назад. Кальби приготовить удастся ещё не скоро. Ну, ничего, был бы рис и кимчи, стройнее будем, - сказав это, она понимает что шутка не очень-то и уместна, но у неё никогда и не получалось звучать обнадёживающе. Сонгён с жадностью накидывается на блюда, пока Тэын лениво ковыряется в порции, что в два раза меньше. Нет, она не сможет ничего спросить у этой женщины. Она не сможет вернуть её в этот ад. Взгляд падает на обручальное кольцо, и Тэын осознает то, что было и так на поверхности. Либо Сонгён выехала из Сеула одна и её родные остались в городе, из которого нет вестей, либо она ехала с кем-то, но сошла в Пусане одна. Единственный вариант, в котором есть место надежде, в Сеул она ездила по каким-то делам, а её дом где-то между столицей и Пусаном, где некоторые города подавали признаки уцелевшей жизни. - Как… как звали вашего мужа? - Бывшего, - машинально поправляет Тэын. – Со Сокву. Он… - Позаботился о нас. Вы хотите узнать, что там случилось, верно? - Не говорите, если не можете. Я бы хотела, так бы хотела, чтоб вы смогли это забыть. Мы лишь слышали и отрывками видели, что происходит, но пережить… Я не могу найти слов, простите. - Это произошло у нас на глазах. То, с чего всё началось. Мы думали, что это просто нападение какого-то отморозка на женщину. В каждом вагоне так думали. Потом сплошной бег, только вот быстрее поезда не побежишь. Из двадцати вагонов осталось заполненного всего пара к приезду в Тэджон. Мы думали, что в нём всё кончится, что нас спасут. А то, что должно было нас защитить, на нас и напало. Сонгён понимает, что по сути тогда в тамбуре, на подходе в город, был её последний разговор с мужем. Болтун. Тэын терпеливо ждёт, пока собеседница смотрит в пустоту. Только она собиралась решительно встать и обнять женщину, та вновь начинает говорить. - Когда солдат развернулся и я увидела эти глаза… А потом поняла сколько там ещё таких же. Мы там случайно выжили - просто не встали на эскалатор первыми. У нижних рядом не было шансов, а мой муж перекинул меня на другую лестницу, что шла вверх. Он спас вашу малышку. - Что? Где был Сокву? - Не знаю, наверное, отбивался, мой Санхва тоже потерялся из виду. Он и мальчишки из школьной команды держали двери, чтоб другие убегали. Ваш муж быстрее всего оказался у тех дверей, раз потом оказался вместе с Санхва. Мы все еле успели сесть на поезд. Но мы попали в заражённый, еле спрятались. Наши мужья успели заскочить в отъезжающий поезд, они и один школьник, единственный выживший из команды. Совсем дети. И вся их отвага прошла насмарку, - она уже не сдерживает слёз. – Держали те двери, чтоб другие прошли, умерли из-за них. А они… Мы были заперты вчетвером в туалете, между вагонами с другими пассажирами и вагоном с Санхва, Сокву и мальчишкой. Они втроём прошли четыре вагона, сквозь эту нечисть, тогда-то и узнали, что эти твари в темноте не видят вообще. Мой Санхва пробивной, как танк был. И в жизни, и в вагоне. Мы почти дошли, когда нас заметили, нам немного не хватило. Дядюшка упал, и ваша дочь хотела за ним вернуться. Теперь плакать хотелось Тэын. - Но вместо неё это сделал ваш муж. - Кто? Сокву?? - Я себя спрашиваю, что было бы, не сделай он этого, если бы оставил? Мы бы успели пройти незамеченными, пусть пятнадцатый был заперт, мы бы спрятались в пустом четырнадцатом. Надо нам было оставаться на месте ещё в девятом. Настоящие монстры были там, в вагоне, в который мы так рвались. Они не впускали нас, ваш муж и Ёнгук – так звали того школьника, пытались пробиться, а Санхва держал двери. Его укусили. Я боялась, что малышка покинет меня прямо в тот момент. Тогда бы мы остались втроём в том вагоне. Сокву увёл меня. А мой Санхва сдерживал этих тварей до последнего. Тэын берёт Сонгён за руку. - Может… Не знаю, может открой они нам, нам бы не пришлось держать дверь и мой муж бы успел, был бы рядом. Мы всё же пробились в последний момент, но погибла ещё одна женщина. Но и пассажиры из пятнадцатого недолго прожили. Их крики как панихида. Если бы там на вокзале наши мужья и те школьники не держали эти двери, а бросили их, отставив на съедение тех уродов, то они бы успели за нами, мы бы все оказались в одном вагоне вместе. Помните женщину, что спрашивала о своём сыне? - Вы сказали, что он погиб? - Да, как человек он умер после Тэджона – он приказал не впускать нас, а когда мы пробились - выгнал, обвинив нас, что мы заражены. Он…он инфицировал Соква, когда мы почти сбежали. У Тэын не осталось чувств к бывшему мужу, но сейчас ей было горько это слышать, словно он погиб второй раз. Память коварна, она может стереть все плохие воспоминания и оставить хорошие, и именно этим она сейчас и занималась. - Но выходит он тогда вас спас, прогнав? - Я слышала ещё кое-что тогда. «Не впускай их» и «Остановите её». Кто-то открыл двери специально. Это могла быть сестра погибшей женщины, кому же ещё? С нами ушла школьница, я не помню её имени… Может, Джунхи? Она сказала, куда нам идти, хотела помочь. Мы все почти добрались, но в Тэгу был какой-то завал на дороге, мы должны были пересесть. Мы бы и это сделали, но в нас врезался поезд. Ёнгук и Джунхи в тот момент отбежали от нас, искали проход для всех. Наверное, их придавило, хотя я надеюсь, что они выжили и укрылись где-то. Я спрашивала, не поступал ли в карантин кто-то с похожими именами и похожего возраста, но нет. Совсем дети, но уже такие смелые. Локомотив уже ехал, эти твари бежали за нами, у нас не было ни секунды на поиски. По правда сказать, охваченные первозданным ужасом, никто сразу не вспомнил о подростках, от момент крушения и до момента, как Соква сбросился с поезда. - Что случилось дальше? - Мы оказались под поездом, а над нами – эти чудища. Ваш муж помог нам вылезти наружу, а дядюшка пожертвовал собой, чтоб мы могли уйти. Ещё один… Не знаю, когда и как погиб машинист, но он успел завести локомотив. Мы добрались, Соква избавился от мертвецов, которые волочились за нами, как на привязи. Но внутри была эта мразь, уже покусанная. Он не мог сдохнуть там, в поезде, даже из могилы портил другим жизнь. Сокву защитил нас в последний раз, скинув его вниз. И ушёл сам. Мне очень жаль. - Мне тоже. Тэын понимает, что сама плачет. Её сердце разрывается, но не от горечи, а от благодарности, сейчас она почти снова любила своего бывшего мужа. Любила мужа Сонгён, каждого школьника, безымянного дядюшку, школьницу чьё имя никто не смог сохранить в памяти, всех кто помог её дочери пережить свой день рождения. Не говоря больше ни слова, обе женщины так и просидели, держась за руки и плача. - Идемте, вы устали, - наконец говорит Тэын. Она не была в карантине, но догадывалась, что он даже не тянул на дешевый отель. Да ещё и за стеной могли быть заражённые, даже если и нет, фантазия рисовала зловещие крадущиеся тени. Тэын идёт в спальню, чтоб найти что постелить, и в свете, падающем из гостиной, видит, что постель пуста. - Суан! Её не было. Тэын переворачивает одеяла, осматривает кресло и углы. Сонгён вбегает в комнату и потом показывает под кровать. - Она здесь, мы всегда так спали. - Боже… Она не могла оставить Суан так, но когда попыталась достать, девочка упёрлась. - Там страшно. - Ты со мной. - Нет! - Суан, - опускается на колени Сонгён. – Тут безопасно, милая. Мы внутри города, далеко от земли и сейчас ночь, тут темно. Давай, иди к нам, не бойся. Мы рядом. Девочка нехотя выходит, понимая, что не уговорит мать лечь рядом, а одной спать всю ночь теперь казалось ещё страшнее. Она ложится на кровать, и тянется к обеим сразу. Сонгён неуверенно смотрит на Тэын, не зная, что делать. Она уже привыкла засыпать в обнимку с девочкой, но теперь та вернулась к матери, и теперь Сонгён должна учиться быть одной. Всего ничего, пару месяцев, а потом родится Юнсун. Какая разница, младенец или десятилетка, обе не помощницы, лишь тонкая нить. - Не стоит вам сегодня быть одной, - кивает Тэын, понимая, что душевные раны сегодня кровоточат сильнее обычного. Они накрылись одним одеялом, Суан лежала посередине. Тэын прижимала к себе дочку, а Сонгён поначалу держала девочку за руку, а потом положила себе на живот. Каким мир будет, когда Юнсун родится? Суан беспокойно дергается, и Тэын успокоительно что-то ей шепчет. Неважно, каким этот мир станет. Они будут защищать своих дочерей изо все сил.