***
Когда Тсуна проснулся, его потрясли две вещи. Первое. Больно было везде. Второе. Учитывая его последнее воспоминание… Больно было недостаточно. На нем была маска от дыхательного аппарата, которую он стянул, с трудом приняв сидячее положение. Его конечности были слабыми, будто он потянул их, какой-то странный вес давил тянул в груди. Комната была безлюдной, а столик рядом был заметно пуст. Его руки сжались в кулаки. Он не помнил, что случилось. Но если он был так ранен, то с Ямамото и Гокудерой все должно быть еще хуже. Какого черта Реборн не отправил их в одну палату? Разве что Реборн тоже… нет. Это был Реборн, наверняка это опять какой-то его урок, не стоит паниковать… сильнее обычного. Он взглянул на дверь и прикинул, хватит ли у него сил выйти, прежде чем застыл, убирав одеяло с себя. Тсуна всегда знал, что был достаточно… маленьким подростком. Он жил в вечной надежде, что скоро он внезапно подрастет, но как минимум, Реборн силой добавил его телу мышцы, вместе с мозолями и стертыми от битв костяшками. Рука, на которую он смотрел сейчас, была легкой и изящной. Она выглядела так, будто никогда не держала что-то опаснее разбитой тарелки. Когда он поднес руку ближе, вес на его груди качнулся, и он тупо взглянул вниз, на свою больничную одежду. И на объемные груди, скрытые одеждой. — Хииии!!! — вскрик Тсуны сопровождался столкновением тележки медсестры с чем-то. Она смотрела на пациента с большим шоком. — Доктор! –позвала она кого-то в коридоре. — Савада Нана очнулась! Савада… Нана? Он спрыгнул с кровати, жалко рухнув на пол. Его ноги были не рады энергичной работе, но он смог встать к окну. Когда доктор и медсестра вернулись, он выпрямился и смотрел на отражение в стекле. Его голова была туго обтянута бинтами, но даже без волос Тсуна с легкостью узнавал это лицо. Так похожее на его собственное, но светлее и мягче. Он был в теле своей матери. Врач окружил его, но Тсуна предпочел упасть в обморок, проигнорировав их вопросы. Он вернулся к менее травмирующей тьме.***
Когда он очнулся и помолился, что это все просто было кошмаром. К сожалению, это было не так. И доктор, похоже, не сильно был заинтересован в том, чтобы оставить его в одиночестве, чтобы попаниковать об этом. Вместо этого, ему пришлось слушать из-за чего… Нана была в больнице. — По показаниям свидетелей, Вы как раз выходили из торгового центра, когда водитель потерял контроль над транспортом, — объясняет он. — Он ударил Вас с такой силой, что Вы отлетели на несколько метров, прежде чем врезались в бордюр на другой стороне. Вы были в коме почти 3 недели. Честно говоря, это удивительно, что Вы вообще очнулись. Прогноз не был особенно обнадеживающим, — закончил он. Тсуна тяжело сглотнул. Очевидно, первоначальная версия доктора была правильной — единственная причина, по которой это тело все еще дышало, была в том, что его мать покинула его. — П-простите, но…что насчет… моего сына? — спросил он, сжавшись от нелепости этого заявления. Однако доктор, казалось, испытал облегчение от того, что Нана может ответить. — Не беспокойтесь, Савада-сан, — утешил он. — Согласно моим заметкам, мы не смогли связаться с Вашим мужем, но Ваши соседи были достаточно любезны, чтобы временно приютить его. Тсуна нахмурился. — Но разве я, э-э…он не был ранен? В школе? При этих словах доктор нахмурился, прежде чем разразиться веселым смехом. — Не беспокойтесь, Савада-сан. Сомневаюсь, что малыш может попасть в слишком большие неприятности под присмотром. Детский сад Намимори очень безопасен даже для самых неуклюжих детей. Глаза Тсуны расширились в недоумении. Малыш? Снаружи поднялась какая-то суматоха, и доктор широко улыбнулся. — Ах, помяни черта. Мы позвонили Вашим соседям, чтобы сообщить им хорошие новости, и они подумали, что Вы, возможно, захотите увидеть своего мальчика. Мне отправить его сюда? Тсуна почти машинально кивнул, и доктор вышел за дверь. Через несколько мгновений вошла женщина, неся маленького мальчика в зеленой рубашке и с пушистыми каштановыми волосами. — Мама! Его лицо побледнело, а тело застыло в ужасе, когда слишком юного Тсунаеши положили на кровать. Он выскользнул из рук женщины и заключил его в объятия. Что? Как? Другой Тсуна отстранился, смотря на него растерянными глазами. — Мама? Это вывело его из задумчивости, он обнял Тсуну, крепко прижав к себе. — Извини… Тсу-кун, ох. Мама немного замечталась. Улыбка показывала, возможно, слишком много зубов, чтобы быть настоящей, но все в комнате, казалось, купились на это. Малыш снова обнял ее, умостившись получше. Его маленькое тело в конце концов прижалось к ее груди, и у Тсуны перехватило дыхание, получив еще одно болезненное напоминание о том, что она была там.***
Визит был коротким, хотя его младшую версию пришлось оттащить с заплаканными глазами. Когда соседка Наны ушла, доктор спросил его, не знает ли он другого способа связаться с Иемицу. Тсуна мог только покачать головой. Он даже не был уверен, как его мать обычно связывалась с ним, и, вероятно, сейчас было бы неподходящим моментом, чтобы опробовать номера, связанные с CEDEF, если он вообще сможет вспомнить хоть один для начала. Наконец доктор ушел, и Тсуна остался наедине со своими мыслями. Его мать попала в аварию, в школе не было взрыва, и «он», видимо, все еще был ребенком. Вдобавок ко всему, он был заперт в теле своей матери. Был ли это Мукуро? Какой-то его вид одержимости, когда он помещает оригинальную душу в другое тело? Это звучало как что-то, что его Туман мог что-то сделать…но это не объясняло, почему Тсу… другой он, был так юн. Какое-то путешествие во времени? Был ли взрыв в школе на самом деле не взрывом, а тем, что Бовино возились со всем, когда ты думаешь, что они усвоили свой урок и прекратили? Но, насколько он помнил, его мать никогда не попадала в какие-либо опасные для жизни несчастные случаи. Это не было его прошлым. …Но так и должно было быть, потому что он отчетливо помнит Госта, который был воплощением всего того, почему не стоит пытаться попасть в чужой мир. Все здесь было невозможно! Две недели спустя у него все еще не было больше ответов, и ничего, кроме упавшего сердца, когда он понял, что его собираются освободить и вытолкнуть из подвешенного состояния, в котором он жил, в жизнь Савады Наны. Другой он — Тсу-кун, мысленно поправил он себя. У него перехватывало дыхание каждый раз, когда он пытался назвать его Тсуна. Это был лучший компромисс, на который он мог пойти. Малыша приводили в гости несколько раз в неделю, и благодаря его соседке, Сато-сан и рассказам малыша, ему удалось собрать воедино повседневную жизнь Наны. Честно говоря, это звучало очень похоже на то, что расписание его собственной матери не сильно изменилось в течение следующих 15 лет. Ее жизнь состояла из работы по дому, приготовления пищи, заботы о Тсу-куне и мечтаний об Иемицу (Сато-сан могла сказать несколько довольно сильных слов об этом человеке, учитывая его полное отсутствие, и Тсуна был рад их услышать). На самом деле у нее не было ни близких друзей, ни хобби; она просто вела хозяйство и души не чаяла в мужчинах своей жизни. Это означало, что было мало людей, которые заметили бы, что… «она» (глубокий вдох, Тсуна, глубокий вдох) вела себя по-другому. Тсу-кун мог бы, но ему было 2 года, и его пламя и интуиция были запечатаны. Согласно тому, что рассказала ей Сато-сан, Иемицу 2 месяца назад навестил их с пожилым джентльменом, а затем исчез. Тсуна начал вести себя довольно неуклюже, и Сато предположила, что он ведет себя так из-за своего пропавшего отца, но «Нана» настаивала, что Тсуна просто растет. Иемицу определенно что-то заметил бы, но, учитывая, что Нана была госпитализирована более месяца назад, и от этого человека не было ни единой весточки, Тсуна сомневался, что ему придется беспокоиться о том, что Вонгола узнает об этом в ближайшее время. Хотя это заставило его скрипнуть зубами — он знает, что пламя и кольца на самом деле будут недоступны по крайней мере еще десять лет, но, насколько он знает, солнечное пламя могло бы спасти Нану этого мира. Возможно, даже пламя тумана, если бы они действительно были в отчаянии. Вдобавок ко всему, если бы он не проснулся, Нана была бы мертва, а Тсу-кун отправился бы в детский дом. Он знал, что его отец всегда был отстраненным, но не послать даже открытку с пожеланием выздоровления? Он стискивает зубы и сглатывает, старая боль от пренебрежения смешивается с яростью из-за несправедливости к верности его матери, и он пытается сосредоточиться на будущем. Как только он выйдет за эту дверь, в обозримом будущем ему придется стать Савадой Наной. Он должен быть матерью Тсу-куна, иначе его младшая версия все равно может оказаться в приюте. Возможно, он не хочет этого мира, но, пока он не найдет выход, он должен продолжать действовать. И, эй, вряд ли это первый раз, когда вселенная решила, что он должен играть роль, нравится ему это или нет, верно? По крайней мере, его мать тоже не обязательно должна быть Боссом мафии. Странно, но это не слишком утешает. Вонгола была ужасающей и сумасшедшей, и двадцатью семью различными видами нарушения закона, но она пришла с друзьями, наставниками и удивительным количеством счастья, смешанного с безумием. Эта жизнь одинока и мучительна. Тсуна всегда был неуклюжим без своей предсмертной воли, но он никогда не чувствовал себя пойманным в ловушку своими размахивающими конечностями и двумя левыми ногами. Это тело обладает собственной грацией, которая иногда удивляет его, но он остро осознает, каждую секунду каждого дня, что это не мужское тело, и меньше всего принадлежит ему. То, как он двигается, то, как он действует, изучая, откровенно говоря, довольно ужасающую динамику ванной, все это неправильно, и его собственные реакции заставили его рухнуть на пол, дернувшись, как будто он может выпрыгнуть из кожи. Как, черт возьми, Мукуро выжил, обладая Хром все эти годы? Он никогда не испытывал недостатка уважения ни к одному из своих туманов, но, честно говоря, он явно не отдавал им должного уважения, когда дело доходило до обмена телами. И, за исключением Сато-сан, которая несколько раз заглядывает, чтобы убедиться, что они оба еще живы, прежде чем полностью исчезнуть из их жизни, в дверь никогда не звонят. Ни друзей, ни коллег, ни даже продавца от двери до двери. У Тсуны есть работа по дому и приготовление пищи (ни в том, ни в другом он никогда не был хорош, и в конечном итоге обвинять его в травмах не сработает) и забота о своем младшем «я», что является возрожденным уровнем пыток. Это не вина мальчика, Тсуна это знает. Ему 2 года, и он совершенно не осознает, что человек внутри этого тела не его мать, но это не меняет того факта, что Тсуна вздрагивает каждый раз, когда слышит слово «Мама», и все еще не может называть его «Тсуна» или «Тсунаеши», не желая разрыдаться. Он плохо ладит с детьми, и никогда не ладил. Люди всегда предполагали, что это так, но Ламбо сводил его с ума в хороший день, И-пин почти не требовала никакого присмотра, а Фуута был относительно самодостаточен. Признаться честно, это его младшая версия… У него есть некоторое представление о том, как он будет реагировать, но каждое взаимодействие ощущается так, как будто оно происходит с пистолетом, приставленным к его голове. Он пытался облегчить это, сократив количество времени, которое они проводят вместе, но это только делает Тсу-куна еще более прилипающим. Он также возвращается из детского сада с синяками. Тсуна знает по памяти, что большинство из них от падения и спотыкания о собственные ноги, но пройдет совсем немного времени, прежде чем к физическому присоединятся оскорбления, создавая основу для «Бесполезного Тсунаеши». Но как он должен помочь своей младшей версии, когда он даже не смог остановить это в первый раз? Это спираль неуверенности в себе и ненависти, в которую Тсуна случайно попал и, похоже, не может выбраться. На самом деле, Тсуна, вероятно, продолжал бы тонуть, пока не достиг бы дна, если бы не звонок в дверь, раздавшийся через неделю после его выпуска из больницы. Он только что отправил своего младшего «я» наверх, уложил его в постель и выскочил, прекрасно понимая, что ребенок надеялся, что мать прочтет ему сказку, и ненавидел себя за то, что у него не хватило решимости сделать это, когда услышал звонок. Это был такой странный звук. Странно его слышать. Солнце садилось — Сато-сан сейчас не придет. О господи… Неужели это Иемицу? Он не был готов к этому! Он спускается по лестнице и открывает дверь дрожащими руками, только чтобы растерянно моргнуть, когда не видит ничего, кроме пустого воздуха. — Добрый вечер, Савада Тсунаеши. Он замер и медленно опустил глаза на землю, где стоял маленький ребенок. Она была одета в белое, с уникальной отметиной на щеке и в шляпе почти такого же размера, как и она сама. Аркобалено улыбнулась. — Меня зовут Луче. Могу я войти?