Я иду по комнате,
Мой труп зовёт на помощь.
Кем я был вчера,
И кто сегодня я —
Не помню.
Там царил бардак,
Но здесь мне вряд ли будет лучше,
Сломанной игрушке,
Никому не нужной.
Я иду по дому,
Где кричат от боли стены.
Дом, где всё живое,
Кроме тех,
Кем он населен.
Дом, где всё знакомо.
Дом, где всё спокойно.
Без дверей и окон,
Без дверей на волю.
— Доверься мне, дитя. Ослепительно яркий свет заставляет Донну зажмуриться. Прищурив глаза, она видит силуэт, напоминающий человеческий. За спиной фигуры раскрываются шесть огромных крыльев. — Подойди ближе. Приятный, тягучий, как мëд, голос отдаëтся эхом в еë голове. Она несмело делает шаг вперëд. Затем ещë один. И ещë... Кончик крыла касается еë подбородка. — Ты обретëшь новую семью. Новый дом... НОВЫЙ ДОМ! Ласковый голос сменяется жутким, нечеловеческим. Чьи-то бледные руки крепко вцепляются ей в горло. Свет резко гаснет... — ОСТАВЬ СВОИ МЕЧТЫ И МЕТАНИЯ. Что-то острое полоснуло еë по лицу, затем вонзилось в голову... — ПРОСТО ЖИВИ СЛЕПОЙ, КАК МЫ. Сотни голосов, перекрикивая друг друга, зазвенели у неë в голове: — ...Конечно, а ты всë жрëшь, и тебе вечно мало?!.. — ...Этот человек здесь никому не нужен... — ...Сколько раз я тебе говорил: не бегай по лестнице!.. — ...Но это жертва ради высшей цели! И ты ещë считаешь себя преданным ей?!.. Голоса слились в трудноразбираемый гул. И только один из них чëтко выделялся из этой какафонии. Чьи-то булькающие всхлипы и отчаянные рыдания становились всë громче, перекрывая собой общий гвалт: — Донна? Донна, ты спишь? Почему ты не слышишь меня? Пожалуйста, проснись! Не оставляй меня! Донна!.. ...Донна просыпается и рывком садится в кровати. Еë бьëт озноб, ей трудно дышать. Сердце бешено колотится, на лбу испарина. Жадно хватая ртом воздух, Беневиенто судорожно шарит рукой по жëсткой металлической поверхности койки, но, к своему ужасу, не находит ничего. Где Энджи? Донна соскакивает с кровати и заглядывает под неë, но и там куклы не обнаруживается... Паника прекратилась так же неожиданно, как и началась. Только теперь Донна почувствовала под босыми ступнями холодную каменную плитку и ощутила острую боль в голове. От боли ей хотелось кричать, но из груди вырвался лишь слабый стон. Сделав пару нетвëрдых шагов, она потеряла равновесие и упала на колени. Повалившись на бок, Донна схватилась за голову, словно это могло унять всë нарастающую боль. Слëзы ручьëм хлынули из единственного глаза... Если в минуту горя некому было утешить Донну, с этой задачей вполне справлялась Энджи. Конечно, чтобы успокоиться, было недостаточно обнять куклу. Она давала своей хозяйке иллюзию поддержки, помогала ненадолго заглушить страдания. За всю жизнь Беневиенто смогла провести без неë всего лишь один день... Но сейчас еë уже не волновало, рядом Энджи или нет. Ей хотелось одного: прекратить свои мучения. Не важно, каким способом. Только бы эта боль прошла... Успокоение наступило на удивление быстро. На смену отчаянию пришло полное опустошение. Каменный пол на секунду показался Донне теплее еë собственного тела. Тяжело выдохнув, она перевернулась на спину и уставилась в потолок, на котором ровными рядами висели небольшие круглые светильники. Донна никогда раньше не видела таких. Их мягкий голубоватый свет не раздражал глаза, не приносил тепла. Он давал ощущение умиротворения, вводил Беневиенто в подобие лëгкого транса. Какое-то время она просто лежала на спине, будто задремав с открытыми глазами... Она осторожно приподнялась. Боль в голове утихла, но шея слегка ныла. Донна потëрла больное место рукой. На пальцах осталось чëрное вещество, напоминающее сажу. Донна встала и оглядела комнату в поисках зеркала. Но в помещении, больше напоминавшем длинный коридор, не было ничего, кроме металлических кроватей без матрасов и одеял. Почти все были заняты человеческими фигурками, одетыми в тëмную робу, напоминавшую тюремную. Люди выглядели совершенно мëртвыми. Никто не бормотал во сне, не переворачивался с боку на бок. Не было слышно даже характерного для спящих сопения. Что это за место? Кто и зачем поместил еë сюда и забрал у неë Энджи? Что с ней произошло? Вдруг взгляд Донны остановился на телевизоре, висевшем прямо над еë койкой. Забравшись на кровать, она привстала на носки, чтобы лучше разглядеть своë отражение в экране. На шее чернели пятна, напоминающие отпечатки ладоней. На лице, помимо привычной опухоли от каду, красовался длинный рубец от лба до подбородка. Проходя в считаных миллиметрах от уголка глаза, он слегка задевал нос и рассекал губы. Донна стряхнула сажу с шеи. Выходит, то, что с ней произошло — не сон? Но что это было? Вдруг экран телевизора загорелся. Динамик затрещал, и на всë помещение раздался низкий, искажаемый помехами голос: — ДОБРОЕ УТРО, ДЕМА! Донна испуганно попятилась назад. Еë нога соскользнула с койки, и она, едва не задев головой стоявшую рядом кровать, растянулась на полу. Шрам напомнил о себе жгучей болью. "Только не снова!" — пронеслось в голове Донны. Ей хотелось убежать, или, на худой конец, забиться в угол, спрятаться под кровать, закрыв руками лицо, но она не могла не то что встать — даже зажмуриться Беневиенто была не в силах. Яркий свет слепил ей глаза, но она не могла отвести взгляд от экрана, на котором постепенно начало проявляться изображение, напоминающее звезду с девятью изогнутыми лучами и улыбающейся рожицей в центре. Из динамиков доносилась жизнерадостная мелодия, перебиваемая нестройным хором монотонных басовитых голосов. Из этого трудноразбираемого гомона слух Донны выхватывал две относительно внятные фразы: "НЕ ВАЖНО" и "ХРАНИ СВОИ СВЕТЛЫЕ ДНИ". Беневиенто была не в силах вникнуть в смысл не то чтобы целых фраз — даже отдельные слова стали для неë шумом, звучащим то ли снаружи, то ли в еë голове. От боли потемнело в глазах... Вдалеке замаячило белое пятно. По мере приближения его очертания становятся чëтче, и вот оно превращается в Луну с ухмыляющейся физиономией. Теперь она настолько близко, что на ней отчëтливо видна каждая трещинка-шрам, каждый кратер-язва; выделяются чëрные прорези глаз, мясистые губы, напоминающие толстых личинок... И вдруг — удар! Взрыва не слышно, но видны его ужасающие последствия: огромная вмятина на месте левого глаза, в центре которой торчит тяжëлый снаряд. Ночное светило тут же меняется в лице. Его губы скривились от боли, единственный глаз, вращающийся в орбите, полон гнева и обиды... Донна отвернулась от экрана и прижалась к отцу. В носу покалывало, на глаза наворачивались слëзы. Крепко зажмурившись, чтобы не заплакать, девочка уткнулась в отцовское плечо. Тëплая шерстяная жилетка пахла кофе, красками и деревом. Донну успокаивал этот запах: Беневиенто-старший каждый день приносил его из мастерской. Иногда он брал с собой и дочь. Ей нравилось наблюдать, как отец вырезает и гладко шлифует головы и тела будущих кукол, шьëт для них крошечные платья и штанишки, подолгу расписывает их лица, из-за чего они казались почти живыми. Того и гляди, игрушка захлопает глазами, замотает головой и засмеëтся, и Донна засмеялась бы вместе с ней, и они обязательно подружились бы... Но отец клал новую куклу в коробочку, перевязывал еë бечëвкой и относил в деревню, к пузатому улыбчивому торговцу. Тот всегда интересовался, как зовут новую красавицу, и отец обязательно поручал выбор имени Донне. Она старалась придумать как можно более необычное и странное имя, отчего торговец всегда смеялся и хвалил девочку за изобретательность... — Что случилось, маленькая? Тëплая ладонь гладила Донну по голове. — Злые люди сделали Луне больно! — она указала на экран. Астрономы, высыпавшие из космического корабля-снаряда, ликовали, обнимались и поздравляли друг друга. — Теперь она обидится и больше не выйдет на небо. И не будет дружить со мной! С детства Донна считала Луну своим другом. Ночью она могла подолгу стоять у раскрытого окна и что-то шептать, устремив взгляд к сияющему диску. Конечно, светило не отвечало ей, но она верила, что оно просто очень внимательно слушает еë рассказ... — Это всего лишь фильм, Донна. Эти люди никогда не летали на Луну. А на тебя, — отец подмигивает дочери, — Ей обижаться не за что. Шмыгнув носом, девочка закрывает личико руками. — Это страшный фильм! Я не хочу больше смотреть... — Хорошо, не будем. Время уже позднее, надо спать ложиться. Пошли умываться... Донна быстро взбежала вверх по лестнице, стараясь не смотреть в окно. Ей казалось, что одноглазая Луна наблюдает за ней. Забежав в свою комнату, она закрыла дверь, юркнула под одеяло и зажмурилась. Но даже при закрытых глазах ей виделось бледное, испещрённое кратерами лицо и слышались глухие, жалобные стенания. От пробитого ракетой глаза тянулась тонкая тёмная струйка. Это слёзы или кровь? Постепенно черты лица Луны становились всё менее чёткими, само оно начало принимать форму квадрата, а стон превратился в сплошное монотонное гудение... Донна слегка подвигала затёкшей рукой, затем, осторожно поднеся ладонь к лицу, протёрла затуманенный глаз. Над ней висел всё тот же телевизор, издававший протяжные гудки. В центре экрана снова появилась улыбающаяся звезда и надпись: "ПРИЯТНОГО ДНЯ!" Беневиенто медленно приподнялась, шевеля онемевшими пальцами ног и потирая ушибленные части тела. Кое-как встав на ноги, она села на ближайшую койку и начала осматриваться. Люди, до этого лежавшие на своих кроватях, сгрудились у телевизора. Кто-то сидел на полу, продолжая таращиться покрасневшими глазами на экран. Высокий, чуть сутуловатый молодой человек с перебинтованной головой ковылял к своей койке, то и дело спотыкаясь. Пожилая женщина, забившаяся под кровать, прижимала колени к груди и бормотала: "Пьяных, старых — вас всех спрячут..." Её роба была порвана в области плеча, и на коже виднелись следы ранения. Одна девушка, забравшись на кровать, припала к экрану телевизора, и сквозь отчаянные рыдания повторяла: — Нас не существует! Они не видят нас! Стоящий рядом полноватый небритый мужчина сердито прикрикнул на неё: — Да заткнись же ты, Роксана! Взгляд Донны остановился на странной парочке. Худощавый мужчина сидел возле её койки, прислонившись спиной к стене. Рядом с ним пристроилась женщина, поджавшая колени к груди и положившая голову на его плечо. Её мокрые тёмные волосы были собраны в подобие пучка на затылке, но некоторые пряди выбивались из него, спадая на бледно-синеватое лицо. Одежда на обоих была изодрана, но на левой стороне груди у каждого всё ещё можно было различить надписи красного цвета: RE8VLG-?. Б. и RE8VLG-?2. Б. Кожа на открытых участках тела была усеяна ещё не зажившими ранами, какие бывают от падения на острые камни. Донна осторожно коснулась руки мужчины. Его кожа была чуть теплее каменных плит, на которых он сидел. Его грудь не вздымалась, рот был слегка приоткрыт, а глаза — вытаращены. Почему его лицо кажется ей таким знакомым, будто она уже видела его? Вдруг её сердце замерло. Внутри похолодело, к горлу подступил ком. Шрам на лице слабо заныл. — Папа? — одними губами прошептала она. — М-мама? Сделав несколько шагов назад на подкашивающихся ногах, Беневиенто круто развернулась и резко сорвалась с места. Донна, не оглядываясь, бежала вперёд, наступая на ноги не успевшим добраться до кроватей соседям. Она не слышала слабых вскриков и недовольного бормотания, не видела, куда бежит, из-за навернувшихся слёз. Тёмные одежды и бледные лица людей, голубоватые отблески на гладких поверхностях коек — всё слилось в единый поток... Толкнув локтем тяжёлую дверь, Донна успела пробежать ещё несколько метров, прежде чем почувствовала, как её ладони резко упёрлись во что-то твёрдое и холодное. Затем последовал удар головой. В глазах что-то вспыхнуло, затем потемнело. Донна вскрикнула, попятилась назад и, не удержав равновесие, упала на спину. Она перевернулась на бок и схватилась за голову. От боли ей хотелось плакать ещё сильнее. Вспомнив предыдущий опыт, она попыталась успокоить себя тем, что всё пройдёт быстро, но боль только усилилась. Донна сжала голову ладонями, будто тисками. Тихий плач перешёл в рыдания, а затем — в крик: — ЗА ЧТО?! Отчаянный вопль эхом разносился по пустынному коридору. Донна чувствовала себя такой крошечной, беззащитной, брошенной в чужом, холодном мире, где никто больше не услышит её зов... Она в бессильной злобе стучала кулаком по полу, царапала каменные плиты. Сначала у неё отняли Энджи. Теперь она стала свидетелем смерти самых близких ей людей... А кто такая Энджи? И была ли у неё семья на самом деле? Единственное, что она точно помнит, — это собственное имя. Но вдруг и это — обман? Боль утихла. Беневиенто перевернулась на спину, набрала в лёгкие побольше воздуха, судорожно выдохнула и закрыла глаза. Что, если это — всё-таки сон? Но почему боль, которую она испытывает, кажется такой реальной? А что тогда она увидела, когда включился телевизор? Утерев слёзы рукавом, Донна поднялась и хотела было отряхнуть пыль с робы, но с удивлением обнаружила, что на одежде не было ни одной пылинки. Затем она подняла голову и огляделась. По обе стороны от неё тянулись ряды толстых, абсолютно лишённых декора серых колонн, уходившие вглубь бесконечного коридора. На каждой из них были закреплены лампы, источавшие всё тот же холодный голубоватый свет. Лампы были самых различных форм: в виде зонтика, глаза, наконечника вил, фотоаппарата, ящика и даже миниатюрной лестницы, причём нигде не было двух одинаковых. Высокий сводчатый потолок, однако, был лишён освещения. С правой стороны за колоннами были видны высокие, закрытые решётками окна. На стёклах имелся незамысловатый рисунок из розовых, голубых и оранжевых пятен. Это не было похоже на витражи — скорее, стёкла просто были закрашены. Донна подошла к одному из окон и попыталась соскоблить немного краски, но та была слишком прочной, и ноготь просто соскальзывал. Это место вызывало у неё всё больше вопросов. Зачем кому-то понадобилось закрашивать окна? И зачем решётки? Это тюрьма? Но за что Донна здесь оказалась? И почему двери в комнатах не заперты? Почему люди здесь выглядят такими усталыми? Почему не пытаются выйти? Почему они просыпаются, только когда включается телевизор? И для кого в коридоре установлены эти странные лампочки, если по нему всё равно никто не ходит? Или ходит? Вдруг в этом месте есть ещё кто-то, кроме тех людей? Ведь если это тюрьма, то узников должен кто-то охранять... Кто может патрулировать пустые коридоры, пока узники спят? Вооружённые стражники? Или неизвестное чудовище, пожирающее всех, кто осмелится сбежать? От этой мысли Беневиенто стало не по себе. Может, стоит вернуться в комнату и попытаться заснуть? Так будет безопаснее... Но если она продолжит прятаться, она так ничего и не узнает. А может, и умрёт однажды, не проснувшись после выключения телевизора... К тому же, здесь её вряд ли будут преследовать странные видения и жуткая боль. Нужно исследовать это место. Только не забывать об осторожности... И стараться не шуметь. . Тихими, почти бесшумными шагами она направилась вперёд. Спустя некоторое время она остановилась у ответвления, ведущего налево. Впереди же начало вырисовываться подобие арки, над которой была выбита надпись. Прищурившись, Донна смогла прочитать: "ОКРУГ РЕИСИДРО" Она оглянулась назад. В другом конце коридора маячила такая же арка, но с другой надписью, гласившей: "ОКРУГ ЛИСДЕНА" Девушка задумалась. Куда лучше пойти? Прямо? Назад? Или же сначала изучить свой "округ" будет более благоразумным решением? Беневиенто посмотрела налево. На секунду ей показалось, что она слышит осторожные шаги из конца прохода. Она вслушалась внимательнее, но больше ничего расслышать не смогла. Сколько бы она не всматривалась в погружённый в полумрак коридор, она не могла ничего увидеть, но её не покидало ощущение, будто кто-то или что-то следит за ней. — Здесь... кто-нибудь есть? — негромко спросила она. В ответ — тишина. Донна зябко поёжилась. Ей кажется, или несколько секунд назад здесь было не так холодно? Вдруг откуда-то слева донёсся низкий голос: — Ты заблудилась, дитя моё? Донна резко обернулась и замерла. Со стороны арки к ней приближалась фигура в кроваво-красном плаще. Она двигалась быстро, но не бегом, а словно скользила по гладким плитам. По мере приближения Беневиенто всё отчётливее видела её лицо. Оно было белоснежным и абсолютно неподвижным, как у гипсовой статуи. На нём не шевелился ни один мускул. Даже глаза, лишённые зрачков, не вращались в орбитах. Руки были почти полностью скрыты длинными, широкими рукавами. Были видны только кончики пальцев, чёрные, будто испачканные в саже. Донна хотела бежать, но её тело будто окаменело. Неизвестный словно пригвоздил её своим пристальным взглядом к месту, на котором она стояла. — Что ты делаешь здесь в такое время? — обратился незнакомец к Донне, оказавшись рядом с ней. — Все уже должны были уснуть. Почему и ты не спишь? Беневиенто не только не знала, что ответить, но и не могла. Даже язык перестал слушаться её. Она продолжала молча стоять, как вкопанная, мелко дрожа, не в силах отвести взгляда от этого каменного, мёртвого лица. — Ты хочешь сбежать? — пробасил незнакомец. Его жутковатый, потусторонний голос звучал на удивление спокойно. — Послушай, дитя, в этом нет необходимости. Мы не хотим причинить вам боль. Наоборот, мы пытаемся вас защитить. Кто знает, что тебя ждёт ТАМ? Кем ты станешь, проснувшись? Проснувшись? Значит, это всё же сон? Но вряд ли достаточно было ущипнуть себя за нос, чтобы пробудиться. Ведь даже сильная боль не могла вернуть Донну к реальности. В детстве ей рассказывали историю о человеке, который заснул на несколько лет и, когда он проснулся, мир изменился до неузнаваемости. Что, если с ней сейчас происходит то же самое? — Ведь не зря говорят, что неведение блаженно. Не лучше ли спокойно умереть здесь, чем погибнуть в неизвестном мире? Страж протянул руки и провёл ладонями по шее Донны, оставив две чёрные отметины. — Пойдём, дитя. Оставь свои мечты и метания. Они погубят тебя. Не лучше ли быть слепой? Весь страх Донны сразу улетучился. На смену ему пришло полное спокойствие и безразличие. Она послушно зашагала в сторону своей комнаты... Несколько раз ей казалось, что кто-то прячется в тени, перебегая от колонны к колонне, но она не придала этому значения. В её голове была только одна мысль: поскорее вернуться ко сну. Уже подходя к двери своей комнаты, она услышала тихий всхлип откуда-то справа. Беневиенто нехотя повернулась к источнику звука... За одной из колонн стояла скрюченная фигурка. Её горб был настолько большим, что роба местами рвалась на нём, и огромные жировые пузыри на спине поблёскивали в голубоватом свете ламп. Вцепившись в каменный столб крючковатыми пальцами, существо с опаской разглядывало идущих. Его короткий нос был сморщен, толстые жабьи губы и дряблые щёки то и дело подрагивали, будто оно было готово заплакать. Вдруг, встретившись взглядом с Донной, наблюдающий начал резко меняться в лице. Его морщинистую, усыпанную бородавками физиономию перекосило от ужаса. Маленькие, глубоко посаженные мутные глаза округлились и поползли на лоб. Со страхом и мольбой глядя на Беневиенто, существо прохрипело: — Не мучай меня! Оставь меня в покое!