Поцелуй мою больную душу

Рыжий всегда целовал раны Вальта, «чтобы не болело». Целовал порезы от бритвы на щеках, пачкая лицо в пене. Целовал пальцы и губы, когда Валет обжигал их о горячий чай или кофе. Целовал в лоб, когда он врезался в открытую дверцу кухонного шкафчика. Однажды Валет неудачно налетел рукой на кактус. Рыжий вытаскивал занозы из ладони любимого, а потом целовал каждую ранку, думая, куда бы выслать чересчур осмелевшее растение. ~~~ Как-то утром Рыжий просыпается от неприятного ощущения холодной пустоты. Он с трудом разлепляет глаза и понимает, что Вальта действительно рядом нет. — Mon amour?.. — зовёт хриплым со сна голосом, но никто не отзывается. Парень вздыхает, садится на кровати, заворачивается в одеяло и отправляется проверять все комнаты. Валет обнаруживается в самой дальней из них, забившимся в тёмный угол между стеной и шкафом. — Эй, любовь моя, ты чего? — вытащив парня на свет, Рыжий видит, что лицо у него красное и опухшее, и сразу понимает — он очень долго плакал. — Что случилось? — Ничего, — шмыгает Валет и пытается отвернуться, но Рыжий хватает его за щёки и разворачивает лицом к себе. — У тебя глаза красные, как у кролика-алкоголика. Расскажи, кто тебя расстроил? Я сегодня же вечером принесу его голову к твоим ногам. Вроде как шутливая фраза, сказанная без единой искорки смеха в глазах, и на секунду Вальту кажется, что муж действительно может и не такое. Парень тяжело вздыхает и поднимает руку. Рыжий, с полужеста понявший немую просьбу, ласково, но крепко сжимает его кисть. — Ты знаешь про моих родителей… Сегодня ровно восемь лет… с той катастрофы… — слёзы снова бегут по щекам неудержимым потоком. Рыжий сгребает мужа под одеяльные крылья, тот утыкается ему в шею и плачет в голос. Бывший крыс баюкает любимого в своих руках, гладит по голове и думает, как бы ему хотелось поцеловать израненную душу Вальта, чтобы та наконец перестала болеть. Сам он совсем не помнил маму и папу. Часто шутил, что его отец — Дом, а мать, по всей видимости, — Изнанка. В детстве очень много расспрашивал могильных пауков о своих документах и о том, что можно узнать из них о семье. Пауки отмахивались, мол, очень мало, практически ничего, и вообще пора ставить укол, а потом необходимо поспать, чтобы лекарство лучше подействовало. Мальчика это расстраивало, и однажды Рыжая, заметив это, пообещала ночью пробраться в хранилище и притащить его документы. Вернулась она с пустыми руками и виноватой мордочкой. — Ничего нет. Совсем. Я весь кабинет трижды перерыла… С того самого момента к Рыжему прочно приклеилось определение «ребёнок Дома». Таких детей было мало. Рыжий, Шакал Табаки из Четвёртой, Красавица из Третьей и Мертвец из родного Крысятника. Эта тема никогда не обсуждалась вслух из нескольких соображений — Шакала тут же пробирала ностальгия, и он заводился на ближайшие пару часов. Из его угла сыпались нескончаемые рассказы и сказки о прошлом Дома, и поначалу это было даже интересно, но уже к концу первого часа от них уставал даже Рыжий. Красавица резко менялся в лице от одного только намёка на фразу «ребёнок Дома», замолкал, опускал глаза и становился ещё более неуклюжим, что грозило Птичнику в лучшем случае парой разбитых цветочных горшков. И только однажды бывший главный могильный Нежилец позволил себе помолчать на эту тему с состайником. Мертвец курил, сидя на коридорном подоконнике и комкал в руках своё свидетельство о рождении, в котором в графах «мать» и «отец» красовались два толстых чёрных прочерка. Рыжий вспомнил, как искренне сочувствовал другу в тот момент. Но мужу сейчас он сочувствовал куда больше. Что страшнее: никогда не знать своих родителей и задаваться вопросами о том, кто они, какими они были и почему бросили тебя в детском доме, или хорошо помнить маму и папу, любить их, понимая, что если бы они были живы, ты никогда не оказался бы в этой дыре, никогда не подвергся бы настоящей псовьей травле, никогда не увидел бы, как твой вожак готовится свергнуть твоего друга детства, а потом этот самый друг убивает твоего вожака? Безусловно, для кого как, но Рыжий считал, что Вальту в данном случае было гораздо больнее. Будто угадав его мысли, парень чуть отстраняется и шепчет: — Поцелуй мою больную душу… И сердце поцелуй, чтобы не кололось… Рыжий, уже сам еле сдерживающий слёзы от мысли, что любимому больно, а он ничего не может сделать, касается дрожащими пальцами его груди, наклоняется и целует туда, где бьётся сердце. Валет глубоко вздыхает. — Оно твоё. Израненное, избитое, искалеченное… Моё сердце принадлежит тебе. — И я сделаю всё, чтобы вылечить его, и больше никогда и никому не дам в обиду, — шёпотом обещает Рыжий и ласково касается щеки возлюбленного, втягивая его в нежный, тёплый поцелуй.