Кто он для тебя?

      Не стоит спрашивать, почему я взялся заниматься сексом за деньги. Даже и за весьма приличные. Просто… так получилось. И я бы не сказал, что я бедный и несчастный, вынужденный продавать свое тело, чтобы не ночевать на улице. Или таким образом зарабатываю на образование для получения в будущем солидной должности, счета в банке, дома и возможности жить как большинство добропорядочных американцев. Хотя отрицать не буду, пользовался этой легендой не раз, когда у клиентов появлялась охота поговорить — радует, что не слишком часто. Мне давно уже неинтересны «трудовые беседы». Тем более, что трудиться при желании можно много. Наверное, потому что я молодой, симпатичный, блондин от природы и действительно люблю секс. Не скажу, что со всеми подряд, но все-таки большинство моих клиентов весьма приятные мужчины: чистые, пахнущие туалетной водой, а порой даже и достаточно привлекательные. Такие, для которых поиск партнера на одну ночь проблем бы не составил. Но, видимо, они не хотят заставлять себя поддерживать разговор, наблюдать, как случайный парень одевается и вызывает такси… Со мной ничего этого не требуется. Деньги — и все, что пожелаете. Имя? Редко спрашивают, и еще реже отвечаю — всегда проще соблазнительно улыбнуться и небрежно поинтересоваться: «А как бы ты хотел, чтобы меня звали?». Обычно этого бывает достаточно. Хороший, кстати, способ прекратить болтовню — в конце концов, меня приглашают не для этого. Этот заказ я получил ближе к ночи, рассчитывая провести ее у телевизора или с книгой, но звонок из конторы нарушил спокойные планы. Это же рядом с Либерти-авеню? Что, в гей-квартале пропали хастлеры? Уничтожены как класс? Вспомнилось дурацкое выражение времен школы: «возить уголь в Ньюкасл». На самом деле, меня чаще вызывали в респектабельные дома Питтсбурга, куда попадал через черный ход, или же в гостиничные номера, чтобы респектабельные отцы семейств могли предаться страсти вдали от семьи. Но туда? Ладно хоть к одежде требований особых не было: Энн, именующая себя диспетчером, сказала: «Оденься как обычный подросток». Одной проблемой меньше: именно такие вещи на мне сейчас и были. Не помню, чтобы приходилось долго ждать, а, тем более, стучать несколько раз. Обычно клиент был у двери, и мне хватало нескольких секунд, чтобы выбрать линию поведения и в дальнейшем ее придерживаться. Но парень, соизволивший все же отозваться, оказался слишком красивым, поэтому я несколько растерялся. Он же пытался прикрыться небрежным безразличием. И резко повеяло не то чтобы смущением — таким, как мой сегодняшний клиент, оно вряд ли ведомо — но будто его ледяной водой окатили, а он пытается делать вид, что не заметил. Наверное, придется разрядить обстановку, потому что напряжение, витающее в воздухе, впору было ломать на резкие, неаккуратные куски. Только что с ними потом делать? Так что я сделал вид, что ничего необычного не происходит:  — Привет. Меня зовут… — Слишком поздно спохватился, что не придумал имя — на всякий случай. Да и вообще не имею привычки сам начинать беседу, да еще и с этого!       Но парень избавляет меня от необходимости врать коротким и отрывистым «неважно» — что ж, нашим легче.  — Ну, я то, что ты ищешь? — снова прокололся, едва успев не то что взять, а схватить себя в руки. Но об этом знаю только я — уверен, что лицо осталось спокойно-непроницаемым.  — Достаточно близко. Пока он закрывал дверь, у меня было несколько секунд, чтобы освоиться и беглым взглядом окинуть помещение: стильная квартирка, ничего не скажешь. Но говорить лучше о деле — быстро, чтобы закрыть эту тему и перейти к действиям:  — Тогда это будет триста. Вперед. Сигаретный дым — вот что еще меня удивило. Бледно-серая дымка создавала ауру, которую невозможно было прочесть, пока он спокойно вытаскивал из кармана купюры, бросая: «Спальня вон там». Четко и конкретно. Просто и ясно. Такое впечатление, он и жизнь воспринимает исключительно без полутонов и сложностей. Видимо, произошло что-то непонятное. Но это не мое дело, и размышлять не особо хочется — быстро раздеваюсь, бросив на него пару взглядов, растягиваюсь на кровати. И снова стараюсь не думать, зачем это ему. С такой-то внешностью, отличной квартирой… Опять себя одергиваю: причина, по которой я стал богаче на триста баксов, должна быть последним, о чем стоит волноваться! Чего я не ожидал, так это того, что он уляжется напротив и примется смотреть на меня. То есть вроде бы на меня, и в то же время — сквозь. Это будоражило — не пугало или возбуждало, вовсе нет — несмотря на его красоту и загадочность. Ничего общего с другими моими клиентами: там я легко понимал, что им надо. Снять напряжение, расслабиться, выплеснуть злость, почувствовать контроль над ситуацией, чтобы доказать себе, что от них еще что-то зависит, забыться, отпустить себя, что, возможно, не выходит с постоянным партнером. Здесь же было иное: как будто искал что-то не только во мне, но и в себе. И, наверное, не нашел, потому что я снова прочел разочарование. Не легкое, сиюминутное, а намного глубже. Которое ранит изнутри, оставляя невидимые миру шрамы, и остается только удивляться — почему? Или не удивляться. Потому что все прекрасно понимаешь. Просто сделать ничего не можешь. Или не хочешь. Или боишься. Или не знаешь, как… Знакомо. Не поэтому ли я потянулся его поцеловать? Сантиметр до губ, еще один… и мягкое ускользающее движение отправило лицо в синюю подушку. Постельный нокаут. Вот, значит, как? А когда он нежно коснулся моих волос, словно не решаясь запустить руку, чтобы начать перебирать пряди, а после провел по спине так, что это заставило меня вздрогнуть, стало понятно: он был не со мной. Это принадлежало другому. Тому, кого он хотел сейчас видеть в своей постели. Наверное, мы чем-то похожи…       «Ну что ж, — мелькнуло в мыслях, когда услышал шорох упаковки презерватива, — надеюсь, тебе станет легче». Он оказался неожиданно осторожным, и в движениях бурлило столько эмоций, что они захлестывали, подобно волнам. Смешалось все: он словно прощал и одновременно просил прощения, оправдывался и верил всем оправданиям, звал и отзывался на зов, в то же время за что-то наказывая и себя, и кого-то. Но нежность сменялась жесткостью и неистовством, и чем-то похожим на капризный эгоизм. А в какой-то момент и вовсе «унесло» — не от удовольствия, в техническом плане все было весьма обычно — а от предназначенных не мне чувств, «проводником» которых я стал, хотя и не верю в подобную фигню. Просто подумалось: кто он для тебя? И почему не вернешь его обратно, если необходим настолько, что заставляет выплескивать чувства в пустоту? Она не отзовется!!! Все закончилось резко и неожиданно: он просто упал на меня, уткнувшись в шею, и в послеоргазменном дурмане поцеловал куда-то в ухо, что-то прошептав. Я не разобрал, потому что от неожиданности дернул головой, и слово растворилось в тишине. Думаю, это было имя того, кем он очень хотел, чтобы я вдруг оказался. А после внезапно скатился с меня, распластавшись на кровати, и не шевелился. Я решил пройтись по ночному Питтсбургу до стоянки такси, подышать свежим воздухом, стараясь избавиться от запаха его тела и льдисто-свежей туалетной воды. И от мыслей, которые иногда, по старой памяти, заползали в голову в надежде, что позволю им обосноваться. Что-то вроде «а если бы меня так…». Но это опасно, и я давно научился выбрасывать такое даже из подсознания. Ничего нет. И не будет. Даже если случайно оказался участником подобного отношения к кому-то, это еще не повод мечтать о подобном. Ни к чему хорошему не приведет! И сегодняшняя рабочая смена — не очередное ли тому доказательство?! Я забыл об этом: стараюсь не помнить клиентов, и поменьше думать о работе вне таковой. Обычно удается. Но вечером пару месяцев спустя я выходил из кафе, и среди немногочисленных прохожих мелькнуло знакомое лицо. Тот парень, встреча с которым меня впечатлила — что уж отрицать очевидное — шел, обнимая за плечи светловолосого парня, на самом деле похожего на меня. Разве что я никогда не умел так улыбаться: как будто каждую секунду влюбляю в себя весь мир. Случайный знакомый, чьего имени я так и не узнал, выглядел невероятно счастливым, особенно когда наклонился и коснулся губами щеки своего спутника, а тот сменил одну улыбку на другую. Ту, что для мира, на ту, что для единственного в нем человека. Конечно, они меня не заметили: они не замечали никого вокруг. Но если бы я мог внезапно оказаться в чужом сознании — да, я говорил, что не верю в такое — я бы осторожно вплел в мысли своего разового клиента только одно: «не теряй его больше».