Научи меня любить

С любовью платонической, щедро подаренной матерью, Гаара был знаком, сколько себя помнил — пусть осознание этого пришло уже в том возрасте, когда он управлял Суной. Защита Каруры помогла принять себя, допустить, что кто-то может любить и его. Несмотря ни на что. В жизни Пятого оказалось много дорогих и важных людей: семья, друзья, жители деревни — хотя не все смогли оценить Песчаного как своего каге даже спустя годы правления. Но было ли их достаточно? В глубине души ответ на этот вопрос мужчина в свои сорок лет давал отрицательный. Он бы хотел любить кого-то одного, особенного, и быть искренне любимым в ответ тем же человеком — но кто этого не хочет? Более того, за четыре десятка лет он успел обжечься дважды. И оба раза крайне неудачно. — Это… неправильно, — взгляд Гаары был пустым и грустным. Пальцы крепко сжимали глиняную кружку с чаем, и весь его вид, несмотря на расслабленность, выражал тревогу. — Чисто теоретически, — обронил брат, глотнув собственного напитка. — Но ведь ты даже пытаться не хочешь. — Зачем? — обречённость сквозила в каждой фразе казэкаге. — Уничтожить наши нынешние отношения? Канкуро недовольно фыркнул. — Это же Шинки. Даже если «нет», он уж точно не пошлёт тебя куда подальше. — Ты не он, — Пятый категорично придерживался своей точки зрения, — не можешь знать наверняка. — Не могу, — согласился кукловод, оценив резонность довода младшего брата. — Только мои выводы относительно твоих чувств оказались верными. Так с чего бы мне ошибаться в его реакции? — Потому что мы разные люди. Я твой брат. Ты знаешь меня лучше. И это всё лишь пустые надежды, Канкуро. Ты же не замечал за ним склонности к своему же полу. — Не замечал, — советник поморщился на очередной верный аргумент. — Но, справедливости ради, он и на девочек не засматривается. А давно пора бы. — Тень возмущения собеседником пробежала по лицу Гаары. — И, в любом случае, ты — отдельная категория. — Да. Я — его отец. — Приёмный, — многозначительно указал бокалом в сторону каге телохранитель. — Парень тебя обожает. — Не в этом смысле, — Песчаный со вздохом отставил чай от себя. — Тем больнее ему может оказаться услышать, что я… — вместо слов он махнул рукой. — Возможно, — Канкуро отступать был не намерен, — но ведь можно выяснить не тараном, а намёками. — Недовольное лицо брата почти рассмешило его, но марионеточник смог сдержаться. Ситуация продолжала развиваться в сторону утяжеления. — Но попытаться-то стоит. Казэкаге ответил не сразу. — Почему это так важно для тебя? Окинув брата взглядом «ты вот это сейчас серьёзно?», советник вздохнул. — Потому что я люблю своего младшего брата и искренне желаю ему счастья. Всегда желал. Понимаю, что тебе страшно услышать отказ, учитывая в кого ты умудрился… того самого. Но ты же сам понимаешь, что лучше спросить и отмучаться, Гаара. — Он помолчал, видя, что не убедил собеседника. — Сгоришь ведь. И он чувствует, что что-то не так. С этим Песчаный спорить не мог: сын уже несколько раз спрашивал, всё ли с ним в порядке и предлагал отдохнуть. Отдать ему пост. — Я подумаю, — тихо произнёс каге, поднявшись. — Хочешь, я спрошу? — на отрицательный жест рукой Канкуро сочувственно пожал плечами. Испытывать влечение к собственному, пусть и приёмному, сыну — совсем не то, что Гаара ожидал от себя к сорока годам. И он, несмотря на проявляющиеся странности в поведении, предпочёл бы оставить всё как есть, без раскрытия. Только брат оказался слишком внимательным и допытался до проблемы лучше и быстрее Шинки. А теперь настаивал на полном разрешении ситуации, как Песчаный не пытался отвертеться. Счастье преемника практически с момента их встречи на окраине Суны долгие тринадцать лет назад стало главным приоритетом казэкаге. «И я не могу разрушить ни наши отношения, ни его будущее» — так оправдывал своё бездействие мужчина. Но понимал Гаара и то, что тем, кто действительно определяет своё будущее, оставался сам Шинки. И он, как и отмечал брат, обожал отца и сразу заметил, что что-то изменилось. — Хотя бы как твой сын он заслуживает знать правду о твоих чувствах, — как-то сказал Канкуро. Однако, столько лет занимая высокий пост, Пятый хорошо знал об эффективности «лжи во спасение». Пусть и не был уверен, что в данном случае такой подход уместен. — Шинки? — не дождавшись ответа после стука, мужчина приоткрыл дверь в спальню принца Суны. Преемник редко спал днём, но его организованность допускала хороший отдых ради сохранения большей работоспособности — и Гаара одобрял подобный подход, пусть сам был не способен ему следовать. А сейчас вид спящего на животе сына нежным пламенем выжигал само его нутро. Ноги сами донесли к постели молодого человека, а руки тянулись коснуться шелковистых тёмных волос, торчащих в привычном беспорядке. «Ты заслуживаешь того счастья, какое изберёшь сам», — из желания осторожно разбудить преемника, каге наклонился, чтобы поцеловать того в висок. Именно в этот момент Шинки проснулся. — Отец? — парень повернулся на бок, тем самым сделав угол соприкосновения крайне опасным и загнав Гаару в двусмысленное положение. Мгновения, показавшиеся самому Песчаному вечностью, он сопротивлялся желанию поцеловать юношу в губы и оборвать этот порочный круг недомолвок. Но смог совладать с собой. — Сам проснулся, — мягко улыбнувшись, Гаара потрепал сына за волосы и выпрямился. — М, — несколько раз моргнув, преемник пришёл к выводу, что он сам создал странную ситуацию и, проигнорировав подозрения, сел на кровати. — Добрый вечер. — Добрый. Примешь ванну перед ужином? Шинки размял плечи, потянулся за рубашкой. — Да, пожалуй. — Тогда иди, а я на кухню. — Хорошо. Больше в тот день ничего необычного не происходило, но парень и без того настороженно относился к поведению отца. А, поскольку мужчина продолжал мастерски избегать разговора и съезжать с темы, повелитель сатецу принял решение добыть правду иным способом. Пару дней осторожная слежка не приносила результатов. От личного присутствия парень быстро отказался в пользу третьего глаза, который не так просто заметить, в отличие от человека. Но был и значительный минус — до шиноби доходило только изображение. Впрочем, по губам читать Шинки умел. В конце концов, в день, когда старшие ушли домой раньше, а младший остался доделать несколько отчётов, повелителю сатецу представился шанс разобраться в ситуации. — Должен быть способ выяснить отношения без дополнительных подозрений, — племянник не мог слышать интонацию, но представить её труда не составляло: дядя говорил настойчиво. — Оставить всё как есть — лучший выход, Канкуро, — Шинки в своём кабинете в резиденции нахмурился, пытаясь понять, о чем речь. — Это знание сделает ему больно. Да и мне вряд ли поможет. — Ты как в первый раз недооцениваешь силу любви, братишка. «Любви?» — процент непонимания продолжал расти. — Не учи ученого, — произнесено это, судя по виду казэкаге, было без особого раздражения. Но сын не мог не удивиться выбранной формулировке. — Это не то, что ему стоит знать. — А я ровно противоположного мнения, Гаара. Ты любишь его не только как сына, и потому… Узнать, что советник говорил дальше, Шинки было не суждено — откровение в купе с резким настойчивым стуком в дверь сбили концентрацию и песчаный глаз рассыпался. «Не только как сына?» — машинально поставив печать на рапорт, парень ещё несколько секунд смотрел в пустоту, приходя в себя, и только затем пригласил посетителя зайти. Приняв отчёт, он стал собираться домой. «Что имел в виду дядя?» — в другой ситуации преемник Пятого расценил бы эти слова в каком-нибудь невинном значении, наподобие «человека» или того же «наследника титула». — «Но, учитывая смутность происходящего, контекст здесь явно иной». — Медленно бредя по торговой улочке, Шинки делал вид, что рассматривает витрины. — «Тогда как? Как мужчину?» — он поджал губы и содрогнулся, поперхнувшись воздухом. Предположение было до крайности нелепым, но слишком хорошо вписывалось в происходящее. — «Значит, тогда мне не показалось?» — первым в памяти услужливо всплыло недавнее неудачное столкновение в спальне. — «Да нет. Это же Отец». Вывод становился всё более очевидным. И тем большее сопротивление в его принятии оказывал сын Гаары. — Я дома, — убрав сатецу в свиток, Шинки не торопясь опустился на пол, чтобы снять обувь. Молодому ниндзя было над чем подумать. Его медлительность ожидаемо привела к появлению Песчаного, заинтересованного в причине задержки. — С возвращением, — увидев, как сын протягивает бумажную коробку с лакомствами, каге едва заметно расслабился. — Ты купил моти. — Да, свежие. С зелёным чаем. Они быстро кончаются. — Преемник зашёл в кондитерскую лавку специально, чтобы оправдать свою задержку. Моти в их семье любили, но куда больше Шинки интересовала реакция отца. Которая полностью оправдала его не самые радужные ожидания. — Кто сказал моти? — к спонтанному собранию в коридоре присоединился Канкуро. С радостным видом выхватил коробку у брата. — Наконец-то десерт! — Ты сам вчера доел остатки, — укоризненно заметил Гаара, покачав головой. — В большой семье рот не разевай! — Нас всего трое, — миновав ванную, все жители дома казэкаге оказались на кухне. Заняв своё место, глава деревни обратился к сыну: — Надеюсь, ты не слишком голоден. Рагу ещё в духовке. — Я чувствую, — кивнул преемник, намекая на запах. — Но смочить горло не откажусь. — То, что моя очередь готовить, не значит, что я записался в служанки, — картинно возмутился старший кукловод под выразительным взглядом младшего брата. — Хорошо-хорошо, чайник уже горячий. Вечер прошёл за обсуждением рабочих и домашних забот. Шинки вмешивался в разговор по мере необходимости — в основном наблюдая за собеседниками, используя вышивку для отвлечения от себя внимания. Самым сложным для него оказалось принять тот факт, что отцу нравятся мужчины. Всё время с тех пор, как его в принципе коснулась тема ориентаций, парень был уверен, что Песчаному вот это вот всё не интересно ни в коей мере (хотя в том, что дядя би, молодой песчаник не сомневался). Сам Шинки, несмотря на двадцать годков, не особо стремился связать с кем-то жизнь, и ему подобная позиция даже нравилась — он находил очередную схожесть с обожаемым родителем. Потому открывшейся истине повелитель сатецу был крайне удивлён. Если не сказать шокирован, насколько это возможно с его характером. Понимание не вызывало отвращения или неприязни — скорее недовольство собой, поскольку он, получается, плохо разбирается в предпочтениях отца. «Более того, ему нравлюсь я, так?» — размышлял Шинки, разбирая постель и переодеваясь в пижаму. — «Слона не заметил, м. Но, пока не спрошу прямо, всё ещё сохраняется шанс, что я что-то не так понял». Встретившись взглядом со своим отражением, парень гортанно фыркнул: спрашивать в лоб он не собирался. По крайней мере, в ближайшие дни. Зато посвятил их исследованиям. Дабы не привлекать к своей персоне посторонних взглядов при покупке интересных материалов (куда подпал и выпуск порно журнала с диском), преемник главы деревни использовал хенге. Заодно стал куда пристальнее следить за тем, как отец общается с окружающими. Однако Гаара «чуть-чуть странно» вёл себя исключительно с сыном — с остальными Пятый оставался дружелюбно-официальным. «Так может он демисексуал?» — предположил Шинки, перерыв всю доступную информацию. — «Раз уж больше ни на кого не смотрит. Или очень хорошо это скрывает, не зря же каге». — Мыслить о ещё одном возможном кандидате парень упорно не хотел. Это было неприятно и вызывало злость. Когда первоначальный шок от новости прошёл, преемника занял и ещё один вопрос, ответ на которой дать мог только Гаара: а почему, собственно, Шинки? Причины, по которым отец не признавался, сыну были понятны. «Я сам бы уподобился могиле, приключись со мной подобное», — заключил марионеточник, с всё угасающим интересом просматривая на перемотке злополучный диск, прилагавшийся к журналу. — «Имеет значение и момент, с которого всё началось», — неопределённо скривившись на остановленной откровенной сцене, молодой человек закрыл проигрыватель. — «Если верить моим собственным наблюдениям — не так и давно: год, может быть полтора». Особое внимание отца ему в определённой степени льстило — приятно быть центром мира для такого важного в своей жизни человека. Но полностью определить своё отношение к иной форме любви (какой бы она там не оказалась) Шинки без практики не мог. «Значит, остаётся только действовать», — решил принц Суны пойти окольными путями. Избранная тактика оказалась энергозатратной: Шинки намеренно перетруждался, чтобы отец чаще отвлекался на него. И это срабатывало, хотя, вопреки изначальному расчёту, к откровенному разговору так и не привело. С другой стороны, излишне упорное созерцание объекта «исследования» привело к тому, что парень стал акцентироваться на деталях, которые раньше считал не столь важными: Гаара всегда опрятен, аккуратен, вежлив, приятен в общении. Притягателен. «Выправка и дисциплинированность у меня от него», — сделал вывод преемник, в который раз сравнив себя с отцом. — «И мне известно, как подобное влияет на окружающих. Важно на посту главы деревни. Но не думал, что настолько цепляет». Неделя самоистязания не дала никаких результатов кроме новой волны подколок от дяди. И, вероятно, на этом мученический план бы и закончился, если бы Канкуро не собрался съездить на «денька три-четыре в Коноху», оставив племянника в качестве своей замены. Отказываться причин не было. Первый день на посту телохранителя прошёл для обоих песчаников без эксцессов, пусть Шинки и ощущал себя измотанным больше, чем обычно. При столь серьёзной задаче, как охрана казэкаге, преемник решил на время отказаться от предыдущего подхода, но организм уже дал сбой — в ночь на второй день он почти не спал. — Может, отдохнёшь сегодня, Шинки? — заметив состояние сына, спросил утром Гаара. Провести его напускной собранностью было невозможно: он отмечал усталость по другим признакам. — Всё в порядке, Отец, — сын был упрям, но именно уверенность в произнесённых словах заставила Пятого со вздохом согласиться. — Хорошо. Но если почувствуешь слабость — скажи мне. — Да, отец. И, помня важность выполняемой задачи, песчаник собирался сделать именно так, как сказал. Но ему стоило помнить, что своих желаний надо бояться. Ближе к обеду кондиционер в кабинете казэкаге начал барахлить. Мастер задерживался, а оставить помещение из-за плотного графика не представлялось возможным. Чтобы хоть как-то остудиться, Гаара расстегнул верхнюю пуговицу камзола. Шинки по уму стоило бы убрать плащ из сатецу с плеч, но песок был самым надёжным его оружием и, несмотря на отсутствие угроз (и наличие у Пятого Абсолютной Защиты), парень от этой идеи отказался. То, что с ним не совсем всё в порядке на фоне недели намеренно безграмотной траты сил, сильного недосыпа и аномальной жары в помещении, парень понимал. Но упрямство в сохранении вида перевешивало, пусть он и обещал отцу, что сообщит, если ему станет плохо. «Это собрание закончится и начнется обед. Надо сказать Отцу, что меня стоит заменить», — медленно втягивая-выдыхая нагретый воздух, размышлял Шинки. Чёткость мышления начинала пропадать и ему было особенно стыдно за то, что он умудрился довести себя до такого состояния по столь глупой причине, как провокация Пятого на разговор, который тот проводить не хотел. — «Оба хороши. Как бы ни была странна тема, стоит всё обсудить только вдвоём, как ты сам меня и учил, Отец. Тет-а-тет», — переведённый на Пятого взгляд выражал больше состояние утомления, чем уверенности. — «И, всё же, у него столь соблазнительный вид с расстёгнутым воротом». — Парень даже пришёл в себя на несколько секунд, когда осознал, что именно подумал. — «Стоп. Что?» Но мысль коснуться шеи мужчины уже упала в раскалённое сознание и начала тлеть, с каждой минутой вспыхивая углём нового безумного желания. «Не помню, когда последний раз не мог связно думать из-за жары». — «И пахнет он приятно, уткнуться бы носом в грудь или зарыться в волосы». — «Дело плохо. Кажется, у меня тепловой удар». — «И руки у него холодные даже в такую жару, положить бы их себе на лоб или лучше…» — «Надо убрать сатецу. А… он итак уже понемногу ссыпается — теряю контроль. Отец явно заметил». — «Мне же лучше, можно упасть прямо на него». — «В обморок, как не профессионально». — Шинки! — Гаара подскочил с места, стоило двери закрыться за последним джонином. — Отмени технику немедленно и сядь. Только было уже поздно — когда они остались вдвоём, парень дал слабину и начал терять сознание, последним усилием выбрав угол падения в сторону мужчины. Уже в тумане ощутив, как голова коснулась плеча отца, повелитель сатецу улыбнулся и прошептал: — Ты красивый. Пробуждение после теплового удара не могло быть приятным: голова раскалывалась, тошнило, а слабость, растекающаяся по телу, не позволяла даже сесть. Обретающему четкость взгляду принца Суны предстал потолок палаты в медицинском крыле резиденции. — Как вы себя чувствуете, Шинки-сама? — повернувшись, преемник Пятого убедился, что голос принадлежит женщине-ирьёнину. — Сара-сан… — в руки этого медика он обычно передавал своих перетрудившихся подчинённых, впервые оказавшись в пациентах сам. — Терпимо. — Хорошо, что обошлось без капельницы, — протянутый стакан воды Шинки охотно принял. — Но вы совсем себя не бережёте. — Отец расстроился? — вопрос был больше риторическим. Парень знал, что получит выговор дома. — «И поделом». — Казэкаге-сама заберёт вас вечером, — Сара улыбнулась, забирая опустошённый бокал. — А пока отдыхайте. Я буду в соседней комнате. — Снова наполнив сосуд, она оставила его на близстоящей тумбе в комфортной досягаемости для руки пациента, а сама направилась к выходу. — И завтра у вас выходной. Это наказ врача. — И Отца, — сообщил в пустоту Шинки, оставшись один. — «С десяти лет таких глупостей не выкидывал». Закрыв глаза, он откинулся на подушку. В голове ещё шумело, но чувствовал шиноби себя лучше, чем перед тем, как потерять сознание. «Что это вообще было? Не сказать, что я порно пересмотрел», — вспоминая то, что произошло последним, пытался понять собственные действия сын Гаары. — «Да, любой адекватный человек (даже если это мужчина-не-гей) скажет, что Отец привлекателен. Но я… Мне хотелось обнять его, коснуться шеи, зарыться в волосы… только из-за того, что перегрелся?» — Шинки знал, что до галлюцинаций не дошло, хотя лёгкая спутанность сознания в тот момент у него присутствовала. — «Была ли для подобных желаний другая причина?» — Повернувшись на бок, Шинки взял воду и сделал ещё пару глотков, вернул стакан на место. Устроился как мог удобно. — «Перекрутил себя?» Окажись на его месте, скажем, Арая, преемник Пятого мог бы допустить, что человек надумал себе лишнего. Сам же он был слишком рационален и собран, чтобы хоть какое-нибудь из его намерений возникло просто так. «В таком случае ответ может быть только один», — помня, что отец вернётся за ним вечером, Шинки позволил себе заснуть. Разбудило его ощущение знакомой чакры. Не открывая глаза, пошевелившись под одеялом, молодой человек понял, что находится уже не на больничной койке, а у себя в спальне. К тому же без камзола, в одной футболке. — Стоило разбудить меня, — разомкнув очи, он точно знал, куда смотреть, чтобы найти Песчаного: на противоположную сторону кровати. – До дома я бы смог дойти сам, Отец. — Ты обещал, что скажешь, если почувствуешь слабость, — голос Гаары звучал привычно тихо и спокойно. Но в бирюзовом взгляде светился укор. — Выдержал бы ещё минуту — сказал бы, — Шинки откинул одеяло и сел. Меланхоличный нагоняй от отца и сама ситуация его немного злили. Но, будучи умным мальчиком, он смог подавить желание превратить долгожданный разговор в ссору. Как делал всегда. — Сегодня я израсходовал излишне много сил ненамеренно. — Он размял тело, проверяя физическое состояние — убедился, что чувства и ощущения пришли в норму. Закончив, посмотрел отцу в глаза. — Чего не могу сказать о предыдущей неделе. Реакция каге больше походила на смятение, чем удивление: как и сын до этого, он заметил перемену в поведении, но не смог добиться причины. — И что вынудило тебя так бездумно тратить силы? Несмотря на принятое днём решение, Шинки медлил в признании. «Я понимаю, почему ты молчал. Почему не хочешь говорить. Не желаешь менять наши отношения», — вместе с медленным вдохом, преемник набирался обычно достающей ему смелости и прямолинейности. — «Но уже слишком поздно». — Ваши чувства ко мне, Отец. — Песчаный нахмурился и парню пришлось добавить пояснение: — Я подслушал (хотя по факту — подсмотрел) Ваш разговор с Дядей. О том, что теперь Вы любите меня не только, как сына. Такое выражение лица сын видел у мужчины впервые: удивлённое, испуганное и полное сожаления одновременно. А отведённый взгляд окончательно убедил его в верности сделанных ранее выводов. — Я не хотел, чтобы ты узнал об этом так. — Вы не хотели, чтобы я вообще узнал об этом, — молодой шиноби пересел ближе к главе деревни. Гаара вздрогнул, но остался на месте. — Потому что это неправильно, Шинки, — усилием воли заставив себя посмотреть на собеседника, улыбнуться он уже не смог. — Я твой отец. И могу заботиться о тебе, только как о сыне. — Его плечи опустились, а голос стал совсем тихим. — Прости меня за это. Я слишком плохой родитель. Хотя последствия теплового удара за несколько часов крепкого сна почти сошли на нет, парень снова ощутил, как его тело тяжелеет — в этот раз от бури эмоций. Мгновенно пришедшее понимание собственной тяги к этому прекрасному, восхитительному, удивительному человеку тяжёлым обухом ударило парня по затылку, только чудом не накренив вперёд. Он смотрел на Песчаного и пытался осознать, как до сих пор не утонул в жажде обладать им — да это же первое, что ему стоило сделать, как только он достаточно повзрослел. — Поцелуй меня. Теперь дубиной приложили по голове уже Пятого. «С такой переменой настроений его и инфаркт хватить может», — успел подумать юноша, прежде чем коснуться губ старшего своими. Целовать Гаару оказалось до смешного приятно. Голова закружилась, а температура снова начала повышаться. — Да, ты прав, — чуть отстранившись, произнёс Шинки. Где-то под кожей жгло желание провести ладонью по груди мужчины. Парень не стал себе отказывать. — Это неправильно. — Поймав судорожный вздох каге, преемник остановил руку на его животе. — Чертовски неправильно. Он поцеловал Пятого снова, в этот раз получив ответ. — Шинки… — Молчи, — угрожающе бросил парень, стягивая с себя футболку, — иначе я остановлюсь. Гаара замолчал, полностью сбитый столку, зачарованно смотрящий, как приёмный сын раздевается. Он не возражал, ни когда Шинки неаккуратно расстегнул его камзол, с силой выдернув из-за пояса рубашку, чтобы избавиться от неё; ни когда, прижав к себе обнажённый торс Песчаного, прильнул губами к его шее. — Этого ты хотел от меня? Горячий шёпот испугал казэкаге похлеще любого кошмара, который ему приходилось помнить. Он неловким движением упёрся сыну в грудь, с ужасом смотря в малахитовые глаза. Сердце, отбивающее самбо, глухо ухнуло в ушах, после чего наступила зловещая тишина. Шинки далеко не сразу понял, что эта фраза, в контексте предыдущих признаний и извинений, больше походит на издевку, чем на попытку возбудить. — …меня. — Поспешил он исправить ситуацию. — В смысле я тоже хочу тебя. — Шинки… — Гаара ослабил упор, вымученно улыбнувшись. — Это было неоднозначно. — Мне не на ком было практиковать подкаты, — фыркнул парень, обиженно поджав губы. — Всё хорошо, — получив дозу как «хорошего», так и «плохого» адреналина, каге ощутил бессилие. — Давай продолжим потом. Сначала поговорим. Однако когда он попытался вывернуться из объятий сына, тот изменил положение и, опрокинув мужчину, своим весом придавил к кровати. — Нет. Такое привычное упрямство преемника в столь необычной ситуации позабавило Песчаного. — Думаешь, мы оба готовы к подобному шагу? Вот так сразу? — Сейчас узнаем, — в голосе сына звучала усмешка. Снежный ком ощущений подминал его, но парень не видел причин бороться с этим. Гаара невольно напрягся, почувствовав, как рука юноши скользнула по боку, направляясь к паху. — По-моему, — протянул младший, осторожно сжав его промежность, — ты не против продолжить. Пятый сглотнул ставший в горле ком. Ему не могла не нравится такая реакция сына, но всё происходило слишком уж быстро. — Не всё так просто. — Разве? — Шинки снова изменил положение, приподнявшись на одной руке. Помолчал, рассматривая лицо приёмного отца. — Румянец смотрится на тебе чудесно. — Спасибо. — Гаара чувствовал себя неловко далеко не по одной причине. Их там был целый букет от неловкости первого раза до (пусть и вполне обоснованного) страха признаться. — Тебе тоже идёт. Принц Суны тихо рассмеялся. Затем, наклонившись, носом провёл по щеке Песчаного. — Говорить комплименты мы не умеем. Но это и не важно. — Он сел прямее, продолжая пальцами водить по застёгнутой ширинке отцовски брюк. — Позволь мне сделать тебе приятно. Или ты, правда, против? Томительные десять секунд мужчина молчал, мысленно раскладывая по полочкам происходящее. — Я, конечно, «за». Но позже. — Шинки, не ожидавший такого уверенного отказа, ослабил хватку и Песчаный наконец-то вывернулся, пересев на свободную часть кровати. — Ты во мне сомневаешься? — обиженно произнёс сын, в этот раз не попытавшийся остановить старшего. — Всего лишь думаю, что тебе нужен отдых, — поднявшись, Гаара осмотрел парня с ног до головы. Он не улыбался, но глаза устало посмеивались. Наклонившись, легко стукнул пальцами по виску младшего — тот от неожиданности скривился. — Ты редко теряешь сознание от теплового удара, Шинки. — Я в порядке, — упрямо заявил кукловод. Но под бирюзовым взглядом буря чувств начала спадать, уступая место несвойственной ему неловкости от понимания, как в итоге всё обернулось. Да и отец был прав — последствия обморока ещё не до конца отпустили песчаника. «Впрочем, мне как минимум теорию стоит подтянуть», — окончательно смирившись с тем, что продолжения сейчас не будет, Шинки кивнул. За этот вариант было и то, что ему очень не хотелось ударить в грязь лицом перед человеком, любовь к которому осознал вот только что. — Хорошо. Просто поговорим, — он смиренно ровно сел на кровати, демонстрируя готовность пойти путём, который выберет Пятый. — Спасибо. Улыбка, которую ему подарил Гаара, отличалась от всех, которые Шинки приходилось видеть. Но в тот момент парень был не способен понять, почему. — Но давай за ужином, а не здесь. — Видя признаки недовольства на лице младшего, каге со вздохом добавил: — Ты даже не обедал сегодня. Да и на кухне как-то спокойнее. Прислушавшись к себе, парень вынужденно согласился с очередным верным выводом старшего. Но кое-что его беспокоило. — Я не буду уходить от темы, — видя сомнения преемника, добавил мужчина. Взял свой камзол с рубашкой, и, подумав, не стал надевать их, а перекинул через руку. Кивнул сыну накинуть что-нибудь на себя. — Итак делал это слишком долго. Успокоенный заверениями, сын послушно оделся и проследовал за казэкаге. Оставив повелителя сатецу за подготовкой к ужину, Гаара вернулся к себе, чтобы сменить одежду. Только оказавшись один, он, наконец, смог до конца вникнуть в ситуацию, ещё только поверхностно ощущая всю её особенность и невозможность. «Но как? Почему?» — пытался понять мужчина, неспешным шагом возвращаясь на кухню. — «Что я упустил или сделал, что результат оказался таким? Я ведь… плохой отец». На долгие пять секунд, что сын стоял к нему спиной, стоило переступить порог, казэкаге даже уверился, что это у него был тепловой удар и всё произошедшее ему приснилось. — Начнём? — обернувшись на присутствие, улыбнулся Шинки. — Надеюсь, говорить мы будем во время еды, а не после, — занимая своё место, добавил он. — Если ты хочешь, — не подав виду, насколько взволнован, опустился напротив Пятый. Пододвинул к себе наполненную тарелку, взял ложку. Первый вопрос возник сам и он, вопреки всей своей сдержанности и умению давать собеседнику говорить, когда удобно, спросил: — Как давно ты узнал? — Недели две, — прожевав, спокойно ответил парень. — Я давно заметил, что Отец странно себя ведёт. Но только недавно решился на слежку. Вот и подослал песчаный глаз. — Моти, — высказал догадку Гаара. Преемник кивнул. — С неделю изучал вопрос. — Он помолчал, рассматривая каге. — Узнать, что Отцу нравятся мужчины, было неожиданным открытием. — Не мужчины, — вздохнул Песчаный. Произнести следующее, несмотря на всё уже произошедшее, оказалось сложно. — Ты. — Почему я? — не ходя вокруг да около, в лоб спросил сын. — Не думаю, что у меня есть ответ на этот вопрос, Шинки, — он пригубил блюдо. Младший не стал его торопить. — Потому что ты удивительный? Исключительный? Мой сын? — казэкаге поджал губы, вновь осознавая, в какой ситуации они находятся из-за давно установленных и узаконенных отношений. — Ты очень близок и дорог мне, Шинки. Я давно и хорошо знаю тебя. Забота о твоём счастье изначально и прочно мои цель и желание. Но в какой-то момент я понял и то, что хочу большего именно с тобой. Ни с кем другим. — Несмотря ни на что? Песчаный снова не смог найтись сразу. Преемник видел, как старшему тяжело даётся разговор, но он был нужен им обоим. — Ты сам понимаешь, как много причин было для моего молчания, — прокручиваемые в голове опасения как мрак перед солнечными лучами разбивались о недавние действия сына. — Но — да. Ты единственный. — Пока Шинки обдумывал его ответ, Гаара задал следующий вопрос: — А ты? Как давно? — М? — тот моргнул, не сразу осознав суть. — А. Понял, что люблю? — не откладывая ложку, парень в задумчивости отвёл взгляд, почесав щеку. — Да вот, сегодня. С полчаса назад. Что-то внутри оборвалось. Страх отказа, вина за влечение к пусть совсем уже не ребёнку и этот неожиданный поворот с желанной тягой от того, кто, как казэкаге был уверен, никогда не ответит ему взаимностью, мгновенно сложились в головоломку ошибки молодости. «Конечно. Как я только допустил, что Шинки способен полюбить меня так», — с трудом сглотнул горечь мужчина. — «Он узнал о моих пристрастиях. Долго размышлял и, в итоге, выбрал этот путь, чтобы не ранить меня». — Так что я даже благодарен тепловому удару, который помог мне отвлечься и посмотреть на ситуацию с другой стороны, — тем временем объяснял свою логическую цепочку повелитель сатецу. — Понять, почему мне никто не был до сих пор интересен. Хотя вот так сразу осознать свои чувства… — Скорее всего, ты поспешил с выводами, сын. — Замолчать младшего заставил не столько факт того, что отец его перебил, сколько тон — отчуждённый, холодный и уставший — так Пятый говорил разве что когда был болен. — Я очень ценю, что ты выбрал такой путь, но не стоит… — Ты идеальный. Так же как Шинки по одному лишь голосу мгновенно распознал, к чему клонит родитель, человек, воспитывающий его с подросткового возраста, не смог не заметить, как стальной иглой в короткой фразе прозвенела злость. Осторожно опустив ложку на стол, юноша дал себе время остыть. Продолжил он уже спокойно, но в глубине изумрудных глаз ещё скалился поднявшийся гнев. — Вы же давно и хорошо знаете меня, Отец. Как же Вы могли допустить, что я ошибся в собственных чувствах, пусть и принял их мгновением раньше? «Потому что это то, с чем ты ещё не сталкивался» Гаара ответить не успел. — Ты идеальный, — повторил Шинки. Он поставил локти на стол, и, крепко зажмурив глаза, склонил голову, запустив пальцы обеих рук в непослушные волосы. — Восхитительный, прекрасный и приятно пахнешь. Ты самый лучший и не только потому, что ты — мой отец. На последней фразе парень выпрямился и грустно посмотрел на собеседника. — И теперь, когда я знаю, каковы на вкус твои губы, начинаю сходить с ума от мысли, что кто-то другой когда-то мог их целовать. Прижимать тебя к себе, шептать твоё имя. — Он замолчал, осенённый новой идеей. — Впрочем, я, наверное, не захочу этого знать. Не сейчас. — Значит, собственничество у тебя тоже от меня, — аккуратно вставил Пятый. Стыд и неловкость за то, что он посмел усомниться в словах и чувствах обожаемого сына захлестнули старшего. Хотя мужчина и понимал, что его реакция, в отличие от резкого осознания любви младшим, больше походила на естественную. — М? — молодой кукловод сложил перед собой руки, с сомнением рассматривая отца. — Пусть я всегда желал тебе счастья того, которое ты изберёшь сам, в глубине души… — Песчаному пришлось сделать очередную паузу. Но он чувствовал необходимость признания прямо сейчас. — На самом деле я бы хотел, чтобы ты был только моим. Сузив малахитовый взгляд, парень недовольно фыркнул: — Задобрить меня пытаешься? — Странно слышать о любви от человека, о чьих чувствах ты мечтал, но понимал, что это невозможно. Страшно было даже надеяться. — Я так плохо целуюсь? — сделал неожиданный вывод сын. — Шинки… — не выдержав скопившегося напряжения, Гаара рассмеялся. — Почему ты так решил? — Мне неприятно, что Отец мне не поверил. — Прости. — Он уже взял себя в руки. — Я исправлюсь. — Тогда сегодня я хочу спать с тобой, — парень вернулся к ужину. На долгий вопросительный взгляд Песчаного уточнил: — Просто спать в одной постели. — Ты не торопишь события? — в этот раз, в отличие от спальни, в голосе не звучало сопротивление. — Отец уже достаточно ждал. Разве нет? — А ты, значит, получишь всё и сразу, — слегка улыбаясь, мужчина так же возобновил вечернюю трапезу. — Исполню заветное желание Отца. Всегда хотел сделать что-то подобное. Не считая смены Вас на посту каге. — Доев, он задумался, взять ли добавки. Прочистил горло. — Хотя по этой части я, признаться, крайне неопытен. Отцу придётся научить меня любить. — Не думаю, что из меня выйдет хороший учитель, — выразил искренние сомнения в собственных возможностях Пятый. — Особенно в этом. — А я в тебе не сомневаюсь, — Шинки проглотил подкативший к горлу вопрос о бывших. — Так «ты» или «вы»? — тарелка Гаары тоже опустела. Сын, забрав посуду, ушёл к раковине. Вернулся с чайником и кружками. — Привычка. Хочу звать тебя по имени, — он заполнил отцовский бокал, — но окружающие поймут неправильно. — Хмыкнул. — Точнее будут думать как раз в верном направлении. А нам это не нужно. Мужчина дождался, когда его избранник займёт своё место. — Ты уверен в своём выборе? — Пока не хочу думать о последствиях, — повелитель сатецу откинулся на спинку стула, ухватив свою кружку в замок из пальцев. — Точнее, я уже большинство из них просчитал. Но, — он сел ровно. Освободил одну руку, протянув её в сторону возлюбленного, — ты стоишь даже изгнания в пустыню без снаряжения и воды. — Я плохой отец. Раз вынудил сына сделать выбор, равный смерти, — несмотря на слова, Гаара отзеркалил движение, коснувшись ладони Шинки. — Не говори так, — он переплёл их пальцы. — Ты для меня лучший. Во всех отношениях. Они говорили ещё. О Канкуро — он знает и перед ним не придётся как-то таиться. О семье — они оба пока не были уверены в том, что Нара стоит знать о них. — Догадаются, — через паузу выдал Шинки, оккупировавший отцовскую кровать, пока сам глава деревни просматривал рабочие документы в кресле. — Если уже о твоих чувствах не знают. Каге, вознамерившийся возразить, передумал. — Не исключено, — кивнул он и снова обратился к докладам. — Значит — по ситуации? — Если сами спросят, — задумчиво кивнул парень. О друзьях. Повелитель сатецу сомневался, что Арая и Йодо обрадуются его выбору. «Это сложно», — он молча сделал несколько стежков вышивки, критично осмотрел свою работу. — «Им, вроде бы, можно и не знать. Но они, как близкие для меня люди, беспокоятся о моём счастье. Хм. Надо будет как-нибудь стороной обсудить тему». — Отложив пяльцы, кукловод повернулся на бок, чтобы лучше видеть отца. — «Хотя, быть может, они даже не удивятся. Если подумать, я всегда был зациклен на Отце. На Гааре». Было странно, но тягуче-приятно думать об этом потрясающем человеке именно как о мужчине, а не о владыке Суны, приёмном родителе, своём собственном герое. Но сомнения в незрелости сделанных выводов о любви разве что царапнули Шинки кожу, подобно только что родившемуся котёнку: он всегда боготворил Гаару и ныне его чувства лишь эволюционировали, но привязанность и преданность не изменились. «Значит, он будет только моим. А я — только его». Следующий удар когтями был куда ощутимее предыдущего, потому что прилетел от давно и хорошо знакомой хищницы. Её звали ревность. «В его жизни ведь не могло не быть особенного человека до меня», — парень сел на кровати, продолжая рассматривать избранника. — «В этом плане. Но он никогда не говорил ни о ком, хотя я интересовался. В детстве». — Если что-то хочешь спросить — спрашивай, — казэкаге почти дочитал последний документ, но счёл неразумным заставлять сына ждать. — Теперь между нами совсем никаких секретов не осталось. — Я… не уверен, что хочу это знать, — юноша перевёл взгляд на лежавшую в стороне вышивку. — Отец. — Скорее ты не хочешь услышать ответ, который тебя не устроит, Шинки. — Дойдя до конца листа, мужчина закрыл папку и, отложив её в сторону, повернулся к собеседнику. — Но при этом хочешь, чтобы я был честным. — Да, — подумав, он робко посмотрел на мужчину и добавил произнесённую ранее фразу: — Собственничество у меня от тебя. — Так что ты хочешь узнать? — Песчаный склонил голову к плечу, с интересом наблюдая, как поведёт себя преемник. — Отец в два раза меня старше. — Да. — И очень привлекательный. Удивительный. Идеальный. — Не все с тобой согласятся, но допустим, — кивнул Пятый, устало отмахнувшись от теней прошлого, с которыми он с таким трудом смирился. — Отца наверняка часто приглашали на… свидания. — Это всегда больше походило на деловые встречи. — Но у них были… продолжения? — Нет. — Ни разу? — парень обнадежено оживился, выпрямившись. — Никогда. Не было ни поводов, ни оснований. — Разве это возможно? — Шинки… — Гаара осмотрел сына, решив, что пора заканчивать этот спектакль. — «Видимо все силы и смелость уже растратил». — Ты единственный с кем я рассчитывал и рассчитываю на настоящую близость. Взгляд юноши изменился. Несколько секунд он молчал, испытующе не теряя зрительный контакт с Пятым. — Настоящую? Мужчина с тихим вздохом откинулся в кресле. Учитывая, что признание состоялось, он догадывался, что когда-нибудь придётся рассказать о том случае. Точнее — ситуации. «Но, зная отношение Шинки к нему», — сдержав порыв поджать губы, Песчаный прикрыл глаза, собираясь с мыслями. — «Чему быть, того не миновать. Лучше сейчас». — Когда-то я был влюблён в Наруто, — снова посмотрев на своего мальчика, произнёс каге. Тот ожидаемо нахмурился и сделал агрессивно звучащий вдох. Предвосхищая тираду недовольства, Гаара продолжил: — Это было давно. И я, к собственному удивлению, даже признался. Только был отвергнут. Принц Суны фыркнул. Старший грустно улыбнулся в ответ. — Он просто не понял, что я имел в виду, — мужчина опустил взгляд на свои сцепленные в замок руки. — Радостно воскликнул «я тоже люблю тебя» и обнял. Казэкаге замолчал. Сын, успокаиваясь, не торопил с продолжением. — Моё сердце было разбито — мне оставалась только дружба. И я был уверен, что уже никого не полюблю. Так. — В этот раз пауза оказалась короче, а взгляд, снова поднятый на парня — тёплым и нежным. — Но однажды, когда взглянул на уже взрослого тебя, почувствовал то же, что и тогда. «Тем тяжелее мне было осознать, что это чувство вновь пробудилось к недоступному для меня человеку», — Гаара так произнести и не смог. — «Хотя, теперь очевидно, что в этот раз мне повезло куда больше». — Когда? — вопрос прозвучал резко. Но мужчина не мог винить своего избранника в столь эмоциональной реакции. — Помнишь миссию в стране молнии? — Шинки кивнул. — Тебя не было два месяца. А я, как оказалось, всё ещё пребывал в родительском тумане восприятия тебя, как ребёнка. — Он коротко усмехнулся над собой прошлым. — Стоя на резиденции, искал среди возвращающихся невысокую фигуру, укутанную плащом сатецу. Только когда вы подошли, с удивлением понял, что ты уже на голову выше меня. И больше уже не подросток с колючим взглядом. А состоявшийся, притягательный юноша. Ненамеренная лесть сгладила эффект от признания в первой любви — сын перестал злиться. — Думаю именно с тех пор я и начал смотреть на тебя иначе. Пусть долго себе не хотел в этом признаваться. — Считал это чувство недостойным? — парень встал и приблизился, опершись о кресло ладонями. — А как иначе? Я твой отец, — расцепив пальцы, Гаара поднял руку, чтобы коснуться головы преемника. — Но сердцу не прикажешь. В конце концов, последние месяцы я безуспешно пытался побороть возникшее к тебе влечение. — И, в итоге, почти поцеловал тогда? Удивление вспыхнуло в бирюзовых глазах. «Хотя что это я, в самом деле». — Да. Сын ответил не сразу, позволяя старшему погладить свои волосы. — Меня раздражает Седьмой, — собравшись, недовольно буркнул он. — Я знаю, — улыбка каге осталась всё такой же тёплой. Неприязнь сына к Наруто он заметил ещё с первых дней их семейной жизни. — Ты всё ещё любишь его? — Шинки недовольно сузил малахитовые глаза, внимательно смотря на Песчаного. — Только как друга, — ответ был искренним. Пусть где-то в глубине души Гаара сомневался, что его ревнивый мальчик в это поверит. Однако сын уже достаточно повзрослел. — Значит, — медленно произнёс преемник, — ты только мой? — Конечно. — Мужчина взял лицо избранника в свои ладони. — Даже если спустя время ты выберешь кого-то ещё. Шинки окончательно растаял. Подавшись вперёд, он поцеловал старшего. И, крепко обняв, произнёс: — Разве это возможно.