***
— Её Величество желает увидеться с вами, Ваше Высочество, — громким голосом сообщает Хуан, и я, пытаясь расслабиться, вхожу в покои мужа. Когда тот снисходительно отвечает, стража открывает передо мной двери в помещение. Первым бросается в глаза роскошно обставленный интерьер. Хотя чего я ожидала, входя в покои самого жестокого и богатейшего губернатора испанского доминиона? Второе — достаточно большая деревянная ванна, в которой, спиной ко мне, сидит Офелия. Видимо слухи, что мне говорила Лоренза, правдивы, и у губернатора, точнее у моего мужа, есть любовница. Вот только меня это совершенно не задевает. Всё-таки он не тот, за кого я вышла замуж по любви. Так какой толк ревновать того, кто элементарного уважения не имеет к своей жене, то есть ко мне? Но почему же Офелия, эта опальная дама в розовом, не покинула этот замок? Более того, она даже завела пару интрижек на стороне, предавая крепким рукам других слуг. О да, его Величество знает толк в своём окружении! Третье, что я замечаю… он. Диего стоит спиной ко мне, облачённый в самые лучшие ткани не то, чтобы страны, — целого мира, и вдруг поворачивается ко мне, и я, затаив дыхание, смотрю на него с неким восхищением и… удивлением. Не верю. Не могу поверить в то, что мой муж такой… прекрасный. Даже безобразный шрам не мог испортить его лицо в этот момент. Получается, слухи могут лгать, раз мой муж такой? — Ваше Высочество, — опомнившись, где я и зачем явилась в его покои, склоняю голову в знак уважения к губернатору, который является моим мужем, как бы сильно я этого не хотела, — приветствую вас, — добавлю, на что он коротко кивает и шагает в мою сторону. Зажмурив глаза, я пытаюсь поправить своё дыхание, совладать с которым становится всё сложнее и сложнее. — Любимая, — ласково произносит он, на что я, удивившись немного, поднимаю голову и не успеваю это сделать, как он проходит рядом со мной и оказывается перед той самой. Перед Любовницей. Перед Офелией. — Я, — начинаю без капли стыда от увиденной картины: губернатор, скинув с себя одежду, присоединяется к своей любовнице и обнимает её, вдыхая аромат девичьего тела, — пожалуй, откланяюсь, — смотря куда угодно, только не на них, ведь лицезреть эту картину неприятно, хоть я не испытываю к мужу ничего, добавляю: — С вашего позволения, — коротко кланяюсь и спешу к выходу, пока не раздаётся его голос: — Я не разрешал тебе уйти, — я покрываюсь мурашками то ли от страха, то ли от холода, — моя королева, — больше с сарказмом добавляет Диего. Хмыкнув, я начинаю смеяться как ненормальная. Точно, не королева — губернаторша. — Ты… — он удивлён, это было трудно не не заметить по его голосу, что приобрёл иные нотки. Гордо вскинув голову, я поворачиваюсь к «мужу», окидываю его и Офелию холодным взглядом, прибавляю: — Счастлив? — Что? — растерянно спрашивает он. — Вы, — смотрю теперь на его любовницу, Офелию, затем на двоих одновременно, — счастливы? — Ваше Величество, — изменившись в лице, его любовница пытается вставить что-то, но я успеваю её перебить: — Любовницам слово не давали. И тебе, видимо, стоит напомнить, перед чьим мужем ты сейчас сидишь в обнимку полностью обнажённая, — от стыда Офелия пытается прикрыть свою наготу и тянется к полотенцу, что лежит на стуле. Но я ловко беру его в руки так же, как и её одежды с одеждами мужа, и отхожу в сторону. Вижу в ответ гневное выражение лица Диего. Мне бы побояться его, как-никак, он может одним лишь щелчком обезглавить меня здесь и сейчас, но мне не страшно. Ни капельки. — Совсем страх потеряла? Живо верни то, что взяла! — он смотрит на меня тем взглядом, который мог бы пробить дыру в моей душе, если бы такое было реальным. Почему-то я усмехаюсь. По всей видимости, это нервный смех. И такое же поведение уж точно ему приходится не по душе, и Диего резко поднимается, игнорируя собственную наготу передо мной и своей любовницей. Он грозно окидывает меня взглядом, но останавливается на моей руке, где виднелись синяки. Заметив, на что он так смотрит, я быстро закрываю место синяка, пока Диего не подходит и берёт меня за руку, в гневе и не замечая, как больно сжимает её. — Пустите, — добавляю я, пытаясь не показывать свою боль. — Тебе больно? — вопросительно посмотрев на меня и получив ответ на свой вопрос, сам себе отвечает: — Больно. — Его хватка ослабевает. — Кто это сделал? — сжимая руки в кулаки, он выглядит как никогда злым. — Твоя, — мы давно отбросили формальности, но это мало волнует меня, делаю я акцент на этом слове, указывая взглядом на ванну, где сидит его любовница, — любимица. Офелия, может, расскажешь, как ты прокралась в мои покои глубокой ночью и, вырубив меня, жестоко избила? Диего выглядит задумчивым. Знаю, он думает о сплетнях, что Офелия пытается всегда меня уколоть словами и даже убить. Как я хорошо придумала — распространить за несколько дней во дворце слухи об этом. А мои синяки на теле только подливают масло в огонь. Бедняжка Офелия застывает в шоке, не в силах что-либо вымолвить. А когда говорит, запинается на ходу: — Я… Я… Ваше Высочество, это ложь! Меня пытаются оклеветать! Только послушайте меня и…! — Доказательства! — не дав той договорить, он снова сжимает руки в кулаки, поворачиваясь к ней, указывает на мои синяки. — Перед моими глазами. Нет причин оправдываться. Сознайся в том, что ты недолюбливала меня и, ослеплённая ревностью, готова была пойти на что угодно, если хотя бы хочешь быстрой смерти, иначе… — Да, — она пускает слёзы. — Но… — Тебя обезглавят, — слова прозвучали как вердикт. Диего разочарован. Его глаза выдают некую тень разбитого сердца, которую он упорно пытался не показывать другим. — Но… Ваше Высочество! Этого не может быть! Я не могу… Нет! — Офелия протестует и, нагой оказываясь перед Диего, хватает за его руки, рыдая взахлёб, пытается внушить ему, как сильно любит. Но он не поддаётся, и она, отбросив всю свою гордость, обрушивается передо мной на колени, моля со слезами на глазах, держа за подол моей одежды: — Прошу, Ваше Величество! Молю, измените приказ Его Высочества! Вы ведь хорошо знаете, что я бы не пошла на такое? Как я бы посмела? — Вот именно, как бы ты посмела. Офелия застывает в изумлении. Я убираю её руки со своей одежды. Она падает на пол. — Выйди, — протянув ей одежду, я остаюсь такой же, как раньше, невозмутимой. Любовница накидывает на себя одежду, оставляет нас наедине. Понимает бедняжка, смерти не избежать, остаётся смириться. Услышав звук закрывающихся дверей, я смотрю в сторону мужа. Пытаясь притвориться, что он не видит меня, Диего приседает на свою кровать, пускает пятерню в волосы, откидывая их назад, словно пытаясь унять нарастающую волну слёз в уголках глаз. — Я думал… Я верил, что она любит меня и будет хорошей, в отличие от тебя, и я даже хотел сделать её новой губернаторшей. — На его признание я молча киваю, убеждаясь, что мои предположения вполне правдивы, и шагаю ему навстречу. — Но она… — Не дав ему продолжить, я заключаю его в свои объятия и шепчу: — Не держи всё в себе и поплачь. Быть может тогда тебе станет легче, — мои слова звучат внушительно, и он рыдает, захлёбываясь слезами, обмякая в моих руках. — Я был слепым и не замечал тебя рядом с собой, — бросает Диего, на что я незаметно для него расплываюсь в коварной улыбке. Да, ты слеп. Настолько, что не заметил очевидное: Офелия ничего не сделала. Эта трусишка только рядом с тобой могла показаться способной постоять за себя, хотя на деле и мухи не обидит, собственными руками уж точно. Безусловно, об избиении меня и речи быть не может. Скорее я подниму на неё руку, нежели она. Но эти слёзы от самого Диего де Очоа, неужели грозный властитель теряет хватку, пока я чувствую пустоту? Словно все эмоции одномоментно выветрились, потеряли свои полутона и оттенки. Ах, милая Адель, как же неосмотрительно ты оступилась прошлой ночью! Никто не узнает, как после Лоренза, утирая слёзы, грубо стягивала твои нежные запястья, — подумала я, скрывая усмешку. Оставлять на себе синяки было трудно, но всё же я смогла это сделать. Было ли это так болезненно, как ожидалось? Весьма, разве что мысль об устранении ненужной соперницы из сердца нелюбимого мужа заполонила весь мой разум. Теперь я пожинаю плоды своего труда: Офелию ждёт смерть, и место в сердце Диего мне обеспечено… Но доставляет ли мне это великую радость? Едва ли. — Отныне я буду ценить тебя. Моя истинная любовь одна. И это ты. Только ты. Поэтому, прошу, дай мне шанс исправиться. Я излечу все раны, которые ты заработала из-за меня. Прошу… Мне совершенно неважно, что ты сейчас говоришь мне, ведь главное для меня в данный момент — шанс отомстить. За всю боль, которую ты причинил мне, я безоговорочно отомщу. Без этого я уже не я. В тот день из-за твоего предложения в сердцах «подруг» поселилась ненависть по отношению ко мне, а Манта оставил меня. Для нашей клятвы ещё настанет время, это вовсе не тот самый неистовый страх перед одиозным Диего де Очоа, способным превратить жизнь любого, кто дотронется пусть и не горячо любимой, но всё же женщины, в ад. Благодаря ему, этому Диего, я увидела то, кто является мне другом, а кто — врагом. И что в итоге? Много недоброжелателей и ни одного друга. Вся моя команда плавно растеклась по всему миру, но они были не в счёт — нечаянные союзники, купленные или задобренные. Они не видели моё восхождение в этот замок, где меня прозвали не самыми лучшими словами, что звучали в моих ушах эхом, давая предательским слезам выйти наружу. Из-за Диего я даже пыталась покончить с собой, но Лоренза, моя единственная подруга во всём этом мраке, спасла меня. Она не оставила меня, как остальные, кто отправился бороздить моря или продолжать свою спокойную жизнь в своих доминионах. Мои чувства смешиваются в какой-то неизведанный мною микс, и я не знаю, что сделать. Отомстить ему за всё пережитое и уйти далеко-далеко в другую сторону моря? Или же забыть? Просто забыть всё это, как обычный жуткий сон, и начать всё заново, как он и хочет, дав ему шанс. Забыть и то, как нежно обнимало моё тело солёная вода и эти ледяные объятия Харона. Гладя Диего по его лицу, что выглядит мило, пока он спит, я замечаю, как моих губ касается… улыбка. Впервые за всё время пребывания в таком непростом месте, как замок, я чувствую, что улыбаюсь. По-настоящему, искренне. Последний рывок перед тем, как птица феникс сгорит в неистовом огне, но восстанет ли? «У меня есть время подумать», — мелькает у меня в голове, и я, продолжая гладить спящего на моих коленях мужа, улыбаюсь, слыша плач служанки, некогда любимой женщины мужа. Меня больше не трогают мысли о жестокой расправе над собственным мужем, долгие пытки или мольбы пощады. Харон ведь говорил, что однажды этот мир потеряет свои истинные краски, а эмоции притупятся. На голову Его Величества тихо опускается подушка, пока я тихонечко напеваю колыбельную. Рано или поздно любой сказке приходит конец, неважно, как он плох или хорош. Диего де Очоа не заслужил ничего хорошего, так пусть получит же по заслугам. Кажется, настало моё время. Смятение в голове скрывалось за напускным спокойствием, даже холодностью. Не теряя больше времени, я спокойно возвращаюсь в свои покои и только теперь понимаю, что меня ждёт. Просто мои муки внезапно оборвутся под тяжестью пыток. Вот только такая участь постигнет Офелию, не меня. — Лоренза? — Служанка откладывает свои карты в сторону, подходит ближе. Я достаю дневник и протягиваю его ей в руки. Кажется, она кое-что понимает… — Сохрани это, прошу тебя. Глаза Лорензы округляются, она словно не верит своим же верным союзникам — картам Таро. — Ваше Величество?.. — Это важно, моя дорогая, — тихо отзываюсь я, затем добавляю: — Спасибо тебе за всё. И прощай.***
Море словно звало меня, манило полночной прохладой, нежным отблеском звёзд на спокойной воде. Даже ветер и волны не хотели портить этот животрепещущий пейзаж. Кажется я успела прожить свою лучшую жизнь, пусть и последние годы медленно убивали меня ограниченностью стен. Где-то вдалеке вздымается солёная вода. На доминион надвигается невиданной силы шторм, но я крепко стояла, ожидая своего часа. Пока бушующие волны медленно и неотвратимо шли в сторону бухты, я снова и снова прокручивала в голове воспоминания. Та самая Аделаида, адмирал небольшой, но мощной флотилии, что в однажды смогла пошатнуть тиранию самого Диего де Очоа. Первые кровавые мозоли, голод, иногда даже холод, море выпивки и крепкое плечо старых боевых товарищей. Знали бы они, чем обернутся все наши приключения… По коже пробежали мурашки, первые дождевые капли упали на песок. — Впечатляет, — усмехнулась я. — Впрочем, это не глаз бури и даже не ревущие сороковые или неистовые пятидесятые. Порывистый ветер оборачивает тело в пелену из холода и едва ощутимой тьмы. Мой Харон, он заберёт меня в царство теней и мы будем счастливы, пока забвение не сотрёт меня начисто. Вдоль берега у самой кромки воды словно разлили чернила, ноги сводило лёгкой судорогой. Мой Манта, он пришёл за мной. — Здравствуй, моя прекрасная Адель, — слышится обволакивающий холодом голос, тьма приятно окутывает меня в свои ледяные объятия. — Пусть твоё время ещё не пришло, но я заберу тебя с собой.